Что ж, прошло много времени с тех пор,

как биение моего сердца было другим.

О, хорошо, прошло много времени с тех пор,

как я чувствовала, что снова дышу.

В тебе я нашла свой дом

      В Египте всегда было ощутимо жарко, солнце изо всех сил грело землю, отчего находиться на улице было невыносимо, да и в каменных домах было немногим лучше. Улицы Мемфиса пустовали, сильная жара напугала даже торговцев, которые остались дома, боясь перегреться на солнце. И только стража патрулировала переулки.

      Развалившись на мягких подушках, девушка шумно вздыхала, всё её лицо говорило о том, что она была весьма недовольна сложившейся ситуацией. Казалось, будто её тело вот-вот расплавится или развалится, смотря с какой стороны посмотреть.

      Супруга Эпистата уже всё перепробовала, чтобы хоть немного понизить температуру тела, но всё было тщетно. Все предметы, от тарелок до папирусов были использованы в качестве веера, но они были либо слишком тяжёлыми и руки уставали, либо сминались и только сильнее раздражали девушку.

      Простонав от безысходности, Эвтида отбросила бесполезный папирус и сложила руки на груди, но тут же зашипела от боли. В последнее время её грудь была слишком чувствительной.

      Несчастный папирус отлетел к ногам Эпистата. Нахмурившись, он поднял с пола папирус и встряхнув его, развернул. Прочитав содержимое, он устало вздохнул.

      — Как я устала уже от этой знойной жары! — в сердцах крикнула Неферут, вскинув руки к небу.

      — Это был очень важный папирус, Эва, — недовольно сказала Эпистат приближаясь к супруге. — Это уже четвёртый.

      — Ой, Господин Эпистат, — наигранно удивлённо воскликнула Эвтида. — Неужели у вас появилось свободное время, чтобы уделить внимание своей супруге?

      Вскинув брови, Амен озадаченно уставился на всё такую же непокорную Неферут.

      — Злишься? — коротко спросил он.

      — Нет. С чего ты взял?

      Положив папирус на маленький столик. Амен принялся собирать разбросанные предметы вокруг Эвтиды. Там были и тарелки, и какие-то тряпки, которые смутно напоминали ему его белоснежные штаны.

      — Что это? — невозмутимо спросил Эпистат.

      — Твои штаны, — бросила она, не поднимая глаз и отвернулась.

      Ему понадобятся все силы богов Египта, чтобы справиться с характером его супруги. Уперев руки в бока, мужчина склонил голову делая короткий вдох, а затем выдох. Такими темпами, всё их золото будет потрачено на новые штаны Эпистата. И на папирусы. И на бананы…

      И тут его прошибло осознанием.

      Ах, вот оно что.

      Разложив вещи по своим местам, он обернулся к супруге. Хоть её лицо и выражало полное недовольство, она всё же была прекрасна. Красива, очаровательна, невероятна.

      И носила под сердцем их общее дитя.

      Прикусив внутреннюю часть щеки, Эпистат задумчиво постучал кулаком по собственному бедру. Он вспомнил, что вчерашним утром его дорогая супруга попросила его купить бананы, но работы было так много, что эта маленькая просьба вылетела из головы. И сама Эвтида наотрез отказывалась кушать другие, по её мнению, бананы, которые приносили ей слуги, были отвратительные. По словам Эвы, лучшие фрукты, именно те, которые она хотела, приносил только её горячолюбимый Эпистат.

      Сделав несколько шагов к своей очаровательной Неферут, он встал перед ней на одно колено и мягко коснулся её плеча.

      — Эва, прости, я забыл, — честно признался Эпистат. — В последнее время у меня так много работы… — звучало так, словно он пытался оправдаться и по выражению её лица, он принял быстрое решение сменить тактику. — Каких бы ты хотела бананов? Свежих, переспелых? Я сейчас схожу и принесу тебе столько, сколько ты захочешь, — он ласково коснулся губами большого живота Эвтиды, пытаясь заглянуть ей в глаза.

