— Аллен, — скорее в голове, чем наяву, слышу твой голос.

Рад почувствовать, что рядом кто-то есть.

— Ты всё-таки пришла, — усмехаюсь.

Медленно летящие снежинки покрывают землю в идеально белый цвет. В точно такой же, как твоё платье. Куртка как всегда не застёгнута. Ноги, без намёка на хотя бы какие-то колготки, утонули в снегу.

Знаешь, тебе идёт зима. И ночь. Сейчас ты выглядишь ещё более иллюзорной, чем обычно. Как призрак некогда существующего человека, который после смерти не смог покинуть этот мир. Или не захотел его покидать.

Призрак девочки лет семнадцати, что никогда не постареет телом.

Призрак девочки, душа которой живёт несколько столетий. Или вечность?

— Почему не подходишь? — пропускаю тихий смешок. Понимаю, что это совершенно не весело, но улыбку стянуть не могу.

Ха… Наверное, это не просто призрак. Злой дух, преследующий лишь одну цель: измучить человека.

— Извини. Наверное, ты бы хотела довести меня до отчаяния, но я уже там, — глупо хихикнув, делаю короткую паузу. — Ты кажешься прозрачной, Роад. Ты в платье? Или, может, это всего лишь снег? — глубоко вдохнув холодного воздуха, поднимаю взгляд в небо.

— Дурак, — тихий голос, что кажется грустным, звучит совсем рядом.

Оглядываюсь, но, конечно, рядом никого нет. И призрак, стоящий вдали, растворился.

— Не уходи, — зачем-то говорю в пустоту.

Жмурюсь и встряхиваю головой, но в этот раз не для того, чтобы вернуться в реальность. Надеюсь, что та галлюцинация с тобой вернётся. Когда открываю глаза — стоишь прямо передо мной. Почему-то без своей улыбки ты выглядишь поникшей. Кажется, ты промокла. С куртки что-то капает. Опускаю взгляд на ноги — хочется выругаться.

— Совсем что ли? Какого чёрта ты босиком? Погоду видела? Нет? Дубак на улице, снега навалило. Просил же, не волновать, — раздражённо бормочу под нос, поглядывая то на ноги, то на странноватую куртку. — Почему ты мокрая? — протягиваю руку, желая дотронуться, но ты делаешь шаг назад.

Почему? Почему не обнимаешь? Почему не желаешь прикосновений? Ты же вечно такая тактильная, липнешь словно жвачка — не отлепить. Обнимаешь, целуешь, виснешь на шее при встречах, а сейчас стоишь и смотришь. Не тараторишь всякую чушь и не подходишь.

— Снова играешь? — шиплю сквозь зубы. — Не надоело?

Как же это злит. Знаешь, может, в другой день смог бы промолчать, но сегодня я не в состоянии хоть что-то контролировать.

Резко наклоняюсь вперёд, успевая схватить тебя за куртку до того, как ты сбежишь ещё дальше. Тяну на себя, и, то ли наигранно, то ли просто не хочешь, чтобы твоя одежда порвалась — не особо стремишься вырваться. Однако упёрто стоишь на расстоянии, не желая подходить.

— Я же могу встать, — сжимаю в кулаке ткань.

Почему ты смотришь таким пустым взглядом?

— Будь добра, не зли меня сегодня, — продолжаю я. Желание встать, схватить за плечи и со всей силы швырнуть тебя на эту долбанную скамейку загорается ярким пламенем. — Иначе я тебя на самом деле тресну. Как ты можешь, блять… как. У тебя. Получается. Выводить. Меня. Из себя. За одну! Блядскую! Минуту?! — делая паузу после каждого слова, тяжело дышу, стараясь успокоиться. Вроде же ничего, сука, не сделала, ничего. Я не нормально реагирую, но…

Блять. Блять! Да какого хрена?! Я волновался, блять, волновался! Босиком ходишь по снегу, промокла… Про свои проблемы не заикнулся, слова, сука, плохого тебе не сказал, матом не осыпал, сам, блять, сам… Всего один долбанный раз открыто проявил не безразличие. Конечно, тебе нахрен не упали мои попытки вести себя по-человечески.

