-• • •-

      Небо фиолетово-оранжевое, смеркается. В спину ударяет сухой, пыльный ветер, и берцы шаркают по треснутому асфальту — звук, будто наждачка, натирает тишину. Город предстаёт темнеющими прямоугольными силуэтами, и где-то вдалеке кренится небоскрёб. А впереди высится торговый центр «Пальмира» — название отдаёт на язык слабым вкусом яблок и груш; над крупными буквами изображены две пальмы и солнце, от которого остался лишь стальной ржавый каркас.

      Гриан уходит вправо от центрального входа, мимо пары брошенных на парковке машин и фуры, с которой упал, сильно помявшись, контейнер. Скар то ли боязливо, то ли недоумённо озирается по сторонам — движения резки, и его постоянно тянет заглянуть в глаза идущему чуть впереди Гриану. Небось, спрашивает беззвучно: «Почему мы не идём через центральный вход? Почему не найдём укрытие и не исследуем торговый центр на рассвете, ведь скоро стемнеет?» — или Гриан слышит собственный здравый смысл голосом Скара. Идти через весь торговый центр, когда можно зайти с пожарной лестницы прямо на нужный этаж, не хочется; останавливаться в шаге от источника нестерпимого зуда в голове — тоже. «Найди карту, найди их, пока не поздно!» — вьются клубком гадюк мысли, рисуя в голове три красных треугольника, и Гриан ищет. Обходит массивное здание, высматривает одну из пожарных лестниц, по которой можно подняться; снова спешит-спешит, да так, что теряет ауру присутствия Скара — тот снова отстаёт, но упрямо идёт следом. Гриан едва ли не вспархивает вверх по лестнице, цепляясь пальцами за местами ржавые перила; в нетерпении распахивает пожарную дверь и ныряет во тьму маленькой подсобки, глубоко вздыхая. Гнилого, болезненного зловония не слышно — сердце взбалмошно бьётся лишь от нетерпения и шипящего клубка гадюк в голове.

      Через минуту и Скар заходит следом.

      Прошмыгнуть мимо пустых стеллажей, обойти опрокинутые коробки и осторожно приоткрыть подсобную дверь, ведущую на четвёртый этаж торгового центра, — Гриан не единожды был здесь, и выученный маршрут ведёт, будто инстинкт, — а потом осмотреться и прислушаться, задержав дыхание. Плечи щекочет аура присутствия Скара, слышно, как он чуть посапывает от быстрого шага, и тепло его тела пробирается под драную куртку (даже, кажется, под старый красный свитер). Гриан выдерживает в таком положении одну минуту и, не слыша ничего, кроме Скара и завывания пыльного ветра, шныряет полевой мышью в полумрак — электричества давно нет, и торговый центр освещают лишь последние солнечные лучи.

      Серая подсобная дверь закрывается с глухим скрипом, и ноги ведут влево, мимо пустого отдела верхней одежды и практически не тронутого — косметики. Сзади, в конце огромного холла, на третий этаж проваливаются два эскалатора, а за ними — окно на всю стену; Гриану становится зябко от вида, открывающегося оттуда: по багряно-рыжей земле ползут чёрные-чёрные тени домов, машин и дорожных знаков... Скар снова заглядывает в лицо, и клубок гадюк в голове Гриана закручивается туже. В изумрудных, немного охристых из-за освещения, круглых глазах читается немой вопрос: «Что мы, чёрт возьми, здесь делаем?!» — отчего в горле внезапно встаёт ком. Гриан неловко замедляется, зачем-то придирчиво осматривает тесно стоящие отделы по другую сторону холла, и в груди начинает стягивать рёбра к сердцу. Но мысли-гадюки шипят, и Гриан немо отвечает Скару хмурым взглядом, за которым, холодея и отдавая болью в грудь, прячется тревога.

