— Расходитесь по домам, рабочий день окончен.
Катамицу-сэмпай прислонился к картонной перегородке возле стола Катсуки.
— Иди, говорю, домой.
Бакуго поднял на него тяжелый взгляд. Он, видимо, держался последние сутки только на кофе и энергетиках. На столе были разбросаны фото с места преступления, отчёт о вскрытии жертвы, карта с предполагаемым маршрутом преступника.
Сэмпай вздохнул и покачал головой.
— Преступник не поймается быстрее от того, что ты тут сидишь и пучишь глаза от натуги. Иди и выспись. Завтра, со свежей головой всё ещё раз просмотрим.
— А вдруг мы упустили какую-то деталь? — Катсуки упрямо мотнул головой.
— Вот же мелкий паршивец, — сэмпай шикнул на него, — не перечь старшим. Иди уже, не действуй на нервы.
Бакуго размял затёкшую шею и всё же встал из-за стола. Правда, неловко покачнулся при этом. В глазах аж потемнело, а поясница отдалась ноющей болью от долгого сидения в одной позе.
— Сам дойдёшь до дома?
Сэмпай всегда прикрывал своим неизменным ворчанием заботу о Катсуки. Что уж говорить, привязался он к этому взбалмошному юнцу, сразу после выпуска из Академии его взял.
— Порядок.
Бакуго положил материалы в рюкзак, под неодобрительное цоканье Катамицу, выключил свет настольной лампы и пошёл домой.
Засунув руки в карманы, он пинал носками кроссовок камушки и хмурился. Всё совершенно не клеилось. «Висяк» действовал на нервы, как заноза под ногтем. Школьница жестоко убита, родители вне себя от горя, а полиция ничего не может. Как Катсуки ни бился, ни старался, а толку ноль.
Он заглянул в супермаркет, купил шоколадки. Не мог искоренить в себе эту дурацкую привычку — заедать стресс сладким. Ему казалось, что даже курить он бросит с большей легкостью, чем кусочничать, как хомяк, батончиками, конфетами и мармеладками.
В продуктовую корзину полетели куриное филе, рис, хлеб, ещё кое-что по мелочи, пачка шоколадных конфет, клубничное молоко и кофе в банках.
Катсуки расплатился на кассе, подхватил пакет и пошёл к дому. Глаза слипались, идти ровно было тяжеловато. Если после ужина поспать пару часов, станет ли полегче? Но Бакуго догадывался, что если закроет глаза хоть на пару минут, то проснётся только утром, и до этого его не поднимут даже десять будильников.
Из переулка донеслась громкая музыка. Катсуки поморщился и обернулся на звук.
Там было двое подростков. Один рисовал баллончиком что-то на стене, скорее всего нецензурную надпись и от чего-то смеялся, не переставая. Второй сидел рядом на корточках с сигаретой в зубах. Рядом лежали скейтборды. Ох уж эти малолетки. Катсуки мог бы просто проигнорировать шалопаев, пойти своей дорогой. Не его это, собственно говоря, дело. Но полицейская муштра дала свое.
— Эй, а ну выключите, хулиганье! — он подошёл ближе.
Парень, стоявший у стены, посмотрел на него насмешливо, но в то же время с вызовом, как будто готовый напасть в любой момент. Видно, участвовал не в одной драке, даже шрам над бровью схлопотал. В ухе у него красовалась серьга, а волосы каким-то немыслимым образом он уложил в высокие шипы. Панки вроде были в моде лет тридцать назад, нет?
— Старик, тебе чего? — он оскалился в ухмылке. Зубы у него как будто акульи, неприятное зрелище.
— Говорю, собирайте свои краски и валите по домам делать уроки, — с нажимом повторил Катсуки.
Парнишка закатил глаза.
— Какие ещё уроки, старик? Тебе чего надо?
Катсуки оскорбился на «старика». Ему всего двадцать пять!
