Я смотрела на отвёртку, отвёртка смотрела на меня.

      Клянусь, я чувствовала её взгляд. И в ответ на него старалась прожечь чёртову штуковину своим, лишь бы не проиграть в дурацкой игре в гляделки. Голова кружилась и раскалывалась на части, тёмное пространство мастерской не спасало. Желудок хотел выпрыгнуть через горло, а я всё смотрела на отвёртку, смотрела, и, вашу мать, впервые в жизни не понимала, как эта дьявольская штука вообще работает.

      — Лис, — голос Зэта сквозил помехами, едва слышными. — Перестань сверлить её глазами. Лучше иди приляг.

      Я повернула голову с трудом— пришлось всё-таки проиграть в гляделки, — и посмотрела на него. Сидит, сволочь, ухмыляется.

      Цезарь на полке с инструментами лениво приоткрыл глаза и вновь закрыл. Соглашался.

      Я вновь посмотрела на отвёртку. Нет, я всё-таки не понимаю, на кой ляд я вообще держу её в руках?

      Отложила в сторонку орудие дьявола и постаралась встать на ноги. Получилось с переменным успехом, ещё чуть-чуть — и металлическая обшивка корабля поцеловала бы меня в лицо. Хватило равновесия и достоинства сделать вид, что манёвр этот был сделан намерено. Покосилась на Зэта — показалось, или ухмылка стала ещё шире?

      — Для той, кто вылакал несколько бутылок варева в одну морду, ты ещё хорошо держишься.

      Вот падла, а.

      Я добрела до раскладушки и упала в объятия пахнущего пылью и машинным маслом матраса и блаженно закрыла глаза. Мир странно покачивался, всё вокруг плыло. Свет слишком яркий, звуки слишком громкие. Вот бы отрубиться на пару десятков часиков…

      — Я до сих пор не уверен, что там было. По-моему, всё, что горит намешали со всем, что горит. Как ты через час не упала, до сих пор удивляюсь.

      — Ты можешь, пожалуйста, начать работать и перестать издеваться? — взмолилась я стадальчески, но Зэту, очевидно, было пофиг. А работать он всё-таки начал. Занять бы ему не только руки, но и не в меру болтливый язык...

      Я посмотрела на Цезаря — дремал, пушистый предатель, и ничего в этой жизни его больше не волновало. Ошейник мигал зелёным, значит, с самочувствием всё было в порядке. Хорошо.

      Зэт взял предательницу-отвёртку и начал копаться во внутренностях корабля. Проводки и кабели раздваивались, стоило на них посмотреть, поэтому я уставилась сначала на Цезаря, потом — на спину Зэта, скрытую старой серой футболкой.

      — Водички не хочешь? — спросил Зэт сладеньким голоском.

      — Пошёл ты знаешь куда?

      — Просто предложил, — лица его я не видела, но знала наверняка — ухмыляется, зараза… — Пока ты дрыхла, кстати, ещё два заказа поступило. Электромобиль и скутер. Модель довольно старая, но в целом ещё на ходу, жить будет. Сказал, что сделаем в течение недели, предоплату взял.

      — Умница, — я всё-таки потянулась к бутылке с водой, такой блаженно-прохладной. — А этот придурок из стройматериалов не заходил?

      — Не-а.

      — Видимо, передумал в суд подавать, — попив, откинулась на подушку, и жёсткая набивка показалась самой мягкой периной на свете. — Виновата я, что ли, что для этой рухляди у нас всё равно запчастей нет...

      — Конечно, виновата. И в том, что он собственными руками там всё поломал, тоже. Он всё знает лучше всяких специалистов.

      Я хмыкнула, закрыла глаза сгибом локтя. Пространство гаража вокруг перестало кружиться, и тошнота потихоньку проходила. Полное бессилие, правда, давило. На часах девять утра, рабочий день впереди, за спиной дай бог часа три отключки — но даже если Лис будет на грани жизни и смерти, она ни за что не возьмёт отгул или больничный. Это знали все.

      Зэт всё удивлялся: «Ну, молодёжь нынче пошла…»

      А что? Если он когда-то там был тем ещё лентяем, значит, что ли, что все такие?

