Заплетая короткие белокурые волосы, Эвтида обратила внимание, что на удивление её дочка была слишком тихой. Обычно она без умолку болтала или что-то спрашивала, но сейчас будто воды в рот набрала. Казалось, девочка о чём-то задумалась и не переставала теребить края своего нового платьица.

      Заподозрив неладное, супруга Эпистата решила узнать, что могло такого случиться, что их вечно энергичная дочка замолчала.

      — О чём задумалась, солнышко? — невзначай спросила Эва, продолжая расчёсывать волосы дочери.

      — А? Ни о чём, мамочка, — как-то неуверенно ответила Амина.

      Нахмурившись, Эвтида решила попробовать другую тактику.

      — Как прошла твоя вчерашняя прогулка?

      — Хорошо. Мы много играли и бегали, — рассматривая причудливые иероглифы на своём платье, отвечала девочка.

      По тону дочери Эве не составило труда догадаться, что Амина о чём-то умалчивает. Возможно, она не хотела об этом говорить или боялась, но разве она или Амен давали ей поводов для страха?

      Вспоминая вчерашний день, Эвтида старалась припомнить хоть что-нибудь, что помогло бы ей лучше понять, какие сомнения одолевают её дочку. Дети в таком возрасте довольно впечатлительные и могли неправильно интерпретировать те или иные слова. Но… супруга Эпистата никак не могла вспомнить, говорила ли она или Амен что-то такое, что могло задеть их солнышко? Они всегда старались быть чуткими и внимательными родителями. Так что же было не так?

      — Мамочка, а ты любишь папу? — совсем тихо спросила девочка, от волнения сжимая края платья в своих кулачках.

      — Люблю, — просто и с улыбкой ответила Эва. — Всем сердцем люблю.

      — И тебе нравятся его белые волосы? — голос девочки надломился, а её нижняя губа задрожала.

      Кажется, Эвтида только что нащупала причину, из-за которой её дочурка была такой задумчивой.

      Отложив гребень для волос, Эва обошла дочку и встала перед ней на колени. Она взяла маленькие ладошки в свои и попыталась заглянуть в родные голубые глаза.

      — Что случилось, Амина? — ласково спросила Эвтида.

      Амина опустила взгляд и всхлипнула. Очевидно, ей было тяжело об этом рассказывать, казалось, это очень сильно задело её.

      — Мальчики смей-ались н-надо мной! Они с-сказали. что меня н-никто не пол-любит, потому что у м-меня белые в-волосы! — она громко заплакала, вытирая ручками солёные слёзы с пухлых щёчек.

      Сердце Эвтиды ощутимо сжалось, она обняла свою маленькую девочку, нежно прижимая её к своей груди. Это была невыносимая мука видеть, как твой ребёнок плачет, как он грустит и не может унять тревогу. Эва мягко погладила дочурку по спине и поцеловала белокурую макушку.

      — Тише, солнышко, ш-ш-ш, — Эва старалась подобрать слова, чтобы успокоить дочку, но это оказалось сложнее, чем она могла себе представить. Ей было сложно понять, как чувствует себя её девочка, потому что Эвтида не являлась альбиносом. Среди смуглых и темноволосых египтян, Амина сильно выделялась и привлекала к себе лишнее внимание, точно так же, как и Амен.

      Ох, как бы она хотела, чтобы её муж сейчас был здесь. Он, как никто другой знает, каково это, быть альбиносом.

      — Мальчишки просто завидовали твоей красоте, — прошептала Эвтида в макушку дочери, но едва ли это хоть как-то помогло. — К сожалению, не каждый способен видеть красоту вокруг себя, — отстранившись от дочери, Эва заглянула в заплаканные глаза. — Иногда, то, что кажется нам непривычным, пугает нас. Люди привыкли к окружающим их образам и считают что-то необычное некрасивым или безобразным, но это не значит, что они правы. Ты — словно солнышко, и когда придёт время, кто-то особенный полюбит тебя за эту красоту, — улыбнувшись, Эвтида обхватила милое личико дочки и вытерла дорожки от слёз большими пальцами.

      Слова мамы заставили Амину задуматься и это помогло ей немного успокоиться, но это не принесло долгожданного облегчения. Казалось, чего-то не хватало, но она никак не могла понять «чего». Шмыгнув носом, девочка судорожно вздохнула и крепко обняла маму за шею.

      — Ой, уже полдень, может посмотрим, какие фрукты нам оставил папа?

      Амина тут же приободрилась.

      — Бананы! Я буду бананы! — наспех вытирая щёчки, затараторила девочка.

      Рассмеявшись, Эвтида чмокнула дочку в лоб и взяла её за руку, после чего они вместе отправились кушать самые вкусные бананы на свете, потому что они были от их горячолюбимого Эпистата.