— Вас в полицию отвести за нарушение общественного порядка? А, поганец мелкий?
Тот, что сидел на корточках, похоже, был посдержаннее своего дружка. Он быстро подошёл к ним и предостерегающе взглянул на пацана, качнув головой.
— Дядь, давай мы просто уедем, окей? Кирибро, погнали, — он уже подхватил сумку и скейт.
Красноволосый цыкнул, но послушался.
— Эй, я с вами ещё не закончил! Ну-ка стоять!
Но парни уже выезжали из переулка. Кирибро, — вроде так его назвали, — обернулся и показал Бакуго средний палец и высунул язык.
— Прощай, старик! — а потом расхохотался.
Блондин поморщился. Происшествие окончательно испортило и без того поганое настроение. Догонять их он не станет. Главное, чтоб под машину не попали.
Квартира встретила его невымытой кофейной кружкой и ковшиком от рамена и двухдневной пылью. Катсуки тяжко вздохнул, поставил пакет с покупками на стол, попутно отправляя конфету в рот. Можно было конечно постараться и растянуть упаковку на несколько дней, но Катсуки знал, что не удержится и съест всё за вечер.
Он сварил рис, пожарил курицу, открыл банку пива. Ещё один одинокий вечер. Не то чтобы он сильно страдал из-за отсутствия второй половинки. Когда шёл в полицию, прекрасно понимал, что скорее всего женится на своей же работе. Но иногда хотелось, чтоб его кто-то встречал, когда он весь уставший и голодный возвращался домой.
Бакуго быстро поел, помыл посуду, взял ещё одну банку и прошёл в гостиную. Разложил материалы на столе, достал записную книжку и ручку.
Жертву звали Нишимия Мэй. Шестнадцать лет. Первогодка старшей школы. Родители её среднего достатка, совершенно безобидные люди. Ни у кого в долг не брали, ни с кем не ссорились.
Мэй не вернулась домой из школы, родители тут же забили тревогу.
Девочку нашли спустя три дня после пропажи. Ей проломили голову тупым предметом, предположительно, камнем или битой. Раздели догола и изнасиловали, засунув бельё в рот.
Катсуки ещё год назад перестал чувствовать тошноту при осмотре тел, но сейчас смотреть на фото было неприятно.
Он устало вздохнул, потёр глаза до белых узоров. Зацепок ноль. ДНК в базе не нашли, отпечатков не осталось. Полный и беспросветный голяк. Камеры засекли только то, что погибшая выходила из автобуса. Больше её никто не видел.
Катсуки бросил взгляд на профайл преступника.
На самом деле, эти характеристики подходили практически под любого преступника с отклонениями на сексуальной почве. Проблемы с родителями, возможно, насилие в детстве, травля и унижение, неудачи на любовном поприще и боязнь женщин. Такое можно увидеть у каждого второго преступника. Как найти нужного?
Бакуго тяжело вздохнул, положил голову на диван и мгновенно отрубился, хотя совершенно этого не хотел.
Сон бодрости не принёс. Катсуки вяло поплёлся в душ, потом быстро схомячил батончик, надел первые попавшиеся джинсы и клетчатую рубашку, сложил бумаги и фото в рюкзак и отправился на работу.
Он остановился сбоку от входа покурить и увидел презабавную сцену. Тсукимия-сэмпай под локоть тащил вчерашнего пацана в участок. Успел что-то натворить, пока Катсуки спал?
Бакуго усмехнулся, затушил бычок об урну и вошёл в здание. Надо вернуть документы.
Спустя час он спустился на первый этаж за кофе. Каково же было его удивление, когда он увидел «Кирибро», всё ещё сидящего на лавке.
— Сэмпай, что это за малец?
Тсукимия-сэмпай отличался крутым нравом, но Катсуки относился неплохо.
