Но Воронов эти флаги презирал. Он считал, если хочется парням предаваться мужеложству – их выбор, но горлопанить о своих предпочтениях на каждом шагу и качать права – это лишнее. Разве дарит им счастье отстаивание своих идеалов? Это вряд ли. А количество гендеров, которыми они себя называют? Это могло свести с ума.

Впервые попав в Америку, куда его привёз с собой Кирилл Александрович, Ворон видел тех и этих, они не стеснялись себя и своих наклонностей, одевались ежедневно как на гей-парад, вели себя разнузданно и этим пытались убедить окружающих, что они счастливы. Саша в психологии поведения не разбирался, но счастья в их глазах не замечал, а вот потерянных подростков, которые выросли, но так и не нашли себя, не научились любить себя такими, какие они есть, не нашли любовь – это он видел прекрасно.

Это он видел и в Лексе, но не в той же степени, потому что Лекс в отличие от них себя очень любил, но ещё отчаянно жаждал быть любимым, а вот любви родителей не хотел – бежал от неё, как от огня, но тосковал. Поэтому игрался с Сашей, но единственной его по-настоящему глупой выходкой стала демонстрация голого зада в туалете. Ворон списывал это на алкоголь, всё же для секса в таком грязном месте Царёв был слишком манерным и чистоплотным, там сыграло взыгравшее либидо парня, и хорошо, что Ворон сдержался, а не снял ремень и не отшлёпал его, как первоклассника с неудом.

Но парень мог признаться сам себе, что не смог бы поднять руку на этот комок недоразумения. Странным образом он вызывал желание защитить его, а не пихнуть мордочкой в новый сугроб, хотя выводил он его знатно, чем принуждал Сашу работать над выдержкой и не яриться на гейские флюиды, ведь он понимал, что это всё шуточки и попытки вызвать в нём эмоции, неважно какие, лишь бы искрило. Так играют с котятами, но Саша уже давно перестал быть дворовым котёнком, теперь он настоящий дикий кот каменных джунглей – пантера, леопард, ягуар, тигр, если хотите, но Лекс играл и получал удовольствие. Жаловаться на него стало как смысл любых разговоров с Марком – Саша не терял надежды, что ему назначат охранять другого человека.

– Он меня бесит, неужели нельзя пристроить к нему кого другого? – Саша болтал протянутый в гостеприимном жесте бокал с виски, и кубики льда приятным перезвоном бились о стекло. – Или пристрелим его из винтовки? Ну, нападение, охрана не при нём, все дела.

– Хочешь лишить меня лицензии? – засмеялся чёрному юмору коллеги начальник охранного агентства.

Он сидел в своём кресле, и, уперев локти в красное дерево столешницы, сложил ладони в замок, на который уложил квадратный подбородок. Его красивое лицо было испещрено мелкими шрамами от несчастного случая, попортив некогда идеальную кожу, и хоть прошло уже несколько лет, шрамы не затягивались, с годами будто впиваясь лишь глубже. Порезы были и на ушах, делая его похожим то ли на дворнягу, то ли на криминального авторитета, но вкупе с добрыми глазами этот образ терялся. А вот висящие за его спиной две скрещенные катаны, они были настоящими, привезёнными из Японии после турнира, и факт того, что Марк умел ими обращаться, лишь добавлял очков его опасному образу, но в кабинет его пропуск был дозволен не каждому.

Кончики тонких губ растянулись в улыбке, ведь наблюдать за ставшим всего лишь за месяц столь разговорчивым Вороном ему искренне нравилось. В этом была жизнь, а не типичное похоронное бюро на выезде, как он мог пошутить над подчинённым, чьи чёрные, обыкновенно словно сгоревшие полностью угли, глаза при жалобах на Царёва младшего не были такими уж уничтожающими всё на своём пути, они скорее тлели и несли в себе тепло.

– Поверь, мир только выиграет.

– Ты с ним только месяц, а уже сдаёшься. Наш великий боец не выдержал?

– Я видел его голым, мне хватило, – стакан, из которого он так и не пригубил, со звуком отправился на стол.

