Чайник закипел, заполнив кухню протяжным свистом. Антон отложил сканворд с только что вписанным словом «правда» на вопрос «В чём, согласно известной кинокартине А. Балабанова, сила?». Пританцовывая под авторадио, мужчина налил в кружку с мордой лисички кипяток и закинул два пакетика заварки. По-домашнему одетый в широкую футболку и трусы, он выглядел счастливым в это раннее будничное утро. Закончив с приготовлением чая и фальшиво взяв высокую ноту в песне, Антон прошлёпал босыми ногами из кухни в свою комнату.

У Антона Андреевича была договорённость с директором школы, что раньше третьего урока он появляться там не будет. Благо, что классы с углублённым изучением физики отсутствовали, поэтому чаще, чем 2—3 раза в неделю, приходить к каждому классу нужды не было.

Мужчина опустился в компьютерное кресло и сделал крупный глоток зелёного чая. Радио всё ещё пело на кухне, теперь уже голосом Шуфутинского. Антон пожалел, что не выключил его, но вставать было уже лень. Он нажал на кнопку мобильника, чтобы посмотреть время. Без пятнадцати восемь. На экране высветилась фотография Оли. Губы растянулись в улыбке. Решение пришло в белобрысую голову моментально. Антон схватил мышку и клацнул на иконку Скайпа. Видеосвязь. Звук вызова.

Оля появилась на экране компьютера. С шишкой белых волос на макушке, атласным халатом на плечах и куском хлеба со сгущёнкой в руке.

— Привет, Тоша! — Оля широко улыбнулась.

— Доброе утро, как дела? Как начало учёбы? — он прильнул губами к кружке, заинтересованно взглянув на сестрёнку.

Оля закатила глаза. Молча дожевав бутерброд, она выдала:

— Анто-он, опять твои издержки профессии! Разговор ещё не успел начаться, а вопрос про учёбу уже задан.

— Просто интересуюсь, — он пожал плечами, — должен же я знать.

— Я перевелась на заочку, — девушка гордо подняла палец к потолку.

Оля училась на третьем курсе режиссёрского факультета. В этом году девушка решила перейти на заочное обучение, чтобы больше времени оставалось для работы в местном театре. Оля и Антон жили в разных городах, но это не влияло на их дружеские взаимоотношения. Они всё так же были привязаны друг к другу, а регулярные видеозвонки и сообщения в соцсетях помогали им скучать не так сильно.

Обычно Оля разговаривала с Антоном, сидя в специальном зале для удалённой работы в каком-нибудь кафе быстрого питания. Сейчас она была у себя дома. Антон даже заметил свой рисунок в рамке на стене.

— Ну чего ты молчишь? Как у тебя дела? — голос Оли выдернул Антона из собственных мыслей.

— Да вот, устроился в школу, — глаза мужчины заблестели при упоминании любимой работы, — снял двушку, но чемоданы стоят неразобранные уже три недели, — он засмеялся.

— Это очень похоже на тебя, Антон, — Оля, закончившая с трапезой, подкрашивала ресницы, посматривая в настольное зеркальце.

— Главное, что мне здесь комфортно, и переезжать пока не собираюсь!

— Ты и про Владивосток так говорил, — девушка улыбнулась, ставя брата в неловкое положение.

— Там было… холодно, — запнулся Антон, — а тут всё совсем по-другому! Климат, люди, школа! Да и с тобой по часовым поясам почти сходимся, — он победно поиграл бровями.

— У папы день рождения в ноябре, собираешься приехать? — как бы невзначай поинтересовалась Оля.

Антон замолчал. Родители развелись, когда он был на первом курсе университета, поэтому парень ушёл в учёбу с головой. В педагогике он нашёл своё спасение: недостающее общение, постоянную загруженность и приятное чувство удовлетворения после пар. Антон, безусловно, общался с отцом и матерью. Однако с мамой явно чаще, потому что она держалась за сына, как за последнюю шлюпку на тонущем фрегате. Они жили вместе во Владивостоке. Антон работал в техническом лицее, занимался репетиторством и даже думал открыть свою онлайн-школу. Мама наседала. Неосознанно, конечно. Однако это мешало. Антон понимал, что мама так и не отпустила ситуацию, но всё-таки считал, что взрослая женщина может собрать себя по частям и найти себе… нового партнёра, например. Антон был бы не против. Он переехал, перед этим зарегистрировав маму на сайте знакомств и пролайкав в приложении самых непохожих на отца мужчин.

С папой Антон общался реже. Поначалу их коммуникация начиналась и заканчивалась на переводах денежных средств от отца. Потом Антон выпустился из университета. Общение возобновилось на уровне вопросов про работу и здоровье. Сейчас вся бывшая семья Петровых была раскидана по городам России.

— Не знаю. А ты как, поедешь? — мужчина потёр лоб и глаза.

