Утро следующего дня было довольно тёплым, но несколько туманным. Я бродил в одиночестве по пустым улицам города и забрёл в какую-то подворотню спального района Токио-3. Вокруг царило мёртвое, нагнетающее спокойствие, которое дразнило мою внутреннюю тревожность, но я упорно ей сопротивлялся, стараясь не думать о всех случившихся горестях. Улетев мыслями куда-то в небо, я не заметил, как возле моей ноги начало крутиться что-то крохотное и тёплое. Я, лениво среагировав, опустил взгляд вниз и увидел грязного бело-серого котёнка, который смотрел на меня голодными большими глазами.       

— Котёнок? — удивился я, взяв в обе руки животное и подняв его перед собой, — Какой ты маленький и беззащитный...

Я внимательно рассматривал маленькое существо в своих руках и тихо умилялся его внешнему облику, разговаривая с ним, как с маленьким потерявшимся ребёнком на остановке:       

— Что, малыш, от мамы сбежал? Эх ты, не к тому пришёл! У меня с собой ни хлеба, ни молока, да даже просто воды с собой нет...       

Котёнок в ответ лишь жалобно промяукал, я прижал его к себе:       

— Ничего, что-нибудь придумаю, дружок.       Я уже хотел двинуться куда-то в поисках еды для крохи, как меня захватила неожиданно заигравшая откуда-то с запада мелодия. В этих звуках я узнал игру на пианино.       

«Пианино? Откуда оно здесь?» — подумал я, не веря своим ушам.       Завороженный, я простоял так минуту и мне резко захотелось пойти в сторону источника звука.       

— Подожди меня здесь, Кико, — сказал я котёнку, поставив его на землю, почему-то в полной уверенности, что он меня дождётся, а я ему обязательно помогу.  

«Почему именно "Кико", Синдзи?», — спросил сам себя я, не понимая собственных действий.       

Пробираясь сквозь руины, я шёл на звуки пианино, с каждым разом узнавая всё больше и лучше мелодию. Когда я приблизился к развалинам, где стоял инструмент, то не сразу разглядел, кто на нём играет. Чуть обойдя инструмент, я обомлел, когда увидел, кто за всем этим стоит:       

— Каору?! Ты что здесь забыл?!       Хитрые искрящиеся глаза, как язычки пламени, посмотрели на меня, и он загадочно мне предложил:       

— Синдзи, присоединяйся, сыграем в четыре руки. Вместе веселее!       

Я насторожился от такого предложения, но не смог отказаться и присел рядом с Нагисой. Я не знаю почему не смог ему ответить, тем более противоречить; какое-то внутреннее желание сейчас владело мной и руководило моими действиями.       

Прежде чем мы начали играть, Каору игриво меня спросил:       

— Ты узнал эту мелодию, Синдзи?       

Я мгновенно выпалил ответ, потому что прекрасно знал эту мелодию:       

— Конечно! — напыжился я, — Это же «Девятая симфония» Людвига Ван Бетховена, её вступление.       

— Да-а ты большой знаток в мире музыки, Икари-кун, — подметил Каору и довольно сщурился, когда бросил короткий взгляд на меня.       

— Ты хотел назвать меня «занудой», а не «знатоком», — недоверчиво бросил я, подозрительно сщурившись на него.       — Вовсе нет!, — мгновенно отозвался красноглазый.       

Я фыркнул, не поверив парню, хотя что-то на подсознательном уровне говорило мне о том, что я ошибаюсь. Но я упорно не хотел слышать отголоски здравого рассудка и решил стоять на своём.       

— Ты хочешь со мной сыграть в четыре руки?, — с вызовом спросил я, прервав первым неожиданно возникшую между нами неловкую паузу.       

— Ну да. Я же сказал — вместе веселее, Синдзи, не будь занудой, — лениво протянул Каору и демонстративно зевнул.       

«Всё-таки он считает меня занудой, — его последняя фраза меня очень задела, но не дав печали взять вверх, я мгновенно поставил себе цель доказать Каору обратное, — Сейчас я тебе покажу, кто тут зануда!»       

— Отлично, приступим!, — решительно заявил я.       

— О, вот это я понимаю, уже другое дело, Синдзи!, — подхватил Каору.       

Не успел он поставить свои пальцы на клавиатуру, как я опередил его и начал первым. Я стал яростно и с большой скоростью небрежно ударять пальцами по клавишам, не замечая, что несколько раз грубо задел Каору локтем, который ещё даже не притронулся к инструменту. Я не доиграл конец первой части произведения, как вдруг ощутил лёгкое холодное прикосновение тоненьких пальцев рук к моим ладоням, на которые они мягко опустились и обездвижили. Я перевёл свой удивлённый взгляд на Каору, который улыбался мне — так обычно улыбаются добрые учителя, чьи очень непоседливые, но богато одарённые талантом ученики очень упорно стараются чего-то постичь, но терпят неудачу. Я почувствовал себя тем самым учеником, а также небольшую вину перед Нагисой-куном.       

— Мы же договорились играть вместе, — мягко напомнил он.       