      — Переспелых, — шмыгнув носом, ответила она.

      — Хорошо, — мягко улыбнулся Амен.

***

      Как мало нужно было для счастья, верно?

      Довольная и счастливая супруга Эпистата за обе щёки уплетала самые вкусные на свете бананы, которые она когда-либо пробовала. Они были вкусными, потому что их принёс её дорогой муж. Муж. Эва до сих пор скромно улыбалась, называя его мужем и каждый раз он улыбался ей в ответ, с гордостью обращаясь к ней — «Моя очаровательная супруга».

      Солнце сжалилось над жителями Египта и на место жары пришла долгожданная вечерняя прохлада.

      Расположившись на террасе их общего дома, Эвтида с причмокиванием поедала бананы, в то время как Ливий рассказывал ей смешные случаи из практики лекаря.

      К большому разочарованию Эвтиды, Фараон направил своего Эпистата в соседнее поселение, чтобы тот навёл там порядок. Раздосадовано надув губки, она затаила обиду на супруга, но он уже знал, как растопить сердце непокорной Неферут. Мягко обхватив её лицо, он оставил на пухлых губах лёгкий поцелуй, а после заглянул в медовые глаза и обещал, что вернётся к вечеру, а после они разложат подушки на балконе и будут вместе лежать и смотреть на яркие звёзды.

      Он знал, что она всем сердцем полюбила эти моменты.

      — Ты ведь знаешь, что есть много бананов в день очень вредно? — наблюдая за Эвтидой, строго сказал Ливий.

      Цокнув и закатив глаза, Эва махнула рукой на замечание друга и взяла себе ещё один, сладкий, мягкий, восхитительный банан.

      — Если бы ты знал, какие они вкусные, ты бы сам съел целую корзину, — с ухмылкой ответила Эва. — Я не могу это контролировать, в последнее время наш малыш стал слишком ненасытным.

      Издав смешок, Ливий понимающе улыбнулся. Он откинулся на спинку стула и сложил руки на груди.

      — Как твоё самочувствие? Эпистат передал мне, что в последнее время у тебя болят ноги?

      — А, — она махнула рукой, прожевывая банан, — уже всё нормально. Лечебные руки Амена избавили меня от этой проблемы.

      — Надо было ему в лекари идти, а не в Эпистаты, — хмыкнул Пеллийский, потянувшись к чаше с фруктами.

      Эвтида тут же хлопнула его по руке и притянула чашу к себе. Она готова была бороться и отстаивать право на этот чудесный фрукт.

      — Купи себе свои бананы! — с угрозой сказала Эвтида, всё ближе притягивая чашу с сокровищем.

      Вскинув брови, Ливий рассмеялся. Он запрокинул голову от смеха и держался за свой живот. Осознав всю комичность ситуации, Эвтида и сама не смогла сдержать смеха.

      Эва была счастлива называть Ливия своим другом. Если бы не он, она бы точно скучала в этом большом и шумном городе. Когда Амен был занят делами Эпистата, Ливий часто приходил навестить Эву. Они сплетничали, обсуждали новую моду Египта и Македонии и рассказывали друг другу, как проходят их дни. Иногда они гуляли, когда Эве нужно было больше двигаться, иногда они сидели на террасе, а иногда Эвтида приходила в гости к лекарю, откуда её потом забирал Амен.

      Сам Амен поначалу не был в восторге от этой дружбы, продолжая с презрением смотреть на Ливия, но вскоре сдался, потому что таким образом его супруга не чувствовала себя так одиноко, когда ему приходилось много работать.

      Когда они узнали, что Эва находится в положении, Амен сам предложил, чтобы Ливий наблюдал за её состоянием. Правда сам Ливий ещё не был в курсе, что ему придётся стать повитухой, но ради Эвы, он прочёл какое-то количество литературы, чтобы в случае чего, оказать Эвтиде нужную помощь.

      Спасибо, что роды не обязали принимать.

