ㅤㅤ ㅤ

«Джозеф А. Купер»ㅤ

Это имя красовалось на первой строчке всех рекомендаций, на обложке выпускного альбома рядом с торжественной ленточкой «Первый красавец», на главной онлайн-страничке его любимого колледжа и даже на почётной доске, куда вносили имена тех, кто смог вытерпеть все тяготы высшего образования и закончить вуз с отличием. Подумать только, всего 274 человека за историю его существования, и он — один из них! Не в ту славную эпоху, когда жили его родители, а здесь и сейчас, в мире, где на улицах вопили сирены, а по телевидению спокойно обсуждали бомбежку голодающих регионов. Человек удивителен — он умеет страдать в полнейшем счастье и радоваться во время горя, не замечать звёзды над своей головой, но увидеть крохотнейший лучик света в кромешной тьме. В этом был и весь Куп — обшарпанный внедорожник, пригнанный в Колорадо из Техаса, джинсовая куртяшка, растрёпанные кудри и никогда не сходящая с лица улыбка. Сирены были для него музыкой, а потому он попросту танцевал с ними вальс, строил чертежи на бумаге, когда планшеты пришлось сдавать для обмена на хлебные карточки, сам делал свечки из свиного жира, которые поджигал ночью в подвале и зачитывался учебниками по инженерии и летному делу. Таким всегда говорили: «Далеко пойдёшь!», — и Купер точно не был исключением. Получая диплом с отличием, решительной походкой он устремлялся в, как ему тогда казалось, невероятно светлое будущее, пока остальные в страхе ожидали конец света.

И будущее это наступило столь необычайно быстро, будто бы у Вселенной существовал заговор сделать его счастливым: стоило ему только устроиться в NASA, как внимание на него обратили все — от главного инженера и капитана команды, до начальника подразделения экспериментальных полётов, которому кандидатуру Купера отрекомендовал сам профессор Брэнд. Молодой и счастливый отец, золотце NASA, работник месяца, о чём же только можно было мечтать этому человеку, юнцом добившегося больше, чем основа его поколения? Пожалуй, только о чашечке кофе.

— Да, Эрин, всё нормально. Это у тебя там Том так голосит или у меня слуховые галлюцинации?

Плечом прижимая телефон к уху, Купер умудрялся параллельно и разговаривать с Эрин, и бубнить на кофейный автомат, который заработался не меньше пилотов и барахлил, отказываясь выдавать ему стаканчик. На той стороне линии Эрин тоже успевала и отвечать мужу, и успокаивать только-только родившегося сынишку. Чуть не появившийся на свет в лекционном зале за месяц до выпускного, Том уже доставлял немерено хлопот, но Эрин всегда могла найти к нему подход. Почти всегда.

— Угу, угу, — продолжал Джо сквозь зубы, подцепляя лапку манипулятора в автомате и наконец-то побеждая её в столь долгом бою, — я помню. Заеду конечно, какие вопросы.

Издав победоносное шепотное «ура», Купер вытащил стаканчик и, чудом не расплескав горячий кофе на пол, пригубил живительную горечь, позволяющую ему не свалиться в беспробудный сон в этот нескончаемо долгий день.

— Кстати, — он принялся расхаживать из стороны в сторону, то и дело поглядывая в окошечко на посадочную площадку, — угадай, кто записался восьмым в очередь на кроватку, м? Из Денвера подвезли такую мебель, нам на них приоритетку дали, я бы такую ни за что в жизни не сколотил бы. Так что скажи Тому, что он скоро переселяется, пусть пакует свои подгузники.

Вечно Джозеф мог говорить только о двух темах — о звёздах и о семье. Взращенный на идеях единения, уважения и любви он рано начал мечтать о том, чтобы стать отцом, и вечно игравшая ему на руку судьба восприняла это желание максимально серьёзно: толком не научившись жить за пределами колледжского общежития, Купер забивал себе голову мыслями, крайне далёкими от космоса — детской мебелью, едой, игрушками — и никогда этого не стеснялся. И как можно было стесняться такой чистой и трепетной любви к совершеннейшему созданию, его первенцу, его крохотному мальчику Тому, для которого он был готов привезти все звёздочки мира.