***

      Вечером того же дня, Амен с хмурым лицом слушал свою супругу и с каждым новым словом, он чувствовал нарастающее желание найти тех мальчишек и преподать им урок. Как они посмели оскорблять дочь самого Эпистата?! Но Эвтида настояла на том, что это была не самая лучшая его идея и он согласился. Это был бы опрометчивый поступок, которые сказался бы на его репутации. Он ведь Эпистат.

      Эва очень беспокоилась, она поняла, что её слова не смогли достаточно успокоить их дочку и если ничего не предпринять, то это может развить в ней комплекс. Амен понимал, что скорее всего его слова возымеют бОльший вес, потому что он был таким же альбиносом и очень хорошо понимал смятения дочери. В детстве ему приходилось выслушивать немало оскорблений в свой адрес по поводу своей внешности и только чин Эпистата заставил людей замолчать.

      Постучавшись в комнату дочери, Амен заподозрил что-то неладное. Ему никто не ответил и за дверью было слишком тихо. Приоткрыв дверь, он заглянул в комнату, которая была пуста. Обеспокоенно шагнув внутрь, Эпистат осмотрелся и услышал чей-то шёпот с балкона.

      Амина лежала на подушках вместе со своей любимой игрушку и шёпотом считала звёзды на тёмном небе.

      Со стороны могло показаться, что ничего не случилось и Амине просто захотелось полюбоваться звёздным небом, но зоркие глаза Эпистата заметили изменения в её лице, оно казалось… грустным?

      Аккуратно приблизившись к дочери, Амен опустился на подушки и сразу же встретил восторженные возгласы.

      — Ой! Папочка! — обрадовалась девочка, подскочив с подушек и крепко обнимая папу за шею. — Я так скучала! Я ждала тебя, ждала, а тебя всё нет и нет. Думала, что ты больше не придёшь! — она строго посмотрела на папу и скрестила ручки на груди. — Но я знаю, что ты никогда не оставишь нас с мамой, правда? Ты нас любишь, — Эпистат хотел ответить, но… — Ты знаешь, у нас сегодня с мамой был отличный день! Мамочка сделала мне красивую причёску, но ты пришёл слишком поздно и уже не увидишь её, так что приходи пораньше, хорошо? А потом мы кушали самые вкусные бананы, которые ты нам оставил! Там ещё были и другие фрукты, но я люблю бананы, ты знаешь, да? Ещё приходил учитель и мы выучили новые буквы, теперь я могу написать своё имя! Я потом тебе напишу, сейчас не хочу. Ой, а ещё мы ходили в гости к дяде Ливию! Ты знал, что перед мумфи… муфим… ну, когда мумию делают, из неё сначала вынимают все органы? — Амен нахмурился и хотел возразить, но… — Но ты не переживай, папочка, я не буду делать мумий. Как-нибудь потом. Только дядя Ливий просил не говорить тебе, ты уж не ругайся папочка. Ещё мне сегодня купили новые сандалики, я потом тебе покажу, просто старые порвались, когда я бегала за кошечками. Они такие быстрые! И милые… Ой, чуть не забыла, я ещё тебе рисунок нарисовала на день рождения, потом подарю, это сюрприз, так что потом обрадуйся, хорошо? А ещё…

      Эмоции Амена ещё никогда так быстро не сменялись друг за другом. Его дочурка всегда была болтушкой, но сегодня у неё прям пик. Тут и слово то сложно было вставить, да и не хотелось как-то. Он прилёг на подушках и закинул руку за голову, с улыбкой наблюдая за своей принцессой.

      Её солнечная улыбка и выразительные голубые глаза заставляли Амена любить свою маленькую дочку всё сильнее и сильнее.

      Он внимательно слушал и старался вовремя реагировать на её слова, чтобы она не подумала, будто бы он не слушает. Амену нравилось наблюдать, как его дочурка накручивает свои короткие локоны на пальцы, когда задумчиво что-то рассказывает, наблюдал за её искренней улыбкой и как смешно она негодовала, потому что как-то раз дядя Тизиан не разрешил ей принести милейшего крокодильчика домой.

      На моменте с крокодильчиком Амен неловко кашлянул в кулак.

      Ну это точно дочь Эвтиды.

      В какой-то момент, Амену стало как-то тоскливо. Ведь когда-нибудь его маленькая принцесса вырастет, станет совсем взрослой и у них больше не будет таких искренних вечеров. И сердце как-то неприятно кольнуло. Так быстро летит время. Его дочурке уже пять лет, хотя вроде бы, вот только вчера он держал её на руках совсем крохотную…

      Встряхнув головой, Амен сосредоточился на Амине. Всё это будет потом, когда-нибудь, а сейчас он намерен наслаждаться каждым моментом проведённым с дочерью. Он запомнит каждую её улыбку, каждый первый шаг и каждый искренний секрет. И будет надёжно держать эти воспоминания у себя в голове и время от времени вспоминать с теплотой.

