– Вандализм, – поцокал Белов, наблюдая за потугами пацана в палисаднике. В одной руке он держал кружку с чёрным чаем, с поверхности которого поднимался ароматный дымок, а в другой – бутерброд с колбасой. – Шею свернуть ему.
– Кому? – встала рядом Санька, она уже умылась и собиралась на пробежку.
– Та вон, мародёрствует в саду бабы Любы.
– Напомаженный такой, зачем ему этот мусор?
– Смешно, я сначала подумал, это ты.
– Да он роется там, как енот на мусорке. Фу. Так что нет, не очень смешно, – не согласилась дочь. – И совсем не похож на меня. К тому же что там воровать? Если бы ещё цветы рвать удумал, тут понятно, можно продать, подарить, а эту чертовщину кому?
– А зачем люди воруют?
Она знала, что сейчас майор мог начать читать свои любимые лекции о людских пороках, поэтому не хотела развивать тему, выдав нечто риторическое:
– Кто поймёт этих городских сумасшедших? – и секунду помолчав, добавила: – Пойду спрошу.
Она всё равно собиралась на улицу, и спугнуть вандала показалось забавной идеей. А то приехал он пораньше, думал по-тихому стырить дворовое достояние, хотя если честно, Саня бы ему даже доплатила за “вынос мусора”, который кроме бабы Любы никто не ценил.
– Помочь? – встала она на дороге рядом с клумбой, где орудовал пакостник. – Тяжело, небось, такому доходяге, товарищ Плюшкин?
Обрадовавшийся сначала протянутой руке помощи, он тут же сдулся:
– Обойдусь, и вообще, с чего это я Плюшкин?
– Потому что мусор таскаешь.
– О нет, – он вдруг расхохотался, а отсмеявшись попытался объяснить почему, – я не ворую это убожество.
– Ты попался, – она показательно упёрла руки в бока и вздёрнула подбородок, ей не казалось смешным его положение. – Иначе зачем вообще приезжать на такси в чужой двор?
Лекс без задних мыслей отзеркалили позу, гордо заявляя ложь:
– Тут живёт мой парень.
– И ты решил украсть для него лебедя? Стоп, подожди, ты сказал “парень”?
– Уже слышу в твоём тоне гомофобные тенденции, так что даже не начинай морщить свой милый носик.
– Это нос, а не носик, и он не милый, – тут же стала защищать себя Санька, которая с детства не любила в себе проявления феминности. Её часто бросало из крайности в крайность: ей не нравилось, когда в ней подчёркивали слабости или черты, присущие женскому полу, но в то же же время ей хотелось нравиться Саше как женщина. И во всём этом была уйма противоречий, но раз она сама ещё не решила, кем ей лучше быть, то предпочитала быть чем-то средним, с уклоном в андрогинность. – Так что выключай шарманку и улепётывай отсюда. Без птицы.
– Вот сейчас я ему позвоню, – пригрозил он и нажал на кнопку вызова, и сбросил, задумавшись, а не перегибает ли он с приездом к нему под окна, – или нет. Или позвоню, – снова нажал, ведь если он тут, то может спуститься, – нет, не буду, – ведь если спустится, то Лексу точно влетит, и он тут же сбросил, повторив манёвр несколько раз.
Девушка смотрела на него как на психа. Во-первых, несёт всякую ахинею, а во-вторых, разговаривает сам с собой, в довершение как венец творящегося ужаса – оседлал лебедя как коня, да ещё и с апломбом. И когда ему неожиданно для него самого подняли, он чуть со своего “жеребца” не упал:
– Алло, не спишь, дорогой? – тут же изменился его тон на дразнящий, а что ему отвечали Санька не слышала, но продолжала стоять и смотреть на странного парня.
– Я тебе фоточку прислал, не смотрел? Ах, да, сам сфоткал. Не-е-ет, какой ты шалун, там не я на фото, но тебе точно понравится. Проверь пока, а в следующий раз пришлю свои, раз ты просишь.
– Я тебя не прошу, то есть прошу: не присылай мне ничего вообще.
– Ты говорил, у меня классная фигура, уверен, от фото будешь в восторге. Я же умею позировать.