Вскоре крик в трубке прекратился и сменился на еле слышное кряхтение, заставившее Джо остановиться и лишний раз улыбнуться.

— Ты сегодня поздно? — уставшим голосом спросила его Эрин.

— Да, вы поспите там, как сможете, меня не ждите.

— Всё настолько плохо?

Настолько плохо. Ещё бы. На этих словах Купер закатил глаза, устремляя взгляд в другой конец комнаты отдыха — там, под пластиковым подобием хамедореи, на белом диванчике с полопавшимся кожезаменителем молчаливо восседал источник всех его проблем. Угрюмый нелюдимый медведь, эта странная особа так же попивала омерзительно холодный кофе и битый час листала непонятный иностранный кирпич с пожелтевшими страницами. Выглядел этот человек настолько же хорошо, насколько и приветливо — его сальные волосы были достаточно длинны, чтобы доставлять неудобство, но слишком коротки, чтобы забирать их резинкой, а потому из головы у него торчал непонятный замасленный хвостик, чудесно дополнявшийся жиденькой козлиной бородкой и неухоженными усами. Одной рукой медведь степенно перелистывал страницы книги, другой же перебирал зубочистку, что Купера знатно раздражало. Хотя, стоит отдать должное, в этом человеке его раздражало всё и сразу, ровно с той секунды, когда он объявился в NASA пару часов назад.

— Да ну, — Джо заговорил чуть потише, — совсем уже сдурели. То воюем почем зря, то тут друзьями внезапно стали. Понаприсылали делегацию, одного нам засунули, чего-то ждать. Там у них кто-то должен приехать ещё, проведут знакомство, прикрепят его к кому-нибудь и всё. Я как только освобожусь, сразу к тебе, хорошо? Ой да не волнуйся, он всё равно половину не понимает. Окей, окей, не задерживаю. Хорошо. И я тебя.

Сложив телефон-раскладушку, Купер вздохнул и тихонечко начал потягивать кофе из стаканчика. Краем глаза увидев, что медведь на диване всё же отвлёкся от своей книги, Джо внезапно с большим интересом устремил свой взгляд в пол, изучая каждую ворсинку и каждое пятнышко ковролина — ему совершенно не хотелось вступать в какие бы то ни было разговоры и уж тем более перепалки. Но незнакомец так и продолжал пристально на него смотреть, и Купер сдался: как-никак, а чем он был хуже других? Гордо выпрямив спину и натянуто улыбнувшись, он посмотрел на незнакомца и подошёл чуть поближе. Тот заложил книгу обрывком цветастой бумажки и стоило ему только встать, как Джо чуть нервно сглотнул — будучи высокорослым парнем, он привык к тому, что все, включая их капитана, уступали ему в росте. Этот же медведь возвышался над ним не меньше, чем на голову, и Джо даже сделал шаг назад, ощущая как по телу пробежались мурашки дискомфорта.

Он ожидал всё, что угодно — что медведь на него рявкнет, пригрозит за острое словцо, выльет на него кофе, но… он лишь только протянул вперёд свою лапищу и раскатистым голосом, почти что нараспев, проговорил:

— Шестаков моя фамилия. Это ты тут Купер?

Джо не знал, что на него тогда нашло. Не то суматошный день, не то предвзятость к незваному гостю, его порядком разозлили, а потому вместо своей обычной гостеприимности он выдал один лишь холод. Всё ещё неимоверно выгибая спину дабы казаться хоть сколько нибудь выше, руку он не пожал, но зато громко и чётко ответил:

— Джозеф Аарон Купер. Инженер, младший помощник пилота, тестировщик космических и главный управляющий стратосферных рейнджеров, сэр.