— Да, надо бы, — Оля задумчиво прикусила губу. — Кстати, какие планы на вечер? Много работы?

— Пять уроков. С восьмого по десятые классы, ничего сложного. Вечером в аэропорт поеду, — Антон мысленно выделил последнее предложение, чтобы не забыть.

— В аэропорт? — оживилась Оля. — Кого-то провожаешь?

— Встречаю. Даю тебе три попытки угадать кого, но тебе хватит и одной.

— Только не говори, что… Да вы смеётесь! Неужели сошлись? — девушка стрельнула взглядом в камеру ноутбука.

— Остались друзьями, но заминка в том, что у меня двухместная кровать. Не знаю, продержимся ли мы… — Антон усмехнулся своим мыслям.

Пока Оля молча гипнотизировала экран, Антон вытащил картонку с надписью «В ожидании столичной принцессы».

— Вот, с этим точно встречу, — он поднёс картонку к камере.

Оля звонко рассмеялась, показывая большие пальцы.

— Не потеряй его только, а то вынесут как Мону Лизу из Лувра.

— Как же, — Антон прищурился, — такого попробуй вынести… Обратно принесут и на коленях будут умолять оставить себе.

— А ты и не против.

— А я и не против.

***

В животе бурлило. Рома математику не переваривал, а ещё не ел по утрам, что тоже влияло на состояние желудка. На доске выводили «логи», «элены» и «элджи». Пятифанов взглянул на одноклассников, которым не требовалось много времени, чтобы решить эти примеры. Смирнова и Матюхин наперебой говорили ответы, получая кивки учительницы и плюсики к предыдущей оценке. Рома не понимал, как можно плюсовать к пятёркам.

— Бяша, — Пятифанов толкнул братка под локоть, — ты чё-нибудь понимаешь?

— То, что меня вчера башкой приложили, не значит, что я прозрение словил, — пробормотал Бяша. — Я за Катюхой пишу. И тебе советую, на.

— Усложняешь. Дай скатать!

Тетрадь Бяши сдвинулась ближе к середине парты, и Рома принялся списывать числа и буквы, значение которых вообще не понимал. Однако данное себе ещё в июле обещание закончить 11 класс (именно закончить; с аттестатом, а не со справкой) давало пинка для поддержания продуктивности. Благо, что долго этим заниматься не пришлось, потому что сразу после звонка учительницу как ветром сдуло: «У меня шестой класс хуже вас, бандитов».

— Бяша, внеси ясности, — начал Семён, пока парни сидели втроём на площадке перед столовой, — с нихуя по ебалу дал?

Эту шарманку Бабурин заводил уже больше, чем в четвёртый раз. Бяша, которому было не в кайф повторять горемычную историю своего вчерашнего поражения, скривился. Пятифан промолчал, сверля взглядом мальчишек-третьеклассников, которые несли в руках спелые красные яблоки размером с полголовы.

— Иду, значит, бля, вдоль домов, мне навстречу этот тип, на. Лысый, как колено, аж блестит! Говорит мне, типа, хули ты тут забыл, чурка, у нас главный — национал-социалист, на. Типа зубы собирать по асфальту буду, — Бяша сглотнул, закрывая глаза, — ну и двинул мне сначала в солнышко, потом и головой приложил.

— А чё ты нихера не сделал-то? Один на один не вывез бы что ли? — удивлённо вскрикнул Семён, а потом заозирался по сторонам.

— Сёма, бля! Если бы он мне в зубы дал, то меня мать и бабка по кругу пустили бы, на. Они и так две зарплаты за них отдали. Ходил бы как в шестом классе, без зубов, на.

— Мне вот что интересно, — Рома опустился на полусогнутые ноги, — что ты там, мать твою за ногу, забыл?

— В магазин хотел сходить! — кинул Бяша, который был готов уже всё отдать, лишь бы разговор быстрее закончился.

— На Кировском?! Ты бы ещё на электричку сел до Ветлянки, — Пятифан покрутил пальцем у виска и свистнул.

— Ромыч, какая нахер разница? Это вообще не по понятиям. И похуй, что главный — национал, так это же подсос какой-то всёк, а не он, — заступился за Бяшу Семён.

— Пацаны, — медленно, дробя на слоги, начал Рома, — если на Кировском долбоёбы, то это неудивительно. Ещё Сокол говорил, что они на своих квадратных метрах мозги проебут, потом на другие полезут.

— И чё это значит?

— Борьба за территорию, Сёма, — пояснил Пятифанов, поднимаясь. — Ладно, я всё решу, — он ободряюще похлопал Бяшу по плечу.

