Несмотря на одухотворённые лица Лиса и Пига, верящим в каждое сказанное Царёвым слово, Сане объяснения его показались пространными и слишком фантастическими, но и в то, что отец мог изменять маме, она не верила. Она всегда чувствовала и знала, что друг друга родители любили сильнее чем её, и даже в самом начале, когда у них не было финансовых возможностей, они всё равно создали семью. Даже сама мысль, что она с этим воришкой могут быть родственниками, ей претила, но теперь проявляемый её матерью интерес к нему не казался таким уж беспочвенным, и тут либо она тоже заметила их невероятное сходство, либо знала большее.

Но если родители не спешили делиться с нею своими думами, то и она спрашивать и идти на контакт не хотела. Ей не было страшно оказаться не единственным ребёнком, но она понимала, что если у них появится желанный мальчик, то всякий мало-мальский родительский интерес к Сане просто иссякнет. И тогда Лекс приберёт к рукам не только её любимого человека, но и родителей, а вместе с тем и привычную жизнь.

Но было ли за что держаться? Да и вряд ли это окажется правдой, ведь Царёв вырос в желанной для любого семье, его родители богаты и процветают, у него цветущее будущее, кому захочется лишиться всего этот ради её строгого папы, мамы с приветом и сестры, которая собирается трансформироваться в брата. Хотя он, с замашками бывалого гея, отлично вписывался к ним в семью – такой же с мозгами набекрень.

Поэтому, когда Лекс связался с нею через несколько дней и пригласил на супер-секретную встречу, она сразу согласилась, хотела расставить все точки над “i” и по возможности вычеркнуть его из своей жизни.

Царёву результаты анализов были доставлены курьером, он вскрыл их в одиночестве и с Сашей делиться не стал, сказав, что пока не готов. Но предупредил, что хочет обсудить это с Саней, в конце концов, это касалось только их двоих. Тогда Воронов помог организовать встречу, он понимал, что ситуация серьёзная и заочно догадывался, что это не обезьянка напечатала текст.

– Вот, – Царёв передал ей конверт, подвинув его пальцем по столу в сторону девушки. – Ознакомься.

Они сидели напротив друг друга за столиком в кабинке для караоке, на экране отображался текст песни, поэтому на их лицах отражался свет экрана, но звук они выключили, чтобы не отвлекал. За дверью их караулил Воронов, поэтому оба ощущали себя в безопасности, а над головами крутился светошар.

Саня не стала расшаркиваться и показывать свою нервозность, открыла конверт одним движением, прошлась взглядом по тексту, где наверху значилось “Анализ ДНК сестра-брат”, а дальше шли различные цифры в двух колонках под неизвестными ей кодами, и такой значительный объём данных вводил её в состояние ступора, поэтому она зависла.

– Ну, что скажешь? – Лекс нетерпеливо барабанил пальчиками по столешнице.

– Я читаю, тут же много написано.

– Там результат написан в одно предложение, – он нетерпеливо вырвал страницы из её рук, положил их на стол, расправив и ткнул пальцем в цифры, где значилось “Вероятность родства Сестра-брат: 99.987654%”. – Что это значит, надеюсь, объяснять не надо?

– Ты что, сделал тест на родство?

– Это единственное, что ты сейчас можешь сказать? – удивился твердолобости своей теперь совершенно точно сестры. – А как же “Здравствуй, брат! А-а-а!”, обнимашки, все дела?

– Погоди, как это? – не могла она поверить до конца, хотя официальный документ не оставлял место сомнениям. – Как ты взял материал для анализа?

– Волос.

– Когда ты выдернул у меня волос? Я бы заметила.

– Он сам упал!

– Ты подобрал волос, который мог быть и не моим?

– Но он оказался твоим! И не то важно, как я изловчился получить материал, как то, что мы родня, а тебе всё равно! – казалось, возмущению Лекса нет предела. Когда он вскрыл конверт, его сильно бомбило, что он чуть не выпрыгивал из кожи. Он и так был почти уверен в результате, но после подтверждения всё стало настоящим. Но гораздо больше его поражало другое: – Вот я до сих пор в шоке. Не потому что мы оказались родными, а потому что мы встретили друг друга после стольких лет и поняли, что не чужие друг другу. И судя по нашей схожести, мы – близнецы.

– Ты такой странный, что меня вообще не удивляет, что ты мой родственник, – пробурчала Саня. – Но я очень сомневаюсь, что мой папа гулял на стороне, – она не чувствовала, что нужно защитить родителей, но защищала.

– Но это так.

