Утро добрым не бывает! Арвин знал об этом как никто другой. На голову словно надели ведро и от души колотили по нему увесистой дубиной. Глаза слезились от яркого солнца, ворвавшегося в комнату. Оно бесцеремонно разлилось по стенам, раскрасило желтым мебель, облило растительным маслом предметы. Арвин сощурился. 

– Что б тебя! – процедил он сквозь зубы и попытался сесть. Голова словно сделала пару витков вокруг своей оси и, наконец, остановилась. Во рту пересохло, казалось, если приоткрыть его, оттуда посыплется песок. Такой песок он ел почти каждое утро и в принципе примирился с ним как с неизбежным последствием. Уверенным движением он потянулся к столику, взял заранее поставленный кувшин с вином и прохладная терпкая жидкость оросила его иссушенное горло. Немного полегчало!

«Надо пройтись», – подумал он и, в чем был со вчерашнего вечера, прихватив кувшин, вышел навстречу новому дню.

Солнце преследовало его повсюду, будто специально наблюдало, куда он пойдет, и поворачивало в ту же сторону. Вон там, например, в другом конце двора, облачко отбрасывало тень, а здесь солнце нещадно жарило и слепило. С мучениями и ругательствами добравшись до середины двора, уже порядком взмокший, он наклонился к фонтану освежиться. Однако солнечные блики отплясывали веселые танцы и там. Голова мгновенно закружилась, и все содержимое его желудка оказалось в воде. Случайно ставшая свидетелем всего этого безобразия женщина, с отвращением отвернулась и заспешила по своим делам. День начался!

«Видно вино поганое подсунули», – решил Арвин и попытался подняться на ноги. К тому моменту кувшин уже опустел, и это простое действие никак ему не давалось.

– Опять с утра нализался! – услышал он откуда-то сверху. Арвин задрал голову и попытался собрать воедино раздваивающееся изображение. Высокий крупный дядька с короткой густой бородой нависал над ним всей своей мощью.

– Не твое дело, – огрызнулся Арвин и замахнулся на него кувшином, но не удержал в руке, и черепки звонко разлетелись о камни мостовой. – Лучше бы встать помог, скотина.

Но человек-скала был тверд в решимости не поощрять позорного поведения Арвина и, неодобрительно покачав головой, без лишних слов оставил его валяться там, где нашел.

Солнце продолжало жарить, а вместе с тем Арвин чувствовал, будто жарится, пронизанный иголками, его мозг. Ему вдруг отчетливо представилось, как лежит он на большой каменной сковородке и вот через некоторое время от него остается лишь кучка дымящейся одежды, а сам он превращается в пепел, который ветер разносит по двору. И все закрывают лицо, чтобы пыль не попала в глаза, и никому не интересно, что когда-то этой пылью был он, что он когда-то жил, а теперь его нет, и от него остался лишь прах, который забьется между камнями и не одна пара сапог еще долго будет топтать его. Решив, что пора отсюда убираться, Арвин пополз в тень, где через пару часов его и нашел спящим Багенвиль.

– Здорóва, дружище! – разбудил его Багенвиль радостными возгласами. – Я ищу тебя, а ты во где сил набираешься!

Арвин спросонья увидел расплывшуюся улыбку на мятом ощетинившемся лице, обнажившую кривые желтые зубы, и его слегка передернуло. «Смотри смело в лицо своему будущему! – подколол он себя. – Все произойдет постепенно, ты даже не заметишь и примешь как должное. Или уже произошло? А собственно, какая разница?!» – Он отмахнулся от образа, пытаясь отогнать его, но Багенвиль продолжал давить кривую довольную лыбу.

– Сколько сейчас времени? – Арвин усердно протирал осоловевшие глаза.

– Так обед уже скоро. А что?

– Ничего. Чего хотел-то?

– Ну, как чего?! Пойдем, так сказать… – он показал соответствующий жест. – Компания нужна хорошая. Без хорошей компании, это, понимаешь, никак… не идет…

«Это у тебя не идет, эстет фигов, а у меня все идет.»

– Ну, раз хорошая компания нужна, тогда, конечно, пошли.

Спустились вниз в небольшое помещение, заваленное всяким хламом: в правом углу валялось сломанное колесо от телеги, накрытое тряпками, из-под них также высовывался табурет с двумя ножками, изъеденные жучком оленьи рога, музыкальный инструмент со струнами, торчавшими во все стороны словно усы кота, и куча другой разной всячины. Посередине комнатушки красовался сооруженный на скорую руку стол, за которым уже собралась развеселая захмелевшая компания.

– Ну, наконец-то! Мы тебя уже заждались. Присаживайся, – и сидевший во главе стола раскрасневшийся толстяк ловко придвинул ногой кривую табуретку. Арвину сразу же налили вина.

– Итак, тост – «За здоровье!» – сказал толстяк и сразу накатил стаканчик.