      Полумрак сгущается. Закатные лучи ударяются о стойки, двери и стены, режут их пронзительно-рыжими полосами света, и до невозможного чернеют в отбрасываемых тенях. Гриан упрямо идёт вперёд, к зоне фудкорта, высматривая среди выцветших надписей и вывесок бургерную; Скар плетётся где-то позади, и Гриан забывает про него, когда замечает нужную стойку в конце холла. Здесь гуляет эхо, — широкие шаги слабо отталкиваются от стен, — и его звук отдаёт напряжением в плечи и ноги. Гриан замедляется и осматривается, тревога вьётся в груди пуще клубка гадюк: что-то не даёт покоя, ещё незримое; тараканьё забегало, или опасность действительно есть? Бургерная стойка всё ближе, и всё отчётливее на ней — согнутая картонка с надписью от руки: «Буду через 5 минут»; а тайник где-то там, на кухне, в раскуроченном электрощите, сейчас заставленного грудой коробок. Гриан перелезает через стойку и вдруг понимает, отчего ему так тревожно: в ноздри ударяет болезненное зловоние, и рука рефлекторно тянется к бите. Воняет не из кухни, — Гриан осторожно вытягивает голову и принюхивается, — но где-то рядом, в фудкорте. Сердце пропускает удар, в голове не слышно ничего, кроме гадюк: «Скорее, скорее! Бери карту, уходи!» — и Гриан повинуется им, спешно доходя до груды пустых коробок и как можно тише раздвигая их. За дверцей электрощита лежит пара сигнальных факелов, пистолет без патронов, дождевик и желанный свёрток, в котором Гриан узнаёт карту. Вжикает собачка молнии на рюкзаке; новая карта меняется местами со старой, и сигнальные факела теснят рваную футболку, которую Гриан решает переложить в тайник за неимением свободного места.

      Дверца электрощита закрывается, коробки спешно сдвигаются обратно, и Гриан боязливо выглядывает из кухни, прислушиваясь и глубоко вздыхая.

      Без сомнений: где-то рядом есть заражённые. Судя по зловонию, или толпа, или пара мертвецов; ни один из вариантов не действует успокаивающе на внезапно ставшее грохотать в ушах сердце. Гриан морщится от боли в груди и вглядывается в слабо освещённый полумрак, думая, как ему лучше подобраться к двери, ведущей на пожарную лестницу: тихо в тени, или бегом — напрямик?

      Клубок гадюк велит убираться поскорее, искать укрытие до наступления полной темноты, а после, по утру, обдумывать дальнейший маршрут, но все размышления на корню прерывает шорох... и внезапная мысль: «А где Скар?!».

      Гриан возводит глаза к потолку и мысленно умоляет Скара не издавать ни звука, а сам перелезает через стойку и тихо, боязливо, выходит в центр холла, постоянно озираясь по сторонам в поисках пропавшего товарища. Ну и куда его унесло?

      Ответ приходит сам собой, точнее, выглядывает растрёпанной макушкой из близкого к фудкорту отдела комиксов и шепчет на весь этаж:

      — Эй, Гри! Прикинь, тут есть Звёздные Войн- !

      Гриан кисло морщится, как будто съел лимон, и резко показывает крест руками, безмолвно прося замолчать. Скар явно не понимает намёка и уже приоткрывает рот, чтобы что-то спросить, но заместо его слов раздаётся красноречивый лязг.

      А за ним — душераздирающий вопль.

      Гриан немедля снимает со спины биту и резким движением руки подзывает Скара к себе, надеясь успеть сбежать, пока заражённые не пришли, но Скар не сдвигается с места. Он напрягается в плечах, цепенеет и сжимает губы, будто примерзает к месту от страха, а Гриан слышит ещё один вопль, и ещё, совсем близко!

      «Скар!!!» — не выдерживая, гаркает Гриан и, к своему собственному ужасу, замечает шатко бегущую на Скара, пыхтящую и лязгающую зубами тень. Заражённый бешеным зверем выбегает со стороны фудкорта на закатный свет, размахивая руками и вопя до льда в венах; с его перекошенного лица на грудь и живот стекает кроваво-чёрная рвота, а от криков во рту пенится и набухает слюна. Головка биты пошатывается в руках, когда Гриан в два широких, скрипучих шага оказывается рядом со Скаром и с размаху бьёт заражённого по колену; тот валится на одну ногу, но почти тут же вскакивает обратно и вопит до звона в ушах. В маленькую, секундную фору Гриан болезненно пихает Скара рукоятью биты в плечо, отчего тот моментально приходит в себя и даёт дёру в сторону пожарной двери. Гриан с перепугу бьёт вставшего заражённого битой по лицу и тоже убегает, чувствуя, как по спине паутиной расползается лёд от ощущения смертельной опасности сзади.

      Как будто этого было мало, со стороны эскалаторов в дальней части холла бежит аж стая заражённых, громко топая по ступеням и оглушительно крича всем скопом.