Вот зачем? Зачем он это сказал? За всю свою жизнь Купер ни разу не кичился, подумать только, ни разу! Оценки, успехи и почести — всё это он считал должным, разумеющимся результатом своих тяжёлых трудов, не требующим ни озвучивания, ни чрезмерной похвалы. А сейчас, стараясь произвести впечатление перед совершенно незнакомым человеком, он выдавал себя настоящим павлином, ничем не лучше некоторых гордецов в своей команде, которых ненавидел всей душой.

Слегка опешив от подобной наглости, медведь поначалу нахмурился, но лицо его вскоре просветлело, и вот уж незнакомец вновь уселся на диван и продолжил перебирать пальцами свою зубочистку.

— А не маловат ты для того, чтобы я тебя так назвал? — рассмеялся Шестаков. — Ну ладно, раз ты у нас Джозеф-Аарон-главный-управляющий, то я тогда Андрей Филиппович. Первый пилот самолёта-разведчика «Астероид», капитан и первый пилот космического корабля «Гагарин-1», заместитель начальника по космическим исследованиям в «Роскосмосе». Вот и повыговаривай.

Раскрасневшись, Купер искренне и честно попытался произнести его имя, но каждый раз коверкал его настолько, что вскоре эту затею бросил.

— Простите, — наконец он признал свою ошибку и уселся на тот же диван, что и Андрей Филиппович, всё ещё не слишком близко, но это было уж всяко лучше, чем попросту стоять у кофемашины, — тогда, может, просто Эндрю? А я просто Джозеф.

Незнакомец пропыхтел что-то через усы и снова засмеялся, покачивая головой:

— Э не, америкашка, так дело не заладится, не ты мне имя давал, чтоб решать, как меня называть. Давай так, я либо мистер Шестаков, либо Андрей Филиппович. А ты уж Джозеф, так и быть.

Невероятно хотелось буркнуть что-то в ответ, но всё это перепирание начинало казаться Куперу совершенно нелепым, а потому он попросту кивнул и начал водить пластиковой палочкой по чёрному морю горького кофе. Андрей Филиппович устремил взгляд в книгу, но явно её не читал, потому что вскоре обернулся к Куперу и спросил:

— А ты с чего решил, что я «половину» по-английски не понимаю?

Ответить Купер не решался — скажи он правду, Андрей Филиппович бы явно обиделся, а быть может и не на шутку разозлился, скажи ложь — всё бы стало сразу ясно. Поэтому Джо решил уйти от ответа:

— Да я просто… я не в обиду вам, но у меня недавно сын родился, жена целый день одна дома устаёт, а мы тут, как бы вам сказать-то… задерживаемся.

«Из-за вас» Купер произносить побоялся, но Андрей Филиппович всё прекрасно понял, кивнув и переведя взгляд на картину, неуклюже повешенную рядышком с кофемашиной — бескрайнее море неба и пушистых облаков, то тут, то там написанных искусной рукой художника.

— Дети это хорошо, — подытожил он с улыбкой, и вскоре вновь пришёл в себя. — Тебе хоть сколько лет, Джозеф? Мелкий такой, а уже столько мне всего наговорил: и пилот он, и управляющий, и отец.

— Во-первых, я не «мелкий», как вы выражаетесь, а молодой, — довольно сухо ответил Джо, — а во-вторых, мне двадцать.

Всё ещё поражаясь на такие резкие реакции, Андрей Филиппович удивлённо поднял бровь, но вскоре махнул рукой и продолжил говорить так, словно ему только что не предъявили претензию:

— Да ты не сердись, я ж тоже не со зла. Я… я и забыл вовсе, что теперь у вас всё по-другому. Из подгузников в школу, потом прыщи додавить не успеете, а вас уже на работу. У нас… у нас по-другому было.

На это Джо ничего не ответил, а сам Андрей Филиппович и не продолжал, попросту листал дальше страницы книги, то и дело задумчиво вздыхая. Купер также думал о своём, продолжая потягивать кофе, но вскоре и он кончился. Повозив палочкой туда-сюда по дну стакана, Джо вновь начал косить на Андрея Филипповича, на его зубочистку и на книжку с непонятными символами.