      — С посылками тишина? — спросила я вполголоса, будто кто-то вообще мог услышать.

      — Тишина, — Зэт ответил, наверное, ещё тише, и как-то всё злорадное веселье с него схлынуло. — Нам, наверное, пока на дно следует залечь. Говорят, указ издадут скоро — с посылками поймают, сажать будут в тюрьму на два-три года. Так что тремя, десятью, пятнадцатью сутками уже не отделаешься.

      — Великолепно…

      Ничего «великолепного», конечно же, не было. Посылки через Границу - дело незаконное, но у кого-то там, в Зоне Удара, семья, родственники, огороженные от всего мира. Контрабандой перевозят всякое — одежду, бытовую технику, книжки, ещё что-то… Ничего, казалось бы, действительно опасного — ни оружия, ни наркоты, ни киборгов-рабов. Нужно же людям за стенкой получать хоть какую-то информацию из внешнего мира — а тамошние власти этого не шибко хотят.

      Карантин, мол, никаких контактов с людьми из Зоны Удара.

      Я слышала, у Зэта там семья — в зоне. Сколько его знаю, упоминал лишь мельком, да и когда посылки перевозили, ни разу не встречался с ними, не ходил к Границе, чтобы увидеться. Шептались за его спиной, слухи какие-то пускали, но ничего конкретного. Даже в досье его, когда нас поймали один раз, о жизни до операции ничего не нашли. Ни криминального, ни обыденного. Хрен его знает — Зэт и Зэт, обычный киборг, а откуда взялся — непонятно.

      Я не наседала — он говорить об этом не любил.

      А у меня семья жила совсем близ зоны — из бабкиного домика на огород выйдешь, и можно увидеть вдалеке и высокий проволочный забор, обозначающий Границу, и первые домики пригорода за ним. Словно другая страна, вход в которую закрыт.

      И меры наказания за контрабанду чего бы то ни было — даже всякой мелочёвки, — ужесточались с каждым годом.

      — Похоже, лавочку всё-таки придётся прикрыть, — пробормотала я, скорее мысля вслух, чем обращаясь к Зэту. Слышала только, как он дышит поверхностно, и как в дыхании сквозят помехи. Так глянешь на него — обычный человек, но в соотношении «человек/киборг» от киборга было процентов шестьдесят, если не больше. — А то ведь однажды меры ещё жёстче станут. Да и денег мы за это не так много получали…

      — Ну, если бы наркоту туда привозили — может, получали бы прилично, а не сидели бы в этом гараже столько лет. А насчёт лавочки… да, наверное, придётся. Мы и так в реестре пойманных. За нами точно будут следить.

      Поймали нас один раз, и отсидели мы сутки. Потом прошли несколько медкомиссий — не опасны ли для общества. На всякий случай десять деньков провели в карантине под строгим наблюдением. Занесли в досье приписочку, что, мол, пойманы на перевозке вещей в Зону Удара, и отпустили на все четыре стороны. Полицай, что нас тогда поймал, был то ещё хамло, так и хотелось ему в рожу плюнуть.

      Как вспомню его этот сальный взгляд, аж в дрожь бросает…

      — Ты, — я помедлила прежде, чем спросить, — к своим туда не поедешь?

      Зэт помолчал — я убрала руку с лица, глядя в чёрный затылок. Уставился куда-то на улицу, где тёплый июльский ветер поднимал пыль с асфальта, ласково трепал траву.

      — Нет. Не пускают, хоть ты тресни.

      Ни письма, ни звонка. Сколько он хоть свидания добивался, и вечно в прошениях ему было отказано. Опасно, не время, ещё какая-то муть… уровень радиации там давно упал до приемлемого, в зоне-то — по крайней мере у внешних её границ точно, — а всё равно не получалось даже взглянуть. Даже позвонить.