— Да это наш частый гость. Киришима Эйджиро, недавно восемнадцать исполнилось. Тот ещё хулиган. На этот раз поймали на том, что он на памятнике пытался свои каракули нарисовать. У него выпускные экзамены на носу, а тот школу прогуливает.
— В какую школу ходит-то?
— В N
И тут Катсуки словно обухом заехали промеж глаз.
— В N? Вы уверены?
— Ну да. Ты чего? — сэмпай удивлённо нахмурился.
— В той же школе училась погибшая девушка. Её две недели назад нашли.
Сэмпай присвистнул.
— И что думаешь? Он к этому причастен? Даже если захочешь допросить, нельзя, сам знаешь. Он несовершеннолетний.
— Но просто поговорить можно ведь.
Катсуки уверенным шагом направился к Эйджиро, присел рядом.
Киришима уставился на него исподлобья, проворчал что-то.
— Сегодня ты не такой дерзкий, да?
— Отвали, старик.
— Мне всего двадцать пять, я не старик. Мелкий ты поганец.
Киришима промолчал, рассматривая носки кроссовок.
— Почему в школу не ходишь?
— Отвали. Чего прицепился?
— Да что с тобой не так, а? Тебя родители не учили уважению к старшим?
И тут мелкий так на него зыркнул, что у Катсуки неприятно кольнуло в груди.
— Отлепись от меня, старик! Не нужны мне твои нравоучения.
Он подскочил с лавки, подошёл к сэмпаю.
— Вы и так всё знаете, я пошёл.
Он накинул капюшон и быстрым шагом удалился.
Катсуки постарался отогнать неясно откуда взявшееся чувство стыда, передёрнул плечами и вернулся на свой этаж.
Там было довольно оживлённо, все столпились кружком.
Катамицу-сэмпай что-то громко и радостно говорил.
Возле него стояла девушка, явно моложе Бакуго. Каштановые волосы едва доставали ей до плеч. Было видно, что она немного напугана таким вниманием к себе, нервно дёргая рукав формы. Видимо, никто ей не объяснил, что им необязательно носить её каждый день.
— Так что прошу любить и жаловать нашего личного профайлера Урараку Очако! Я очень долго просил головного выделить нам в штат специалиста, и они, наконец, прислали.
— Всем здравствуйте, меня зовут Урарака Очако! Я только что выпустилась из Академии! Прошу обо мне позаботиться! — она протараторила это на одном дыхании, смотря поверх голов, а после рещко и глубоко поклонилась. Сильно нервничала.
— Очако-чан, не нужно так смущаться. К чему такой официоз? Тут все свои, можешь не переживать, — пробасил Одагири. Редкостный мудак, но следаком он был от Бога.
Урарака поморщилась и опустила взгляд.
— Эй, она тебе не Очако-чан. Она теперь офицер полиции! Обращайся с уважением, — не выдержал Катсуки.
Одагири взглянул на него с неприязнью. И это, кстати, было у них взаимно.
— Что ж, присаживайся возле Каччана. Он у нас уже третий год работает. Если что, он тебе всё подскажет, — постарался разрядить обстановку Катамицу-сэмпай.
Урарака неловко ему кивнула и засеменила к столу, избегая смотреть кому-либо в глаза.
Она присела на краешек стула, сложила руки на столе, словно сидела за партой. Катсуки даже умилился немного. Поставил перед ней банку кофе.
— Эй, расслабься, не нужно так нервничать, — он уселся на своё место.
— Спасибо, эм…
— Бакуго Катсуки.
— Спасибо, Бакуго-сэмпай, — она тепло ему улыбнулась, на щеках заиграли ямочки.
— И кстати тебе не нужно таскать форму на постоянке.
— Разве? — у неё округлились глаза. — В Академии нам говорили, что форма обязательна.