– Меня не особо волнует, как ты умеешь позировать, – спорил с ним Саша, параллельно открывая присланное сообщение. – Что? Это же мой дом, ты что там делаешь, иди… – тут он вспомнил, что разговаривает не с другом, а с тем, на кого работает, и всё же нужно быть сдержаннее в обзывательствах, и так часто называл его “дурным”, но он ведь и был дурным, – неугомонное создание?
– Приехал к тебе, – продолжал разговаривать с ним елейным голоском Царёв.
– Только я там больше не живу. Надеюсь, ты не додумался ломиться в дверь?
– Нет, я думал ты выглянешь в окно, а я тебе помашу цветами, устроим романтику…
– Какую романтику, какие цветы? Ты чего нанюхался? Мои окна во двор не смотрят, кстати, – в Сашином голосе проскользнуло разочарование. – Признайся, принял что-то?
– Ничего противозаконного, а законное уже выветрилось, – Лекс устроил локоток на голову своего “скакуна”, облокотился и чуть не пропахал носом бархатцы. – Ой!
– Убогий, хватит портить чужую собственность, – прикрикнула на него Санёк.
Она слушала его трёп и вновь к ней возвращались мысли о Саше Воронове, которому, возможно, точно так же названивал его мальчик. Но был ли мальчик?
Судя по тому разговору, был. Но только по единственному разговору делать выводы было рано. И всё же семя сомнений было уже посажено. И сейчас перед ней появился новый представитель сексуальных меньшинств, вызывая только негативные эмоции.
Слушать любовное чириканье уже надоело и Саня решительно перешагнула в палисаднике, чтобы достать нарушителя из цветов и по возможности запихнуть в такси. Но он вцепился в лебедя, обняв его рукой, в которой держал телефон, а другой пытался отбиться от девушки, покидать территорию без трофея он отказывался:
– Это мой лебедь, я без не не уйду. Мой сильный мужчина, мой чёрный ворон, спаси меня, твои соседи покушаются на мою жизнь, – орал он в трубку Саше.
– Ты что устроил? – кинулся одеваться Воронов, подозревая, что Лекс закатил очередной концерт и украл… лебедя? Но это же Лекс, с ним можно было расширять диапазон рамок удивлений.
– Тупица, отпусти чужую собственность, – кричала ему в другое ухо Саня, сильно перехватив вдоль корпуса, она тащила его из грядок. За ними от бывшего места гнездования лебедя тянулся примятый след. – Ты глухой? Я тебе сейчас руки вырву.
– Уши мне вырви, больная! Чего орёшь? Это я – потерпевший!
– Я сейчас тебе устрою потерпевшего, пока ты ещё ничего не претерпел.
Лекс умудрился вывернулся из захвата, прижал к себе лебедя, с которым уже почти сроднился, развернулся и намеревался бежать в другую сторону, по пути телефон выпал и Саше оставалось слушать только звуки борьбы и отголоски ссоры, приглушенные забившейся в микрофон землёй. Он понимал, что нужно ехать скорее, несмотря на свой выходной, поэтому не стал переодеваться в рабочий костюм, оставаясь той одежде, которую успел натянуть по прибытии – однотонный спортивный костюм, иначе его подопечный мог попасть в нехорошую ситуацию, если уже не в ней, и наверняка по собственной глупости.
В общем-то, все Царёвы прочие злодеяния, в отчётах полиции фигурировавшие как “мелкое хулиганство, воровство и вандализм”, к тому и сводились, что он действовал из лучших побуждений. Помог бомжу унести со свалки диван, но оказалось, что это был не бомж, а грабитель, который выглядел как бомж. Вместе с райтером разукрашивал стену граффити – искусство же, но не додумался прикрыть лицо. Увидел у перехода бабулю, ожидавшую зелёный, и как только тот зажёгся, подхватил её под руку, чтобы перевести, а она вызверилась, решив будто её хотят ограбить, оприходовала его батоном. Один раз во время обхода сосед скинул ему собственную дурь, а сам словил приход, попал в больницу и не мог дать показаний в защиту Лекса, поэтому в длинный список приводов попал и этот. Изучив тщательно материалы, Саша мог сказать за Царёва точно, что он вновь стал заложником обстоятельств, но не без своей подачи. Возможно судьба ему так мстила за идейность и неумение сидеть на попе ровно.