– Тебя или меня могли украсть из роддома, – продолжала она сыпать догадками, одна другой невероятнее. – Или украсть на органы.

– Ага, цыгане, – отнёсся к этому Лекс скептически.

– Тут важен сам факт, – она стала объяснять. – Допустим, мы близнецы, выходит – родились в один день у одной женщины. Мы даже не знаем, чья мама наша мама.

– Тут определённо, что мои в пролёте, – на вскинутую бровь он вздохнул и пояснил: – Я делал тест, они не мои родители.

– А ты любитель тестов, – съязвила она. – Выходит, мои родители – наши?

– Выходит, – он начал кивать, радуясь, что она наконец-то начала понимать суть вещей. – И значит, они меня бросили, либо лично отдали моим. Я изучал документы, и по ним моя псевдомама меня выносила, но тут дело нечисто. И я хочу добиться правды.

Но тут Саня вдруг осознала, что её любимый человек является парнем её родного брата, и сразу насупилась, не понимая, что делать дальше. Отвоевать себе Сашу и так было не самым гуманным её решением, но отвоевать любимого у родного по крови человека было верхом подлости. Ей стало стыдно, в груди зародилась ненависть к себе и в довесок – к брату, а он не замечал, как сменилось её настроение и продолжал болтать о том, как всё случившееся с ними невероятно, хотел расспросить о родителях и попросить помощи в расследовании.

– С чего я должна помогать тебе? – отозвалась она холодно.

– Ты – мой близнец, если не ты, то кто? Наши биологические родители, которые избавились от меня? Или приёмные, которые врали всю жизнь? Нетушки, я сам всё разузнаю и тогда приду к ним на разговор.

– Ты просишь помощи, какое это “сам”? – адекватно рассудила Саня. – И вообще, я тебя ненавижу.

– Но что я тебе сделал?

– Родился? – невольно глаза Лекса увлажнились, а её сердце ёкнуло. – Ты всю жизнь росла с родными родителями единственной дочерью, пока я… – он встал, потому что ему не хватало воздуха от эмоций, и пытался отдышаться. – Пока я страдал с чужими! Тебе, тебе не понять этого.

– Расти как любимый цветочек в клумбе или жить под гнётом нереализованных желаний собственных родных, – последнее слово она подчеркнула, складывая руки на груди и облокачиваясь назад, – родителей, пытаясь достичь недостижимого, потому что ты не мальчик? Конечно, мне будет сложно понять тебя.

– Что это значит? – воззрился он на неё глазами по пять рублей.

То и значит, что ты не знаешь, в каком я болоте, но судишь глядя из своего бассейна с тёплой голубой водичкой.

– У меня из голубого только ориентация, даже кровь на поверку оказалась не голубой, – усмехнулся Царёв, вновь присаживаясь напротив сестры.

– Зато у тебя есть Саша.

– Подожди, – он поднял голову, как сурикат в пустыне. – Неужели дело не только в родителях, но и в… Саше? – она отвела глаза, не стыдясь, но не желая признаваться. – Да между нами ничего нет! – вскричал Лекс, заметив реакцию Беловой. – Я это просто придумал, потому что хотел пошутить над вами.

– Что? – тут же уставилась она на него в неверии. – Ты идиот? Это неправда?

– Это правда, что я идиот, но то, что Саша гей – нет.

Санька уронила голову, спрятав лицо в ладонях и глухо прорычала:

– Да как ты мог? Ты даже не представляешь, на что я чуть не пошла, чтобы быть рядом с ним. Я просто… – она снова прорычала в бессилии и признании собственной глупости.

Она сжала кулаки и разжала их несколько раз, а Лекс рассказывал, что просто хотел попранковать её, заметив реакцию. И на самом деле он его бодигард.

– Но он же работает в компании “TSAR”, так парни сказали, – недоумевала Белова. – Я думала, он руководитель какого-то отдела, раз ездит на такой крутой тачке и одевается как босс.

– У него даже вышки нет, какой босс? – подивился её наивности Лекс. – Но он и правда работает в компании отца, просто по найму охранником. Защищает меня. Правда, защищать не от кого, похищать меня никто не хочет.

– Во дела!

Она слушала и не верила, и радовалась, и сердце её билось в ушах, и кровь бурлила, и хотелось прыгать до потолка, и жмуриться от счастья. Да, определённо, так чувствовалось счастье.