Моя чёртова голова раскалывается весь день, чувствую себя просто ужасно. От моей адекватности ничего не осталось, тупо нет сил ни на какое терпение. Да, я прекрасно знаю, что вспыхнул из-за мелочи, но уж извини.

— Задолбала, — рычу я, со всей силы дёргая на себя.

Поддаёшься, делаешь несколько мелких шагов, вновь оказываясь совсем рядом со мной. Ни слова не говоришь, лишь взгляд изменился: хмуришь брови и кажешься то ли обиженной, то ли недовольной. Руки заводишь за спину. Не хочешь, чтобы тебя трогали? Я тоже когда-то не хотел. Столько раз говорил, показывал жестами, матами, раздражением, злостью, да как угодно — тебе было плевать. Неужели думаешь, я стану уважать личные границы, когда тебе нет дела до моих? Давай, попробуй на своей шкуре, когда кто-то делает то, что тебе не нравится. Когда трогают, хватают за ноги-руки, не желая отпускать.

Ты моя галлюцинация. И я могу делать с тобой, что угодно.

— Руку, — не дождавшись никакой реакции, сам хватаю за рукав, притаскивая ближе к себе.

Да. Мокрая. Не ошибся.

Хмуришься. Аккуратно, медленно, но так же настойчиво, тянешь руку за спину, не желая прикосновений.

Твои проблемы. Не отпущу.

Осознание того, что ладонь стала липкой, приходит слишком неожиданно. Невольно вздрагиваю, отдёргивая руку от тебя. Крепко жмурюсь, стараясь сосредоточиться и забыть увиденную на ладони кровь.

Нет. Нет, нет, нет. Только не это. Не хочу кровавых иллюзий, не надо, пожалуйста, пусть кровь исчезнет. Пусть это будет растаявший снег, только снег и ничего более. Галлюцинация, где ты жива и в полном порядке. Передо мной стоит не труп.

— Прости, — виновато шепчешь ты.

— За что? За что, Роад? Почему, почему снова, снова и снова я вижу тебя такой? Чего ты хочешь? Чего? Мстишь, за то, что ночью ничего не получилось? Мстишь за лишние вопросы? Можешь простить? Пожалуйста. Я всё равно не помню, о чём был разговор, поэтому, пожалуйста, не надо. Не надо, не надо, не надо так поступать, — тараторю я, держась за голову. Всё подряд, всё, что угодно. Лишь бы страшный образ исчез. Пожалуйста, только не сегодня. Я не справлюсь. Не могу, не могу, не могу видеть твою кровь.

— Это не… — что-то бормочешь, но так тихо — не расслышать.

Повторяю раз за разом: «Пожалуйста, не надо», ты что-то пытаешься сказать, не слышу, и не могу заставить себя замолчать.

— Не моя! — кричишь во весь голос, перебивая меня.

От неожиданности дёргаюсь.

Чёрт, нет, я не хотел смотреть.

Кровь не исчезла.

Чуть отворачиваюсь, нервно выдыхая. Пожалуйста, не тыкай своей кровавой рукой в меня.

— Это не моя, — повторяешь тише. — Не моя кровь. Прости, я не переоделась.

— Врёшь, — нервно сглатываю слюну, пытаясь взять себя в руки. Тело дрожит — не могу нормально вздохнуть.

— Не вру. Не хотела подходить, — кажешься взволнованной.

Заметив, что я всё-таки взглянул в твою сторону — оживляешься: комкаешь длинный рукав, дёргаешь его вверх, оголяя руку.

— Целая, — торопливо бормочешь ты, — просто грязная, — лизнув окровавленные пальцы, трёшь их о ткань платья, а после протягиваешь руку ко мне.

Блять, фу, зачем ты её облизала? Идиотка, если это не твоя кровь, оставь свои замашки каннибала где-нибудь подальше от меня.

Кровавые разводы всё ещё видны, но ты, кажется, в порядке. Может, успела исцелиться, а может, сказала правду. Если честно, уже и не важно.

Ха… Нервы ни к чёрту. Одно твоё движение, а меня несёт. То радуюсь, то злюсь, то паникую.

