После освобождения потянулись скучные, однообразные будни. Целыми днями Опалин сидела в подвале, лишь изредка выходя на свет – и то, лишь тогда, когда была уверена, что не столкнётся наверху ни с кем из друзьяшек. О том, чтобы выйти на улицу, и речи не шло. Опалин была всё ещё очень слаба, раны её то и дело норовили открыться, а сама она походила на обмотанную в бинты мумию. Она не помнила точно, какой диагноз вычитала для неё в интернете Мисти – какие-то сложные слова и единственная понятна фраза про истощение, – и, на самом деле, не очень-то и хотела знать. Она была аликорном и в любом случае вскоре должна была выздороветь – просто не так быстро, как ей хотелось бы.

Вторая – более унизительная – причина заключалась в том, что без знака отличия Опалин не горела желанием являть себя миру. Временами она смотрела в зеркало, видела свой пустой бок и в отчаянии была почти готова нарисовать себе свой знак, как это когда-то делала Мисти – но это было бы совсем глупо и по-детски, и только дало бы врагам лишний повод для насмешек. Ну и, в конце концов, трудно было предположить, как отреагируют на появление злого огненного аликорна местные пони – а Опалин была наслышана, что у них и так нервы на пределе. 

Она оставалась дома и подпускала к себе лишь Мисти, которая старательно хлопотала над её ранами, приносила еду и была единственным собеседником, хоть как-то разгоняющим скуку. В редкие моменты Опалин даже начинало казаться, что всё постепенно стало как раньше – была только она и её верная, безответная помощница, исполняющая все прихоти. Но на самом деле, большую часть времени Мисти отсутствовала, а Опалин злилась на это. Слишком уж обидно было принять мысль, что когда-то преданная воспитанница предпочла Опалин своих друзей. Опалин ждала – пусть и не признавалась в этом даже самой себе – появления Мисти утром и вечером, а в остальное время лежала или сидела на кровати, смотря в никуда и ожидая того дня, когда, наконец, сможет безболезненно и свободно передвигаться. Хотя она даже не представляла, куда ей идти после того, как она окончательно поправится. Опалин старалась об этом не думать – от этих мыслей начинала болеть голова.

Иногда Мисти расспрашивала её о большом крылатом снежном барсе с фиолетовой шерстью по имени Аллура. Опалин ничего не знала об Аллуре. Иногда Мисти пыталась выяснить что-нибудь о других измерениях. Опалин и здесь была ей не помощницей. И смотрела Мисти каждый раз с досадой, а то и вовсе с разочарованием: единорогу казалось, что Опалин намеренно скрывает на самом деле известную ей информацию. Аликорн пусть ничего и не скрывала, но не стала её разуверять. Она была не из тех, кто опустился бы до оправданий.

Так и тянулись тоскливые скучные дни, пока однажды в подвал не заглянула другая пони.

Вообще-то обычно к Опалин в подвал никто не заглядывал. Друзьяшки то ли уважали личное пространство своей пленницы, то ли знали, что аликорн может устроить из-за этого скандал, вот и не хотели связываться. Но в этот день всё пошло немного не так, как обычно, и здесь появилась пони.

С утра Опалин привела себя в порядок, ей осталось только тщательно расчесать гриву и заплести вокруг ушек аккуратные косички – что без магии было куда сложнее, чем можно себе представить, – и именно этим она занималась в тот момент, когда дверь со скрипом приоткрылась и на пороге появилась младшая пегаска. Прежде, чем опешившая от такой наглости Опалин возмущённо взвизгнула, пегаска уже стремительно спустилась по лестнице.

– Простите, простите, Опалин! – запричитала она, всё ещё не давая аликорну опомниться. – Я очень быстро и тут же уйду, обещаю!

Одновременно она заглядывала под кровать Опалин, под стол и тумбочку… Девочка явно была не в себе.

– Я потеряла свою флешку! – доверительно делилась Пипп, крайне взволнованная. – Она лежала у меня здесь, в коробке со всяким хламом, когда мы ещё хранили тут вещи. А теперь я нигде не могу её найти. Вот я и подумала, что она могла где-то здесь выпасть. Вы не видели?

