Антикварная лавка «Золотая монета» находилась в центре шумного базара.

Её двери всегда были открыты из-за страшной духоты города-завода. Всякий раз, когда Хёнджун туда заходил, в лавке никого не было — в то же время там были все. Одноклассники, только шёпотом и только на математике, рассказывали, как кто-то купил в лавке чайный сервиз и обнаружил в чайнике отрезанный мизинец. Потом мешочек с деревянными игральными костями оказался полон молочных зубов. Но Хёнджун приходил сюда не поэтому — странным образом в «Золотой монете» всегда-всегда держалась прохлада.

Хозяин лавки его не любил. Хёнджун не очень понимал, почему; возможно, его раздражало, что Хёнджун только смотрит и ничего не берёт. Впрочем, хозяин выглядел как мужчина, который любил мало что: его руки расчерчивали чёрные волосы, живот утягивали коричневые подтяжки, лицо прятала свежая газета. Он ценил лишь две вещи — свои товары и свою причёску, уложенную, как на картинках в парикмахерских.

Хёнджун зашёл. Хозяин лавки перелистнул газету. «Ужасное событие потрясло центр города. Участники преступления и работницы публичного дома попытались скрыться от полиции...» Рядом лежал гребешок для волос и стояла старинная пепельница. Серый песок переваливал за её хрустальные края.

Товаров было много и вразброс — Хёнджун помнил их расположение. Тёмные деревянные полки, колёса с длиннющими спицами, бесконечные часы, чучела-головы достоевских лошадей на стенах, плакучие люстры, фарфоровые куклы без лиц, бюсты мёртвых, расстроенные струнные инструменты, расписные вазы, вышивки в человеческий рост, понурые Будды, маленькие картины со скатавшейся на холсте краской, змеи бус, низкие голубые комоды, ажурные шапочки ламп, куклы с зашитыми глазами и коробочки, коробки, коробища. Хёнджун бродил в антиквариате, не задевая его.

На стене рябило пятно — большой оранжевый плакат с изображением клыкастого тигра, под которым росла надпись «Танец с врагом». В город приезжал цирк. А под плакатом, за крошечными трёхколёсными велосипедами, таилась коробка. Тоже большая — почти с Хёнджуна — и не менее яркая. Цвета повторяющихся ромбиков поблёкли от пыли, и Хёнджуну понравилось, что оттенки не раздражали глаза. Но странно, что пыль была. Хёнджун отодвинул с глаза тяжёлые из-за жира волосы и спросил:

— А это что? Почему оно грязное?

Хозяин лавки метнул в Хёнджуна взгляд; глаза пропадали под седыми бровями. Он сказал:

— Самый большой Джек в коробке, которого ты когда-либо увидишь. Я вёз его из столицы, но никто не купил. Дети боятся больших игрушек. Я собираюсь его выбросить.

Хёнджун ещё раз посмотрел на огромную коробку. Цветной орнамент очень привлёк его. Шут в коробке... Наверное, это должно помочь ему рассмеяться.

Несколько минут он неловко раскачивался на ногах, считая зелёные ромбики. Обычно, когда Хёнджун хотел что-то взять в магазине, ему запрещали брать это просто так. Нужны были деньги. За мусор тоже полагалось платить?

— Могу я его забрать? — Подав голос, Хёнджун незаметно ущипнул себя за бок ладони.

— Задаром, что ль? — Хозяин лавки противно усмехнулся, и над приопущенной газетой показался его сморщенный нос. Хёнджун попытался тоже улыбнуться. — Валяй. Только сделай одолжение: никогда больше не улыбайся людям так искусственно. Бр.

Хёнджун чуть склонил голову в немом вопросе. Почему этот мужчина говорил ему не улыбаться, когда все вокруг твердили, что Хёнджуну стоит улыбаться чаще? Тёмная чёлка зашторила маленькие глаза.

— Ну, помочь тебе вынести? Коробка-то тяжёлая.

Хёнджун подумал о том, что тогда волосатые руки хозяина лавки, скорее всего, соприкоснутся с его, и промолвил:

— Нет, спасибо.

Он жил неподалёку и должен был испытать облегчение от того, что заносить коробку пришлось только на первый этаж. Недавно дом Хёнджуна перекрасили в нежные розовые и жёлтые тона, стало очень славно. Кроме того, под окнами зацвела пышнотелая сирень. Её сладкий запах отвлекал от натуги в мышцах: толкать коробку и правда оказалось тяжело. Ещё немножко мешал прилипший под юбку взгляд — это хозяин лавки смотрел на тело Хёнджуна, пока подол его юбки топтали базарные женщины и дети. Точнее, юбка была не его — сестры, разбогатевшей и уехавшей в другой город, от которой остались юбки да кофты. Конечно, у Хёнджуна было сколько-то своей одежды, но он не носил её, потому что ему не нравилось ощущение жёсткой, как марля, ткани на коже.

Возможно, хозяин лавки принял Хёнджуна за девчонку. Если Хёнджун расскажет об этом одноклассникам, то они поднимут смех и, может, ему удастся запомнить, как выглядят неискусственные улыбки.