      — Хреново…

      Да, Лис, утешитель из тебя аховый, что сказать…

      Не найдя больше слов, перевернулась на бок и уставилась на Цезаря — серая с примесью рыжины и белизны шёрстка так и манила, чтобы погладить. Но сон кота — святое, да и похмелье никуда не ушло, пришлось лишь наслаждаться умиротворяющей картиной, слушать неровный стук сердца, полумеханическое дыхание Зэта и тишину, разбавляемую шумами с улицы.

      Зря упомянула про его родственников, теперь будет как в воду опущенный ходить… День с самого утра не задался, ничего не скажешь.

***

      Из нежных рук дрёмы меня бесцеремонно вырвал Зэт — положил руку на плечо и слегка встряхнул. Металл протеза был на удивление тёплый, прикосновение — подобно касанию обычной руки. Или, может, привыкла к его этой руке настолько, что стала считать её действительной частью тела… Открыла глаза с трудом, и вновь его эта ухмылочка, будто неприятного разговора о посылках и семье не было и в помине.

      Хорошо, не стал кукситься и грустить.

      — Давай, Лис, оживай. Я тебе чаёк сделал, пей.

      Чаёк был в другой руке, той, что из плоти и крови. Лапища у него будь здоров… мозолистая и грязная, как у любого механика, и шрамы виднелись на загорелой коже. Царапины и ожоги.

      Из кружки — божественный аромат чёрного чая. Ладно, признаю, день выдался не такой плохой.

      На часах — начало первого. Дрёма продлилась недолго, хотя оно, может, и к лучшему.

      — У нас обед? — спросила, садясь и принимая кружку с густым облачком пара над ней. Цезарь сменил локацию, и сидел теперь возле широкой пасти входа — грелся на солнышке, высматривал что-то там вдали. Рынок наполнился людьми, и сновали они туда-сюда, разглядывая всё на свете, что только можно разглядеть. Кто-то и к нам наведывался — но то ли стеснялся, то ли брал на заметку, что сюда можно зайти потом. Или вид похмельного механика, вразвалку валявшегося на раскладушке прямо на рабочем месте, не внушал никому доверия…

      — Вроде того. Я тебе лапши заварил, — Зэт указал кожано-мясной рукой на столик возле раскладушки. И впрямь лапша стояла. — Вряд ли твой желудок примет что-то тяжелее.

      Я невольно расплылась в улыбке.

      — Зэт, ты у меня такой душка!

      Он фыркнул и отвёл глаза.

      — Надо же, хоть похвалы дождался…

      — Воркуете, голубки?

      Мы вскинули глаза — у входа, на границе света улицы и тени гаража, стоял Эдгар и гладил Цезаря — я с ревностью отметила, что тот не был против. Зэту это, видимо, тоже не очень понравилось — нахмурился весь, насупился.

      Я отхлебнула чай — горячая сладость приятно обожгла язык, — и, скрестив ноги, уставилась на пришедшего. Желудок, проснувшийся позже меня, беспокойно затребовал еды вдобавок к приятному питью.

      — Добрый день, — улыбочка Эдгара, наглаживающего пузо Цезарю — мурлычет ведь, посмотрите на него! — мне совсем не понравилась. — Ты давненько не заходил.

      — Ага, — Эдгар наконец отстал от нашего с Зэтом кота, выпрямился и вошёл внутрь, опираясь на стол с разложенными на нём паяльниками и лампочками. — Вчера видел вас на празднике, но упустил из виду. Думаю, ладно, с утреца зайду. Вижу, пьянка выдалась удачная, а, Лис?

      Ещё один. Я невозмутимо отхлебнула чай, пока Зэт, вдруг потерявший свою излюбленную привычку трындеть, хмуро отмалчивался, сцепив ладони — настоящую и искусственную, — в замок. Эдгар ему не нравился, и ежу понятно. А уж когда он к Цезарю приближался, так мой напарничек кибернетический вообще с ума сходил от негодования.

      — Да не то слово, — я отставила кружку на столик и потянулась на лапшой. А Зэт всё-таки может быть милым, когда захочет! — Я полагаю, ты не просто так пожаловал. Починить тебе что? Может, опять денег в долг дать?

      — Э, нет, красавица, — он оглянулся на улицу с непринуждённым видом. — На самом деле я… по вопросу другого толка.