Помолчав, парни двинулись по коридору. Каждый в своих мыслях. Роме не давала покоя ситуация, хоть он этого и не показывал. Сокол говорил, что когда-нибудь придётся решать проблемы серьёзнее, чем кража сиг из районного ларька. Однако Пятифанов был уверен, что до того момента, как он уедет отсюда, ничего не произойдёт. До этого же ничего не происходило. Или Сокол умело всё скрывал?

Рома помнил Сокола очень чётко. Рослый мужик крепкого телосложения со шрамом от пулевого на бедре и умными спокойными глазами. Он был смотрящим на их районе, именуемом Китай-город. Настоящее имя Сокола было стёрто из памяти всех местных, и даже участковый обращался к нему строго по прозвищу. Он умел сглаживать все конфликты, поэтому дальше драк «по понятиям» никогда не заходило. На Китай-городе не было перестрелок или убийств, здесь не толкали дурь и не пугали простых жителей. Спокойный район. Как и сам Сокол.

Благодаря ему Рома не получил ничего страшнее учёта ПДН, хотя мог бы и в колонию отъехать. А когда Пятифанову только исполнилось 16, Сокол позвал его на разговор.

«— Ромка, время меняется, мы не молодеем. Хочу спокойствия. Уеду. К чёрту уеду!»

Мужчина сломал при Роме симку и отдал ему нож-бабочку. Вместе с прохладой лезвия в руку Пятифана легла и ответственность за Китай-город.

Кировский был маленьким районом в тридцати минутах пешего шага от Китай-города. Слухи о том, что всей тамошней темой управляет национал-социалист, конечно, имели широкую огласку. Однако проблем они никому не приносили. До вчерашнего дня. Исходя из собственных убеждений, Роме хотелось предъявить этой шушере тривиальной за несоблюдение понятий, но он помнил, что национал-социалисты, они же НС-скинхеды, они же неофашисты имеют свои взгляды на мир, кардинально отличающиеся от взглядов нормальных людей.

Что вообще забыли скины в наши годы? Разве они не остались мрачным отпечатком в истории? Где-нибудь эдак в девяностых. Конечно, остались. А эти лохи обиженные — дешёвая пародия без обоснованной идеологии, зато с раздутым самомнением. Тащатся небось по каким-нибудь скрюдрайверам* да на эсэсовцев** дрочат. Убил бы.

Рома бы стрелял из травмата им в ноги, а сучонку, который обозвал Бяшу чуркой, он бы проломил башку. Но нельзя! Если сделает так, то отъедет на нары. Мама останется одна, никогда не выберется из этой дыры. Допустить такое Рома не мог.

Ещё Пятифана тревожил силуэт, который он видел каждый день из окна. Лысый парень ошивался в их дворе каждый день, но ни с кем не разговаривал, а потом исчезал в неизвестном направлении. Вынюхивал. Не иначе, как действительно собрались расширяться. Это объясняло агрессию к Бяше. Это объясняло снующего туда-сюда изо дня в день типа во дворе. Надо было разобраться.

— Пацаны, вам сильно хочется на истории сидеть? — спросил Рома, нарушая общее молчание. — А то тут дело появилось.

***

Двигаясь мимо панельных домов Китай-города, парни говорили на отвлечённую тему — о дне рождения Семёна, который должен был вот-вот наступить. Это помогало отогнать неприятные мысли, да и вообще все трое в глубине души надеялись, что предположения Ромы неправильны. Бабурин перебирал в кармане перекидные чётки. Бяша пинал камни, представляя себя Роналдо. Пятифанов почти не участвовал в обсуждении, высматривая кого-то в конце улицы. Наконец он увидел мелькнувшую бритоголовую невысокую фигуру.

— Эй, парниша, погоди! — гаркнул Рома так, что лысый паренёк, обернувшись, замер.

«Ну всё, мудила, нет у тебя пути назад. Либо давай дёру, пока я тебе пизды не дал, либо стой, где стоял».

Когда парни поравнялись ростом, стало видно, что парнишка еле на 16 тянул. Рома протянул ему руку, но бритоголовый не пожал её в ответ. Бабурин одобрительно хмыкнул. Порядочные пацаны не отвечают на рукопожатия всяких незнакомцев.

— Ты с какого района? — Пятифанов покачался с пятки на носок, убирая руку в карман, где лежал балисонг.

— С Кировского, — твёрдо ответил парень, не отрывая глаз от лица Ромы.

— Кем по жизни будешь? — начал интервью Пятифан.

— Я пацан порядочный.

— В чём заключается твоя порядочность?

— Я не блядский, не гадский, не мусорской!

Пятифан сплюнул себе под ноги. Он уже понял, что имеет дело с человеком, который не случайно попадает в правильные ответы. Тот осознавал, что стелил. Такие вот мирные переговоры с Кировским. Ничем хорошим они не закончатся — это было истиной для всех присутствующих и независимых наблюдателей с балконов (если таковые были).