– Прям голым-голым? – Саша кивнул, босс продолжал смеяться. – Не понимаю, что в этом такого. Я тебя тоже видел голым, и ты меня.

– Ты не понимаешь, – будто засмущался Саша, но догадаться об этом можно было, если давно его знаешь, и Марк знал его не первый день, поэтому по еле покрасневшим кончикам ушей и чуть отведённому взгляду мог сказать точно – Воронов испытывает сильнейший дискомфорт. – Это по-другому.

– Тебе что, – вмиг заинтересовался Хребтов и продолжил уже вкрадчиво, словно искуситель: – понравилось? У тебя встал на него?

На это Ворон грязно выругался, ноздри его раздувались, а смуглое лицо приобрело красноватый отлив. Он вскочил и заложив руку за спину, в столь открытой позе подсознательно показывая, что Лекса он не боится, стал ходить по комнате.

– Фу, сплюнь, я не это имел в виду. И как тебе это только в голову пришло? Ты нормальный? Знаешь же, я не по этим делам. А вот Сашенька наш Царёв очень даже, распространяет свои гейские вибрации, бесит. Прошу же, найди ему другого охранника, у тебя огромный штат.

– Я за каждого ручаюсь, конечно, но ты себя с ними не сравнивай. Сам знаешь, тут запущенный случай, Кирилл Александрович уже утвердил тебя и не потерпит изменений, мы об этом уже говорили, – напомнил он серьёзным тоном, но снова вернулся к шуткам: – Или ты боишься, что поддашься его “вибрациям”?

– Ха-ха-ха, – совсем не смешно проговорил Саша и уселся снова в кресло, чуть подостыв. Выпустив агрессию, теперь он был готов к колкостям.

– Ну, смешно же, правда.

– Ни капельки.

– Кстати, вот ключи от новой квартиры, – Марк выдвинул ящик и достал лежащие сверху ключи с забавным брелоком в виде радуги – специально купил и повесил, чтобы подколоть друга.

– Ну, фу же, – передёрнула от одного вида на него Сашу, – снова эти радужные потоки. Может ты сам из того строя?

– Ты меня так просто туда не запишешь, уж прости, но у меня нет мальчиков-фанатов, которые пищат от одного вида.

– Он не пищит.

– Но ты не отрицаешь, что фанат, – победно ухмыльнулся Хребтов.

– Не фанат, – сухо поправил Саша, – скорее, балабол и клоун.

– Тогда передари ему брелок, пусть порадуется.

– Ещё чего, а вдруг решит, что я заигрываю? – тут же отбрил идею Ворон, вертя ключи на пальце. – Никаких подарков. А за ключики спасибо. Будет где спрятаться от этой вездесущей истерички.

– Поехали обмывать? – Марк уже встал и накинул пиджак на плечи, ответ ему был неважен. – Открылся новый клуб, брат держит, тоже где мы служил, только дембельнулся раньше, ты его не встречал. Проверим?

– Лишь бы не гейский, – пробурчал Саша.

– За кого ты меня принимаешь, братан? Считай, нога ступила на эту голубую территорию – и всё, ты больше не мужчина.

– Ступила, не ступила – какая разница? – его-то нога там ступала, а ориентация не пошатнулась, поэтому заявление босса он считал беспочвенным. – Наоборот, придёшь туда и проверишь, что не колышат тебя эти.

– А вдруг заколышет? – пожал плечами Марк, открывая дверь для Саши. – Ты видал этих гендерных несуразиц? Да некоторых глазом не отличишь, а потрогаешь и от шока можно коньки отбросить. Ну, прикинь, засунул руки ей в трусы, а там болт, а если ещё и крупнее своего? Ну нет, мне таких аттракционов в жизни не надо.

Воронов хмыкнул, сверкнув ямочкой:

– Тебя только размер и будет волновать.

– Размер – это важно!

Препираясь, они добрались до клуба, который оказался неплохим. Музыка била по ушам зажигательными мотивами, свет играл, а вокруг танцпола были установлены клетки, в которых извивались красивые полуголые девушки, но они сидели в вип-зоне, где им организовали кальян и официант бегал, освежал напитки. Вскоре, оставив Марка в клубе с подругами, непьющий Воронов, пребывающий не в настроении на интим, уехал к себе на новую квартиру в одиночестве.