Она с жадностью посмотрела в сторону приоткрытого шкафа Опалин, но тактично промолчала. И хотя у Опалин не было абсолютно никаких вещей, которые она могла бы хранить в шкафу, аликорн не собиралась терпеть врага на своей территории.

– Нет у меня никакой флешки, – осклабилась она, надеясь, что пегаска сейчас уйдёт.

Пипп ещё раз оглядела пол и трагически застонала, болезненно прикрыв глаза.

– Но что мне теперь делать?! – воскликнула она, словно ждала от Опалин ответа. – У меня там были сохранены любимые ремиксы! Мне очень хотелось включить их сегодня на стриме!

– Хочешь совет? – едко спросила Опалин. Присутствие пегаски её невероятно раздражало. – Не храни свои любимые ремиксы на флешке в коробке со всяким хламом.

Пипп села на край кровати и расстроено опустила крылья. Опалин брезгливо прижала копыта поближе к телу, отодвигаясь подальше. 

– Вы простите, что я так ворвалась, – Пипп чуть виновато и обезоруживающе улыбнулась. – Я бы, честно, подождала Мисти и попросила её посмотреть, но она сейчас в Брайдлвуде, а мне так срочно нужна была эта флешка! Я бы попросила Зипп помочь, она обожает всякие расследования и поиски, но они ещё с утра ушли с Санни. Сама-то я наверху уже всё осмотрела.

– Осмотрела? – переспросила Опалин ядовито. – Ну так иди.

В этот момент Пипп обратила внимание на стол и увидела пустой стакан.

– Вам принести воды, Опалин? – вежливо спросила она.

Опалин не знала, чего ей хочется больше: пить или посмотреть на то, как принцесса – пусть и пегаска – будет унижаться, принося ей воду, поэтому предложение пришлось ей по душе. "Мисти только к вечеру вернётся, – добавила Пипп, неправильно расценив затянувшуюся паузу. – Давайте я принесу". Она и вправду слетала за водой и бережно вернула наполненный практически до краёв стакан на место. Казалось, ей это было совсем не сложно.

– Вам помочь дойти до ванной? – спрашивала она. – А поесть не хотите?

Голос у неё был приятный и мелодичный, но у Опалин всё равно начала болеть голова. Тишина подвала иногда начинала неприятно давить на неё, да так, что доводила до панического ужаса, дрожи и бешенного сердцебиения – так сильно напоминала о заточении. Но то, как перед глазами мельтешила назойливая и громкая принцесса, тоже очень действовало на нервы. «Уйди отсюда!» – прикрикнула Опалин и, зарывшись мордочкой в подушку, зажмурилась, с нетерпением ожидая, когда Пипп, наконец, покинет комнату.

Пипп встала с кровати, но уходить не спешило. Кажется, она о чём-то глубоко задумалась.

– Вы знаете, у вас очень интересный голос, – доверительно сообщила она, наконец. – Наверняка потрясающие вокальные данные. Раз уж вы временно живёте с нами, может, хотите как-нибудь вместе спеть? Мы можем записать новый сингл или спеть какой-нибудь кавер.

Из всего этого душу грели лишь слова об интересном голосе и потрясающих вокальных данных – но в этом Опалин никогда не сомневалась и не нуждалась в подтверждениях. Остальное же было для неё не то что бесполезно, а прямо-таки оскорбительно.

– О! О! Я знаю, что вам может понравиться! – воскликнула Пипп воодушевлённо. – И раз, и два, и раз-два-три, и… Огонь горит у нас с тобой внутри, мы над землёй парим…

– Да замолчи уже! – не выдержала Опалин.

Её возмущение, наконец, было замечено. Принцесска тут же прервалась и чуть смущённо пошевелила ушками. Она отступила на пару шагов – а стояла она действительно куда ближе, чем Опалин того хотела бы – и тут же повернулась к зеркалу. Опалин оторвала голову от подушки и раздражённо покосилась на неё. Девчонка явно не спешила уходить, но у аликорна не было сил препираться и выгонять её. Она недовольно оскалилась, протяжно вздохнула и продолжила заплетать гриву в косички, то и дело досадливо шевеля ушками. 