— Дура! — рычу я. — Бесишь, блять. Не могла сразу сказать? Зачем доводишь? Не хотела она, ага. Босиком — тоже нечаянно? Не успела обуться? — тяжело дышу, стараясь успокоиться. Не слыша никакого ответа, продолжаю: — И чья это кровь, если не твоя?

Ой, зря я это спросил. Не хочу знать, кого ты лишила жизни.

— Забудь, — поспешно добавляю. — На, — скрипнув со злости зубами, швыряю тапки в тебя.

Чёрт. Как же это холодно. За секунду пальцы ног онемели.

Иронично. Теперь мы точно поменялись местами. Побуду тобой: босиком в мороз, и делаю, что хочу. Не ожидала от меня такого? Да, я тоже не ожидал.

Хмуришься, глядя вниз. Видимо, решаешь, надевать или нет. После присаживаешься на корточки, протягивая тапки обратно ко мне. Смотришь снизу вверх, всем своим видом говоря: «Забери себе». Холодно так, что я рад бы надеть их обратно, но хочется просто назло сидеть босиком. Почувствуй себя мной, Роад. Тебя ведь волнует состояние моего тела? Ну вот, волнуйся. Точно так же, как волнуюсь я.

С недовольством ты вновь тыкаешь тапками мне в пальцы.

— Возьми, — тихо-тихо, одними губами.

Такая странная. Моё воображение должно рисовать тебя более привычной.

— Ты не похожа на ту Роад, которую я знаю.

А что, если ты не глюк?..

Что я вообще творю? Зачем отдал тебе свою обувь? Почему переживаю? Почему так хочется согреть тебя, когда единственный, кто тут мёрзнет — я? Идиот.

— Я… Немножко занята, — силой отрываешь мои ноги от земли, надевая тапки.

Неловко.

— Если так занята, почему ты здесь? — невнятно бормочу под нос, с каждой секундой всё меньше веря, что передо мной галлюцинация. А может, я просто сплю?

— Попросил.

— Что?

Не понял.

— Остаться. Попросил.

Господи, если ты настоящая — пожалуйста, забудь всё, что ты видела и слышала. Я просто хотел выпустить пар. Не скрывать ничего, поиграть в эту игру, представляя, будто передо мной настоящая ты, которой высказываю всё, что хочется. Перед которой веду себя так, как вздумается. Но это была моя личная игра. Без реальной тебя.

Нет сил гадать, создана ты моим воображением или нет. Просто хочу проснуться. Выбраться из плена собственного сознания, которое сегодня отказывается исправно функционировать.

— Тебе не стоило приходить, — опускаю взгляд, разглядывая тебя, сидящую у ног, — Сегодня…

Нет, не стоит говорить этого вслух.

Роад, сегодня меня утаскивает в прошлое. Если бы не это, я не наговорил глупостей перед тобой. Неа, ты, Мана. Вы слишком реальны.

— Ты как-то сказала: «Я тварь потому, что убила того, кого любила». Помнишь? Скажи мне. Кто я, если убил того, кого любил? Дважды, — вспомнив о Мане, с какой-то надеждой смотрю на тебя.

Забудь. Не отвечай. Я сам не знаю, что несу.

Опустив голову, замираешь на несколько секунд. После медленно поднимаешься и, впервые за сегодняшний день, слегка приподнимаешь уголки губ.

Почему всё ещё кажешься грустной?

Нет. Это вовсе не грусть.

Словно услышав мои мысли, пытаешься исправить кривоватую улыбку. Хихикаешь, тихо-тихо, себе под нос. Смеёшься, смеёшься, смеёшься, но весёлой совсем не выглядишь, как бы ни старалась.

Как же болит голова. Чёрт. Не могу ни на чём сосредоточиться, не могу адекватно размышлять.

Нельзя отключаться. Не здесь и не сейчас.

«Не плачь», — машинально, словно в трансе, не издав и звука, я тянусь к тебе.

Отшатываешься назад и замолкаешь. Словно пьяная, чуть не падая в снег, смотришь, смотришь, смотришь, но вовсе не на меня, мимо, будто меня здесь и нет.

— До встречи, любимый, — отвечаешь, наконец, ты.

Голос такой спокойный. Тихий и ровный, ты вовсе не заикаешься и не дрожишь.

«Не плачь».

О чём я вообще? Ты же не плачешь.