Изначально он думал, что в шуме и гаме его перестанут догонять мысли о насущном, а именно: о надоедливом Лексе, о внезапно объявившейся Саньке, о себе, об их непоколебимых в своей заботе родителях, о собственном непросыхающем эгоцентричном отце, о том, чего он не мог ему дать и о том, что было у других. Саша давно перестал завидовать, он и чувство зависти признал не сразу, долго отрицал и не понимал, но со временем пришёл к выводу, что завидовал соседке в детстве, а поняв, искоренил в себе низменное чувство, которое кроме расстройства не имело в себе иной силы. Но на деле посторонние звуки лишь мешали, добавляя нервозность, а мысли не блокировали и в виду того, что сегодня у Саши был выходной и он планировал провести его бесполезно, он решил, что будет лучше в компании с одним лишь собой, потому что в обществе расслабиться не получалось.

Квартира была маленькой по меркам среднестатистического мужчины, но для Воронова она представилась широким плацем, хоть маршируй. Комната была одна, но в ней помещалась мебель: столик, кресло, встроенный шкаф; стеллаж отделял зону для сна с большой кроватью, за барной стойкой притаилась небольшая кухня, а за плотными занавесками – окна, не панорамные, но с очень низкими широкими подоконниками, сидя на которых можно было романтично дымить, смотря на раскинувшийся перед тобой город, и высокий этаж этому только потворствовал.

Типичный Ворон редко чем восхищался, вот и квартира ему показалось уютной, но восторгов не вызывала, хотя было бы невежливо не отблагодарить босса, поэтому он отослал ему ёмкое “спасибо”, а телефон хотел откинуть за ненадобностью, но увидел входящее сообщение от контакта “Истеричка” и почти готов был проигнорировать, но следом раздался звонок от него же, который сбрасывался и повторялся, сбрасывался и повторялся; “Ей-богу, истеричка,” – подумал Воронов, прежде чем ответить на звонок.

Лекс в тот вечер не планировал ничего, обычно приключения находили его сами, поэтому к информации, что сегодня У Воронова выходной, отнёсся пофигистически, а уже лёжа в кровати понял, что раз не будет строгого контроля, то можно сбежать и творить всякую дичь. То не было его смыслом жизни или намерением напакостить отцу, ведь подобное поведение могло отрицательно сказаться на его репутации, но уже сама идея, что он сбежит, а Ворон потом об этом узнает, – это его подстёгивало словно кнутом скаковую фаворитку. Лекс ни лошадью, ни конём не был, разве что считал себя жеребцом в постели, но даже родился в год дракона, а не лошади, тем не менее адреналин в крови уже взыграл как на скачках и понёсшие его во весь опор мечты о будущей реакции Саши только подкидывали дров в начинающий разгораться костёр из нетерпения, страсти и безумия.

Парень быстро оделся, нанёс лёгкий макияж, растрепал локоны, улыбнулся своему отражению в зеркале и прихватил ключи, сегодня он собирался водить сам, права у него были, он даже получил их без взяток и пересдач. Последовавшему за ним охраннику он приказал ехать следом в другой машине, и тот согласился, даже не оспорив, что это не безопасно, не рентабельно и вообще глупо, а вот Воронов скорее закрыл бы его в комнате, чем позволил такому случиться. Но другие вступать с ним в конфронтацию не рисковали, никто не хотел оказаться на улице.

По дороге Царёв созвонился с одногруппником и попросил махнуться тачками на ночь. Тот водил невзрачную иномарку эконом-класса, поэтому пересесть, пусть только на ночь, в майбах он согласился без промедления, его даже не смутил сам процесс обмена машинами в подворотне рядом с университетом, куда следовало заезжать хитро – сразу за майбахом, успев сделать это быстрее чёрного гелендвагена, в котором ехал охранник. После этого им нужно было ускориться, выехав на проспект с другой стороны, заехать в другую подворотню, снова выехать на проспект, гелик должен был порядочно отстать, и тогда им можно было меняться, выбрав новый переулок, но охранник оказался ловким водителем и не отставал. Тогда парням пришлось следовать новой схеме, по которой они зашли в кафе, оставив автомобили на парковке, там же остался и охранник, а потом в майбах сел переодетый в Лекса друг, и слава слабому освещению, мужчина при исполнении не заметил подвоха. Одногруппник отправился колесить по городу на машине мечты, а после того как парковка опустела, Царёв уже вышел спокойно и без спешки и сел за руль своего транспорта на этот вечер.