– Вам помочь? – спросила вдруг Пипп, увидев в отражении, как Опалин у неё за спиной пытается привести причёску в порядок. Она снова подошла ближе и с улыбкой сообщила: – У меня есть свой салон, уж я-то немного в этом разбираюсь. Вам Мисти, наверное, рассказывала. Давайте я помогу.

Опалин задумчиво провела копытом по гриве и болезненно поморщилась. Раны очень сковывали её движения – и помощь была бы очень кстати. Стараясь не думать о том, насколько это унизительно, Опалин медленно наклонила голову, позволяя принцессе заняться её причёской. Брезгливо скривилась, ощутив прикосновение чужих копыт к своей гриве. Но движения у Пипп были бережными и осторожными, и, хотя Опалин ненавидела, когда кто-либо касался её гривы – при одной лишь мысли об этом её бросало в дрожь, – она вынуждена была признать, что девочка действительно работает уверенно и аккуратно. Она не дёргала за пряди, не причиняла никаких неприятных ощущений и, кажется, её совсем не интересовало то, что перед ней находится поверженный враг. Сама Опалин, уж поверьте, в этот момент точно нашла бы способ втоптать побеждённого противника в грязь. Теперь же она была слаба, в своём самом уязвимом состоянии за тысячи лун, а девчонка вела себя так, словно заплетает гриву хорошей подруге.

– Вот и всё! – через некоторое время объявила Пипп и пропела: – Прекрасно-о-о!

Опалин взглянула в зеркало на дверце приоткрытого шкафа – вокруг ушей аккуратные тонкие косички, как ей и нравилось. Грива вот только очень длинная – отросла за время заточения – и слегка неаккуратная, сколько ни расчёсывай. И хвост по полу волочится, если встать. Но в остальном всё хорошо. «Неплохо, неплохо, – промурлыкала Опалин, довольно жмурясь – Может, у тебя и есть талант». Пипп тоже посмотрела в зеркало и ослепительно улыбнулась, довольная своей работой.

– Вы меня в следующий раз зовите, хорошо? – сказала она и добавила: – Я Пипп. Может, вы слышали что-то из моих песен?

Быть может, когда-то и слышала – и всё-таки Опалин предпочла пробурчать что-то неразборчивое и оставить вопрос без ответа. Вместо этого она ещё раз с неодобрением скользнула взглядом по своему отражению – по некрасивым ранам и бинтам, делающим её похожей на мумию; по болезненно выпирающим рёбрам; по пустому боку… и пришла к выводу, что грива – это самое прелестное, что у неё осталось. Даже металлические украшения пришлось снять – теперь они казались тяжёлыми, словно кандалы. Всё это время Пипп нерешительно топталась рядом – ей явно хотелось сказать что-то ещё.

– Чего ты хочешь? – не выдержала в итоге Опалин. 

Тогда Пипп снова села на край кровати, чуть смущённая – что явно было на неё не похоже.

– Я знаю, что вы с Зипп не очень ладите, – сказала пегаска. Она продолжала смотреть на Опалин, и голос её звучал довольно искренне. Младшая сестрёнка была куда простодушнее старшей. – Она может быть резкой. Вы на неё не злитесь. У неё сейчас… – девочка замялась, подбирая нужные слова, – …сложности с мамой.

Опалин прикрыла глаза, тут же потеряв всякий интерес к разговору. Голос Пипп вдруг зазвучал где-то далеко, слова начали сливаться в единый неразборчивый поток. Пипп рассказывала что-то о том, как Зипп сейчас тяжело и сложно и что вообще-то она очень хорошая, просто недоверчивая, и что обижаться на неё не стоит. 

– Вы правда ничего не знаете об Аллуре? – спросила Пипп в какой-то момент своих причитаний. 

Ах, вот оно что. Опалин раздражённо дёрнула ушами и сонно приоткрыла глаза. Аллура, Аллура, Аллура… Никогда раньше Опалин не слышала о ней, но уже заранее её ненавидела.  Бесконечные расспросы и жалобы Мисти уже вызывали не злорадство, а раздражение. А ведь помимо Мисти была ещё Зипп.