«Не плачь».

Что со мной?..

«Не плачь, не плачь, не плачь, не плачь, не плачь, не плачь, не плачь, не плачь, не плачь», — без какого-либо повода, не имеющие никакого смысла, звенят в голове единственные слова, что так рвутся наружу.

Тело не подчиняется, само тянется за тобой, желая успеть ухватить за рукав до того, как ты исчезнешь из виду. Бежать. Бежать вслед за тобой, по снегу, что обжигает ноги. Бежать, чтобы поймать.

Не смей. Не смей так просто уходить.

— Предупреждал ведь, — схватив за запястье, шиплю сквозь зубы. — Теперь не уйдёшь.

Резкий толчок, со всей силы и, не отрывая взгляда, наблюдаю, как падаешь этим милым лицом прямо в сугроб. Чуть приподнимаясь, убираешь с лица прилипший снег. Вполоборота смотришь на меня, потеряв фальшивую улыбку.

— Почему убегаешь? — присев на корточки, теперь перед тобой улыбаюсь я. — Разве не этого ты хотела?

Молчишь. Конечно.

Хватаю за лодыжку, видя в твоих глазах намерение убежать. Притягиваю ближе к себе, пока не оказываешься лицом к лицу.

— Эй. Не плачь, дурочка, — тепло улыбаясь, шепчу, проводя пальцем по твоим слишком напряжённым губам. — Ты обещала.

— Очнись. — Твой голос такой холодный.

— Всё ещё злишься? — усмехаюсь.

— Не смей, — отрицательно машешь головой, сжимаешь в руках снег до скрипа.

— Можешь ударить. Только не сильно, ладно?

— Не смей, — повторяешь так строго, что чувствую вину.

— Что ж, виноват. Ты ведь простишь? — не удержался.

Твои глаза… Не скрыться, не соврать и даже не промолчать. Как всегда.

Хмуришься, злишься и молчишь.

— Ты обещала, — провожу рукой по твоему плечу — косо смотришь, но не отстраняешься.

— Ты тоже, — небрежно выплёвываешь в ответ.

— Ну, хватит. Я же здесь, — рисуя линию вверх, останавливаю руку на шее. В этот раз не сжимаю — чуть поглаживаю, в знак извинений. — Здесь. Хочешь ты того или нет.

Дёргаешься резко, грубо. Валишь на снег, за мгновенье оказываясь на мне. В небе материализовались заострённые свечи, направленные на нас.

Распластавшись на снегу, улыбаюсь. Когда злишься, ты такая красивая. Как в нашу первую встречу. Снова попытаешься изрешетить меня?

Нет. Стоп. Разве мы так познакомились?

В голове что-то спуталось.

Ой, да какая разница? Один твой вид на мне завораживает.

Романтично. Не находишь?

— Прости, что заставил ждать, — одной моей фразы достаточно, чтобы свечи полетели в нас.

Да ладно тебе. Не убьёшь же ты меня за одну оплошность?

Не отрывая взгляда, любуюсь тобой. Взлохмаченная. Мокрая, злая. Моя ведьма. Ты так красива, когда не прячешь чувства. Показывай себя настоящую почаще, мне не нравится любить куклу.

Пролетевшие свечи с шумом влетают в снег. Все мимо. Кроме одной, что ты ухватила, остановив всего за секунду до того, как она проткнёт мне глаз. Остриём ко мне, чуть подрагивая, до белых костяшек сжимаешь свечу.

Когда ты так сидишь на мне, злющая, словно фурия, хочется перевернуться, повалить, прижав лицом вниз, и стянуть трусы.

— Сука, — растягивая губы до широкой улыбки, кладу руки на талию.

Хочу тебя. Хочу.

От дикого желания жар бьёт по телу. Руки ползут на бёдра, нетерпеливо пробираясь под ткань платья. Цепляюсь пальцами за резинку трусов, чуть оттягиваю, а после отпускаю, слыша приглушённый шлепок. Чуть заметно дёргаешься, а я не могу сдержать улыбку, видя твою реакцию. Поджимаешь губы, сжимаешь в дрожащей руке свечу, что так близка к лицу.

Думаешь, только тебе позволено меня дразнить?

