Он превратил её в хнычущее, задыхающееся месиво. Так же, как он делал с бесчисленными другими до неё, и так же он будет делать с другими после, но было что-то такое удовлетворяющее в том, чтобы довести эту конкретную женщину до такого состояния. Может быть, это потому, что Мария была такой отстранённой и незаинтересованной в происходящем вокруг. Или, может быть, это было потому, что он знал, что никогда не сможет по-настоящему обладать ею. Она была призом, на который он никогда не сможет претендовать, независимо от того, сколько раз он доводил ее до этой грани экстаза. И это знание только делало все ещё более восхитительным. Диковинный зверёк, который хочет ему подчиниться, но это идёт вразрез с её природой, из-за чего Мария всё ещё сопротивляется ему.

Его язык кружился вокруг клитора, смакуя её вкус. Йозеф мог чувствовать пульс, чувствовать тепло, исходящее от неё. Это было опьяняюще, и мужчина пил это, как хорошее вино. После долгого мгновения он отстранился, оставив Ридель дрожащей и нуждающейся. Он не мог дать ей больше, не заходя за черту, которую он не был готов пресечь. На данный момент, во всяком случае. Он двигался вверх по нежному телу, целуя на ходу, оставляя свои укусы на коже. Зелёно-карие глаза сверкали смесью отвращения и очарования, когда он смотрел на Марию, раскинувшуюся под ним. Девушка была ходячим противоречием — такая чопорная и правильная в своей форме надзирательницы, но она так охотно подчинялась его прикосновениям. Йозеф почувствовал, как дрожь возбуждения пробежала по его позвоночнику при мысли о том, чтобы проникнуть под её кожу ещё глубже. О том, чтобы превратить её в бездумную прислугу, жаждущую подчиняться каждому его приказу, начиная от становления на колени, и заканчивая убийством. Но сначала он насладится этой сладкой капитуляцией. Его руки свободно бродили по её спине, ногти впивались в кожу достаточно сильно, чтобы оставить лёгкие синяки. Он знал, что она будет носить их с гордостью, как тайный знак своего позора.

— Я мог бы съесть тебя живьем…

Его голос был тихим и гипнотическим, призванным подтолкнуть Марию ближе к краю. Заставить умолять, как словесно, так и физически. И как же Йозеф любил, когда она умоляла.

По телу Марии прошла новая волна возбуждения и стыда. Она до крови прикусила нижнюю губу, сдерживая жалкий скулёж, когда зубы мужчины сомкнулись на её шее. Он наказывал её — она это точно знала, но не понимала, за что. Боль вернула девушку в себя, и она напряглась в его объятиях. Однако было слишком поздно, Йозеф уже попробовал её кровь, и жаждал большего. Его зубы снова царапали кожу, едва не задев пульсирующую вену под ней. Предупреждение, что он зайдет так далеко, но не дальше — Марии придется пока довольствоваться собственными страданиями. Руки Йозефа скользнули выше, к плечам, а затем к лицу. Его большие пальцы прошлись по скулам, впиваясь в мягкую кожу, когда он заставил её взгляд встретиться с его собственным. Эти стеклянные, зелёно-карие глаза, казалось, высасывали саму жизнь из её тела, оставляя Марию чувствовать себя истощенной и использованной, даже когда он продолжал гладить и изводить ее.

— В чем дело, Мария? Не говори мне, что ты так быстро устала? — Его тон был насмешливым, жестоким, подстрекающим молить о пощаде.

Йозеф почувствовал, как дрожь пробежала по её телу, и волна ощущения собственной силы прошла сквозь него. Это было то, ради чего он жил, что заставляло его чувствовать себя по-настоящему живым. Страх, боль, беспомощность — всё это смешалось в опьяняющий эликсир, которого он жаждал. Йозеф чувствовал, как колотится сердце Марии, как она дышит короткими вздохами, пока балансирует на краю. Он мог ощутить точный момент, когда сопротивление наконец сломилось, и она упала в пропасть, которую он же для неё создал. Её тело обмякло. Довольная улыбка расползлась по лицу мужчины, его глаза сверкали удовлетворением. Вот что значит иметь власть, быть богом среди простых смертных. И Йозеф упивался этим, даже когда маленькая часть его задавалась вопросом, будет ли он когда-нибудь удовлетворен. Будет ли когда-нибудь достаточно боли и страха, чтобы утолить его жажду этого.

Его руки не отрывались от девушки, когда он наклонил голову, захватывая её расслабленные губы в глубоком, пожирающем поцелуе. Это был поцелуй, который одновременно покорял и развращал, и он оставил Марию с чувством полной и абсолютной принадлежности.