— Это для патрульных и тех, кто работает в маленьких участках. Мы в отделе по особо тяжким, поэтому чёткого дресс-кода нет. К тому же иногда приходится побегать за преступниками, а для этого лучше всегда быть в удобных кроссовках и джинсах, а не в туфлях и форме. В ней каждое движение дискомфорт доставляет.
— Поняла. А что мы сейчас расследуем?
Катсуки протянул ей материалы.
Урарака взяла в руки фотографии и на секунду зажмурилась, плотно сжала губы.
— Это… изнасилование?
Бакуго кивнул.
— Сразу приучайся к отрешённости. Не вздумай пропускать дела через себя, иначе с ума сойдёшь. Вон, взгляни, — он кивнул в сторону одного из коллег, — это Омимура-сан. Последние лет десять он выпивает каждый вечер. В своё время он слишком погружался в дела, каждый висяк воспринимал как личную трагедию, а с семьями жертв готов был часами просиживать, утешать. Это сыграло с ним злую шутку. Поэтому постарайся относиться к этому всему как к работе.
Урарака нахмурилась, явно несогласная с его позицией.
— Если не согласна, так и скажи, — он испытующе взглянул на неё.
— Но ведь вы дольше работаете, вам виднее, — замялась она.
— Нет, так не пойдёт. Это полиция. От нас зависит благополучие людей. Иногда свежий взгляд молодого специалиста может пролить свет на тёмные пятна в расследовании. Полагаться на более опытных это хорошо, но если ты чуешь, что можно возразить, возражай. На тебя поорут, но когда окажется, что ты была права, уважение к тебе повысится. Сечёшь?
— Кажется, да.
Она пару раз глубоко вздохнула и заставила себя ещё раз посмотреть на фотографии. Практически не мигая изучала все найденные на месте преступления улики, положение тела жертвы. Руки её дрожали, но она продолжала смотреть.
— Где телефон девушки? — спросила она.
— Не нашли. Возможно, она где-то его обронила, возможно, украли. Но мы не смогли его отследить.
Урарака принялась листать профайл.
Кое-где она хмурилась, перечитывала снова.
— Не думаю, что могу что-то добавить от себя, — она покачала головой.
— Ничего, ещё успеешь показать себя. А я пошёл.
Катсуки встал из-за стола, подошёл к Катамицу-сэмпаю.
— Чего тебе? Опять пришёл нервы трепать? — он оторвал взгляд от бумаг.
— Я собираюсь сходить в школу жертвы.
Сэмпай отложил папку, строго на него посмотрел.
— И что ты там собрался искать? Мы уже опросили одноклассников и учителей. Ты только проблем нахватаешь.
Он замахал руками. Нить на его очках смешно колыхалась.
— Сэмпай, пустите. Я ведь всё равно пойду и без вашего согласия.
— Ах ты паршивец! Ещё и дерзишь!
Он уже хотел запустить в него папкой, но тут рядом встала Урарака.
— А можно я тоже схожу? — спросила она, мучительно краснея.
Сэмпай мгновенно подобрел, разулыбался. Вот ведь старый пройдоха.
— Урарака-чан, зачем же? Не думаю, что для профайлера это так важно.
— Эй, а почему со мной вы так не разговариваете?
— Ты ещё здесь, поганец?
— Я изучала психологию подростков. Их ведь тогда опрашивали в присутствии учителей, так?
Катамицу-сэмпай кивнул.
— Даже если они что-то знали, могли побояться говорить при взрослых. Я попробую разговорить их.
Сэмпай прямо просиял.
— Вот это я понимаю! Молодец! Такое бы рвение каждому! — нарочито громко похвалил он. — Ладно уж, идите. Надеюсь, что вы узнаете что-то новое.
Они кивнули и вернулись на рабочее место.
— А ты быстро смекнула, что к чему, — Катсуки надел рюкзак.
Урарака зарделась от похвалы.
— Пошли скорее, хочу оказаться вам полезной.
Катсуки надеялся, что дело сдвинется с мёртвой точки.