Дело было так. Однажды Опалин – в первый раз дойдя до кухни без помощи Мисти, что несомненно отразилось на её самочувствии – возвращалась в свой подвал. И именно тут с ней столкнулась Зипп, тут же использовавшая этот шанс провести допрос в свойственной ей манере. Опалин тогда думала только о том, как бы не упасть – а если всё-таки упасть, то как бы не упасть на Зипп, – и каждое слово пегаски болезненно отдавалось в голове звонким эхом. А теперь Зипп, видимо, решила подойти с другой стороны. Ничего не добившись сама, дотошная пегаска – совершенно не верившая пленнице – решила подослать сестрёнку. Опалин могла это понять: едва ли она сама оставила бы в покое пленника в темнице, если бы знала, что он может обладать ценной информацией. Но теперь пленницей была она сама, и эта унизительная позиция нравилась ей гораздо меньше.

– Я не знаю никакую Аллуру, – процедила Опалин. – Если вы думаете, что я должна знать её только потому, что мы обе угрожаем вашей счастливой жизни с праздниками, песенками и танцами, – интонация получилась что надо: в меру едкая и саркастичная, пусть и чуть уставшая, – то вы ещё глупее, чем я думала.

Пипп некоторое время молчала. Опалин не видела её мордочку, но могла предположить, что пегаска хмурится.

– Мы просто пытаемся что-то узнать, – сказала Пипп. – Мы совсем не знаем, что делать.

– А твоя сестричка говорила мне обратное, – не без холодного удовлетворения отозвалась Опалин. 

– Опалин, Эквестрия замерзает, – серьёзно сказала Пипп после недолгого молчания. – Скоро здесь будет бесконечная ледяная пустошь. Мы все обратимся в ледяные статуи, – её голос дрогнул от плохо скрываемого страха. – Если вы что-то знаете, пожалуйста, скажите. Вас ведь тоже это ожидает.

«Занималась бы ты лучше своими блогами, певичка», – пробормотала Опалин. Смысла кичиться не было. Она могла бы сколько угодно хвастать и говорить, что ей не страшно, но это было откровенной ложью. Она была слабым, больным аликорном без знака отличия и магии и полностью зависела от доброй воли своих врагов – она будет полностью беззащитна перед снежным барсом с ледяной магией. Думать об этом было унизительно и неприятно, так что Опалин только покачала головой, отгоняя эти мысли.

– Хотите, я вам покажу? – вдруг спросила Пипп и с досадой добавила: – Тут недалеко. 

Опалин сама не знала, почему согласилась на это. Может быть потому, что в этот день чувствовала себя чуть лучше, чем обычно. Может быть, потому что ей не хотелось казаться совсем ничтожной и слабой. А может быть, её заставило любопытство – аликорну хотелось своими глазами увидеть то, о чём почти каждый день рассказывала ей Мисти. Ей даже хватило сил подняться по лестнице, ни разу не запнувшись, и не поморщиться от резко занывших ран. Она отказалась надевать тёплую одежду, предложенную Пипп – в конце концов, она была и оставалась огненным аликорном и вполне могла вытерпеть холод! – а пустой бок постаралась постоянно прикрывать крылом. Но окончательное решение было принято лишь тогда, когда Пипп клятвенно заверила, что большинство жителей Залива сейчас сидит по домам и старается не выходить на улицу без необходимости, да и идти придётся точно не через центр города, поэтому Опалин никто не увидит и самосуда не последует.

Тогда-то Опалин впервые за долгие дни вышла на улицу.

***

Они отошли всего-то ничего от города, когда резко повеяло холодом. Впрочем, на самом деле даже холодом это трудно было назвать. Пробирающий до костей мороз нахлынул и обжёг с такой силой, что в один момент Опалин остановилась, не в силах идти дальше. Холодным воздухом обожгло лёгкие, и она закашлялась. Она подумала о своей огненной магии и о том, что раньше этот холод был бы для неё едва заметной помехой.

– Мы не пойдём дальше, – сказала Пипп дрожащим голосом. У неё зуб на зуб не попадал от холода, хотя девочка надела тёплый шарф и шапочку. На Опалин же были только бинты. Аликорн пошевелила крыльями – ей показалось, что перья начали покрываться инеем.