Когда поцелуй наконец прервался, Йозеф поднял бровь, глядя на Марию, внимательно изучая её реакцию. Он видел смятение и дезориентацию в голубых глазах, конфликт между той частью, которая жаждала его контроля, и той, что восставала против этого. Это был взгляд, который он хорошо знал, тот, который он видел бесчисленное количество раз прежде. Это был взгляд женщины, которая идеально подходила, чтобы быть его.

— Теперь ты понимаешь, Мария, — тихо спросил он, — зачем ты здесь?

Его глаза были напряжены, когда он изучал надзирательницу, ища любой признак неповиновения или сопротивления, но все, что он видел — извращенное чувство спокойствия, признание девушкой собственного места. Этого было достаточно, чтобы сердце доктора наполнилось гордостью и удовлетворением. Это было его творение, рожденное из самых темных желаний и самых зловещих намерений. И она была идеальна.

Она кивнула и облизнула губы. Мучительно медленно, так, что Йозеф внимательно проследил за каждым движением её языка. Эти двадцатилетние кокетки сводили Менгеле с ума, и он всё равно каждый раз попадал в их ловушки, как какой-то юнец. Медленная, жестокая улыбка расползлась по лицу Йозефа — каждое её движение посылало электрический разряд по его телу. Он знал этот взгляд, эту тонкую маленькую демонстрацию соблазнительного мастерства. Это был взгляд, который говорил: «Я знаю, как свести Вас с ума. Я знаю, что сделать, чтобы Вы потеряли контроль». И Йозеф должен был признать, что это срабатывало каждый раз.

— Ох, Мария, — промурлыкал он, проводя пальцем по всей длине ее горла, — Ты понятия не имеешь, что ты делаешь со мной.

Его голос — низкий и угрожающий, но в нём можно было уловить намёк на что-то ещё. Что-то почти похожее на… Мольбу. Как будто Йозеф отчаянно хотел, чтобы эта молодая, коварная девчонка довела его до грани безумия. Маленькие игры Марии были палкой о двух концах. Они волновали Йозефа до глубины души, разжигая пламя его садистских желаний до новых высот. Но для Марии они — необходимый механизм преодоления, способ сохранить рассудок посреди такого ужаса и разврата. Когда Йозеф размышлял об этом, он понял, что их извращенный маленький танец стал неотъемлемой частью его повседневной рутины. Это был самый яркий момент его дня, единственный момент, когда он мог на мгновение отложить в сторону обязанности своей должности и просто предаться своим самым тёмным удовольствиям.

И Мария, дорогая, идеальная Мария, была ключом ко всему этому. Однако…

— Мы продолжим позже, дорогая.

***

Казалось, с отсутствием доктора Йозефа Менгеле облегчённо выдохнул весь лагерь, включая сотрудников. Мужчина временно не стоял на своём привычном месте при распределении новоприбывших заключённых, указывая куда их отправить: вправо или влево. Легче было всем, кроме неё.

Шестерёнки в голове Марии замерли. Она так привыкла к тому, что тьма Йозефа была её единственным фокусом, что мысль о другой женщине, которая возобладала над этим зверем, ошеломляла. Это заставило девушку почувствовать себя уязвимой, беззащитной. Как будто она была не более чем запасным колесом.

— Да-да, этих сюда. — наконец сухо выдавила она, пытаясь сдержать дрожь в голосе, отвечая на пропущенный мимо ушей вопрос.

Трудно было совместить мужчину, которого она создала в своем сознании, с этой… Этой тенденцией думать о его жене. Ирена, да? От этой мысли у Ридель выворачивало живот. Так вот каким Йозеф был на самом деле, за маской контроля, которую он так хорошо носил. У него был дом, семья, мечты за пределами лагеря. А Мария была просто… Тем, чем он занимался в свободное время.

Её сердце было наполнено печалью на грани отчаяния. В голове будто что-то щелкнуло и рука девушки крепче сжалась на рукояти стека. Голубые глаза остекленели, проходясь холодным взглядом по, казалось, бесконечной веренице узниц. Та женщина наверняка была лёгкой и утонченной, никогда не знавшей трудностей жизни. Ей не нужно было работать, только быть красивой, пассивной и милой в своих дорогих нарядах и украшениях, ожидая своего мужа с работы. Мария закрыла глаза и сглотнула. Её Йозеф всё равно в конечном итоге возвращался к Ридель. Ведь правда?