Не сказать, что его слишком волновало крутит он руль из благородной кожи или обычного кожзама – подобная мелочь не тяготила, но разница в поведении автомобиля чувствовалась значительно, и он молился про себя, чтобы авто не заглохло – не хотелось таким глупым образом завершить удачный побег. Но в этом случае можно было пересесть в такси, что и пришлось сделать после того, когда он вдоволь натанцевался в полюбившейся “Лагуне”, закрыл туалетный гештальт приятным времяпровождением в кабинке (алкоголь всегда подтирал установленные в трезвые часы границы брезгливости) с другим заинтересованным парнем, написал на заборе нехорошее слово, следом пометив забор как это делали друзья наши меньшие, а затем приписал спереди “Саша –”, потом подумал, что он вроде тоже Саша, но ведь Саша Саше рознь, лично ему никогда не нравилась подобная вариация имени. Вот Лекс звучало круто, а не это – набившее оскомину “шла Саша по шоссе и сосала сушку”, он знал что пососать получше, чем сушки.

В какой-то момент у него засвербило и захотелось получить реакцию на свой побег незамедлительно, но Лекс понятия не имел, где живёт его бодигард. Зато был другой одногруппник, который как-то обмолвился, что его знакомый взломал любимую игру, разумеется, за хорошее вознаграждение. Царёв связался с ним, благо все его любили и готовы были помочь, пусть их разбудили в три утра, так что минут через десять он уже писал хакеру о том, что ему требовалось. То ли Лекс был счастливчиком, то ли удачное стечение обстоятельств, но хакер не спал и сразу взялся за заказ, а уже через два часа у парня на руках был адрес по прописке Александра Воронова. Дорога заняла недолго, так что в шесть утра его такси припарковалось у клумбы, в которой лебеди из покрышек оставили надежду взлететь, удобно примостившись в цветочном океане, из которых Лекс узнавал астры, бархатцы и физалис.

Парень ещё из окна машины сфотографировал на телефон дом Ворона и отослал ему фото, но ответ так и не приходил, сообщение висело непрочитанным, хотя статус абонента был периодически онлайн. Тогда он вышел из машины, хлопнув дверью, и решил нарвать себе букет, чтобы не уезжать с пустыми руками. Сделал гадость – на сердце радость. Это кредо нередко спасало его от рутинной скуки.

Не раздумывая более, он огляделся и не заметив камер, “Какие камеры в этом нищебродском районе,” – думал он, – “где украшения из токсичного материала “радуют” глаза жильцов”, – направился к своей цели, а по пути заново обдумал мысль и понял, отчего глаз его начал дёргаться на въезде, когда взору предстала эта картина. Резина является вредным отходом, во дворе ей не место, за такое “творчество” уже несколько лет штрафуют. Требовалась провести операцию по спасению недалёких людей, и Царёв решил взять на себя эту важную миссию, заранее нахваливая себя за подвиг – не Геракл, но вон как могёт.

Он решительно перешагнул хлипкий забор и, закатав повыше рукава брендовой куртки, первой целью избрал левого лебедя, тот оказался тяжёлым, и чтобы поднять его, нужно было попотеть, но Лекс был не из робкого десятка, если уж брался за что-то, то старался дойти до конца. Таксист на его усилия лишь поиграл бровями и вернулся к пасьянсу на телефоне – счётчик уже накрутился прилично и время ожидания тоже было оплачиваемым, так что помогать он не спешил, лишь предупредил, что везти с собой эту “бандуру” не станет, но если накинут сверху, то он может обмозговать этот момент.