      Мы с Зэтом переглянулись. Закрадывались смутные подозрения.

      — Ну, излагай.

      Эдгар опять оглянулся — солнечный свет падал на симпатичное бледное лицо и высокий лоб, короткая светлая щетина на голове становилась почти прозрачной.

      — А можно как-то… дверочку прикрыть?

      Мы с Зэтом переглянулись опять. Он с недовольным видом поднялся, всеми силами показывая, что делает ему великое одолжение. Ласково подпихнул Цезаря ногой — иди, мол, погуляй, — и плавным движением опустил рифленую дверь, оставляя небольшой зазор, если вдруг Его Пушистое Величество надумает идти обратно.

      Было очевидно, какого толка вопрос он задаст, так что я не стала ходить вокруг на около.

      — Это насчёт посылок?

      Эдгар кивнул. Зэт, забыв об обеде, подошёл ко второму столу у стены и стал копаться там, перебирая инструменты, и так лежавшие в идеальном порядке.

      — Нужно переправить некоторое количество товара. Большое количество. Не в саму Зону, а посреднику — он живёт близко от Границы, так что передать нужно именно через него.

      Что-то в слове «товар» мне не очень понравилось.

      — А какой товар?

      Эдгар помялся.

      — Конфиденциально. Не могу сказать.

      — Если оружие, наркотики, или ещё какая бурда — я в это не ввязываюсь, — рабов-киборгов при Зэте упоминать не стала. Эдгар театрально взмахнул руками.

      — Нет-нет, ничего криминального. Загвоздка не в законности, а в сложности перевозки. Товар невероятно хрупкий, нужна осторожность. Денег за него отвалят будь здоров, я вам гарантирую.

      — Если нас менты с этим товаром поймают — будет уже не до денег, — буркнул Зэт, и мне оставалось лишь согласно кивнуть.

      — Понимаю, дело весьма опасное… но пара взяток, может, вопрос решит?

      — Ага, и заметут нас тогда ещё за акт коррупции. Да и если каждому патрулю взятку давать, разоришься на хрен.

      — Да ладно, Зэт, не ворчи, — я немного подумала. В принципе, дело опасное, но… вспомнила разговор с Зэтом о семье, и одна мысль закралась в голову. — Предоплата?

      — Есть.

      — И куда товар везти? Далеко?

      — К точке близ Восточного Патруля. Там деревенька поблизости, Глушки, вроде бы, называется. Посредник будет ждать там.

      Глушки… сердце сильнее забилось — это ж родина моя! Как раз там и стоит бабкин дом, и огород за ним, с которого вид открывается и на Зону, и на Границу… Да и я тоже, как Зэт, давно семью не видела. Не так давно, как он, и всё же… Мамка с папкой, наверное, соскучились, пусть и созваниваемся часто. И брат с женой и племяшкой должны быть там — вроде как на месяц собирались приехать.

      Зэт перестал наводить порядок там, где не надо, и уже стоял, опираясь поясницей на стол и выжидающе глядя на меня. Суровый, руки на груди скрестил, посмотрите на него. И чего он так от Эдгара бесится, понять не могу…

      — Указ скоро выпустят, — пробормотала с сомнением, — о том, что за перевозку сажать будут. Если попадёмся — беда. Дотянут же до того, как в закон поправку сделают.

      Эдгар так и поник.

      — Красавица, ну уж по старой дружбе! Не к кому обратиться. Вы с Зэтом работу хорошо делаете, я во всём городе не найду таких, как вы, кто не обманет и с деньгами и товаром в никуда не смоется. Да и я уже с посредником договорился — ждёт он именно вас, наслышан о вашем «качестве перевозки».

      — Договорился без нашего участия? — Зэт издевательски приподнял бровь. — Соблазн отказаться, признаться, возрос…

      У меня тоже — дурацкая Эдгарова привычка решать всё за тебя без твоего участия.

      — Так дела не делаются, — буркнула я недовольно. — Если бы ты нас раньше предупредил, мы бы согласились — а тут уж придётся подумать…

      — Лис, ну пожалуйста! — он едва на колени передо мной не кинулся, заслужив полный презрения взгляд Зэта, который он не стеснялся демонстрировать. — Красавица, как друга прошу! Ну сколько раз друг друга выручали — выручи в последний! Ты даже не представляешь, как это важно!

