Поле. Красивое бескрайнее поле в которое он смог выйти впервые за многие года, сидения дома за клавишами нового пианино. Ветер приятно треплет волосы. Теплый. Рядом стоит она. Право, Фредерик плохо помнит кем точно она ему является: мать, сестра, тетя, возлюбленная? Он не был уверен, кроме приятного тянущего чувства спокойствия и трепета в груди рядом с ней. Она заправила локон за ухо, поднимая на него свои ярко-голубые глаза, расплываясь в улыбке. Кожа её, мертвецки белая с множеством трупных пятен, была закрыта от солнца одеждой, а лицо прикрывала шляпа с широкими полями и длинными лентами, завязанных под подбородком. Она прижимает к себе букет васильков и смеется, пока смех этот не переходит в гулкий кашель. Начинает кашлять и сам Фредерик, касаясь лишь подушечками пальцев ее спины, чтобы успокоить и унять боль. 

Она берет его за щеки, заглядывая своими пустыми черными глазами ему прямо в душу, продолжая все также улыбаться. 

– Наступит день и мы вновь будем вместе, мой дорогой Фредерик. – они звучат в унисон. Два голоса: женский и мужской. Фредерик гладит женщину по руке. Душу изъедает тоска по чему-то неизвестному. По ее щеке медленно ползут черные щупальца и она отходит в сторону, растворяясь во тьме. – Помни. 

Сон прервал звук копошения где-то в углу комнаты. Фредерик недовольно приоткрыл глаза, потирая их и вглядываясь в кромешную темноту, в сторону крошечного источника света от фонарика. 

— Кто тут? — в ответ не самые разборчивые, явно человеческие, бормотания. Фредерик жмурится сильнее, поднимаясь с теплого места, поступательными шагами направляясь на звук и свет. От недавнего сна в глазах медленно плывет, не позволяя сосредоточить фокус на нужном и рассмотреть хотя бы силуэт незваного гостя. — Кто вы? — ответа не следует. 

Фредерик поднимается с места, двигаясь в сторону цели. Медленно, подобно дикой кошке с иллюстраций в детских книжках. Он опускает на массивное плечо руку, чувствуя как под той вздрагивают и резко оборачиваются, ослепляя лучом фонаря. Фредерик отшатывается, потирая глаза, сильно наклоняясь вниз. На уголках выступают слезы, а в темноте вспышками появляются неприятные пятна. Они размываются, собираются в образы и лица, размываются вновь. Он качается из стороны в сторону, пока его не подхватывают под локоть и дыхание от страха не перехватывает. Он еле открывает глаза и поворачивает голову. 

— Простите! — рука под локтем сильно трясется от беспокойства и попыток поддержать исследователя на ногах и не дать поцеловаться с холодным полом. — Держитесь, держитесь! — голос подобно рукам — трясется, срывается. Низкий, пропитый нескончаемым количеством спиртного. Но, что удивительно, не пахнет вовсе. Фредерик массирует веки, находя нужную точку опоры. Нет смысла более вглядываться в человека. Голос знаком. 

— Чарльз! Напугал! — возмущается он с театрально-аристократической манерой, чуть толкая механика в крепкое плечо. Да удар настолько слаб, что даже не пошатнул того. — Ты чего тут роешься? 

— Грибы. — он говорит коротко и понятно. Фредерик открывает глаза и фокусируется на открытом щитке с множеством проводов. Вместо липкой ленты их оплетают тонкие нити мицелия. Где-то защитный слой был почти проеден, где провод вот-вот готов выпасть, а где эти создания (Фредерик до сих пор не уверен, имеет ли оно отдельное от Создателя сознание) так сильно запутались, что скрывали за собой полностью кусок проводки. 

Фредерик морщит нос, делая шаг назад. Как бы много он не путешествовал, не узнавал нового и не прикасался к самому мерзкому, что теперь существует на земле, он все еще не мог уложить в голове простую мысль: оно может быть и «дома». Подобно тараканам иль мелким плодовым мушкам прямо в ящике с овощами. Оно пробирается в даже самые, якобы казалось, защищенные комнаты и пускает свои корни, разбрасывая споры. Фредерик коротко кивает Чарльзу, направляясь на выход из комнаты, по пути поддевая пальцами собственное пальто. 

— Позови как закончишь. Я бы хотел отоспаться все же. 

— Хорошо. Извини. 

— Все в порядке. Это правда важнее. — он мягко улыбается и выходит за дверь. 

Сон медленно обнимает за плечи, заставляя качаться от одной стены коридора к другой, бесцельно бродя по станции, пока Фредерик все же не осядет на холодном железном полу, обнимая собственные колени и не укладывая на те голову. Глаза медленно слипаются. Кажется, он готов уснуть прямо здесь. Забывая и о подушке, и о теплом мягком месте, и о всем остальном. Лишь бы поспать, отдохнуть, дать мышцам расслабиться. 