Я пробормотал что-то невнятное, но похожее на «Извини» и стыдливо отвёл взгляд в сторону. Краем глаза я заметил, как Каору коротко кивнул в знак одобрения, и предложил вместе сыграть сонату Фибиха.. Недолго думая, я согласился.       

Я начал не спеша, немного волнуясь, потому что давно не практиковался играть это произведение, оно мне не очень нравилось, но мне было занимательно заметить за собой, что как только я сыграл первые два аккорда, мои пальцы сами стали выводить нужный порядок нажатия клавиш. Я даже не думал об этом, а просто позволил себе наслаждаться процессом игры. Каору легко и быстро подхватил, начав сначала одной рукой, а затем подключив и вторую. Я чувствовал, как мы синхронизируемся в этот момент, будто находимся внутри огромного метронома, который диктует нам ритм игры, а мы легко подчиняемся ему. Он ловко переигрывал меня, я стал замечать, что к концу нашей совместной игры Каору стал добавлять какие-то свои импровизации. Вполне уместные, в принципе, но они переходили в какое-то незнакомое мне произведение, которое я наверняка слышал в своей жизни, но не мог сразу вспомнить. Я немного напрягся, потому что меня стало раздражать, что не могу подхватить его быстросменяющие друг друга импровизации.       

— Это было волшебно, Синдзи, — с наслаждением произнёс Каору, закрыв глаза и не отрывая пальцы от клавиш, в то время как я уже несколько отстранился от инструмента.       

— Мне нравится, как ты играешь, — добавил Каору и ласково взглянул на меня, — А теперь эту «Поэму» я посвящаю полностью тебе, дорогой Икари Синдзи-кун.       

И Каору стал играть произведение с мелодической темой, которая очень драматизировалась за счёт аккордов. По первому звучанию я узнал того же самого композитора и его коротенькую лирическую «Поэму». Мелодия воспринималась как одна непрерывная линия, словно текучая река, журчащая в своём плавном движении. Каждая длительность звучала одновременно очень статично, но при этом она была заполнена идеальным гармоническим сопровождением. Это было идеальное слияние глубокого мягкого звука с пульсирующе-чёткими аккордами, рождающее неподдельный катарсис.

«Как он восхитительно это исполняет, у меня просто слов не хватает! Он точно вундеркинд какой-нибудь из Европы!», — с восхищением думал я, но при этом понимая, что даже немного завидую этому парню, потому что так красиво и академично как он никогда не смогу сыграть.       

Когда Каору закончил, он упоённо закрыл глаза, будто музыка проникла в него; слегка откинув голову назад, он тихо вздохнул от наслаждения. Я не сдержался и зааплодировал:       

— Нагиса-сан, это было просто сказочно и трогательно! Ты точно из этого мира? Слов не передать насколько ты чувственно слышишь и передаёшь музыку! Ты.. Ты удивителен!       

Он медленно открыл глаза и томно посмотрел на меня:       

— Синдзи, для тебя я просто «Каору», забыл?, — он слегка улыбнулся, — Пойдём, мы сильно задержались.       

Парень встал с табуретки, закрыв крышку инструмента и, медленно отстраняясь от пианино, подошёл ко мне. Его пульсирующие, после долгой игры на музыкальном инструменте, подушечки пальцев легонько коснулись моих глаз, смахивая прозрачные слёзы. Каору был в паре сантиметров от меня, и мой взгляд был предательски прикован к его губам. Слегка потрескавшиеся, тонкие, но такие интересные и манящие, которые мне так захотелось неожиданно поцеловать. От таких странных порочных мыслей мне стало не по себе, особенно когда Каору подошёл максимально близко и тихо произнёс:       — Идём.       

И как тень, он прошёл вперёд, но кожей я всё ещё чувствовал его тёплые касания пальцев к моим влажным щекам. Я не сразу понял, как и в какой момент из моих глаз потекли слёзы; мне стало очень стыдно, но я не подал виду, и, взяв сумку, последовал за Нагисой, не проронив больше ни слова. Мы шли молча: я чуть обогнал Каору, он шёл следом за мной, а музыка всё не выходила из моей головы. Я чувствовал себя невероятно счастливым, будто не было всего то, что сейчас происходит вокруг. Я словно перенёсся в другой мир, где нет Ангелов, Евы, боли, смерти, разочарований, а есть жизнь, музыка, любовь и гармония. Хотелось бы подольше остаться в этом прекрасном мире.       

— Эй, Синдзи, это твой кот? — спросил меня Каору, тем самым остановив наше движение.       

Я обернулся и увидел еле плетущегося позади нас Кико.       

— Нет, но я его назвал Кико и до встречи с тобой размышлял о том, как бы мне ему помочь.       

— Синдзи, — необычайно мрачно начал Каору, — Посмотри внимательно на это животное, пожалуйста.       