      — А чем важно — говорить нельзя. Конфиденциально.

      — Рассказал бы — да не могу. Меня потом не найдут, если раньше времени разболтаю, — он горько ухмыльнулся.

      — Эдгар, да во что ты ввязался?

      — Оружие, сто процентов, — поддакнул Зэт.

      — Никакое не оружие, говорю вам! — он страдальчески простонал. — Показал бы документы, раз не верите, но опять же — нельзя… Ладно, намекну. Связано с наукой, — голос его упал едва не до шёпота. Мы с Зэтом подались вперёд. — И с Зоной. Напрямую. Спонсировано сверху, но всё должно быть шито-крыто, чтобы никто ни ухом, ни рылом. Понятно?

      Ого… Мы с Зэтом переглянулись в третий раз. Я слышала, конечно, что некоторые перевозки через Границу спонсируются «оттуда», из правительства, но думала, байки это всё. Мы-то с Зэтом ничего опаснее столовых ножей и блендеров с мясорубками не возили, а уж ничего, связанного с наукой — нем более. Наши заказы — мелкие, бывали какие и покрупнее, но тут, судя по всему, дело действительно серьёзное.

      Ещё и шито-крыто должно быть. Вот задачка…

      — Слушай, — я протянула неуверенно. — Тут надо подумать…

      На Эдгара смотреть было жалко. Да и такого огня в глазах у него давно я не видела. Он из учёных — вращается в этих кругах, — и на науке совсем кукушкой поехал, потому вот так ужом вьётся. Видимо, действительно что-то важное…

      — Лис, — казалось, он вот-вот заплачет, — не прошу даже — умоляю! Ты даже представить не можешь, как это важно! Да вас с Зэтом потом, как всё получится и откроется, на руках будут носить, вот увидишь!

      — Нет уж, на руках меня носить не надо, — фыркнул Зэт, но Эдгар не обратил на него внимания. Всё смотрел на меня прозрачными своими зенками, смотрел и, казалось, руки целовать вот-вот начал бы, если бы отказала.

      Но так сходу ничего не решишь… Тем более на больную с похмелья голову. Зэт предоставил право выбора мне, как начальнику, но не могла я принять это решение, хорошенько его не обсудив. Поэтому...

      — Короче, Эдгар, давай вот как. Вы со своим посредником сроки обговорили? Он вообще в курсе, что мы можем и отказаться от такой работы?

      — Пока нет, но… я… может, найду способ объяснить. Но ему вас рекомендовали — не только я, но и другие заказчики с посредниками. Вы не воруете, не обдираете, всё выполняете вовремя — таких перевозчиков сейчас очень мало. Деньги — не проблема, любые.

      — Да фиг с ними, с деньгами. Если нас с этим загребут, что будет, представь.

      — Я сделаю всё, чтобы не загребли. Сверху сказали, выпутываться, скорее всего, придётся самим, ибо никто, вообще никто не должен знать. Но у меня в полиции знакомый есть…

      — Туда, к Глушкам, долго добираться. У тебя по всей западной части страны знакомые есть? — скептически ухмыльнулся Зэт.

      — Ну хоть какие-то связи имеются, — возмутился Эдгар. — И я постараюсь, чтобы вас тревожили поменьше. Придумаю что-нибудь, обещаю.

      Я помолчала, размышляя.

      — Дай нам время до завтра. Мы с Зэтом обсудим и решим, возьмёмся за дело или нет, — он был открыл рот, но я прервала его жестом руки. — Нет уж, не спорь. Это чересчур опасное и важное задание. Здесь так сходу ничего решать нельзя.

      — Скажи спасибо, что не отказали сразу.

      Ей-богу, Зэт иногда перегибает с враждебностью… Эдгар — тот ещё жук, конечно, но человек всё-таки неплохой.

      — Ладно. Завтра приду, — он развернулся к выходу, подождал, пока Зэт поднимет дверь. — Лис, это очень важно. Не для меня лично — для всех нас.