      — Беги, беги, беги!!! — будто вторит им Гриан, подгоняя Скара; тот отвечает так же визгливо и надломанно со страху:

      — Бегу!!!

      ... и врезается в подсобную дверь, распахивая её. Гриана дёргают из-за плеча, и он тут же разворачивается, подставляя биту до тошноты смердящим, обмазанным в пене и рвоте зубам. Заражённый верещит и дёргает головой, по-звериному кусая моток колючей проволоки, а Гриан ударяется спиной о стену и пинается, пытаясь вывернуться из мёртвой хватки. Всё тело пронзает страх, и в груди сворачивается болезненный ледяной ком; в ушах грохочет сердце, перебивая крики заражённых, и кажется, что собственные чувства сейчас сомкнутся капканом из рёбер, выдавливая жизнь из тела.

      Взгляд мечется, руки немеют, и дыхание спирает. Гриан не слышит ни воплей заражённых, ни собственных мыслей. Мир сужается до тошнотворного смрада, булькающей пены, смешанной с кроваво-чёрной рвотой, и распахнутых гнило-красных глаз, смотрящих прямо в душу, где беснуется страх. Страх тьмы, вспышек нестерпимой боли, треска собственной плоти и мучительной смерти. Страх быть съеденным заживо.

      Чувства обжигают, и Гриан сам кричит от ужаса; брыкается, бьёт заражённого рукой по груди, и ногой — по колену, пока, наконец, смердящая человеческая туша не валится набок и следом не огребает битой по виску. Толпа заражённых подбегает совсем близко, и Гриан пулей влетает в подсобку, слыша за собой лязг зубов, удары о стену и скрежет ногтей. Чуть не падая вниз с пожарной лестницы, Гриан на мгновение оборачивается, и, видя надвигающуюся на него вопящую массу, не придумывает ничего лучше, кроме как захлопнуть пожарную дверь и затолкать в ручку биту. Заражённые бьются с той стороны, скребутся и кричат, а бита громко стучит обоими концами о дверь и стену, вот-вот сломается от такого натиска, но Гриана уже след простыл. Он сбегает с лестницы и врезается в глупо стоящего Скара, которого тут же грубо тянет за куртку и, не дожидаясь, пока тот отомрёт, убегает, куда глаза глядят — лишь бы подальше от торгового центра.

      Лёгкие дерёт от продолжительного бега, икры негнущихся ног горят, и сердце норовит выпрыгнуть из горла, но Гриан не замедляет шага. Где-то вдалеке вопят вырвавшиеся заражённые, и эхо их криков отзывается льдом тревоги в груди. В считанные минуты город проглотит кромешная тьма, и взгляд скачет от здания к зданию, оценивая, можно ли где заночевать. Проверенное укрытие, где Гриан ночевал в прошлые свои походы сюда, остаётся далеко позади — там, где всё никак не угомонятся заражённые; а новое не попадается на беглый глаз. Дыхание сбито, испуг вольно гуляет по телу, заставляя то сердце сжаться, то спазм — свести ладонь; однако, разум остёр, как лезвие ножа. Гриан мысленно читает себе мантру, как делает всегда, спасаясь от разъедающей его грудь тревоги: «Будь начеку. Найди укрытие. Проверь припасы,» — и продолжает идти вперёд так, будто мира вокруг не существует...

      И уж тем более не существует Скара.

      — Гриан! Гри! — тихо зовёт тот из-за спины, пуская крупную дрожь вверх по позвоночнику. — Подожди!!!

      Гриан щетинится злобной бродячей псиной, разворачивается к голосу, что режет тишину, и пытается нащупать рукоять биты за спиной, — воспалённый от испуга разум кричит об опасности, — однако, её там нет. Осознание леденит: служившая столько лет бита наверняка была разломана пополам, когда заражённые вырвались... И обеспокоенный взгляд напротив вконец остужает тягу ударить первым. Гриан грузно вздыхает и хмурится, видя, как Скар резко останавливается в паре шагов от него, удивлённо пучит глаза и выставляет перед собой ладони — поди, испугался реакции Гриана; но вскоре расслабляет плечи и подходит ближе, смотря своими беспокойно-зелёными глазами так, что челюсть сводит.

      — Ты в порядке? — спрашивает тихо, шепчуще; задаёт такой очевидный вопрос с настолько же очевидным ответом, что хочется гаркнуть. — Тебя... не ранили?

      — Не укусили, — зачем-то поправляет его Гриан, — нет.