— Мистер Крейбург? — голову не хочется поднимать. Тяжела да и лежит удобно. Опускаются рядом. Где-то по правую сторону? — Вы спите? 

— М? Нет… Нет, не сплю. Так. Присел… 

— Слышал, что Вас давно не было на станции. Как прошло дело? Видели что-нибудь… Интересное?

– Все как обычно. Даже в отчете мало чего нового напишу. – голос плывет. Концы фраз слипаются в одно. Да и словно говорит уже не он, а кто-то другой где-то далеко во сне, где трава как и раньше зеленая, где вместо копоти и пепла в воздухе пыльца и он от нее чихает. Как в детстве. Да, там было хорошо и беззаботно. И родительский контроль уже и не кажется так жесток, ведь было солнце, которое он видел через окошко, пока по плечам топтался большой пушистый белый кот, а учитель спал в кресле, накрытый книгой. Главное вовремя вернуться за инструмент и продолжить старательно колупать клавиши в разборе надоевшей мелодии. Первый, пятый, четвертый и вновь на его место лезет третий. Кто только придумал то… Фредерик трясет головой, открывая глаза от неприятного сильного запаха возле носа.

– Вставай. – картинка двоится, но с пола поднимаются, держась за голову. Ци хватает за щеки, заглядывая в серые глаза, хмуря брови. – Отключился. – отвечает, стоит лишь растерянно рот открыть. – Снимал маску наверху? Как часто? Надышался? 

– Да нет, нет. Все хорошо… Это называется сон, Ци… – Фредерик отстраняется, потирая глаза двумя пальцами.

– Ты лежал тут. И стонал. Весь пол в твоей слюне.

– Ох… Но.. Со мной же кто-то был!

– Не было тут никого. Чарльз закончил работу. Пошел тебя искать. Нашел. Пошел ко мне. – сильный акцент иглами входит в мозг, заставляя тот шевелиться активнее. Вспоминать. Он ведь уверен, что слышал голос. Слышал, что у него спросили как там, на поверхности, что нового и интересного, а он в процессе рассказа просто уснул. Да голос такой смутно знакомый, но словно такой принадлежал всем знакомым и никому одновременно. Фредерик хмурится. – Иди ко мне. Поспи там. Попрошу чтобы не мешали. Давай. Вперед-вперед! – она подталкивает его в спину, а позже просто берет за рукав и тянет по коридорам назад в чистую прохладную комнату с четырьмя неизвестными личностями в той. – Посмотрю за тобой. Не нравишься ты мне. Бледный стал. Ты всегда таким был? Потом дам лекарства. Вперед! Вперед!

Прохладный ветер задувает через открытое окно, поднимая в воздух легкие шелковые шторы. Он опирается на подоконник, стоя коленями на мягком сидении стула, что он еле-еле пододвинул поближе. Стулья в его доме были и правда тяжелые. Большие резные украшения из дерева на их спинках, а под благородно-красной тканью было большое количество мягкой набивки. Фредерик гладит кота, что вальяжно расположился вокруг маминого цветочного горшка и вместе с младшим сыном смотрел в окно. За высоким забором играли дети примерно возраста Фредерика, гоняя мяч. Девочки прыгали через скакалку, но все быстро разбегались, стоило на порог спуститься массивной кухарке с грязным полотенцем и пригрозить. Чуть правее окна растет высокое ветвистое дерево, что почти-почти опускало листья Фредерику в руку, когда он высовывал ту. 

– Фредерик! – внизу звучит высокий, но явно мальчишеский голос. У самого забора, прямо под окном стояли три фигуры. – Пошли с нами! – самый высокий мальчишка в оборванных снизу штанах, с ярким фингалом под левым глазом повис слегка на заборе и машет рукой с длинной палкой в ней. – По тебе тут скучают! – рядом с ним стояла девчушка в длинном роскошном платье, которое снизу уже покрылось слоем грязи и пыли, а на белом переднике даже отсюда можно было разглядеть крупные следы от сока малины. Она неуверенно озирается по сторонам, поправляя светлые волосы и дергает хулигана за рукав.

– Нортон… Нортон! Не делай так! Увидят же…!

– Не дергай его. А то еще сорвется вместе с забором. – последний участник этой маленькой процессии был самым низким. В смешной клетчатой кепке и с рогаткой в руках. Он не смотрел ни на Фредерика, ни на своих спутников. Лишь поправлял свое страшное оружие в руках. 

Юный музыкант оглядывает комнату, где крепким сном спит его учитель, накрытый утренней газетой. Рядом стоит открытый рояль и ноты с множественными пометками. Местами какие-то куски были жирно выделены карандашом, что из раза в раз вызывало в Фредерике неконтролируемую дрожь.

– Не могу! У меня занятия.

– Да у тебя всегда занятия. Когда тебя смогут отпустить погулять? Мы тут недалеко такое нашли! – Нортон спрыгивает с забора, разводя руки в стороны так сильно, что начинает падать.