«Посмотрите туда», – Пипп указала дрожащим копытом вперёд. Аликорн проследила за направлением её жеста. В нескольких метрах зелёная трава заканчивалась, резко, словно словно кто-то огромной линейкой прочертил идеально ровную границу. А дальше начиналась бесконечная заснеженная пустошь. Везде, до самого горизонта и, кажется, ещё дальше, лежал снег, сливался с светло-серым небом и, кажется, не заканчивался нигде. Опалин поморщилась – от такого обилия белого у неё зарябило в глазах. Только теперь она убедилась, что рассказы Мисти были ничуть не преувеличением. Только снег. И лёд. И больше ничего. Опалин резко остановила взгляд на бледно-синем пятне вдалеке. Она присмотрелась. Это было не пятно. Ледяная фигура, пони, стоящая – или стоящий – на задних копытах в неестественной позе – казалось, она начала разворачиваться и в этот момент лёд настиг её.

– Это пони, – хмуро сказала Пипп, догадавшись, куда смотрит Опалин. – Это не статуя.

– Да знаю я! – огрызнулась Опалин.

Она продолжила смотреть на незнакомую пони, заточённую во льду. Была она жива или давно замёрзла насмерть? Чувствовала ли она сейчас холод или давно уже потеряла способность чувствовать хоть что-то? Опалин смотрела на неё и не испытывала никакого сочувствия. Для неё эта несчастная была всего лишь предметом окружения, резко выбивающимся из бесконечного белого цвета. Скажем так, в иных условиях Опалин не без удовольствия украсила бы таким трофеем свой замок. Но сейчас она не думала об этом. Опалин задумалась о том, что от этого спасла её предательница Мисти – та самая Мисти, на которую она злилась и которой не было прощения за вероломное предательство. Где бы сейчас была она, Опалин, если бы не эта приторно милосердная и добрая пони? Ей приходилось видеть карту Эквестрии, на которой Зипп отмечала замороженные Аллурой территории. Если верить этой карте, изрисованной синими отметками, место, где когда-то стоял замок Опалин, уже было покрыто льдом и снегом.  Руины её замка, Дерево единства, внутри которого она была заточена – не осталось ничего. И она бы осталась там, запертая, опутанная заледеневшими корнями – и сама обращённая в ледяную статую, – под слоем снега, который нельзя растопить. И тогда при всём желании Мисти уже никогда не смогла бы её освободить.

Это не значило, что Опалин вдруг простила Мисти – не было прощения за предательство. Она просто вдруг подумала, что ей бы не хотелось повторить незавидную судьбу пони, на которую она сейчас смотрела. Даже если у неё не было знака отличия и надежды на скорое возвращение своих сил.

– Зачем она это делает? – подумала Опалин вслух. – Не очень весело править армией ледяных статуй.

Она не увидела, как Пипп посмотрела на неё с плохо скрываемым отвращением.

– Не всем нужна власть над миром, Опалин, – сказала она, всё ещё пытаясь оставаться вежливой, но голос у неё был довольно-таки напряжённым.

– Это просто безумие! – воскликнула на это Опалин и, вдохнув холодный воздух, вновь зашлась в приступе кашля. – Аликорны не хотят править и владеть могущественной магией! Принцесса доказывает мне, что не всем нужна власть! Куда катится этот мир?!

Пипп поняла, что спорить бесполезно и не стала ничего говорить. Она только покачала головой, развернулась и пошла назад.

Опалин постояла ещё немного, продолжая смотреть на заснеженный пейзаж перед собой. Ей ужасно хотелось растопить весь этот снег! Она была огненным аликорном, и ей хотелось, чтобы под её копытами он растаял – примерно так же жеребята радуются, прыгая по тонкому льду на лужах в начале осени и смотря на то, как он трескается. Опалин это никогда не было интересно. Другое дело – смотреть, как медленно тонкий слой льда под копытами превращается в лужицу, а затем и вовсе испаряется. Внезапно возникло перед глазами воспоминание из далёкого детства: впервые после долгой осени выпал снег, и другие жеребята-аликорны накричали на Опалин и прогнали её с площадки, потому что ей было весело смотреть на то, как тает снег и лёд, а им нет. Жеребятам хотелось, наконец, попрыгать по замёрзшим лужам и поиграть в снежки – они ведь так долго ждали зиму! Опалин тогда сказала, что все будут играть по её правилам, потому что ей скучно с ними играть в снежки – вот они её и прогнали. Как же она тогда обиделась и разозлилась!