      Зато тревога тут же кусает — заместо: «А ты уверен в этом? Уверен, что не глотнул случайно заражённой слюны или крови, пока отбивался?».

      — На тебе кровь, — севшим голосом указывает Скар. Гриан немедля опускает голову и осматривает свою запятнанную кровью и чёрт знает чем куртку, ощущая острый приступ тошноты.

      — Не моя, — заверяет Гриан скорее себя, чем Скара. Всем телом чётко ощущаются одна лишь тошнота, пара синяков и ни одной открытой раны — кровь действительно не его.

      Однако, в ноздри внезапно ударяет смрад, которым всё это время несёт от Гриана, будто от заражённого, и кишки делают кульбит. Приступ собственной рвоты ощущается так, будто некто пытается вывернуть все органы наизнанку, выжимая их, как мокрую тряпку; и слюна вместе со скудным содержимым желудка оказывается на земле, приправленная таким омерзительно-унизительным чувством, что охота сорвать с себя всю одежду, а вместе с ней — и кожу, лишь бы избавиться от смрада и пятен. Но Гриан срывает только рюкзак и куртку, с отвращением отбрасывает их в сторону и тут же ощущает, как прохлада лезет под свитер; тяжело дышит и отводит взгляд от пятна на земле, хватаясь за живот так, будто это спасёт его от тошноты и омерзения.

      Скар кривит лицо до такого кислого выражения, что кажется, будто ему впору зажать нос вместе со ртом и резко отвернуть голову, но он только на секунду жмурит глаза. А после так кисло-беспокойно забирается взглядом под кожу, что сводит уже не живот, а за рёбрами.

      — Я... в порядке, — слабо отмахивается от него Гриан, прекрасно зная, что врёт. Его мутит, ему до боли в груди тревожно, его пугает чернеющий со всех сторон город и нужда что-то сделать с заляпанной курткой, иначе зимовать придётся без неё и с обморожением...

      Скар тоже всё прекрасно знает. По нему видно: хмурится от беспокойства, оглядывает с ног до головы, сжимает-разжимает кулаки, но ничего не говорит. Так же молча он помогает оттирать всю пакость с куртки, — Гриан-таки собрал силы и потянулся к брошенным вещам, — а после высматривает укрытие в слабом свете фонаря; предлагает повесить страшно смердящую куртку снаружи... и так сверлит беспокойным взглядом затылок Гриана, что кажется, будто пытается пробраться в его голову, мысли и чувства. А Гриан ничего не чувствует, кроме слабых отголосков тошноты, холодного покалывания в руках и грызущей, словно мерзкие зубы заражённого, тревоги в груди; сидит спиной к Скару, прижав колени к груди, и пытается собрать себя воедино.

      Как будто ему впервой встречаться с заражёнными нос к носу, отбиваться и убегать, ну!

      Как будто он не знал, ослеплённый клубком гадюк в голове дурень, что в торговом центре будут заражённые! И не мертвецы, а те, что орут, бегают и буянят!!!

      И как будто... опасность не затихла где-то вдалеке, а затаилась совсем рядом. Крадётся. Скалит свои смрадные клыки, скребёт длинными когтями и ныкается по чёрным углам, смотря в спину опухшими гнилыми глазёнками.

      Гриан ведь знает, что ему ничего не грозит. Малоэтажка, которую нашёл Скар, воняет разве что подгнившим деревом, никто поблизости не орёт и не буянит, а прежде, чем снять рюкзак, Гриан лично прошерстил доступные ему комнаты и закрыл половину из них, включая ту, где сидит. Он знает, что в безопасности, но чувствует себя так, будто сам себе лжец, ведь тревога стягивает рёбра, и те смыкаются капканом, затрудняя дыхание.

      — Ты точно в порядке? — снова спрашивает Скар, пытая надежду на честный ответ.

      Но Гриан лжёт:

      — Да.

-• • •-

      Дни короче, а ночи — длиннее. Изо рта идёт пар, — в воздухе стоит колкая прохлада, — но земля по-прежнему выжжена, сплошь усеяна трещинами и редкими, ныне жухлыми травинками, на которых расползается утренний иней. Гриан трёт ладони друг о друга, ощущая, как натягивается холодная кожа, и хмыкает мысли, что скоро придёт зима.