И пока он собирал штрафы, в клумбе завязалась нешуточная борьба: Лекс браво сражался за лебедя, а Санька, продумывая стратегию, нападала и пыталась вырвать того их цепких рук. Они ругались друг на друга, обученная боевым приёмам девушка не хотела случайно навредить гражданскому, но кусающийся и царапающийся парень, был нелёгкой мишенью, словно больной бешенством, он защищался браво, но в один момент она сделал ему подсечку, а он с пронзительным вскриком упал на спину прямо в подушку из неизвестных ему цветов, которые одуряюще пахли, но падение смягчали слабо. Саня потянулась к нему, чтобы помочь подняться и проверить на переломы, но он расценил это как новое нападение и изо всех сил стал отбиваться от неё лебедем:
– Помогите, убивают! – стал орать он.
Таксист даже вышел из машины, чтобы проверить, действительно ли убивают, лично ему жизненно необходимо было получить оплату, а с мёртвого что возьмёшь? Но парень был жив и активен, только сильно потрёпан. Другие соседи, та же баба Люба, в балаган не лезли, устроились у окошек и глядели во все глаза. А в окне Санькиной квартиры стоял майор на том же месте, где она его оставила: в одной руке чай, который уже не дымился, а во второй – один раз укушенный бутерброд. Рядом с ним за шторой притаилась жена Евгения и прижимала ладонь к распахнутому рту, а другой хваталась за сердце:
– Не может быть. Как они похожи!
– Чушь!
– Как ты не видишь? – не успокаивалась женщина, майор пригляделся и увидел, и увиденное ему не нравилось.
Устроившие бедлам на виду у всего двора его дочь и молодой человек действительно были невероятно похожи и это никак не вязалось в его понимании. Но Белов и не заметил бы схожести между ними, если бы не жена. Стоило ей озвучить это, и он уже не мог это развидеть. Майор видел обоих рядом и осознавал, что такое бывает только в низкобюджетном индийском фильме, где герои обязательно обнаружат невероятный факт родства, которого быть просто не могло. Но он видел их фигуры, повадки, копирование поз друг друга и понимал, что это неспроста, при этом сама мысль, что родство между ними могло существовать, ему не нравилась от слова совсем; даже в Саньке он видел больше мужского, чем в маленьком пареньке, который вёл себя на её фоне чересчур манерно.
– Кто это такой? – продолжала спрашивать жена.
– Я вижу впервые. Видимо, перед нами двойник Санька, у всех людей такие есть. – Такое показывали в телевизоре, например, в знаменитом сериале герои выискивали своих двойников и следили за ними, о таких случаях писали в газетах в рубрике “Невероятно, но факт”, да и сам он встречался с подобным на службе, когда они поймали преступника, но проверив его ДНК обнаружили, что это был другой человек, не имеющий к искомому никакого отношения. Да, Белов не сомневался, это просто двойник.
– И он так просто появился? Нет, я хочу знать, кто он такой.
– Я не знаю. Спроси у Санька, – отрезал он, потеряв интерес к драке и к двойнику.
Жена сильно вцепилась в руку мужа, будто требуя ответ, которого у него не было, чашка выпала из рук, расплескав содержимое, и укатилась под батарею.
– Какая к чёрту разница? – вызверился недовольный Белов. – Убери тут и прекрати изображать непонятно что. – Наш ребёнок – это Саня, а не другие. Перестань искать нашему ребёнку замену.
Эта черта его жены уже несколько лет не давала им покоя. Евгения постоянно цеплялась на улице глазами за мальчиков, а со взрослением дочери за тинейджеров, сейчас вот – за молодых мужчин, которые по комплекции и общим чертам походили на неё. Белов понимал, что женщина подобными выкидонами неким образом пытается заполнить пустоту, ведь не реализовала его желание, родив дочь и тем разочаровав мужа. Со своим разочарованием он ничего сделать не мог, лишь воспитывал дочь как сына, хоть как-то компенсируя это недоразумение, ведь больше детей им Бог не дал.