— Мистер Шестаков? — тихо и чуть менее прохладно спросил он.

— М? — кратко и исчерпывающе ответил тот.

— А вы… что читаете?

Книги в эту эпоху были редкостью. Не только потому, что человечество разучилось читать, но и потому, что после обрушившейся на половину полушария Большой Зимы в 2043-м году во многих семьях книги попросту сожгли. Куперу тогда было всего одиннадцать, и он отчётливо помнил, как мать с отцом ругались из-за домашней библиотеки, которой можно было бы прогреть заледеневший дом. По итогу, материно упорство взяло верх, и библиотека уцелела. Да, пришлось разобрать сарай и пустить его в топку, но зато сохранились знания, которые в современном мире ускользали, словно крохотные частички в песочных часах. Купер тогда дрожал между матерью и отцом, укутанный тремя одеялами, но спал спокойно, зная что на следующее утро мама вновь почитает ему «Краткую историю времени».

Название книги Андрей Филиппович не сказал. Вместо этого перелистал несколько страниц и прочитал на своём, русском:

— «Богатство есть, но не Ротшильдово; фамилия честная, но ничем никогда себя не ознаменовавшая; наружность приличная, но очень мало выражающая; образование порядочное, но не знаешь, на что его употребить; ум есть, но без своих идей; сердце есть, но без великодушия, и т. д., и т. д. во всех отношениях. Таких людей на свете чрезвычайное множество и даже гораздо более, чем кажется».

Купер слушал, не перебивая, помолчал немного, пожал плечами и спросил вновь:

— И… как вот это всё переводится? Это хоть откуда?

С многозначительной ухмылкой, Андрей Филиппович вернулся на ту страницу, которую читал, после чего заявил:

— Когда-нибудь поймёшь и без перевода.

Не больно-то и хотелось. Вся эта излишняя загадочность казалась Куперу одним лишь набиванием себе цены — приехал незнамо откуда и решил произвести впечатление. Ну-ну, знал он таких, одни лишь слова ни малейшей капли дела. Не желая больше издеваться над своим желудком и сердцем очередным стаканчиком с кофе, Купер допытал автомат выдать ему горячий шоколад и неспешно прошёл до окна, отделявшего холл отдыха от только-только подкрадывающихся сумерек лётной площадки.

Боевые рейнджеры, самолёты-разведчики, космические истребители — чего только не было в этом удивительном мирке из серого асфальта и ярких разметочных огней. Где-то далеко в ангарах шумели громогласные добротные механики, помогающие железным птичкам оправиться от рабочего дня, других же вместе с вечно недосыпающими инженерами готовили к первому полёту. Чья-то смена заканчивалась, чья-то начиналась, кто-то уходил в жилой блок при NASA, кто-то заводил машину и рассекал волны пыли, поторапливаясь домой. Сотни муравьишек, и все они были так хорошо видны из комнатушки с кофемашиной, протёртыми диванами, пластиковыми цветочками и… русским.

— О, Куп, ты уже познакомился с мистером Шестаковым?

Этот голос трудно было с чем-то перепутать — как-никак, начальник их подразделения. Именно ему Купера отрекомендовал профессор Брэнд, перед ним же единственным Джо готов был хоть сколько-нибудь выслуживаться, причём далеко не из корыстной цели добраться до вершины карьеры в этом отделе, а из столь же корыстной цели быть переведённым в другой, космических исследований.

Осушив стаканчик с горячим шоколадом, Джо натянул улыбку и приветственно отчеканил:

— Добрый вечер, мистер Мюррей. Да, сэр мы… мы познакомились.

Почти незаметно откинув стаканчик в мусорное ведро, Купер не без доли неловкости уселся обратно на диван, тщетно надеясь на то, что Андрей Филиппович хоть как-нибудь продолжит и поддержит разговор, но этого не произошло: он степенно дочитал предложение, заложил страницу и только потом поднял взгляд на Мюррея, учтиво ему кивнул и встал с дивана.