— Хочешь наделать этой штукой во мне лишние дырки? Может, лучше укусишь в знак мести? — чуть наклоняю голову в сторону, показывая шею.

Секунда, две. Сжимаешь кулак так сильно, что свеча моментом лопается, и куски воска падают на меня. Судя по тому, что ты не двигаешься — кусаться не планируешь.

— Ты... — хмуришься, тяжело дыша. — Да я теб...

Схватив за шею, тяну, заставляя лечь на меня. Не даю договорить, заткнув рот своим. Упираешься, всё ещё пытаясь что-то сказать. Прости, милая, мне не интересно слышать твои проклятия. Кусаю за губы, провожу языком — в ответ шумно, явно недовольно выдыхаешь. Пропускаю тихий смешок, лезу глубже — всё ещё противишься. Ха-а-а... Как же это заводит. Вздрагиваешь, когда сильнее прижимаю к себе и настойчивее проникаю в рот.

Всё ещё зла? Твоё неровное дыхание, дрожащие руки, что почти перестали оказывать сопротивление, говорят об обратном.

Ещё несколько секунд, и расслабляешься. Жаль, отвечать не спешишь.

— Не злись, я правда спешил, — разорвав поцелуй, изображаю виноватое лицо. — Простишь меня на этот раз? — чуть смягчаюсь, расслабляя руку на шее. В этот раз дарю лёгкий поцелуй, облизываю укушенную губу, стараясь загладить вину, но, кажется, я всё ещё не прощён.

Сука. Могла бы и ответить. Сколько можно дуться?

— Простишь? — повторяю.

В ответ ты приподнимаешься. Высокомерно смотришь на меня сверху вниз, сидя на мне, а я не могу оторвать от тебя взгляда.

— Ну, скажи, — простодушно улыбаюсь, вновь запуская руки под платье. — Да или нет? — от нетерпения до онемения пальцев сжимаю ягодицы.

Молчишь? Это твоя игра? Я проиграю.

— Ты слишком жестока, — на выдохе хватаю за руку, прижимая к паху. — Чувствуешь? Не жалко заставлять меня так долго ждать твоего ответа?

— Алл… — губы дрожат, — пожалуйста, — тихо-тихо. Жмуришься, пропуская чуть слышно рваный выдох. — Хватит, — с задержкой добавляешь ты, положив ладонь мне на щеку.

— От тебя воняет кровью, — недовольно хмурюсь. — Хватит устраивать эти показательные уходы, лишь бы проверить мои чувства. Пожалуйста, просто сиди дома, — тяжело выдыхаю. Молчу несколько секунд, но всё же решаю добавить: — С тобой могло что-то случиться. Или на самом деле хотела кинуть меня? Нашла ещё одного такого?

— Замолчи, — сквозь болезненную улыбку тихо хрипишь. Стараешься замаскировать неровное дыхание странным смешком — выходит не очень. — Не рви мне сердце, я устала его сшивать, — почти беззвучно. Тут же осекаешься, недовольно кривишься с каплей брезгливости.

Жалеешь о сказанном?

В груди неприятно колет. Жестокая ты.

— Это был твой выбор, — прижав к себе твою руку, целую пальцы, что слегка подрагивают. На губах металлический привкус крови. — Ты не ушла, когда был шанс, — бормочу тебе в ладонь. — Теперь не вини меня. Не смей сбегать. Не смей уходить. Не смей любить кого-то ещё. Ты моя. Только моя. Осмелишься предать — убью. Если снова попытаешься уйти, я переломаю тебе ноги. Поняла?

В тишине лащусь щекой, губами о тёплую руку, прикрыв глаза. Ответ я вряд ли услышу. По крайней мере, честный. Но ничего, всё в порядке, я больше не злюсь. И ты тоже не злись.

Разрываю сердце… Ха. Ты делаешь то же самое, Роад. Но я хотя бы предупреждал, что не такой хороший, каким кажусь. Я просил, умолял, когда-то плакал, повторяя, что тебе будет лучше не связываться со мной. У тебя был выбор. И ты его сделала.

У меня такого выбора нет и не было.