Женщина бросила взгляд на улицу, а затем покорно отправилась в ванную за тряпкой, но быстро вернулась, и убирая за мужем, продолжала наблюдать.
– Лишают невинности! – никак не мог успокоиться Лекс, его горло болело от непрекращающегося ора, но сдаться он уже не мог.
– Ага, – не велась на его крики Саня, – слышала я какой ты невинный.
– Я никогда не дрался, в этом я невинный!
– Ты как девчонка, – припечатала его она, но Лекса это не обижало. Он не любил драться и нисколечко его это не смущало.
– А ты как пацанка!
– Завидуй молча.
– Было бы чему, вахлачка.
Она и слов таких не знала, но интуитивно понимала, что это не комплимент, и они продолжали спорить. Саня вновь загнала его в кусты, оказалось, что у них были колючки, из них Лекс выпрыгнул сам и неожиданно наскочил на Саню, опрокидывая её на лопатки. Он даже не успел победно выкинуть кулак в небо, как девушка перевернула их комбинацию, в середине которой жался лебедь, и теперь на спине оказался Царёв, а она восседала на нём и держала его руки, но он продолжал брыкаться.
Подъехавшей машины, из которой выскочил Саша Воронов, оба не услышали, очнулись лишь тогда, когда он влез в клумбу и взявшись за плечи Сани, стал её поднимать с Царёва, приговаривая:
– Вы что тут устроили? Санёк? – её глаза расширились от испуга, ведь предстать перед объектом своих грёз в столь компрометирующей позе смущало и вгоняло в краску, и на её белом лице это было очень заметно.
– Саш, это не то, что ты думаешь, – стала лепетать она, приминая кроссовком чудом уцелевший цветок.
– Хорошо, что я пока ничего не думаю.
– Я сбежал, а ты пришёл, – расплылся в ослепительной во все дёсна улыбке Лекс, который лёжа в цветах, покрасневший от потасовки и с растрёпанными волосами смотрелся эпично – как в рекламе духов. – Вот, – он протянул опешевшему Саше потрёпанного лебедя. – Подарок тебе.
– Ты же в курсе, что ты его украл, – Саша отмахнулся от подарка, не делая ударение на моменте, что он умудрился сбежать, ставя себе мысленное напоминание узнать, кто из охранников его упустил, и провести с ним беседу; и стал поднимать поверженного парня, попутно отряхивая его и осматривая на наличие повреждений – здоровье подопечного было в приоритете, – и я даже знаю откуда.
– Не суть, главное, что мы сейчас романтично отвезём его на свалку отходов.
– С каких пор поездки на свалку стали романтикой? – задумался вслух Саша.
– Мы её создаём сами, а не место.
– Я смотрю, ты в порядке.
Саша вновь отклонил лебедя, и повернулся теперь к девушке, которая застыла истуканом с открытым ртом. Она просто смотрела на них и не могла связать “а” и “б”, так Саша и есть тот самый парень этого чудика, о котором он орал во всю глотку, которому звонил и сюсюкался? Того, что Сашка будет по парням по-настоящему, а в не выдуманной ей самой вселенной, она не ожидала. То есть как это – по мальчикам? Он же всегда гулял с девчонками, никогда-никогда она не видела его с кем-то собственного пола, разве что с друзьями-животными, так он и их никогда не обнимал. Чертовщина какая-то.
– А ты как, Санёк? – пощёлкал пальцами перед её лицом Воронов.
Увидев их двоих, он здраво рассудил, что пострадать мог более слабый, но сейчас Саша видел, что царапин было больше на теле Саньки. И теперь он переживал, какой урон она потерпела.
– Я не понял, она парень что ли? Раз Санёк, – рассуждал Лекс, но его игнорировали. – Иначе зачем так издеваться? О, а это что за мистер Очарование? – поймал он взглядом приближающегося к ним Лиса.
– Можешь помолчать? – прикрикнул на него Саша, и Санька очнулась от его повышенного голоса.