      Кажется, мерилом подступающего холода можно даже считать Скара, этим утром натянувшего мягкую шапку с кошачьими ушками чуть ли не на брови. На вопросительный взгляд Гриана он лишь буркнул: «Вообще-то, она очень тёплая, м-мгм! И не смотри так на мои ушки!» — хоть Гриан глазел вовсе не из-за них. Удивительным больше показалось то, что у Скара уже мёрзнут уши (которые его, настоящие), а не то, что у него... кошачья шапка. Но Гриан в ответ лишь повёл плечами, мол, ладно — попривык уж к скаровским странностям.

      Карта ведёт в крупный город, до которого легче всего дойти по шоссе. Длинная, извивающаяся змеёй дорога проложена между бывших посевных полей — настолько широких, что за двадцать лет ближайший лес ещё не успел полностью засеять его своими саженцами. Где-то на горизонте пухлой точкой стоит дом; летают вороны. Гриан наблюдает за ними, изредка возвращая взгляд на пустую, потресканную дорогу. Вороньё что-то не поделило и летает маленькими кучками, то врезаясь друг в друга, то разлетаясь с громким карканьем... От их перепалки отвлекает Скар, постукивая пальцем по плечу Гриана. Тот поворачивает голову и замечает по другую сторону дороги разбитый, покорёженный до торчащих стальных прутьев... самолёт. Он будто бы ржавая птица, сложившая свои сломанные крылья и замертво ткнувшаяся носом в землю, чтобы не видеть, как её брюхо было изъедено временем и кислотными дождями. Гриан ёжится до мурашек, наблюдая эту картину: бескрайнее обветшалое поле, пасмурное небо и ржавый самолёт, словно призрак прошлого.

      — Как думаешь, кто-нибудь выжил? — печально, даже немного по-детски спрашивает Скар, не в силах оторвать взгляда.

      Гриан с грустью заглядывает ему в лицо и обнадёживает:

      — Наверное.

      Близ города, — мутного силуэта на горизонте, — толпятся машины. Крупная пробка растянулась примерно на километр: кажется, что рядам ржавых корпусов нет конца, и укатившиеся, изъеденные чем-то шины как лужи после ливня — только успевай обходить. Скар с любопытством заглядывает в давно опустевшие салоны машин, а Гриан прислушивается и озирается по сторонам, боясь, что откуда-нибудь выскочит заражённый. Взгляд цепляет человеческое тело, наполовину вываленное из пробитого окна фуры; оголённые кости потемнели, нижняя челюсть где-то потерялась, а ошмётки плоти, свисающие будто бы грязными тряпками, слегка покачиваются на ветру.

      «Мертвец, — думает Гриан, проходя мимо; тело остаётся неподвижно, даже когда рядом обо что-то спотыкается Скар. — Догнивший с концами».

      По бокам постепенно вырастают окраинные торговые здания, и небо начинает темнеть. Гриан поднимает взгляд с хмурящим брови недоумением, — до заката ещё долго, — и смеряет им чёрные облака с желтушными вкраплениями, плывущие далеко из-за спины. Скар тоже замечает их, но, в отличие от Гриана, останавливается, запрокидывает голову, а после оборачивается с удивлённым выражением лица.

      — Будет дождь? — и спрашивает, забавно повышая голос, будто по-детски радуется сердцем.

      Но Гриан осаждает его, узнавая желтушные пятна и хмурясь больше:

      — Кислотный.

      До круга на карте, занявшего несколько кварталов близ набережной, доходят уже с натянутыми на опушенную голову капюшонами и спрятанными в карманы руками. Дождь моросит холодными каплями, что постепенно заполняют рыжую землю тёмными от влаги пятнами. Гриан старается идти под навесами и сохранять бдительность, при этом не подставляя лицо дождю. Тот практически не отличим от обычного и никак по-особенному не ощущается на коже, однако ж, за годы кислотных дождей появились пустоши: земля иссохла и потрескалась, а города заржавели и разваливаются под собственным весом, — отчего страшно думать, чем могут обернуться такие дожди, если не закрываться от них вовсе.

      «КЗ-53» — высится каменная надпись над распахнутыми воротами; отстроенные уже после катастрофы наполовину кирпичные, наполовину треснуто-бетонные стены — и есть тот самый круг на карте, Карантинная Зона, как и ожидал Гриан. Скар отчего-то тормозит позади, не торопится обходить разваленные блокпосты, в отличие от Гриана, что уже заглядывает внутрь, выискивая заражённых. Карантинная Зона давно заброшена: это видно по обилию ржавых машин, топливо к которым испортилось в первое же десятилетие после катастрофы, и по тому, как пусто и беспорядочно всё вокруг, будто здесь был проходной двор; Гриан косится на распахнутые ворота и хмыкает, заходя внутрь.