— Ты любишь ублюдка, я — суку. Ты треплешь мне нервы, лишь бы наглядно увидеть мои чувства к тебе, я — демонстрирую. Ты ведь и так знала, как я отреагирую, когда пыталась сбежать. Переборщил с ударом? Ну, прости. Всё? Может, теперь закончим этот слишком серьёзный разговор и вернёмся к чему-то более интересному? — улыбнувшись, свободной рукой хватаю за бедро, сжимаю, тискаю и наблюдаю за твоим лицом. Поднимаюсь выше, большим пальцем касаюсь между ног — ненавязчиво, будто нечаянно. Просто чтобы подразнить. Ну же, не надо быть такой серьёзной. Я же знаю, ты этого хочешь, хватит этих бесполезных разговоров.

— Ты замёрз, — сглатывая слюну, пытаешься встать, но моя рука на бедре сильнее сжимается в знак протеста.

Ну чего ты? Давно не видел тебя такой. Я так сильно задержался что ли?

Почему-то жутко гудит голова, когда пытаюсь вспомнить.

Что-то не так. А где мы вообще?

— Милая, я что-то… — запинаюсь, прижимая руку к виску, — мне нехорошо.

Холодно.

Обрывки различных кусков воспоминаний склеились между собой, смешались, и чем больше пытаюсь отделить их друг от друга и упорядочить — тем сильнее болит в висках.

Где я был? Как долго? Чем занимался? Что было вчера? А час назад? Почему мы на улице? Почему кругом снег?

— Что происходит? — тяжело дыша, оглядываюсь по сторонам, и от понимания, что ничего не могу узнать, ничего не могу вспомнить — становится по-настоящему страшно. — Я… я… — запинаюсь, теряясь в мыслях. — Где ты? — вздрагивая, верчу головой по сторонам, но не вижу ничего и никого.

Что со мной?..

Голова раскалывается, перед глазами темнота, в ушах неразборчивый шум.

— Аллен, — лёгкий хлопок по щеке приводит в чувства.

Веки такие тяжёлые.

— Аллен! — громче.

— М? — моргнув, вижу перед собой твою недовольную гримасу.

— Пожалуйста, проснись, — хмуришься, дёргая меня за плечо, — пожалуйста, Аллен.

А? Я что, уснул?

— Нельзя, Аллен, будет плохо, — не замолкаешь, — ты совсем замёрз, будет сильно плохо, — тормошишь за плечо.

Не могу встать. Что-то я устал. Посиди ещё немного на мне, ладно?

— Очнись, пожалуйста, — хлопаешь горячей ладонью меня по щеке.

Чуть наклонив голову, сильнее прижимаюсь к тебе.

— Не заставляй. Не заставляй меня применять силу, Аллен, — отнимаешь руку — вмиг бежит мороз по коже.

Жестокая. Я хотел всего лишь каплю тепла.

Чуть грубоватый хлопок по щеке вынуждает жмуриться.

Прекрати, дай мне пять минут отдохнуть.

Хлопок, больше напоминающий пощёчину. Ни разу не нежно.

Чтобы разлепить веки, приходится приложить усилие.

— Роад? — с силой жмурюсь, протираю веки, а после вновь оглядываюсь.

Что происходит?

— Пожалуйста. Очнись, — шепчешь ты сквозь зубы, вцепившись мне в плечо. — Аллен. Пожалуйста. Нельзя.

— Я… Почему я… — что-то невнятно бормочу, перебирая в голове воспоминания, но никак не могу понять, когда успел уснуть. Разве мы не хотели заняться сексом?

Что я делаю?

Сознание уплывает раз за разом. Резкий толчок — на несколько секунд прихожу в себя.

А. Мы уже идём?

— Эй, — недовольно шиплю я. Держишь за руку, чуть ли не силой тащишь за собой, а я засыпаю на ходу. — Я трахаться хочу, — дёргаю на себя, хватаю за талию и прижимаюсь сзади.

Что я несу?

Взял бы здесь и сейчас. Как же не вовремя накатила усталость.

Вот бы повалить. Держать тебя в охапке и никуда не идти. Обнимать, прижимать к себе, упираясь носом в твои волосы. Ну да, ну да, знаю. Нежности у тебя не в почёте. Вечно дёргаешься, словно вредная кошка, пищишь, пыхтишь, требуя свободы. Убегаешь, но, знаю, ждёшь, когда я догоню.