— Так оно и есть, мистер Мюррей. Василий Николаевич приехал?

— Да, вот сейчас собираемся. Я думал пригласить вас в конференц-зал, но раз мистер Василий уже здесь, а вы успели познакомиться с Купером, то нет смысла в формальностях, я всё скажу на площадке. Пройдёмте.

Не удосужившись даже посмотреть на Джо, Мюррей подозвал к себе Андрея Филипповича, заискивающе спрашивая его о том, сколько ему пришлось ждать, не утомило ли это его и прочие слова ни о чём, от которых Купера попросту тошнило. Но, увы, дело безвыходное, и человека, которого облизывал твой начальник, нужно было облизывать с дважды большим упорством, а потому Купер поправил свой джемперок с маленькой нашивкой NASA — подарок на первый день работы — и просеменил за процессией, ведущей свой великий путь в то, что Купер называл «демонстрационной».

Демонстрационная ничем не отличалась от других ангаров со стороны, но поскольку основной её задачей было ублажение важных гостей и создание иллюзии колоссальной работы, на неё ушёл немалый бюджет. А потому именно там хранился лучший рейнджер, на который Куперу даже дышать разрешалось с письменной доверенности, там же каждая балка, каждая поддерживающая конструкция, каждая автоматическая кабинка механика выглядела как произведение искусства, единственное напоминание о том, что они вроде как живут в том самом космическом будущем, о котором писали их предки.

Делегация русских была достаточно небольшой — всего три человека, взамен пяти бравых американских парней, которые сейчас уже просыпались в такой далёкой и неизведанной Москве, готовясь посмотреть сначала на центральное здание Роскосмоса, а потом пропыхтеть с утра пораньше в Королёв, а оттуда — в Архангельск. Русским же здесь повезло больше, по крайней мере, так решил Купер — их привезли сюда под вечер, дали спокойно отдохнуть, встретили со всеми почестями, накормили, сейчас проведут крохотное собрание и отведут в распрекраснейший жилой блок с условиями, о которых простым американцам за пределами NASA даже мечтать было стыдно.

И всё почему? А главное зачем? Зачем вся эта жеманность, напускная вежливость, лобызания ради лобызаний? Ну кто бы подумал, что сам Коул Мюррей, герой и пример для каждого лётчика в Колорадо, будет ручки целовать людям, которых ещё так недавно называли «диковатыми и живущими в прошлом людьми» на всех новостных и политических программах? Да потому, что те же люди, которые с ядом в голосе заверяли, что страшнее Большой Зимы может быть только сотрудничество с русскими, через какую-то неделю уже называли их «главными товарищами в борьбе с кризисом», «восточными друзьями» и даже «крепким плечом, на которое можно положиться в построении совместного будущего». Лидеры пожали друг другу руки, заключили то один договор о сотрудничестве, то другой, и тут же началось… кукуруза и пшено, соя и гречиха, картофель и свёкла, химволокно и ситец, сжиженный газ и нефть, военные самолёты и спутники, алюминий и авиационный титан — отбирая последнее у матери-земли, они обменивались ими так, словно старались как можно скорее восполнить все годы запретов, санкций и вечных противостояний. Да даже водку, будь она неладна, стали продавать не в красивых минималистичных бутылочках — теперь она пестрила наклейками-этикетками со всеми символами России, которые только можно было найти. Такое же засилье «американщины», как говорил Андрей Филиппович, происходило и в России, но Купер об этом особо ничего не знал — не интересовался.

А знал он одно — в школе он отдавал честь американскому флагу, учил американский гимн, родился в Америке и Америку любил. Такого же мнения были и все его знакомые: менталитет за мгновение поменять было совершенно невозможно, даже если и менялся он ради некой завуалированно «благой» цели — на последнем издыхании совместными усилиями попытаться не умереть. У Купера не было радикальных взглядов. Но у него была родина. И пресмыкаться перед кем-то только потому что этого хотела власть он явно не собирался.