      Несмотря на тягу умчать в сторону местной ратуши, — того здания, три красных треугольника на двери которого видно издалека, — Гриан бегло высматривает укрытие. Многоэтажки сами по себе не выглядят надёжно: кислотные дожди, наверное, не редкость для этих мест, отчего углы страшно потемнели, а общий силуэт застройки кренится то влево, то вправо, мешая разобрать, какое же из зданий таки стоит прямо; однако, Гриан выцепляет одно, не такое высокое и не такое кривое, по крайней мере, на первый взгляд. Дверь не заперта и приоткрывается от пары стуков, отчего Гриан тут же закрывает её и придерживает, вслушиваясь. Рука машинально тянется за спину, к рукояти биты, и память об её отсутствии обжигает тревогой. Гриан оборачивается и видит отчего-то понурого Скара, медленно плетущегося навстречу.

      «Есть нож?» — тихо зовёт его Гриан; Скар вздрагивает и будто вмиг оживает, ускоряя шаг. Благо, нож у него всё-таки есть, и от ощущения рукояти в ладони всполох тревоги затихает. На стук никакая тварь не отзывается, и Гриан осторожно заходит внутрь, продолжая постукивать кулаком по стене. Лёгкое эхо разносится по фойе, отталкиваясь от осыпавшейся штукатурки, побитого кафеля и дверей, так характерно для Карантинных Зон пронумерованных красной (уже бордовой от старости) краской; Гриан медленно поднимается до второго этажа и, не слыша заражённых, прекращает постукивать.

      Каждый этаж — это фойе с четырьмя квартирами, попарно смотрящими друг на друга с противоположных сторон, прибитой меж них доской объявлений на стене и окном напротив неё; лестницы на другие этажи расположены между крайними квартирами и окном, отделены двойными дверьми — их Гриан запирает на засов. В квартиры не попасть, — закрыты на ключ, скорее всего, — и остаётся только вернуть Скару нож, скинуть с головы капюшон, стянуть рюкзак с плеч и плюхнуться на пол у окна, что Гриан и делает.

      Дождевые капли текут по мутному стеклу: убегают друг от друга, собираются в одну большую каплю или меланхолично ползут вниз, оставляя за собой влажный след; силуэт ратуши размывается, и Гриан отводит от него взгляд. Вместе с тем, кажется, отводит и всё своё внимание от красных треугольников — те прекращают жужжать в голове; в глаза бросается непривычно сгорбленная фигура рядом сидящего Скара, и странные тиски хватают сердце. Кажется, будто в его взгляде селится мокрая и кислая, как дождь за окном, печаль, а на сердце скребут кошки — Скар притягивает колени к груди и обнимает их. Гриан хмурится, не до конца понимая, что чувствует в ответ: жалость, может, грусть, — но это не совсем то. Нечто тянет на сердце, хочет слететь с губ — какие слова, зачем?

      Скар молчит. Неуютно, непривычно молчит. До инородно-липкого ощущения меж рёбер не заглядывает в лицо, — заместо него это делает Гриан, — только пусто смотрит в окно и тяжело вздыхает, будто с грузом на груди.

      «Ты... чего?» — оседает на корне языка неозвученный вопрос; Гриан ёжится, и беспокойство ползёт многоножкой вверх по позвоночнику — липко, странно, непривычно. Беспокойство не за себя, вовсе не тревога; рёбра стягивает стойкое ощущение, что... так не должно быть. Скар не должен пребывать в своих раздумьях, столь тяжёлых, что не замечает беспокойного Гриана сбоку от себя; не должен так горестно вздыхать, обводя взглядом улицу за окном...

      Это неправильно. Но как исправить?

      «Джелли!» — мысль взрывается всполохом искр, и надежда теплится в груди. Гриан отстраняется от Скара, ищет взглядом его рюкзак, и, найдя, неуклюже привстаёт, шаркая берцами о побитый кафель. До покалывания в ладонях спешит-спешит открыть, найти плюшевую кошку и вытащить её, попутно стараясь не вывернуть половину рюкзака следом. Скар запоздало оборачивается на возню, и Гриан суёт ему Джелли с таким видом, будто предлагает вакцину от заражения: улыбка инородно тянет уголки губ, и во взгляде прячется робкая надежда. Скар округляет глаза, в замешательстве берёт Джелли и приминает большим пальцем её округлую спинку; переводит взгляд с кошачьей мордочки на человеческую — Гриана, и в его дождливых глазах из-за тучи выглядывает солнце.