Она сразу подумала, что Саша кричит на своего… парня? Парня. На своего парня из-за сказанного тем комплимента другому человеку, видимо, ревность взыграла. И всё же сложно было осознать. Она видела его недавно в костюме и он казался каким-то новым человеком, а сейчас он пришёл, одетый в серые спортивки, словно и не было этих лет между ним прошлым и сегодняшним. Но так лишь казалось.
Ворон был взволнован отрешённым состоянием подруги и вновь стал привлекать её внимание:
– Эй, ты в порядке?
– Да, нормально, – она отмахнулась.
– Нужно обработать твои царапины.
– Сказала же, нормально.
Они недовольно уставились друг на друга, прожигая взглядами: огонь против холода – её коробила его мнимая забота, его – её ослиная упёртость. Он отмахнулся, мол, как хочешь, и обратил внимание на учинённый беспорядок:
– И что вы тут устроили?
– Солдат Джейн, моё почтение, – склонил голову Лис, её передёрнуло. – Сашок, а ты каким судьбами? И это кто такой?
– Я…
– Это мой друг, – перебил его Саша.
– Партнёр, – вклинился Лекс, который терпеть не мог, когда его затыкали.
– Боже, перестань.
– Да не надо так громко, называй меня малышом, – похихикал Царёв, обольстительно стрельнув глазками в Лиса.
– Я же попросил.
– Попроси ещё раз наедине, – томно проговорил Лекс и подмигнул, Ворон закатил глаза, прорычал что-то нечленораздельное.
– Так, я сейчас схожу в квартиру, заберу некоторые вещи, ты, – он указал пальцем на Лекса, – садишься в машину и ждёшь меня, – а ты, – он указал на Саню, но был перебит таксистом.
– А я? Кто мне заплатит?
– Кого возил, тот и заплатит. Лекс, разберись и садись в мою машину, – проследив, как недовольный Царёв ушёл за таксистом, он повернулся к соседке. – А ты, Сань, прибери этот бардак, бабе Любе не понравятся ваши раскопки.
– Почему я? – тут же взвизгнула Санька.
– А ты видишь здесь других адекватных людей? Прости, но начудили вы тут оба, а из него, – Ворон ткнул в того пальцем и Лекс сразу расплылся в улыбке, помахал – он не слышал что именно говорил Ворон, – скажу по секрету, помощник никудышный.
Она кивнула, но справедливость должна была восторжествовать и причина раздора должна была быть возвращена:
– А лебедь? Его надо вернуть на место.
– Лекс, – устало проговорил Саша.
– Что?
– Верни его на место.
– Нет, я его подарил тебе.
– Ты его украл.
– Вот видишь, на что я иду ради тебя!
– Ты украл его, чтобы выкинуть.
– Зануда.
– И вообще, раз он теперь мой, то я хочу, чтобы он жил здесь. Верни.
– Говорю же – зануда, – Царёв нехотя прошествовал в палисадник и водрузил лебедя на место, а на обратном пути злостно ему прошептал на ухо: – он всё равно отправится туда, где ему и место.
Саша на это только рукой махнул, переключившись на друга:
– А ты, Лис, пошли со мной расскажешь, что они тут устроили.
Бросив грустный взгляд на Саньку, друг потопал следом за Сашей, оставляя пару драчунов наедине – осчастливленный таксист уехал.
Машина Ворона была припаркована прямо рядом с клумбой, поэтому он находился очень близко к разозлённой девушке, которой не нравился расклад, где Саша встречался с этим недоразумением, к тому же её снедало любопытство – что же так страстно он шептал Саше на ухо, от чего уши того алели на кончиках.
– Это же ты звонила ему недавно, солдат Джейн? – Лекс издевательски повторил услышанное ранее прозвище и по реакции видел, что ей не нравится. Но Саня молчала, стиснув зубы и сомкнув губы. – Я так и понял. Не надо вешаться на моего парня.
– Это я на него вешаюсь? Сам висишь, как галстук, и удавишь, – не выдержала она явной лжи. – У нас был просто звонок.
– А то я не видел, как ты на него пялишься?