      Синее небо окрашивалось в розовые оттенки заката, и на небе уже начали проступать несколько маленьких звёзд.

      — Что-то я устала, — поглаживая свой большой живот, зевая пробормотала Эва.

      Ливию не составило труда распознать тоску в голосе Эвтиды.

      — Не переживай, Эпистат всегда держит свои обещания, — улыбнулся Ливий, помогая Эве подняться. — Я уверен, он уже в пути.

      — Надеюсь, — опустив глаза, прошептала она и взяла друга под руку.

      Медленно и размеренно они направились к дому. Лёгкий прохладный ветерок развевал густые волосы Эвтиды и дарил долгожданное наслаждение после знойной жары.

      Остановившись возле своего заклятого врага, Эвтида обреченно вздохнула. Она ненавидела лестницу.

      Как бы ей хотелось, чтобы вот сейчас двери распахнулись и её драгоценный Эпистат вошёл в дом. Он всегда бережно брал её на руки, чтобы преодолеть эту невыносимую преграду.

      — Давай я тебе помогу, — заботливо предложил Ливий и приобнимая Эву, он постарался взять большую часть её веса на себя.

      — Ты настоящий друг, Ливий, — с улыбкой сказала Эвтида и преодолела первую ступеньку.

      За первой ступенью, шла вторая, а там и третья, дыхание Эвтиды учащалось, и ноги снова начинали болеть. На восьмой ступени она схватилась одной рукой за перила, а вторую уперла в поясницу.

      — Подожди, нам надо отдохнуть, — на выдохе попросила Эва, пытаясь выровнять дыхание. — Чтобы я ещё хоть раз на это согласилась.

      — Это ведь была твоя идея, Эва? — усмехнулся Ливий, прислонившись к прохладной стене. — Что говорит повитуха?

      — Да пусть катится в дуат, — недовольно буркнула Эва. — Всё, что она говорит мне в последнее время, это: «Уже совсем скоро! Еще совсем немного! Вот-вот малыш появится на свет!» — она кривлялась и пародировала голос повитухи. — Ненавижу лестницы!

      Ливий хмыкнул.

      — Ну, это тебе не в окна Эпистата лазить, — подшучивал над ней лекарь.

      Эва рассмеялась.

      — И не говори! Куда только делась вся моя гибкость кошки? — всплеснув рукам, возмутилась девушка. — Я так и не вернула ему его штаны…

      — Ты украла у него штаны?!

      — Ну… Надо же было украсть что-то ещё помимо накидки! — запротестовала Эва.

      — Эва, штаны? Штаны Эпистата! — он схватился за живот и громко рассмеялся. — Ты бы ещё у него набедренную повязку украла!

      — В сундуке были только штаны! — разведя руками ответила Эва. — Я просто схватила первое, что попалось мне под руку!

      — Хорошо… Хорошо, подожди, — пытаясь успокоиться, сквозь смех говорил Ливий. — А что ты с ними сделала? Сшила себе другую накидку?

      — Я их сожгла, — грозно ответила Эвтида с серьёзным лицом. — На самом деле… ой… На самом деле…

      Ливий тотчас же прекратил смеяться и его лицо стало серьёзным. Он опустил взгляд и заметил, как по ногам Эвы заструилась жидкость.

      — Аŕа! — выругался Ливий. — Эй, все сюда! — закричал лекарь, в надежде привлечь внимание служанок.

      Он мгновенно оказался рядом с Эвтидой, и придержал её за талию.

      — Что случилось Господин Пи… О, незримые! Госпожа рожает! Отправьте кого-нибудь за повитухой!

      Дом Эпистата наполнился суматохой. Ливий и другие служанки помогали Эве преодолеть чёртову лестницу и поддерживали её, когда она чувствовала приступы боли.

      Эвтида наклонилась к Ливию и сквозь зубы прошипела:

      — Я убью его.

      — Что?

      — Скажи Амену, что я убью его!