      И ушёл, растерянный и расстроенный. Зэт проводил его взглядом — затем присел на корточки и стал наглаживать Цезаря, решившего, что прогулок на летнем солнцепёке на сегодня достаточно.

      Я, увлекшись разговором, только сейчас вспомнила, как сильно хотела есть.

      — Ты чего так на него взъелся? — спросила уже с набитым ртом. Чай, увы, начал остывать. Зэт деловито тискал Цезаря и не хотел поднимать на меня взгляд.

      — Ничего, — отрезал, и больше ни слова. Что за человек… — Так что, ты думаешь согласиться на эту авантюру?

      — Я-то, может, и соглашусь, но с тобой-то это обсудить надо. Хочешь отказаться?

      — Не то чтобы… просто дружок этот твой — мутный тип.

      — Ничего он не мутный, — я хмыкнула. — Просто тебе он не нравится, вот ты и вешаешь на него всякие ярлыки.

      — Ничего я не вешаю, — передразнил он меня. — Всё это соблазнительно, конечно… И то, что «сверху» денежки дают на всё предприятие, вызывает интерес. Но всё равно как-то не верится, что тут всё чисто. Что за товар такой хрупкий, связанный с наукой, который якобы «для всех нас»? За что нас там будут на руках-то таскать? Звучит как бред сивой кобылы.

      — Изобретение, может, какое, — я понизила голос, — для места Удара. Может, нашли способ всю радиацию на ноль свести?

      Зэт посмотрел на меня — с явным сомнением, но видно было, мелькнула в глазах тень слабой, обречённой надежды.

      — Ты хоть сама веришь в то, что говоришь?

      — Не очень, но хочется. Если довезём что-то такое — ты, может, своих родных наконец увидишь.

      Зэт уставился на Цезаря, будто спрашивая, чокнулась я совсем или только наполовину. Конечно, Эдгар мог всего наплести, лишь бы мы согласились, но такого искреннего пыла, такого огня в глазах я у него, признаться, давно не видела.

      — Умеешь ты заставить… сомневаться.

      Я лишь улыбнулась.

      Ещё немного обсудив детали дела, наконец, всё порешили. И когда Эдгар примчался с утра ещё до открытия мастерской, выдали ему согласие. Зэт выдавал со скрипом, фигуральным и фактическим, я скрипела чуть поменьше — голова, получше соображавшая после отсыпного, уже вовсю придумывала легенду, по которой мы отправимся в Глушки. Эдгар, услыхав согласие, чуть из штанов не выпрыгнул от счастья, и кинулся меня обнимать под закатывающиеся очи Зэта.

      — Увидишь, Алиска, эта хреновина однажды спасёт мир! — рассмеялся он.

***

      В путь отправились чуть больше, чем через неделю — готовились будь здоров. Мастерскую пришлось на время прикрыть — впопыхах закрыли все рабочие заказы, получили денежки и объявили, что отправляемся в отпуск — год работали без выходных, можно и отдохнуть. Соседи и коллеги понимающе кивали, желали приятного отдыха. Ах, если бы.

      Приготовили машинку, погрузили товар — брать пришлось отцовский фургончик, древний, как само мироздание, но нашими с ним стараниями (а потом стараниями меня и Зэта) бывший ещё на ходу. Нынче такие уже не производят… всё на электромобилях, летающих в метре над землёй мотоциклах без колёс, на воздушных автобусах ездят, у кого своего транспорта нет. А эта вещь — раритет.

      Оставлять Цезаря знакомым побоялись, в квартирах своих съёмных тоже не смогли — хозяева животных иметь запрещали, Цезарь был у нас не домашний, а рабочий кот. Почти коллега. Ну, кататься с нами ему не впервой — нас даже в тот единственный раз ловили именно с ним, — потому недолго думая решили брать его с собой.

      Легенду состряпали, вполовину правдивую — едем в Глушки к родне. В досье между мной и Зэтом никаких родственных связей не обнаружится, потому на всякий случай будем говорить, что либо друзья детства, и у него тоже в Глушках какая-то там дальняя родня, либо что я к своим еду, чтобы их с парнем познакомить. Кот общий, тоже хотим родным показать.

