Сидя в старом пыльном углу библиотеки в полном одиночестве, (если не считать витающих призраков), Гарри склонился над учебником «Принца-Полукровки» с люмусом на вершине палочки. Витиеватый почерк сухо комментировал те или иные параграфы, однако… порой Поттер замечал в них грамматические ошибки, криво написанные буквы, или слова, больше подходящие к разговорной речи. Попытавшись соединить их, у него ничего не получилось, кроме бессмысленной каши. На карте мародёров, которую он разложил на столе рядом, периферическим зрением он заметил, как промелькнуло старое слово. (Гарри не хотелось, чтобы его застали врасплох, а поэтому время от времени следил, чтобы никто не подходил к нему). Карта подсказала «Дескриптион», заклинание расшифровки. Парень навёл палочку на учебник, и уверенным тоном произнёс его. В следующий миг книга резко закрылась, а затем открылась на самой последней странице. Там был стих:

Нет больше «нас».

Это нам не суждено.

Взгляд чистейших глаз,

Помню слишком хорошо.

Ещё горит улыбка на челе,

Но до сердца не достанет.

Ещё поёт твой голос в голове,

Но в омут больше не затянет.

«Нас» и не было никогда.

Ни цветов, ни подарков, кино…

Ты заверяла: «Я не одна,

Со мной всё будет хорошо».

В секунду пройдут года

Только в памяти сохраню:

Твоё верное слово — «Всегда»,

И моё невысказанное — «Люблю».

      Гарри затаил дыхание, будто только что притронулся к древнему хрусталю: хрупкому, сокровенному, сокрытому на тысячелетия от глаз смертных. «Он и вправду любил её», умозаключил Поттер. «Она была для него всем, даже когда предпочла моего отца. И что же мне теперь делать? Как тягаться с покойницей? Как заставить его посмотреть на меня? Хотя бы раз…?» В следующую же секунду парень сжал мантию на груди. Странное чувство больно кольнуло его, но некому пожаловаться, нельзя ни завыть, ни закричать. Эта немая беспомощность… удушала.

      «Мне нужно самому с этим разобраться. Я же сильный! Я смелый! Уверен, если не отступлюсь, то у меня всё получится, и всё будет хорошо», убеждал он себя, беря под контроль сбившееся дыхание.

***

      На следующее утро, когда Северус готовился к преподаванию Защиты от Тёмных Искусств, (сегодня они изучали опасных Перевёртышей, или «Мимиков», как их ещё называют), он вдруг заметил среди своих записей одну торчащую записку из журнала. «Опять глупые студентки решили надо мной подшутить», подумал он. В последнее время Снейп получал странные посылки: конфеты с любовным зельем, посредственные стихи и записки, признания в чувствах. Кто-то словно бы опоил этих несчастных, и они под действием любовных чар, начинали творить всякие глупости. «Подростки», раздражённо подумал Снейп. «Ненавижу подростков».

      Однако в этой «записке», не было и строчки. Лишь засушенные лепестки васильков и ромашки. Сладковато-горький запах напоил его, усмирил раздражение и гнев. От кого бы ни было это послание, оно было милым. И весь остаток дня Северус пребывал в умеренном настроении.

      — Кто мне скажет, как распознать мимикрию Перевёртыша?

      Естественно, первой руку подняла Гермиона Грейнджер. За ней Питер Паркер, и в общем-то всё. Профессор Снейп на это саркастично подметил:

      — Н-да, лес рук. Чего и следовало ожидать. Записываем: чтобы распознать Притвору среди обычных вещей, её необходимо поместить в среду энтропии. А теперь, кто мне скажет, что это означает? Мистер Поттер? — его длинная линейка громко стукнула о стол Гарри. Гриффиндорец чуть вздрогнул, поднимая глаза на своего профессора. В горле встал нервный ком. Тот поправил очки, откашлялся, после чего неуверенно ответил:

      — Это значит, поместить его в… огонь?

      — Гениально. Тогда, с вашего позволения, я возьму вашу тетрадь? — Снейп не дожидаясь одобрения, взял её, подошёл к своему столу, вытащил оттуда странный деревянный ларец. Когда он открыл его, внутри оказалась точно такая же тетрадь. Он разложил их перед всеми, и жестом подозвал к себе Гарри. Слева от парня он положил коробок со спичками. — Какую подожжёте?

      — Прошу прощения?

      — Вы сами сказали, что энтропия — это огонь. Ну так что? Какую тетрадь вы подожжёте чтобы распознать Перевёртыша?

      — Б-боюсь, я не…

      — Вы ошиблись! — резко объявив, Северус взял тетрадь и вернул её Гарри. — Вы перепутали школу разрушения с энтропией! Это не одно и тоже, мистер Поттер. А теперь садитесь и не позорьтесь. Энтропия — это хаос и неопределённость. В отличие от сил разрушения — обратимые и поддающиеся условному контролю. Вода — вот что такое энтропия. Настоящую тетрадь можно высушить, а сгоревшие листы бумаги без применения заклинаний уже не восстановишь. — Послушные ученики уже вовсю чиркали в своих тетрадях, а Гарри тем временем, уставился на свою, и не мог поверить, что их со Снейпом пальцы на миг соприкоснулись.