      — Вот… — она глубоко вздохнула, как будто после пробежки и сложила ручки на коленях. В её взгляде что-то изменилось. — Папочка, а что такое любовь?

      Такого вопроса Амен не ожидал. Он готовился к тому, чтобы поддержать дочку, сказать ей, что она самая красивая на свете принцесса, но оказался совершенно сбит с толку.

      Задумавшись, Эпистат зачесал волосы назад, а после улыбнулся.

      — Иди сюда, — он приподнял руку и Амина, не раздумывая, с улыбкой прильнула к папе. Он накрыл её тонкой шёлковой тканью и приобнял. — Любовь это… Это когда ты ночью ищешь бананы по всему Мемфису, потому что любимая носит под сердцем наше общее дитя, — он запрокинул голову, любуясь звёздым небом. — Любовь, это отвечать на её улыбку улыбкой, это непреодолимое желание наполнить каждый её день радостью. Желание становиться лучше ради неё, поддерживать её, быть ей опорой и отдавать ей столько любви, сколько она дарит в ответ… — он блаженно вздохнул и посмотрел на свою дочку, которая с обожанием смотрела на своего папу. — Любить, значит чувствовать.

      — Получается… мама и вправду любит тебя? — задумавшись, спросила девочка.

      Амен рассмеялся.

      — Уверен, что да. Особенно она любит мои белокурые волосы, — он взмахнул головой, чтобы взлохматить свои волосы.

      Амина заливисто рассмеялась.

      — Ну хватит, папа! Мне щекотно! — прикрываясь ручками, сквозь смех возмущалась дочка Эпистата.

      Казалось бы, слова Амена развеяли смятение в душе дочери, но у неё остался ещё один, не менее важный вопрос.

      — Значит… и меня кто-нибудь полюбит? — спрятав личико на сильной груди папы, пробубнила девочка.

      — Конечно, — приобняв дочку обеими руками, мягко сказал Эпистат. — И тебя уже любят. Я, твоя мама, дяди Ливий и Тизиан… Мы все тебя очень сильно любим, — он поцеловал белоснежную макушку. — В твоей жизни появятся и другие люди, готовые любить тебя и беречь. Ведь как можно не влюбиться в такие искренние, голубые глаза, в эти волшебные, белокурые волосы и такой звонкий смех, — улыбнувшись, Амен запрокинул одну руку за голову, а другой прижал дочку к себе. — Но, если какие-нибудь мальчики посмеют обижать тебя, скажи им, что ты дочка Эпистата.

      — Мама сказала, что так нельзя говорить! — хмуро посмотрев на папу, строго сказала она.

      Амен рассмеялся.

      — Твоя мама слишком хорошо меня знает, — пробубнил Эпистат. — Ну что, посмотрим сегодня на звёзды?

      Воодушевлённо закивав головой, Амина легла на спину и прижалась к папе, которые приобнял её одной рукой.

      Наверное, теперь детский разум точно был спокоен. Она больше не думала о тех мальчишках и ещё сильнее полюбила своего папу и свою маму.

      Прочистив горло, Амен принялся рассматривать звёздное небо, попутно рассказывая дочке про новые созвездия, о которых она ещё не знала. В это же время Амина внимательно слушала папу следя за его рукой, когда он показывал на очередную звёздочку. Сегодня вечером она узнала про пояс ориона и большую медведицу, а что было дальше, она уже не вспомнит, потому что голос папы был таким бархатным и успокаивающим, что она не смогла больше бороться со сном.

      — А это часть созвездия Таурт, богини беременных женщин и рожениц… — шумное сопение отвлекло Эпистата от звёздного неба. Видимо, он снова увлёкся.

      — Ну что, как всё прошло? — тихо спросила Эвтида.

      — Я думаю, что проблема решена, — так же тихо ответил Амен, поправляя шелковую ткань, чтобы укрыть дочку. Он похлопал свободной рукой рядом с собой.

      Даже если бы она и хотела, она бы не смогла отказаться провести ночь рядом со своей семьёй.

      Аккуратно, чтобы не разбудить дочку, Эва легла на мягкие подушки и прижалась к своему мужу. Она протянула руку и ласково коснулась белокурых волос своей маленькой девочки.

      — Амен, я должна тебе признаться… — как бы невзначай начала Эвтида.

      — Ммм?

      — Я беременна.

      Что ещё нужно было для счастья?