      «Спасибо,» — тепло благодарит он, и чувство неправильности смывает волна радости. Странная, непривычная, но Гриан улыбается и ей, и Скару тоже — у того на лице снова цветёт дурашливая, правильная лыба.

      Дождь постепенно слабеет, и всё меньше капель барабанит снаружи. Размытый силуэт ратуши обретает форму и грани, а красные треугольники на двери манят к себе, будто заражённого — свежая кровь; однако, Гриан силится отвести взгляд и заглянуть Скару в лицо. Тот замечает это, тоже отвлекается от окна и вскидывает брови в расслабленном — «Ты что-то хотел спросить?» — выражении лица; Джелли прижата обеими руками к груди, утыкается пластиковым носиком куда-то в ключицу. Гриан отводит взгляд к окну и снова возвращает его на Скара — тот недолго раскидывает мозгами и отвечает мерным «м-мхм».

      А после использует и слова.

      — Напоминает мою Карантинную Зону, — меланхолично, но уже не так горестно вздыхает Скар. — Ну, знаешь: стены, глав. здание с площадью, переоборудованные в мастерские магазины, всюду висящие флаги...

      Гриан понимающе кивает, хоть в его собственной памяти этот образ выцвел, потрескался и замарался, будто старая фотография.

      А Скар добавляет:

      — Не хватает только дневных объявлений от солдат и... людей.

      Взгляд снова возвращается к окну; Гриан шумно вздыхает. Необычно ощущается ностальгия вкупе с какой-то... пресной, совсем уж далёкой, давно пережитой грустью; и ударяет знакомо до одури, до красных треугольников перед глазами — тоска. Нестерпимая и царапающая грудь воспоминаниями о карих, понимающих глазах, о мерном тембре голоса, тупых шутках и поддержке одним лишь присутствием рядом. Больно режет счастье далёких юношеских годов, когда пустошь ещё не сидела так глубоко в душе, а Карантинные Зоны казались спасением...

      Гриан, ведомый этим чувством, выходит наружу сразу, как только заканчивается дождь; идёт до ратуши, будто одержимый — кипение в груди добирается до горла, стягивает его и заставляет ускорить шаг. Заставляет слепо ворваться внутрь, лишь после — спохватиться и ударить кулаком по стене, чтоб выманить заражённых. Никого не слышно, и Гриан нервно высматривает какой-нибудь кабинет, какие-нибудь записи, карты... место! Скар снова не задаётся вопросами (по крайней мере, вслух), снова следует плечистой тенью, лишь хмурясь и клоня голову вбок всякий раз, как его и взгляд Гриана пересекаются. В ратуше чертовски много комнат и всякого мусора, отчего вместо одержимости в груди закипает раздражение; однако, на глаза вскоре попадается нечто, похожее на архив, и одержимость загорается с новой силой.

      Скар опирается плечом о дверной проём и скрещивает руки на груди, наблюдая за тем, как Гриан перебирает документы и записи, — всё, на чём есть три красных треугольника, — внимательно вчитывается в отдельные из них и что-то бубнит себе под нос...

      Вопрос, будто гром средь бела дня, застаёт его врасплох:

      — Ты ищешь Красный Камень?

       Гриан хмуро зыркает на Скара, — тот смеряет три красных треугольника округлённым от удивления взглядом, — и сам приподнимает брови в смеси озадаченности и чего-то, тянущего рёбра.

      — Разве эти... повстанцы ещё живы? — добавляет Скар, кисло приподнимая уголки губ. По нему видно, как он складывает нечто в голове, будто пазл.

      — Должны быть. Обязаны, — отрезает Гриан и отворачивается, полностью поглощённый записями.

      Сразу в нескольких упоминается какая-то исследовательская база в Государственном Университете — это далеко на севере отсюда; и, судя по записям, база оборудована так, что должна ещё действовать.

      Несмотря на болезненный укол тревоги в груди, Гриан мысленно прикидывает, как добраться туда, и совершенно не обращает внимание на изучающий взгляд Скара, что отдаёт неприятным зудом под ложечку.