– Отличный тост, Колокол! Свежо и актуально! – подколол Арвин. Остальные не поняли сарказма и радостно поддержали «За здоровье! За здоровье!»

– Князь, следующий тост, как за опоздавшим, за тобой! – продолжил толстяк.

– Нет, Колокол, давай лучше ты, меня сегодня муза не посетила, а у тебя хорошо получается, – ответил Арвин, настроения у него действительно не было. В другой день он может и завернул бы что-нибудь эдакое, но сегодня с ним творилось что-то странное, его охватила меланхолия и тревога, будто произошли какие-то перемены, о которых он еще не знал, но интуитивно предчувствовал и с волнением ждал.

– Ну так, значит… – начал Колокол.

– Кто-кто не посетил? – с опозданием спросил Багенвиль. Он несколько секунд мял незнакомое слово в голове и, не найдя его в своем скудном словарном запасе, в целях просвещения, решил поинтересоваться.

– Муза, – повторил Арвин и снова увидел непонимание в глазах Багенвиля, – это древнегреческая богиня, покровительница искусств, ну, короче, источник вдохновения.

– А-а-а, – протянул Багенвиль, – ясно. А почему же она не пришла? Норовистая дама, наверное.

Арвин набрал в грудь побольше воздуха.

– Когда говорят, что не посетила муза – это значит, нет вдохновения, – объяснил он.

Багенвиль закивал.

– Недаром ты князь! Вон какой умный!

– А ты туп, как пробка! – тихо произнес Арвин.

– Чего? – не разобрал Багенвиль.

– Ничего. Наливай, говорю, – пояснил Арвин.

«Сейчас догонюсь и сравняемся». 

– Ну, музы нет, а музыка будет! – забыв про тост, Колокол вытащил из-под тряпья инструмент.

«Пеу, пеу» издали уцелевшие струны из-под его пухлых пальцев. «Пеееееееу» снова зазвучала лютня.

– Знаете, хочется чего-то такого, для души. Чтобы взяло прям и не отпускало. Как жаль, что у меня нет таланта! – и он снова уже собрался провести по уцелевшим струнам. 

– Дай-ка сюда, – протянул руку Арвин. – Не могу смотреть, как ты инструмент мучаешь. – Он нежно провел по лютне рукой как по бедру женщины, проверил струны, они на удивление не были порваны, приладил их на место и настроил. Спертый воздух каморки ожил от старинной мелодии, звуки разлились в пространстве, обняли и приласкали, унесли за собой. К мелодии присоединился бархатный мужской голос, певший о любви и разлуке, одиночестве, ожидании и надежде. Но Арвин не допел, на середине голос дрогнул, и он убрал руки с инструмента.

– Мне идти надо, вы тут как-то уж без меня сегодня, – все, что смог сказать Арвин, но толстяк уже обмяк и мирно посапывал, а остальные мутно таращились в ответ. Не выпуская лютни, Арвин вышел.

Часам к четырем Арвин заметил в замке какое-то движение: туда-сюда суетились слуги, что-то чистили, убирали, расставляли. Вспомнив, что с самого утра так ничего и не ел, он заглянул на кухню. Там тоже царила суета: раздраженно кричал на помощников повар, отовсюду булькало, из кастрюль валил пар, бегали поварята с корзинками овощей, хлеба и зелени. Совершенно очевидно, что вечером намечалось празднество.

Он увидел знакомую кухарку и поманил ее. Дородная девица лет двадцати, воспитанная в лучших традициях местной кухни, радостно задвигала объемными бедрами в его направлении. Арвин ей нравился, несмотря ни на что. Она намекала, что у них когда-то была близость и недвусмысленно давала понять, что была бы не против продолжения, но Арвин не мог представить, что даже будучи в стельку пьяным, он пошел бы на такое и делал вид, что намеков не понимает.

– Подскажи-ка, красавица, что у нас тут такое намечается?

Красавица заулыбалась и кокетливо пожала массивными плечами.

– Важные гости приедут к Вашему брату.

– Важные, говоришь?! А, может, знаешь, кто?

– Нет, этого мне не известно.

– Ну да ладно. Собери мне тогда что-нибудь из этих разносолов, – попросил Арвин.

Девица проворно бросилась выполнять поручение, и через пару минут все было готово. Арвин устроился в уголке, где на него никто бы не обращал внимания.

В главном зале ломились столы: фаршированные фазаны, куропатки, кабан, все виды рулетов и пирогов, слуги то и дело приносили новые блюда и разливали вино. Гости разговаривали, смеялись, пили. Музыканты и жонглеры развлекали собравшихся. Во главе стола вместе с приближенными сидел младший брат Арвина. Ни телосложение, он был достаточно худ и невысок, ни в целом внешность его никак не выделяли Девира среди окружающих, и если бы ни его место за столом да ни дорогой расшитый золотом костюм, никто не принял бы его за хозяина замка. Речь его была мягкой и приветливой, но взгляд выдавал в нем человека честолюбивого.