***

      Дёрнув за поводья, Амен остановил колесницу и передал их конюху. На улицы Мемфиса уже опускалась ночь, но несмотря на это, улицы были достаточно оживлёнными.

      Все ждали долгожданного спада жары.

      Кивнув своим охотникам, Эпистат накинул капюшон и направился к воротам конюшни. Он бы уже давно вернулся домой, если бы двое молодых рекрутов не захотели выслужиться перед Эпистатом и не натворили ещё больше бед. Амену пришлось потратить какое-то время на то, чтобы решить те проблемы, которые они создали. Так же он не забыл сделать им выговор и наказать их.

      Запрокинув голову к небу и подставив лицо прохладному ветру, он почему-то чувствовал какую-то тревогу глубоко в груди.

      Ступая по улицам города, он перечислял в голове всё, что должен был сегодня сделать. Отчёты были заполнены, рекруты наказаны, поручение Фараона выполнено, его супруга получила свои бананы…

      Какой-то неотесанный юноша врезался прямо в грудь Эпистата и с грохотом упал на землю, в то время как сам мужчина оставался стоять ровно.

      Нахмурившись, Амен упер руки в бока и со строгостью во взгляде посмотрел на юнца. Молодой парень сел и потирал свой ушибленный лоб, шепча себе под нос какие-то ругательства.

      — Что за спешка? — строго спросил Эпистат.

      — Ой, точно! — парнишка вскочил на ноги и быстро затараторил. — Вы же Эпистат? Ваша супруга рожает!

      Ему не нужно было повторять дважды. Эпистат уже сорвался с места и со всех ног мчался домой. Его капюшон спал с головы, а сердце с тревогой забилось в груди. О, незримые, он должен быть там!

      Разум наполнился беспокойством, мысли бесконечным поток забурлили в его голове.

      Он успеет!

      Он обещал!

      Горло омерзительно сковало от очередного крика. Эвтида со всех сил старалась слушать наставления повитухи, но было совершенно невозможно сосредоточиться на её словах, когда её тело выворачивало от боли. Она дышала, она тужилась, но в голове была самая настоящая пурга, и страх сковывал её сердце.

      Все слова утешения, которые старались ей говорит, и служанки и повитуха и даже Ливий не помогали ей, потому что это было не тем! Не те слова, не тот голос, ей нужен был Амен!

      Слёзы скапливались в уголках глаз Эвтиды, она крепко держалась за простыни и слушала какие-то ободряющие слова Ливия. Но, Незримые, разве было непонятно? Она просто хотела, чтобы её муж был здесь, чтобы он взял её за руку и прошептал такие простые слова: «Всё хорошо, Эва. Я здесь».

      Яркий свет луны освещал его светлую кожу, пока он бежал по улицам Мемфиса. Он бежал так быстро, словно от кого-то убегал. Огибая стражу, жителей и проезжающие мимо колесницы, он старалась не обращать внимание на удивлённые возгласы людей, которые наблюдали странное поведение Эпистата.

      Виски пульсировали болью, во рту чувствовался металлический привкус. Всего одна мысль, что она там одна, разрывало сердце Амена.

      Ночной ветер подгонял его в спину.

      Балдахин кровати колыхался под порывами ветра, а Эвтида кричала, не в силах унять боль. Её волосы были влажными, и неприятно прилипали к лицу. С каждой новой болью, ей хотелось кричать и плакать всё сильнее, она нуждалась в поддержке, она нуждалась в своём муже! Она не хотела одной проходить через всё это.

      — Еще совсем немного! Я уже вижу головку!

      Эвтида хотела бросить в неё что-нибудь тяжёлое или сказать несколько ругательств в её адрес, но все её силы были сосредоточены на родах.

      Ей казалось, будто каждая кость в её теле трещала по швам, в каждом уголке тела пульсировала боль. Она всё ещё пыталась правильно дышать, старалась сосредоточиться, но это казалось невозможным. Сердце, словно птица в клетке с силой билось о рёбра, норовя пробиться сквозь них.