      Набрали еды в дорогу, одежды, денег, само собой. Предоплату нам выдали на руки, как только погрузили товар в контейнерах. Наши с Зэтом глаза едва не выскочили из орбит — если аванс такой, что ж там будет за зарплата…

      Замаскировали товар — если не будем вызывать подозрений, осматривать не будут, но даже если будут, запрятали мы его в потайной отсек, а его прикрыли сверху всем, чем только можно — тяжеленным ящиком с инструментами, одеждой, постельным бельём и всякой ненужной всячиной.

      Короче, подготовка к путешествию едва не заняла больше времени, чем само путешествие.

      Эдгар всё мелькал вокруг, пока готовились, и нарадоваться не мог, что согласились. Зэт под его радостные вопли всё сильнее ворчал, как старая бабка, и даже весь его насмешливый настрой куда-то пропал. Зэта издевающегося трудно переносить, а уж Зэта сварливого…

      В путь отправились рано утром, почти на рассвете, пока дороги не забились пробками. Выкатили фургон из гаража, проверили всё ещё раз пять. Эдгар вызвался проводить — всё поглядывал на часы, на работу ему скоро, и подгонял нас, подгонял.

      — Ну, братцы, по коням!

      Зэт уже сидел на водительском. Я пожала руку Эдгару и отсалютовала.

      — Если менты загребут — тебя сдадим с потрохами, понял?

      Он только рассмеялся.

      Тронулись. Улицы даже для столь раннего часа были пусты. Отоспалась я неплохо, да и Зэт, судя по всему, тоже. Один Цезарь дремал в переноске размером с целый кошачий дворец. Я просунула туда палец, коснулась прохладного влажного носа, поглядела на ошейник. Зелёный. Значит, всё хорошо — искусственные органы работали как надо.

      Кибер-напарник и кибер-кот. Что ещё нужно для полного счастья? Может, большего и не надо… в детстве в деревне я киборгов дай бог только по телику да в Интернете видала.

      — У твоего Эдгара шило в одном месте, — проворчал Зэт. — Всё никак угомониться не может. Я думал, ты гиперактивная, но нет, он ещё хуже.

      — Да перестань. Не всем же такими пеньками быть, как ты.

      Солнце уже освещало высотки вдалеке, ещё не проснувшиеся стеклянные здания. Летали на высоте полуметра первые воздушные автобусы с первыми пассажирами, по рельсам, проложенным на высоте больше сотни метров, катила электричка, формой походившая на гладкую продолговатую пулю. Всё сверкало неоном и стеклом, оттеняя зелень тут и там, весьма редкую, и серый, унылый бетон. Рынок, благо, находился в более зелёных районах города. В центре жить — удовольствие сомнительное, к тому же дорогое и душное.

      Стекло, стекло, стекло… Куда ни глянь, везде видишь лишь отражения. Высотки сливались с небом, словно большие квадратные зеркала. Белые дома, бизнес-центры, стерильные районы для туристов. И транспорт, компактный и быстрый, на фоне которого наш фургон казался древним ящером, вернувшимся из Триасового периода в нынешний двадцать первый век.

      К слову, наш «ящер» был не единственным на дороге, но и сородичей своих доводилось ему встречать не так часто, как хотелось бы.

      Вот «жигули» проехали мимо — удивительно, что они ещё существуют, — вот «мерседес» старой, ещё из двадцатых годов, модели… Куда ни глянь, везде разнообразие, во всём городе — старое с новым, совсем далёкое, ещё с прошлого века — с тем, что создано буквально вчера. В некоторых районах города, у окраин — а бывало, и в центре тоже, — ещё стояли деревянные и кирпичные дома со старой витиеватой архитектурой, контрастирующие с прямыми линиями футуризма, каким представляли его себе фантасты лет пятьдесят назад. Сплошь бетонные джунгли, где виделись ещё ростки чего-то, что было здесь раньше. Ещё до моего рождения.