— Обоснуй, как ты это понимаешь? — надавил Рома.

— Не блядский — не фаршмак, родным своим помогаю, не гадский — друзей не кидаю, помогу, чем смогу при просьбе, не мусорской — ментам не сдаю других, проблемы свои сам решаю, без ментов, — под улыбку Пятифана отчеканил бритоголовый.

— Хорошо, ты конкретный? — склонил голову набок Пятифан.

— Я пацан конкретный, — парень злобно взглянул на Рому.

— В чём заключается твоя конкретность?

— Конкретно отвечаю на твой интерес, — сквозь зубы проговорил бритоголовый.

— Вижу, что по понятиям живёшь, — Рома кивнул, — по людским или воровским?

— По людским понятиям живу.

Ни один мускул на лице Пятифана не дрогнул, зато Бяша и Семён просияли. Вот теперь Рома начнёт резать без ножа. Ситуация обернулась ожидаемой заведомо выигрышной стороной. Пятифанову нужен был один единственный косяк в ответах, чтобы выгнуть свою линию до упора. Все порядочные пацаны знали, что жить по людским понятиям можно только после достижения совершеннолетия. До этого времени, будучи мальками, они могли по ним только общаться.  

— А не малой ты слишком, чтобы по людским понятиям жить? — он ухмыльнулся. — Я вижу, что ты по ним общаешься, а не живёшь.

— Блять, а ты кто, чтобы решать, по каким понятиям я общаюсь? — завёлся парень.

— Ты во мне блядь увидел? — Рома угрожающе двинулся вперёд.

— Нет, я не это имел в виду, я не это сказал… — стушевался бритоголовый, видимо понимая, что не вывезет драку в одиночку.

— Чего оправдываешься, косяк за собой видишь, натворил что-то? — оскалился Пятифанов, сделав ещё один шаг навстречу.

— Нет!

— Значит, ты пиздабол. Оправдываются только те, кто натворил что-то. Али за базар пояснишь? — Рома остановился, сложив руки на груди.

Бритоголовый замолчал. Не хватало ни опыта, ни смелости что-то ответить. Хотелось крутить педали как можно быстрее. На районе ему сказали, что он просто с месяцок походит сюда, выяснит, что к чему. Но не на своей шкуре же! Пятифан, заметив смятение на лице парнишки, хмыкнул.

— Значит так, — он иронически выгнул бровь, — если ты ещё раз сюда заявишься, то отъедешь на катафалке. И своим передай, что я могу не только голову побрить, — артистичным движением Пятифанов извлёк из кармана нож. — Ты понял?

— Понял, — преувеличенно бодро ответил парень.

— Ну и какого хуя ты ещё здесь?! — в один голос крикнула троица.

***

Зелёная надпись на электронном табло гласила о прилёте. Самолёт совершил посадку двадцать минут назад. Антон держал в руках табличку с надписью «В ожидании столичной принцессы» и пытался рассмотреть в толпе людей того, ради которого проплатил часовое ожидание таксисту.

Антон Андреевич был очень предусмотрительным мужчиной. В данной ситуации он учитывал то, что здешний аэропорт незнаком его «принцессе», что вполне вероятна задержка подачи багажа на ленту, что возможно просто банально не найти друг друга среди людей. Поэтому Антон решил, что лучше потратит лишнего на такси, чем будет выслушивать назойливые звонки каждые пять минут.

Зал прилёта постепенно наполнялся. Мужчина наблюдал за счастливчиками, которые уже двигались к терминалам. Посмотрев на наручные часы, Антон недовольно цокнул. Не любил он суету аэропортов и вокзалов. Кто-то находил в этом сумасбродном движении истинную прелесть, но мужчина предпочитал держаться в стороне.

Многоголосье толпы заглушало систему оповещений. Антон окончательно запутался, около какой из трёх дверей ему предпочтительнее ждать своего московского гостя, но всё-таки присоседившись к центральному, мужчина начал особенно пристально сверлить входящих внутрь.

Люди с радостными улыбками и усталыми глазами заполняли пространство. Где-то заплакал ребёнок, что негативно сказалось на других малышах. Они, сплотившись, тоже начали капризничать. Хотелось застрелиться.

Антон Андреевич прикрыл глаза, представляя, как приедет домой, сварит кофе и закажет доставку китайской еды. Покой и благодать. Никаких орущих грудных детей, никакого давления толпы, никакого запаха пота вперемешку с душком алкоголя, который позволяли пить на борту.

Антон открыл глаза. Из толпы выплыл лучащийся раскрасневшийся мужчина с фиолетовым чемоданом. Рыжекудрый, в одной футболке цвета фуксии и узких чёрных джинсах с прорезями на коленях. Взгляд голубых глаз моментально выцепил Антона в общем скоплении народа.

Ожидание столичной принцессы было успешно завершено.