Арвин присел с краю стола, поближе к выходу, и наблюдал за гостями. Многих из них он знал, кого-то видел впервые. Но он наблюдал за всеми как посторонний, будто случайно забрел на чужой праздник. Вон те двое напротив хвастались купленными лошадьми, двое других громко смеялись, рассказывая друг другу пошлые истории о своих похождениях. Чуть поодаль сидел его дальний родственник и безучастно кивал на все, что говорил сосед слева. Арвин взял пустой кубок и подставил мимо проходившему слуге. Он тотчас его наполнил и прошел дальше в поисках тех, кому еще необходимо налить вина. Заметив Арвина, родственник поднял кубок в знак приветствия, и он ответил ему тем же. Снова прошел слуга и снова наполнил кубок, затем все повторилось опять. Жужжание гостей стало мерным, растянутым и вязким. В конце концов, Арвин забрал у слуги кувшин и поставил под стол, самостоятельно наполняя кубок по мере необходимости. То и дело произносили тосты в честь хозяина замка. Веселье не прекращалось.

Родственник незаметно покинул соседа и подсел к Арвину.

– Вижу, тебе не весело, – заметил Арвин.

– Боюсь, меня пригласили скорее за компанию, так сказать по старой памяти, – ответил молодой человек. Он принадлежал к старинному, но обедневшему роду и сейчас явно чувствовал неловкость. Арвин достал из-под стола кувшин и налил ему.

– Меня вообще не приглашали, так что с того?

– Ну, так ты и так дома, – улыбнулся родственник. – Ну ладно, твое здоровье! – поднял бокал молодой человек.

– Твое здоровье! – рассмеявшись, повторил Арвин. Этот тост был сегодня явно популярным.

Молодой человек смутился и замолчал.

– Не обижайся, к тебе это не относится, – исправился Арвин. – Это я так, над собой смеюсь. – Арвин налил ему еще вина, не обделив и себя. Молодой человек сделал маленький глоток и отставил кубок, Арвин залпом осушил свой и снова налил. Молодой человек с удивлением уставился на него, забыв про приличия. Он был слишком молод и еще плохо умел скрывать эмоции.

– Ну, что ты так на меня пялишься? – заметил его пристальный взгляд уже сильно окосевший Арвин.

– Я, нет, ничего, – ответил он.

– Да ладно, скажи уж что думаешь! Не стесняйся!

– Я, я просто не думал, что все эти слухи...

– Правда, да, – распалился Арвин. – Так что можешь, не стесняясь, отсесть подальше, чтобы не опорочить свою честь.

– Нет, я ничего такого не имел в виду. Простите, если я оскорбил Вас, – начал извиняться молодой человек.

– Иди ты к черту со своими извинениями, бедный родственничек! Реши сначала свои проблемы!

Лицо молодого человека вмиг переменилось. Он поднял голову, расправил плечи, взгляд его стал решительнее и старше.

– Может моя семья и небогата, но достоинство мы не потеряли! – ответил он твердым голосом, встал из-за стола и ушел.

– Ну и катись подальше, – крикнул вслед Арвин.

В зале было шумно, от разговоров, от смеха, от музыки. Все перемешалось и слилось в одно большое разноцветное шевелящееся многоголосое пятно. И вдруг это пятно разрезала тишина. Она прошла по залу в платье синего бархата с рассыпанными по спине каштановыми кудрями.

– Прошу внимания, – обратился к гостям Девир. – Хочу представить Вам княгиню Лирею Иласскую. Княгиня, для нас это большая честь!

Княгиня повернулась к гостям, и кубок выпал из рук Арвина.

– Господи, зачем же ты приехала? – вырвалось у него.

Она стала еще краше, еще желаннее, еще недоступнее, недосягаемая далекая звезда, на которую можно только смотреть, но нельзя коснуться. Она улыбнулась и поприветствовала гостей, среди которых как будто кого-то искала.

Незаметно Арвин выбрался из зала. Спотыкаясь и падая, он добрался до своей комнаты и закрыл дверь на ключ. Сердце, казалось, пробьет грудь и выскочит наружу.

Он посмотрелся в зеркало и тут же сблевал, то ли от выпитого, то ли от увиденного. Умывшись холодной водой, он снова поднял голову: на него глядела незнакомая отекшая рожа, длинные грязные волосы слипшимися прядями падали на лоб.

– Господи, стыдобища какая! – заключил Арвин и, держась за стенку, пошел к постели. В постель он рухнул, не раздеваясь, не снимая сапог. Тело его дрожало мелкой дрожью. «Таким она меня не увидит, – пообещал он, – никогда! Боже, зачем ты только приехала?!»