– Думаю, что после экзамена смогу попросить маму меня отпустить! Тогда и покажете!

– А если оно уже все? – не унимался маленький разбойник.

– Мы нашли грибную пещеру… 

Взгляд из под кепки сверкнул пугающим янтарным светом. Юное лицо исказилось в страшной улыбке. По ногам и рукам медленно пополз мицелий, утягивая Фредерика назад в комнату, прижимая к противоположной стене. Он забирался под одежду, заполнял легкие зловонным запахом, сжимал до красных следов и заползал под глаза. Он хотел бы закричать, забиться в истерике, позвать родителей, но голос их лишь эхом доносится до ушей: “Бесполезный. Не способен даже от такого отбиться. Зачем мы такого с собой взяли. Лучше бы умер! Как мы! Вместе с нами! Больше толку бы было! Слабак!”. 

Тело подрывается. Вокруг тишина. Койки пустые. Лишь оставленные вещи говорят о том, что они заняты и на них проводят свой досуг. Голова гудит. Рука тоже. Фредерик где-то успел удариться, сам того не замечая. Может руками махал во все стороны, может просто отлежал. Он выдыхает. Спускает ноги на пол и опускает корпус к своим коленям, продолжая так сидеть еще какое-то время. Из соседней комнаты слышится мелодия радио, прерываемая иногда помехами. 

I don't want to set the world on fire, honey, I love you too much

I just wanna start a great big flame down in your heart

You see, way down inside of me, darling, I have only one desire

And that one desire is you, and I know nobody else ain't going to do… 

Тело медленно покачивается из стороны в сторону в такт, вздыхая и выдыхая медленно, снимая остатки сна с лица и тела. Низкий приятный мужской голос медленно что-то говорит, задевая мозолистыми пальцами струны души. Совершенно точно у него были длинные морщинистые пальцы мужчины, что еще не старик, но его волосы уже поседели местами, а руки покрылись налетом старости. Он совершенно точно всю жизнь играл на контрабасе, что был подарен ему на празднования восьми лет и он не расставался с ним вплоть до первой свадьбы. А потом играл на инструменте, что подарила его жена. И они, вместо первой брачной ночи, играли до самого рассвета. 

Фредерик поднимается, прогибаясь в пояснице. Шаг. Два. Он осматривает беглым взглядом вещи на кроватях. Шахматная доска и карты, учебное пособие и буклеты их станции, которые Ци специально для всех распечатала так как собрать всех в одном месте и что-то объяснить — сложно. На одной из кроватей лежит стопка разнообразных потрепанных книг. Фредерик касается её, но на его руку опускается чужая ладонь, под которой вздрагивают. 

— Невежливо трогать чужие вещи, мистер Крейбург. — его голос— разливной вязкий напиток, что льется из старого глиняного графина в чашу, липнет к стенкам и падает новыми тяжелыми каплями. Он сжимает руку чуть сильнее. Не дает взглянуть на обложку, пройтись глазами по названию… — Положите. 

— Прошу прощения. — пальцы отпускают книгу. Но даже сейчас она не удосужилась перевернуться. — Просто стало интересно, что читаете. У нас не очень много книг осталось. Что есть, то Лучино чуть ли не с боем перетащил сюда. — Фредерик оборачивается на гостя, что уже был в строгом зеленом костюме в клетку, с наушником на одном ухе и с моноклем на противоположном глазу. Он улыбается, поправляя обновку. — Вам идет. 

— Благодарю. Но вещи мои лучше не трогать. 

Фредерик вновь окидывает взглядом пожитки всех остальных. Но ничего более не цепляет.

– Хорошо, я вас понял.

– Чудесно. – взгляд прилипает к спине, ведет то вправо, то влево, смотря как Фредерик решит дернуться. – Сэр.

– Слушаю.

– Не откажите в услуге?

– Смотря в которой. Сами понимаете… Проблематично многое.

– Я слышал вы с командой отправитесь в руины в сторону старого Нью-Йорка. Не могли бы взять с собой меня и тех, кому посчастливилось выжить? – Фредерик чуть хмурится. Нет, конечно, узнать об этом не так сложно. В главном зале висит доска. Большая. Истыканная десятком игл на которых крепили различного рода объявления. Кто потеряет свой инструмент, кто попросит не мусорить в жилом блоке, а кто и таким образом на собрание позовет. Там же висел список вылазок. Маленьких, больших, грандиозных. Все точно: время, место вылазки и примерная дата возвращения. – Разрушенный Метрополис. От туда же недавно поступил сигнал?

– Вы зря времени не теряли.

– Работа такая.

– Через месяц отправляемся. Если Вы и Ваши спутники успеют обучиться и сдать все нужные знания, то распоряжусь. Иначе… Нам балласт не нужен. Отдыхайте.