Мюррей повёл Шестакова на металлическую площадку, с которой открывался обзор на весь ангар, и активно и оживлённо жестикулируя рассказывал ему о достижениях США в авиапромышленности. Андрей Филиппович, нисколько не играющий в восхищение, попросту кивал, даже не удосужившись выбросить свою зубочистку. Закатив на это глаза, Купер отстранился от них и проследовал к своим.

«Свои» же сегодня не ограничивались только его командой — познакомиться с пополнением в составе собрали всех сотрудников подразделения, от начальства в пиджачках, до механиков, столпившихся последним рядочком у самых стен. Увидев там знакомые глаза Бака — добряка с увесистой рукой, широкой душой и ангельски спокойным характером — Купер тут же устремился к нему, минуя передние ряды, в которых находилась его команда — инженер и управляющая вычислительной техникой Холли Лейн, первый пилот Мэтт Новак и второй пилот Мейсон О’Нилл. Жавшийся к Холли так, словно в ангаре плюнуть было некуда, он мерзко осклабился, провожая Купера надменным взглядом. Джо ответил ему взаимностью.

Вот уж переговоры перешли в перешёптывания, Мюррей постучал по микрофончику и, убедившись, что в их образцово-показательном раю достаточно слышно его речь, проговорил пару приветственных слов и перешёл сразу к делу:

— Именно сейчас, в эпоху, когда человечество стоит на перепутье между светлым продолжением своего существования в этом мире и мрачной гибелью в душащем его кризисе, как никогда важны дружественные отношения между странами-лидерами. В прошлом году многие из вас протестировали инновационные корабли наших китайских партнёров, но на этом мы останавливаться не собираемся. Недостаточно лишь только получить новейшие технологические достижения от дружественных стран, важно и познакомиться с людьми, стоящими за их разработкой и управлением. Этот год для нас начался с новой, крепкой и, как я надеюсь, продолжительной дружбы с Россией, а потому в наше подразделение поступили не только рейнджеры «Молния», но и исследовательские космические корабли. Их управление — тонкое дело настоящих мастеров, а потому лучшие из вас сейчас начнут обучение у наших восточных коллег. Вы же, леди и джентльмены, берёте на себя не меньшую ответственность: Соединённые Штаты открыто готовы поделиться своим многолетним опытом управления как военными самолётами, так и рейнджерами, будь то в стратосфере или выше неё. Вашей целью в течение этой программы обмена станет обеспечение преемственности навыков, отточенных вами до идеала, нашим российским партнёрам. Ведь пусть история наших стран никогда не была лёгкой и спокойной, мы все понимаем, что живём под одним небом, что наша Земля и наш космос — общие, и только общими усилиями, не взирая на стереотипы и предубеждения, мы сможем спасти человечество в эти нелёгкие времена.

Раздались бурные аплодисменты, и Купер, не желая отбиваться от толпы, тихонько похлопал пару раз — как-никак, а на репетиции этого театра им настоятельно намекнули играть искреннюю радость и рукоплескать так, словно Мюррей написал речь века, а не налил столько же воды, сколько школьник в выпускном эссе. Хуже было только то, что не меньшее количество воды полилось и дальше:

— Благодарю, благодарю, — Мюррей засветился ещё более приторно-лживой улыбкой и продолжил, — а теперь позвольте представить вам ваших коллег на эти плодотворные четыре месяца. Прошу любить и жаловать, Василий Николаевич Федосов! Василий Николаевич — генеральный директор научно-исследовательской космической деятельности, эксперт космических проектов, один из четырёх руководителей первой международной экспедиции к Сатурну.

Как только стихла очередная волна дежурных аплодисментов, Мюррей кивнул, и шаг вперёд помимо Федосова сделал ещё один человек, которому Купер был обязан нахождением здесь и которым восторгалась его жена да и, что уж таить, NASA в целом.