Она подошла ближе, содрогаясь от холода и усталости, и коснулась копытом сугроба. У неё не получилось растопить его. Сейчас она не могла разморозить даже самую маленькую и покрытую самым тонким слоем льда лужу – не то что бескрайние снега. И это не говоря уж о том, как ей было холодно! С досадой Опалин посмотрела на свой пустой бок и вздохнула. Это смотрелось некрасиво, это было абсолютно неправильно, а ещё над этим наверняка глумилась Мисти. Правда, Опалин ни разу не видела ухмылку на мордочке единорога – но про себя-то Мисти наверняка глумилась. Опалин точно нужен был новый знак отличия.

Она развернулась и, заметно хромая, последовала за Пипп. Опалин увидела всё, что ей было нужно увидеть. Больше тут нечего было делать.

***

Они вернулись в маяк незамеченными. Уставшая и совсем обессилевшая, Опалин упала на кровать и стиснула зубы, пытаясь не застонать. Адреналин и азарт её всё-таки покинули, осталась только резкая боль в ранах. Заметно приободрившаяся по пути домой Пипп уже бодро напевала что-то. Она, впрочем, перестала петь, когда заметила состояние аликорна.

– Ну… Вы здесь в безопасности, – сказала она, неправильно расценив понурое настроение Опалин. Хотя голос её звучал не очень уверенно. Девочка очевидно сомневалась, что хоть где-то сейчас может быть безопасно. – Вы так не переживайте, мы что-нибудь придумаем.

Усталость нахлынула с новой силой. Опалин почувствовала, что её тошнит. Ноги дрожали от чрезмерной нагрузки. Перед глазами всё плыло, и мелькали тёмные пятна. Аликорн поспешила опустить голову на подушку. С запоздалым сожалением она подумала и о том, что ей ещё слишком рано выходить на улицу и совершать столь долгие прогулки. Пипп, кажется, подумала о том же и в какой-то момент начала казаться довольно виноватой.

– Ты сегодня уйдёшь проводить свой стрим или тебя оставили меня сторожить? – спросила Опалин.

Второе предположение было не далеко от истины. Она знала, что друзьяшки условились не оставлять её одну. Ещё она знала, что единорог – не Мисти – восприняла фразу "не оставлять без присмотра" слишком буквально и так и стояла под дверью, пока домой не вернулся кто-то ещё. Это было ужасно унизительно. Ну и ещё Опалин знала, что земной пони теперь совсем перестал заходить в гости к своим подругами – у неё это вызывало чувство глубокого злорадства.

Пипп встрепенулась, только сейчас вспомнив, что у неё были важные и неотложные дела.

– Да, да, уже ухожу! – воскликнула она и чуть виновато улыбнулась. – Вы только не думайте, что меня Зипп подослала. Я правда потеряла флешку.

Ах, да, флешка. Опалин казалось, что пегаска ворвалась в её подвал в поисках флешки бесконечно давно, но прошло от силы чуть больше часа.

– До завтра, Опалин! Выздоравливайте! – пропела Пипп, легко вскакивая с кровати и взмахивая пушистыми крыльями.

«До завтра?..» – озадаченно пробормотала Опалин. Ей не хотелось никого видеть в ближайшие несколько лун. И выходить из подвала тоже не хотелось. Хотелось только лежать с закрытыми глазами. Стоило ей поднять голову, как тут же подступала тошнота.

– Я вам помогу снова заплести гриву, – напомнила Пипп и добавила, критично оглядывая аликорна. – И давайте ещё кончики подровняем.

Она поднялась по лестнице, всё ещё воодушевлённо что-то напевая, и покинула подвал. Дверь закрылась с противным скрипом, и только после этого Опалин с облегчением выдохнула. "Надо сказать Мисти, чтобы поменяли дверь. Мне нужна с замком, чтобы я могла закрываться и всякие принцесски меня не трогали" – пробормотала аликорн. Она завернулась в одеяло, пытаясь согреться, прижала копыта к телу и моментально провалилась в глубокий беспокойный сон.