– Так на что ты там хотела пойти? – стал он расспрашивать после долгих объяснений. – Стать геем? Ну, ты вроде как девушка, или… – до него медленно дошло осознание, – только не говори, что ты думала сменить пол, чтобы…

– Так говорить нетолерантно, – перебила его уже подуспокоившаяся девушка, теперь ей было легко говорить с Лексом, даже комфортно. – Правильно будет “подтвердить гендерную идентичность”.

– Что? С ума сошла, зачем? – она пожала плечами, мол, сам догадайся о мотивах. – Не, ну, сумасшествие у нас с тобой в крови, но такое… Ты просто перевернула мой мир.

– А ты мой, – напомнила она о том, что он врал о Сашиной ориентации.

– Я шутил.

– Но я не шучу.

– Смотрю на тебя и вижу себя, – Лекс говорил всё, что только приходило ему на ум.

– То же самое.

Они сами не заметили, как стали рассказывать друг другу о собственном детстве, делиться историями. Лексу хотелось больше слушать, но он так не мог, постоянно перебивая и вставляя свои ценные реплики, делился казусами и прочими происшествиями. Он рассказал, что до трёх лет не вылезал из больниц и ненавидит из всей душой, а Саня сказала, что тоже ненавидит больницы, но никаких предпосылок к этому у неё никогда не было. Она рассказала, что училась не плохо, а Лекс сказал, что учился на “отлично”, но потом скатился из-за того, что узнал, что неродной и злился. Он рассказал, что любит читать, а она – что ненавидит. Она сказала, что пела в хоре, пока отделом не узнали и не запретили, а он – что обожает пение. И прочее, прочее… Сане было интересно с ним, после обоюдных признаний она прониклась к нему, не ожидая от себя такого, ведь она не знала, как быть заботливой сестрой, она умела только быть дочерью, не оправдавшей ожиданий родителей.

– Только не говори об этом никому, – позже попросила она, напоминая о своём желании, которым поделилась.

– А ты не меняй пол, то есть не меняй гендер, то есть, блин, я не запомнил как правильно, но ты меня поняла – не меняй ничего. Мне нравится, что ты девушка, – горячо заверял он, держа её ручки в своих и тепло сжимая. Она кивала, и сама уже понимая, что шла на поводу глупости. – Тем более менять ничего не надо, Саша наш в твоей лиге. И извини, конечно, но тебя в наше квир-сообщество не взяли бы.

– Что это вообще? – скривила она лицо в непонимании, слово такое слышала впервые.

– Ты даже азы не знаешь, – всплеснул он руками. – Это люди, которые отвергают соответствие социального пола биологическому.

– Ты вроде не отвергаешь свой пол?

– Там всё глубже, я цисгендерный, но не гетеросексуален.

– “Цис” что?

– “Цис” – это приставка противоположная “транс”. Так понятно?

– То есть я не цисженщина? – сделала она соответствующий вывод.

– Тебе же не надо менять пол.

– Так говорить неэтично, – она снова блеснула знаниями, ведь знала хотя бы это, и не хотела казаться совсем дурочкой. – Нужно говорить идентифицировать гендер.

– Как хрен не назови, слаще редьки он не станет.

– Плюшка, харэ умничать. Ты хоть пробовал хрен или редьку?

– У меня от Плюшки только плюшевость, – на том, что хрен он знает только из-за вкуса сухариков, а редьку считает разновидностью сельдерея и обходит по широкой дуге он не стал акцентировать внимание.

– Лишь бы не плешивость.

– С этим у нас всё ок, – он потрепал её по голове, потом себя и они улыбнулиьсь другу другу. В порыве чувств Лекс кинулся ей на шею, обнимая.

Так их и застал Воронов, который заглянул в комнату, из которой уже некоторое время не доносились громкие звуки, да и время их пребывания там уже давно перевалило за два часа, он волновался.

– Вот так номер. Сань, дай знак, если он пытается тебя придушить.

Её губ коснулась улыбка, ведь он беспокоился о ней и смотрел… нежно? Раньше она не замечала этого, или не хотела замечать, или была слепа, но ведь он действительно всегда о ней заботился. В старших классах он отмутузил пацана из параллели за то, что тот оскорблял её, а после секции по борьбе всегда провожал до дома, если она не шла с отцом. И такого у них было много.

– Ты должен меня защищать вообще-то. И не порть нам трогательный момент семейного воссоединения, – показал ему язык Лекс, не выпуская Саню из объятий, он поглядывая на Ворона одним глазом.

И он понимал, почему она в него влюблена. Понимал, но совсем не грустил, может немного завидовал, что ей удалось найти в жизни человека, ради которого не страшно даже сменить гендер. Ему бы тоже хотелось найти такого.