Люблю и ненавижу эти игры в догонялки. Ненавижу переживать, ревновать и сомневаться. И до чёртиков люблю, когда ты наигранно выкрикиваешь: «Ах, нет!»

Блять. От одной мысли каменный стояк.

Выдрессировала, сука.

— Люблю тебя. Почему ты такая жестокая? — с наигранной обидой в голосе, прижимаюсь сильнее, сжав в ладони грудь.

Трусь носом о шею, целую, лащусь. Мягкая грудь под рукой гасит остатки раздражения и злости.

Что с тобой? Твоя реакция отличается от той, что я знаю. Повисшая тишина заставляет сомневаться. Выбивает всякую почву из-под ног.

Ты же не бросишь меня?

— Мне жаль. Не хотел волновать тебя, — голос подрагивает. — Больно ударил?

— Ты устал. Аллен, — нежно, но настойчиво держишь меня за запястье, стараясь убрать мою руку с себя.

Нет, не хочу отпускать. Сильнее сжимаю пальцы.

— Я погорячился? Извини. Не уходи. Пожалуйста. Я не могу без тебя, — нервно шепчу в ответ. Ты холодна. Совсем не наигранно. Кажется, словно вот-вот растворишься, исчезнешь из моих рук. — Прости, я...

— Всё хорошо, — запинаешься. — Я с тобой.

— Нет. Ты ускользаешь. Твоё сердце больше не со мной? — по нутру распространяется холод. — Пообещай. Пообещай, что не бросишь меня, иначе я убью т...

— Обещаю, — перебиваешь. Касаешься ладонью моей руки, — Всё хорошо, Аллен.

Облегчённо выдыхаю. Голова так жутко гудит, не могу нормально думать. Ты же простишь меня за глупости?

— Ты устал, — повторяешь, — нужно отдохнуть, Аллен. Тут слишком холодно, — мягко берёшь за руку, вынуждая прекратить обнимать.

Да. Ладно. Ты права, милая.

— Пойдём домой. Пожалуйста. Ладно? — продолжаешь, держа меня за руку. — Тебя шатает. Аллен. Надо отдохнуть.

— Я… — запинаюсь. Сон туманит голову. Не помню, что хотел сказать.

— Пойдём, Аллен, — тащишь за собой.

С трудом переставляю ватные ноги. Теряюсь в мыслях, пространстве, времени. Происходящее похоже на сон.

— Мне надо передохнуть, давай присядем, — язык заплетается, — я не дойду.

«Всё хорошо, Аллен. Доверься мне», — долетает сквозь сон.

Что-то говоришь, говоришь, говоришь, толкаешь, дёргаешь, и уже не могу понять: стою я, иду или вовсе лежу.

— Аллен, — излишне громко, рядом с ухом.

Кажется, мы дома. Что-то мягкое под задницей — наверное, кровать.

— Спать, — недовольно рычу, когда меня снова и снова дёргают, не давая полноценно лечь.

— Давай же, снимай, — то ли во сне, то ли наяву слышу голос.

— Блять! — вскрикиваю я, когда в нос попадает вода. — Утопить меня реш… — не договариваю, вовремя осознав, что каким-то образом оказался в ванной. — Иди сюда, — хватаю за руку и тяну на себя — чуть не плюхаешься в воду.

Не одному мне мокнуть. Может, тут и закончим… закончим что? Совсем вылетело с головы. О чём я думал?

А. Секс.

Погоди. Секс?

Что-то я запутался.

— Роад, — шепчу еле слышно. Сложно договорить фразу и не отключиться. — У нас… был секс?

Пожалуйста, ответь быстрее, пока я всё ещё в сознании.

— Нет, — холодно отвечаешь ты.

Эй, прекрати, шампунь в глаза попал. Не надо меня мылить.

— Разве?.. — жмурюсь, пытаясь увернуться от твоих рук, и собираю мысли, словно бракованные пазлы, воедино, но картина никак не складывается. — Кажется, что-то не так. Что я… — не успеваю договорить, как в нос попадает вода, заставляя резко подрываться, плеваться и кашлять.

Не могу понять. Запутался. Мы уже спали? Или нет? Не могу отличить, что придумал, а что было на самом деле. В голове полный бардак.