      После теории они все приступили к практике, пытаясь вычислить Перевёртыша, а затем отбиваясь от его атак. Мимик, если был раскрыт, набрасывался на учеников, стараясь слиться с ними. Быстрота реакций и правильные заклинания нейтрализовали существо. У Поттера с этим не возникло никаких проблем, в отличие от Рона, который намочил свой пенал, и Перси, что утопил тетрадь с лекциями. По окончанию урока Северус попросил Гарри остаться для отработок.

      — Узнаёшь? — когда все ушли, профессор Снейп предъявил Поттеру согнутый лист бумаги с лепестками внутри. — Нетрудно догадаться, когда отправитель идиот. Что, по-твоему, я должен думать, находя у себя столь… сентиментальное извинение?

      — Это не просто извинение, профессор, — робко поправил его Гарри. Он сцепил пальцы в замок, опустив лицо. Отчего-то именно сейчас смелость заглянуть учителю в глаза покинула Гарри.

      — Это глупость, Поттер! Тебе бы лучше заняться учёбой, а не потаканием пубертатных импульсов! А теперь уходи. Ты итак действуешь мне на нервы.

      В этот миг внутри что-то перемкнуло. Руки сжались в кулаки, на лице желваки заиграли. Юноша нахмурился, вздёрнул нос в приливе наглости. Эмоции рвались наружу, точно птицы из клетки.

      — Ну что мне ещё сделать, чтобы вы смягчились? Я уже сто раз извинился за то, что влез в ваши воспоминания! Я не хотел причинить вам боль… то есть… хотел, но…

      — Довольно! — подняв руку, прервал его Северус. — Вон. Сейчас же. Пока я не выдворил тебя силой, Поттер.

      — Нет. Дайте мне сказать, — настаивал гриффиндорец. — Дайте высказаться, и тогда я уйду и больше вас не побеспокою.

      Снейп обдумывал это пару мгновений, затем взмахнул ладонью, одобряя его решимость. В классе царил полумрак, большинство свечей уже погасло, а плотные шторы не пропускали дневного света. Поттер продолжил:

      — В детстве, когда я только-только попал в Хогвартс, вы меня пугали. Вы всех пугали. Потом я вас возненавидел за открытую неприязнь, за ваши обидные слова в адрес моего отца, за то… за то как вы на меня порой смотрели. Я думал, вы втайне мечтаете меня убить. И в прошлом году эти чувства достигли своего апогея. Мне хотелось вам подгадить, ужалить побольнее, чтобы вы поняли, что нельзя так со мной обращаться! Что меня нужно уважать! Вот почему я… Я подумал, что найду в вашем омуте что-нибудь компрометирующее, а не… Кхм, в общем: то, что я увидел, шокировало меня. Это было неожиданно. Вы дружили с моей мамой. Более того — вы любили её! А Джеймс её увёл, и издевался над вами. Правда открыла мне глаза, профессор. И с тех пор я больше не боялся вас. Не было той лютой ненависти.

      Они посмотрели друг другу в глаза, находясь на расстоянии метра. Снейп спросил:

      — Это всё, что ты хотел сказать?

      — Не всё, — ответив ему, Гарри сократил дистанцию до вытянутой руки. — С тех пор я наблюдал за вами, и видел совсем другого человека. Сам не заметил, как все мои мысли были заполнены только вами, профессор. Это сводит меня с ума! Можете гнать меня, отталкивать, посылать на все четыре — ваше право. Однако я всё равно буду думать о вас! Переживать за вас. Любить вас… всегда.

      Темнота практически скрыла румянец на щеках Снейпа и его поджатые губы. Он отвернул лицо, сохраняя гордое молчание, но глаза уже были на мокром месте. Поттер вновь сократил дистанцию, протянул ладонь к его щеке. В чистых зелёных глазах юнца сияла та самая доброта и великодушие, кои когда-то принадлежали глазам его матери.

      — Ты невозможен! — хрипло заявил Северус, а затем крепко поцеловал юношу. Сжал его в своих сильных объятьях до хруста костей. Гарри зарылся пальцами в его волосах, раскрыл шире губы, податливо впуская требовательный язык. Вспыхнувшая за секунду страсть переросла в нежнейшую заботу. Снейп целовал его скулы, виски, лоб, а потом просто прижал рукой голову к своей груди, и уткнувшись подбородком в макушку, завис так на пару минут. Тишина заморозила время. Поттер отчётливо слышал, как в его груди часто бьётся сердце. Холодные узловатые пальцы теребили ему волосы на затылке… так бережно, будто Гарри был для него хрупкой вазой. — В силу твоего недалёкого ума, ты вряд ли поймёшь, что натворил. Но я буду тебя защищать, — сказал он.