Я взял в руки Кико и стал внимательно его разглядывать, неуверенно начав рассуждать:       

— И?, — начал было я с мнимой уверенностью противостоять Каору, — С ним всё не так уж и плохо! Ну да, попахивает, грязный, очень худой и глаза мутноваты, конечно, но мы его вых..       Я, словно пытался сам себя убедить в том, что знал ещё с самого начала — я ничем не смогу ему помочь. Со стороны мои жалкие доводы казались очень неубедительными, я и сам слабо верил в то, что говорил, но жгучее чувство справедливости, а точнее желание спасти кого-то просто не давало мне говорить иначе. По Каору же было видно, как его раздражение с каждым моим словом нарастало, и он просто не выдержал слушать мой лепет дальше:       — Он уже не жилец, — жестоко оборвал меня Каору, повысив немного голос, и я слегка вздрогнул от неожиданности.  

Я помрачнел и понял, что в проигрышной позиции. Грустно вздохнув, я оставив Кико на землю развернул его спиной к нам и поспешил удалиться. Однако котёнок был довольно упрям и, жалобно мяукая и спотыкаясь, поплёлся за мной следом. В душе начало неприятно скрежетать, а мяуканье Кико эхом отдавалось в моей голове. Я больно сжал нижнюю губу и до последнего не хотел оборачиваться, но последующий жалобный писк меня сломал:       

— Не ходи за мной, Кико! — сорвался я, резко обернувшись, — Я не могу тебя взять с собой! Уходи!       

Каору какое-то время молча наблюдал за этим жалким зрелищем. Но в стороне он оставался не долго, взяв громко мяукавшего Кико на руки, стал долго всматриваться в его глаза. Я почувствовал что-то неладное, но не мог пошевелиться и тем более представить то, что Каору сейчас сделает. Я затаил дыхание, моё тело налилось свинцом, а сердце от волнения стучало в ушах. Я не успел произнести Каору: «Что ты собираешься сделать», как через три секунды услышал хруст шеи и предсмертный писк Кико.       

— Всё. Он больше не мучается, — холодно произнёс Каору без капли сожаления и аккуратно положил труп котёнка в заросли.       

— Как.. Как ты мог?! — закричал я, сорвавшись с места и сильно схватив Каору за плечи, начал его трясти.       

— Синдзи, — серьёзно и даже раздражённо прошипел Каору, не обращая внимания на мой гнев и больно схватив меня за запястье, — Я же сказал, что он не жилец. И, заметь, ты сам не хотел, чтобы он таскался следом за тобой!       

— Да, я не хотел, чтобы он шёл за нами, — всё так же на повышенных тонах продолжал я, — Но это же не повод убивать невинное животное!!!       

— Синдзи, он всё равно бы сдох, — безжалостно парировал Каору, — Сам посуди: без матери, еды, тепла он бы подох в этом поле медленно и мучительно. Скажи, пожалуйста, какова вероятность того, что кто-то ещё забредёт сюда, кроме нас двоих?       Несмотря на переполняющее негодование, мысленно я всё-таки согласился с рассуждениями Каору. Он отпустил меня, видя, что я потихоньку успокаиваюсь. Я смотрел на него круглыми глазами и продолжал его слушать.       

— Я всего лишь сделал ему одолжение, убив его сейчас, Синдзи, — будничным тоном рассуждал Каору, не видя какой-либо трагедии в данной ситуации.       

Я всячески отказывался понять и принять природу действий и размышлений Каору. В мыслях крутился только один вопрос: «Зачем?». Я отчаянно боролся с желанием вновь наброситься на него с криками и кулаками, чтобы выбить от него вразумительный для меня ответ, а лучше раскаяние за содеянное, но умом-то понимал, что это также невозможно, как и вернуть к жизни Кико. От этого мне было ещё больнее: даже если Каору искренне раскаится ( что вряд ли, конечно же ), то это точно никак не вернёт к жизни котёнка. Я искоса смотрел в сторону, где лежал труп животного; сейчас он выглядел ещё более хрупким и беззащитным, а его маленькое щуплое тельце напоминало мне стеклянный осколок, затерявшийся в зарослях.       

«Почему… Почему куда я не приду, смерть непременно кого-то забирает? Стоит мне только хоть на йоту к кому-то искренне привязаться, как он тут же умирает! Почему?!?!» — сокрушительно подумал я, и от нарастающей горечи пошатнулся, едва устояв на ногах и не дав слезам вырваться наружу.       

Лишь громко шмыгнув носом, чтобы воздух мозги пробил, и заблокировал все пути выхода слезам, я приказал себе взять себя в руки. Сжав кулаки, я перевёл взгляд с безжизненного тела на парня, который стоял передо мной, смотря на меня пустыми равнодушными глазами.       

— Кто ты, чёрт возьми, такой?!, — с дрожью и вновь закипающим внутри гневом, спросил я.       

Мой взгляд испепелял Каору, я был готов сорваться и задушить своими руками этого жестокого человека, но буквально одна его безмятежная фраза сокрушила меня:       

— Каору Нагиса. Пятое дитя и новый пилот Евы-02, Икари Синдзи-кун.       

И эта невинная улыбка озарила его бледное лицо, которая мгновенно меня ослепила. Будь он проклят этот обаятельный дьявол! Внутри меня боролись смешанные чувства. Однако, помимо гнева и сильного замешательства среди них было одно очень знакомое, которое я испытал, когда впервые познакомился с Аянами.      

  Что это за чувство?..