— Как нетрудно догадаться, свою тесную и продуктивную работу с мистером Федосовым проведёт всем вам знакомый человек, доктор физико-математических наук, профессор астрофизики, эксперт в пространстве и времени, почётный член и эксперт международного космического сообщества, мистер Джон Сэмьюэл Брэнд!

Теперь рукоплескания были чуточку более искренними, даже со стороны Купера, который вскоре всё равно успокоился и начал зевать, поглядывать на часы каждые полторы минуты, словно это чудом бы ускорило бесконечно текущее время, за которое одни нудные слова проговорил сначала один академик, потом другой. Ничего примечательного в этом переливании из пустого в порожнее Купер не видел — одинаковыми для него были пустые обещания и лживые слова о дружбе и всё том же сотрудничестве, слове, которое в сочетании с «русскими» набило всем оскомину. Шумом на фоне пронеслось и представление инженера и проектировщика космических кораблей, Анны Семёновны Сорокиной, которой, как и Федосову с Брэндом, звания и должности перечисляли неприлично долго. Наконец-то Джо приготовился по третьему кругу проклинать свет и переваливаться с ноги на ногу, как его сонное сознание неожиданно ожило: Мюррей протараторил всю ту же скороговорку про Шестакова и дал ему выступить вперёд, чтобы сказать пару слов. К этой «паре слов» тот отнёсся буквально — выдержал небольшую паузу, в коем-то веке убрал свою зубочистку, откашлялся и выдал:

— Что же, за меня всё уже сказали, не так ли? Язык у нас разный, космос общий, правду говорит мистер Мюррей. Так что буду рад и поучиться, и поучить. Спасибо за такую возможность, надеюсь из неё выйдет что-то… приличное.

Но удивила Купера не его манера говорить, не лаконичность и даже не осознание того, что вечер подходил к концу. Стоило только Андрею Филипповичу закончить, как за микрофон снова взялся Мюррей.

— Мистер Шестаков — выдающийся практик, а потому я считаю более чем правильным поспособствовать его непосредственному сотрудничеству с нашими пилотами. Таким образом, этот вопрос я поручаю одним из лучших представителей нашей дружной команды профессионалов. Мэттью Новак, не могли бы вы встать?

Всё остальное в голове Купера после тягомотных и нудных речей ускорилось похлеще самолёта на турбореактивном двигателе — его команда? Работать с этим? В исступлении и непонимании он смотрел то на площадку, то на улыбающегося Мэттью, то на Бака, который немногословно пожал плечами и толкнул Джо в бок.

После всего этого шоу, Мюррей попросил остаться тех, кто будет работать с новоприбывшими «коллегами» для неформального знакомства перед тем, как их всех благополучно увезут отдыхать в жилой блок. Федосов с Сорокиной уже активно расхаживали туда-сюда по железной площадочке, рассматривая самолёты и что-то увлечённо обсуждая с профессором Брэндом и самим Мюрреем. Шестаков же, вновь бурча себе что-то в усы, спускался по ступенькам по направлению к Новаку. Быстрее, быстрее туда — в пару шагов Купер перемахнул через ряды и постарался подбежать к своим ещё до того, как это сделает Андрей Филиппович. Оттеснив прилипшего к Холли Мейсона, он широко открытыми глазами уставился на Мэтта и процедил:

— Ты знал? И ничего не сказал?

Новак открыл было рот, но опоздал — Шестаков уже вошёл в их кружочек, и шептаться о нём возможности больше не было. Крепко пожав всем руки и этим же заставив Холли ойкнуть от неожиданности, Андрей Филиппович широко улыбнулся и выпрямил спину. Словно специально, столб фонарный.

— Ну что, здравствуйте, товарищи. Меня вам уже представили, Джо вашего я вот уж тоже знаю. Вы, — он учтиво кивнул Мэттью, — должно быть, мистер Новак?

— Да-

— А я Мейсон О’Нилл, — сразу за Новаком отчеканил Мейсон, — рад с вами познакомиться, мистер Шестаков.