– Я его давно не видела, естественно я на него смотрю, и не пялюсь.
– Ясно, – проговорил Лекс и замолчал. Он выжидал, потому что знал, что она захочет спросить. А он был готов отвечать.
Когда она звонила тогда, он просто хотел пошутить над самим Сашей, поэтому и говорил глупости, играл на публику, на девчонку ему было плевать. Но сейчас он невзлюбил её за дело, она накинулись на него и поставила в дурацкое положение, наверняка Ворон считает, что устроил эту заварушку сам Лекс. Нет, он хотел просто тихо совершить добрый поступок, но всё пошло кривой дорожкой.
Саня долго боролась с собой, потом кинула быстрый взгляд на Сашин подъезд и решилась:
– Вы встречаетесь? – Лекс кивнул, его забавляла реакция девушки, хотелось подначивать. Да и если не углубляться, то они действительно встречались ежедневно, и в каком-то смысле Саша был его парнем, его бодигардом, его человеком. – Прям серьёзно?
– Уже месяц, – как Саша работает на Лекса, то есть на отца Лекса.
– Прям, прям, – она понизила голос, – спите вместе?
Лекс был настроен игриво:
– О, ну спим мы, а что? – тут тоже не соврал. Иногда Лекс спал в его присутствии, даже часто. – Третьей хочешь?
Щёки стали пунцовыми, а по корням волос будто пустили ток. Врёт, убеждала себя Санька, хотя теперь перед ней были факты. Не просто слова этого мажора, а их разговоры. И то, что он приехал по первому его зову.
– Думаешь, я поверю? Всю жизнь девочками интересовался, а тут раз и, – она скривила лицо, будто перед ней что-то неприятное, – тобой? Ты из психушки сбежал?
Гордость парня была задета, и это значило, что отступать он не станет:
– Знаешь, так бывает. Не узнаешь, пока не попробуешь.
– Что? Палочка твоя в штанах – волшебный вкусный леденец?
– Об этом спроси не меня, – Лекс залихватски поиграл бровями, при этом во взгляде его пронеслось нечто неуловимое, – сама понимаешь, мои атлетические характеристики не позволяют изловчиться настолько, чтобы попробовать себя на вкус. Но мы всякое практикуем. Я предпочитаю пассивную роль, люблю когда меня любят, ну знаешь…
– Перестань, – её лицо побелело, – не хочу знать подробности.
– Ты сама спросила, – состроил он недоуменное выражение лица.
– Всё, я всё узнала. Можешь избавить меня от пересказа ваших постельных побед.
– Так я ещё даже не начинал!
– И молчи! – она зажала уши и показала ему язык, он показал ей свой. Она показала ему средний палец, а он показал ей два. Потом они оба синхронно нахмурились и отвернулись друг от друга.
– Но имей в виду, – через некоторое время сказал ей Лекс, – мы это не афишируем. Это я открытый гей, а Саша пока не готов, – врал он напропалую, ведь если говорить о том, что Саша его охранник, то это секретом не было. Только спалиться слишком быстро своим враньём не хотелось, ему нравилось, как у него ловко получилось обвести глупую старую знакомую Ворона, от одной мысли, что он смог столь удачно пошутить, ему делалось весело.
– Да как ты бесишь, мне вообще пофиг на вас, – она выкрикнула это и ушла, садик оставив неубранным.
Лекс, осмотревшись, нажал на кнопку и открыл багажник, потом быстро прошмыгнул на поле боя, прибрал к рукам страдальца-лебедя, оставляя его жёнушку одну, и запрятал трофей за бутылками омывайки. Саша с Коротковым появились на горизонте, когда крышка багажника уже была закрыта. В руках его охранник нёс чёрную сумку, а его симпатичный друг ничего не нёс, он только оглядывал территорию в поисках Саньки и не видел её нигде. Лекс сказал, что она послала всех и ушла, Саша сказал, что плевать хотел на эти цветы, будет стимул бабе Любе посадить новые, всё равно пенсионерит, а грустный Лис потопал домой, не удостаивая вниманием Лекса, которому рыжеволосый понравился – он всегда был падок на красивые мордашки.