      Горькие слёзы брызнули из её медовых глаз, а лицо исказилось от нового приступа боли. Она запрокинула голову, и со всей силы сжала влажные простыни.

      Эвтида умоляла всех богов, лишь бы всё это наконец-то закончилось, лишь бы эта ужасная боль прекратилась.

      Она едва почувствовала, как тёплая рука легла ей на голову, а другая взяла за руку. Нежные губы коснулись её оголённого плеча.

      — Всё хорошо, Эва. Я здесь.

      Ещё никогда прежде Эвтида не чувствовала такого облегчения. Словно всё её тело отреагировало на родной голос, будто бы он забрал часть её боли себе. Она улыбнулась сквозь слёзы и крепко сжала его ладонь. Эва хотела пробормотать ласковые слова, хотела сказать ему, как она счастлива его видеть, но у неё совсем не оставалось сил на это.

      — Ты выбрала имя? — спросил Амен.

      — Что?! — между схватками крикнула Эва. — Конечно нет!

      — Что насчёт Самины?

      — Отвратительно!

      — Может быть Банафрит?

      Эва взвыла от злости.

      — Ты издеваешься?!

      — Может Кия?

      Она сжала руку Эпистата до хруста в суставах.

      — Может просто ведро?! Исфет, Амен, не сейчас…

      И она снова закричала.

      — Знаю. Амина.

      И сердце пропустило удар и воздуха вдруг не хватило. Пронзительный звонкий плач их ребёнка разнёсся по всему дому.

      Он впервые боялся повернуть голову, чтобы посмотреть на их дитя. Задержав дыхание, он обхватил лицо Эвтиды и целовал её щёки, губы, лоб. Разрыдавшись, Неферут прижалась к мужу в поисках поддержки, и он готов был её оказать.

      — Ты умница, Эва, — ободряюще шептал Амен. — Ты справилась.

      Он гладил её по спине и целовал в макушку. В его душе было столько эмоций, что Эпистат и сам был готов пустить скупую мужскую слезу.

      — Готовьтесь принимать малышку! — крикнула повитуха, пеленая ребёнка.

      С неохотой отпустив Эвтиду, Амен встал с кровати и почувствовал, будто его ноги налились свинцом. Волнение окутывало разум, тело, душу. Его ладони вспотели, а воздух казался слишком горячим.

      — Это девочка!

      Девочка.

      — Ну, уважаемый отец, принимайте.

      От волнения Амен пригладил волосы и вытер ладони о свои штаны. Он протянул руки и с осторожностью, на которую только был способен, взял своё дитя на руки. Она была такой крохотной, такой чудесной, такой… белоснежной! Его маленькая принцесса, его солнце и луна, его радость среди ночной темноты!

      Казалось, будто на его лице не отражалось эмоций, но внутри Эпистата творился самый настоящий ураган. Мурашки одолевали его тело, а сердце так радостно стучало в груди, что он понял. Понял одну важную вещь.

      Его лицо озарилось счастливой и самой светлой улыбкой.

      Это была любовь.

      Самая чистая любовь, которая только могла существовать в этом мире.

      Любовь отца к своему ребёнку.

      — Это девочка! — счастливо повторил он. — Любимая, это девочка! — он, прижав малышку к своей груди, в два шага оказался возле кровати.

      Аккуратно присев, он передал малышку Эвтиде, у которой бежали уже радостные слёзы по щекам. Она улыбалась и не верила своим глазам.

      — Амина, — повторила Эвтида. — Она такая красивая! — сквозь слезы сказала Эва. — И такая светлая.

      Амен осторожно провёл рукой по белоснежной головке младенца, и оставил нежнейший поцелуй на щеке у Эвтиды.

      — Я люблю тебя, Эва.

Я чувствую, что нашёл своё,

Как будто я нашёл свой дом сегодня вечером.

Может быть, я ошибся,

Но я чувствую, чувствую!

Как будто я нашёл свой дом.