Холли язвительно на него зыркнула, а Мэттью лишь только вздохнул. Не желая напрягать обстановку ещё больше, Андрей Филиппович ответил добродушным «очень приятно».

— Ну что же, контакты мне ваши дали, мои вам, наверное, тоже. Какие у нас завтра планы, Мэттью?

Скрестив руки, Купер уже был на низком старте домой — всю свою карьеру все вопросы решал, конечно же, первый пилот, их капитан, их сердце и душа, а Куп… что же, Куп просто при этом присутствовал. Субординация, будь она неладна — вот истинная проблема совершенно счастливого и вроде как успешного человека в NASA. Мыслями с женой и сыном, он даже развернулся к выходу, как острым крючком за самую нежную кожу его подцепили слова Мэттью:

— К слову об этом, Андрей Филиппович. Мы тут посовещались, и решили, что вам однозначно стоит поработать непосредственно с Купером. Вы не смотрите, что он такой молодой — это у нас отличник всех аттестаций. Учится быстро, а наши машины знает получше всего подразделения разом.

Естественно, с Купером никто не совещался. Даже не пытался. Ни сейчас, ни сотни раз до этого — ему не давали советов, ему всучали приказы на исполнение, и сейчас один из таких просто обернули в конфетку вежливых слов и улыбок. Им всем ведь не хотелось возиться с очередной обузой, у них были дела поважнее — реальные полёты, реальные экспедиции, реальная работа. Купер же был младшеньким, и пусть его солнце светило в сотни раз ярче, лучи его загораживал абсолютно непробиваемый экран авторитета настоящих пилотов, до которых ему нужно было не дослужиться, нет. Выслужиться.

— Что же, — нисколько не унывая ответил Андрей Филиппович, — оно и лучше, юная кровь, гибкий разум, не так ли? Да и к тому же, мы с ним уже побеседовали. В таком возрасте быть главным управляющим по полётам в стратосферу? Достойно, я считаю.

На это Мейсон прыснул, и тут же получил локтём от Холли, но остановиться уже не мог и рассмеялся громче, заставляя Купера раскраснеться поярче баночки мексиканских томатов и уставиться в пол.

— Не знаю, что он вам говорил, но он вообще-то по «Орлам» у нас главный… проверяет, могут ли ещё служить после стольких лет.

Андрей Филиппович уже пожалел о том, что сказал — ситуация для его коллеги оказалась невероятно неловкой, но разрешать её как-то было нужно. А потому он похлопал Купера по плечу:

— «Орлы» тоже славные. Не были бы славными, списали бы их давно. Значит, на «Орлов» и посмотрим, а дальше разберёмся, благо четыре месяца впереди. Так, Купер?

Джо лишь кивнул пару раз. На том и кончили — Мэттью ещё раз пожал Шестакову руку, и вскоре делегация русских отправилась вслед за Мюрреем из ангара в отполированный до блеска мкироавтобусик, спокойно отправивший скромную процессию в жилой блок. Не желая даже возмущаться и ругаться, Купер, всё ещё красный и пристыженный, постарался побыстрее ускользнуть из ангара, но в очередной раз его остановили. На этот раз рука. На этот раз принадлежащая Мэттью.

— Не обессудь, Куп. Ты знаешь, нам некогда с ним возиться. Главное, ничего кроме «Орла» ему не показывай, хорошо? От начальства распоряжение. Нормально сживётесь если, то мы тебя возьмём на МКС.

— Мне подачки не нужны, — буркнул Джо в ответ, не смотря на команду и быстро направляясь к выходу. — И не дурак я, дальше «Орла» он у меня даже смотреть не будет.

Солнце село. Июньская духота сменялась ночной сыростью и полупрохладой. На парковке осталось три машины. Дома его ждали Эрин и Том.

Очередной рабочий день подошёл к концу.

ㅤ ㅤ

ㅤ ㅤ

ㅤ ㅤ