      — Ты своих предупредила о том, что я тоже приеду?

      — Ага. Позвонила мамке ещё дня три назад. Брат там будет, его жена и дочка — познакомишься. Я им много про тебя рассказывала.

      Про Зэта я своим все уши прожужжала — только и слышали от меня, что его имя. «Зэт то, Зэт это» — отец уже начал подозревать, что у меня в городе, наконец-то, появился «жених».

      Я покосилась на Зэта.

      Да упаси Господь!

      — Не потесню своим присутствием? Я мог бы где-нибудь и номер снять, уж на худой конец в фургоне переночую несколько дней, не сломаюсь.

      — Брось ты, — я махнула рукой. — Дом большой, места на всех хватит.

      — А твои родители… они вообще какие?

      Странно, с чего бы ему такой вопрос задавать? Я пожала плечами, задумавшись. Родители и родители, простые люди, как все… О предках моих Зэт знал, что они есть, что живут и здравствуют, звонят и пишут мне иногда. Мы с ним давно знакомы, вместе работаем тоже давненько, но о семье — его и моей, — особо много не говорили. Он о своей по понятным причинам; я же молчала, чтобы ему лишний раз душу не бередить.

      — Ну, как сказать… Обычные. Как я, как ты. Папка любит в машинах покопаться — благодаря ему я всем этим делом увлеклась. Мама на цветах помешана малость. Он ворчун, она хохотушка. Я думаю, они тебе понравятся, да и ты им тоже. Только не стесняйся.

      — Я никогда не стесняюсь, — буркнул он, смутившись. Я хихикнула — ну конечно, конечно, ни разу вообще! — А брат?

      — А он у нас серьёзный, весь в делах. Бизнес открыл лет пять назад, женился, дочку родил — ну прямо образцовый гражданин. Не то что я.

      — Как же ты у них такая получилась? — ухмыляется ведь, всё стеснение как рукой сняло.

      — Какая это «такая»?

      — Оторва беззаконная. Шпана. По твоим рассказам, семья, вроде, приличная…

      — О, да иди ты! Ничего я не шпана! — теперь уж настал мой черёд смущаться. Зэт рассмеялся, и даже едва слышный механический скрежет в старом голосовом аппарате не смог испортить этот смех. — Вообще, брат, когда подростком был, творил дела похлеще моих. Участковый от него на стену лез. Так что он — криминальный авторитет ещё почище меня.

      — Ну он-то уж исправился, а у тебя просветления пока не видно.

      — Молодая ещё, имею право пошалить.

      Зэт опять посмеялся. И вновь ухмылочка прилипла к губам — ей-богу, когда у него настроение хорошее, с ним невозможно нормально говорить! Мы миновали центр — ещё несколько длинных улиц, и покажется пригород, а там, за ним — сплошная зелень вокруг, поля до горизонта, редкие леса, и дорога, дорога, дорога…

      — Я маршрут выбрал, — Зэт слегка посерьёзнел. — Такой, чтобы поменьше ментов на дороге встречать. Ехать придётся дольше, но в срок уложимся, я думаю.

      Я кивнула. Ещё раз запустила руку в переноску, не глядя — Цезарь игриво прихватил палец зубами, немного погрыз.

      — Думаешь, стоило его с собой брать? — спросила с сомнением, заглядывая в его апартаменты и пытаясь разглядеть следы швов и шрамы на пузе. — Недавно только швы сняли… боюсь, плохо ему станет. А если случится что?

      Зэт посмотрел мне в глаза — спокойно, уверенно.

      — Я думаю, всё нормально будет, — ухмыльнулся, только не так весело, как обычно. — Врач же сказал, к перевозкам он вполне готов. Да и оправился довольно скоро. Операция с месяц назад была, а он ничего, огурцом. Могло быть гораздо хуже.

      — Но путь-то неблизкий…

      — Лис, — рука — правая, та, что мясная, — легла на предплечье, ободряюще сжимая. — Не бойся. Если с Цезарем что не так — мы о нём позаботимся. Не накручивай себя.

      Руку он убрал не сразу, да мне, наверное… и не хотелось чтобы он её убирал.