— Почему? — отплевавшись от воды, тяжело дышу. Не слыша ответа, продолжаю: — Не могу вспомнить, я… — запинаюсь. — Почему мы не переспали?

Не помню.

Чёрт, я снова отключился. Что ты сказала? Не расслышал.

— Повтори, пожалуйста, — не отстаю. Как же тяжело говорить. Язык не хочет слушаться.

— Ты этого не хочешь.

— Да? — стоило задуматься всего на секунду, как в голове мелькают кадры прошлого.

«Оставь меня в покое!»

«Нет, только не это, пожалуйста, скажи, что ты просто играешь».

«Господи, пожалуйста, я не готов к интиму, прекрати меня трогать».

«Мммм… не верю. Я только проверю, и, если ошиблась, обещаю отпустить», — улыбаешься, сидя на мне.

«Я не могу, я не хочу ничего проверять, о боже, только не это».

Какой же идиот. Совсем крыша поехала? Как я мог спросить о таком? Почему вообще забыл об этом?

— Я… — от неловкости, стыда и накрывающего с головой волнения, теряюсь, не зная, что сказать.

— Тише, Аллен, — мне на голову снова льётся вода.

Стоп.

— Это… чёрт… — спохватываюсь я запоздало. — Почему ты здесь?..

Словно несколько часов катался на адской карусели — тошнит и зрение подводит.

Кажется, вода какая-то розовая. Я голый?

Блять. Почему до меня это только сейчас дошло?

Желание протяжно взвыть от осознания происходящего бьёт по телу дрожью.

«Пиздец», — отчётливо звучит в голове единственное слово, способное описать ситуацию.

Блять. Блять. Блять.

Нет, я просто сплю, это просто сон, это ужасный, самый позорный в моей жизни сон, пожалуйста, я не хочу, чтобы это было правдой.

Господи, вот бы исчезнуть.

Хочется накричать, вытолкать тебя из комнаты, хотя бы прикрыться, но усталость в теле настолько сильна, что лежу безвольной тряпкой. Вместо крика — заплетается язык, будто меня накачали таблетками. Хочется резко прикрыть пах хотя бы рукой, но тело не слушается. Руки дрожат — ни поднять, ни двинуть в сторону.

Какое позорище. Так стыдно. Меня всего видно, и не хватает сил даже сдвинуть ноги.

«Выйди! Уйди, уйди, уйди, господи, уйди!», «Не смотри!», «Свали, блять!», «Что ты тут забыла?!», «Почему я здесь?», «Что происходит?», «Сумасшедший идиот, я её что, о сексе спрашивал? О чём я вообще думал?!» — в голове слишком много всего.

«Совсем, что ли?! Выйди!» — выдёргиваю нужную фразу, но рот не слушается.

— … йди… — бормочу невнятно.

Хочется опустошить желудок. Жмурюсь, лишь бы мир перед глазами перестал крутиться, и я не опозорился ещё сильнее. Надеюсь как-то взбодриться, но обратно разлепить веки уже не выходит. Вода горячая, но тело вздрагивает, стоит почувствовать твои руки на мне. Так много касаний, так часто, будто у тебя тысяча рук. Я даже не могу понять, где конкретно ты трогаешь.

Оставь меня одного, умоляю.

— Тише, — твой голос звучит так близко.

— Уйди, — повторяю то ли во сне, то ли на самом деле.

— Тише. Нельзя одному, — улавливаю лишь несколько слов.

Стыдно. Жутко стыдно. Вот бы провалиться с головой в эту ванную и никогда не попадаться на глаза.

«Нет, пожалуйста, уйди», — не знаю, сказал ли это или только подумал.

Молю. Уйди. Или пусть это окажется сном, глюком, чем угодно, но только не действительностью.

Неразборчиво мычу, пытаясь выпроводить тебя за дверь. Моментами отключаюсь, а после слышу всплеск воды или чувствую касание, и на какое-то время прихожу в себя. Теряюсь в пространстве, забываюсь, с трудом понимая, где вообще нахожусь. Секундное осознание — опять прошу уйти.

Тебя слишком много. Пожалуйста, я просто хочу остаться один, Роад.