Через пару дней в Поземки нагрянули новые гости: приехала Ленка — дочка баб Мани. Прихватив баул вещей и отца с собой, она умчала в город, куда направили ее мать на операцию. Дядь Аркаша, который день в завязке, почти не запинаясь «завещал» следить за домой и своим ненаглядным трактором Деме, при этом по-отечески хлопая его по плечу и почти пустив скупую мужскую. Поделился, мол Лена его не просто так за собой тащит, а закодирует. В общем, обещал старый сказочник вернуться в родные пенаты другим человеком. Стало даже как-то тоскливо.

Прощаясь со стариком, Дема снова услышал в голове тихий голос Миры и на месте решил, что пока обоснуется в вверенном доме. И закрылся там почти на неделю, никого не пуская. В хозяйской спальне на покосившихся подвесных полках обнаружилось множество книг. Дема обратил на них внимание как раз тогда, когда от затворнического безделья раздобыл в кладовке перфоратор и решил эти полки закрепить. Книжки были в большинстве потрепанные, старые издания в основном западных любовных романов, за редким исключением — для советского читателя редкость на грани фантастики. За потертыми обложками — страницы в почти идеальном состоянии. Складывалось ощущение, что читатель бережно перелистывал их, стараясь лишний раз не нарушить покой бумаги, не примять пальцами краешки. Один же сборник, напротив, почти разваливался, и вызвал у Демы неприкрытую улыбку. Шекспира баб Маня цитировала со знанием дела, по всей видимости, зачитав его до дыр.

Гамлета в русском переводе он нашел в самой середине и, долистав до реплик Офелии, несказанно удивился. Мелким почерком, простым карандашом вокруг фраз были сделаны пометки. Эмоции, замечания, подчеркнуты акценты. Даже выписаны детали костюма, как лежали волосы, какие жесты стоило добавить. На пол с тихим шорохом упала черно-белая фотография до этого стыдливо примятая под обложкой. На ней молодая девушка в легком длинном платье, с волосами, убранными в толстые косы, с маленьким букетом цветов. Счастливая настолько, что в этих чертах трудно было узнать шумную и картинно страдающую бабу Маню. Дема и не узнал бы ее, если б не подпись на обороте: «Первый студенческий спектакль. Машенька. Только вперед!». А сверху уродливо размашистое: «И последний» черной пастой. Автор дополнения как будто плевался, а может, был пьян, когда писал это. Дема бережно разгласил фотографию и вложил ее между страниц. Хотелось ему, чтобы так отчаянно любимый баб Маней Гамлет обнимал своими строчками воспоминания ее молодости. Припрятав обратно книгу, он по-новому взглянул на весь дом.

На старости лет Мария Викторовна особо ничем не занималась: как умерла ее любимая корова Зорька, все ее внимание сконцентрировалось на маленьком садике за домом, а новую скотину заводить она наотрез отказалась. Дочка Ленка, как стукнуло семнадцать, умчалась в город, дядь Аркаша нежно обожал свой трактор и свежую бутылку водки, и всю свою заботу старушка перенесла на цветы. Огромные бордовые пионы, каждый бутон размером с голову, были ее главной гордостью. Все женщины в округе, как они зацветали, собирались у баб Мани и нахваливали ее труды. Та же выпячивала грудь и задирала свой старушечий крючковатый нос так высоко, насколько позволяла еще больная шея.

На третий день своего пребывания Дема осмелился заглянуть в баб Манину гардеробную, как ее шутливо называл дядь Аркаша. В бывшей ленкиной комнате об ее присутствии напоминала только старенькая кровать с пружинным матрасом. Покосившаяся, с промятыми буграми, можно было даже примерно понять, кто на ней сидел. Чуть поодаль стоял массивный резной туалетный столик с громоздким зеркалом в узорчатой раме. Косметики там почти не было: тушь, давно высохшая, флакончик духов, неожиданно, Шанель, помада до неприличия красная, купленная, наверное, просто как каприз, да старушече-розовый лак для ногтей того самого противного полупрозрачного блестящего цвета, который ни на чьих руках никогда хорошо не смотрелся. Аккуратно в рядок лежали две пары однотипных советских сережек, серебряное колечко и бусы под жемчуг.

Рассматривая скудный набор украшений, Дема не удержался от какого-то израненного вздоха. Сразу захотелось вырезать из памяти все свои насмешки над актерской игрой баб Мани, ее пусть додуманными, но рассказами о жизни. Она показалась ему такой маленькой и одинокой в ее желании привлечь к себе как можно больше внимания.

Его родная бабушка, например, дефицита внимания не испытывала. Она вечно крутилась в обществе бедствующих соседей, внуков, каталась в райцентр по ее важным заботам. В их доме вечно пировали гости, притаскивая с собой гостинцы. А баб Маня хранила у изголовья кровати замаскированный под подставку для кружки школьный дневник. Странный выбор защиты деревянной поверхности от горячего.

Ленка в школе училась посредственно, если судить по отметкам на страницах, а замечаний вообще было не счесть. В девятом классе, уже взрослая девушка, она дралась с мальчишками, ее ловили поочередно то с пивом в школьном туалете, то с сигаретами. Никак не вязалось с ее нынешним образом: она даже в джинсах и поношенной футболке выглядело строго.

«Совсем балбесина была, до сих пор стыдится. Как увидит дневник, завизжит, а мне радостно», — услышал он как будто голос старушки за спиной.

По спине пробежали мурашки. Сжав ткань своей легкой хлопковой рубашки, Дема со всех сил уломал себя не оборачиваться.

— Тебе просто кажется.

Холодок сзади пропал нескоро. Перед этим кто-то, казалось, коснулся его плеча и провел по нему пальцами.

***

Ночью Дема долго ворочался. Сознание тонуло во сне порывами: он то мучительно отключался, то выныривал из дремоты весь потный и липкий. Снился громадный ворох тряпок, он карабкался по нему куда-то, пальцы не слушались, ступни тонули и путались. Наверху его ждало что-то огромное настолько, что рассмотреть его было невозможно. Оно ползло и оглушительно чавкало. Дема, сжимаясь, думал спуститься вниз, вернуться, но под ногами разверзлась пропасть. Оставалось лезть.

Распахнув глаза, он скинул одеяло прямо на пол и уставился в потолок. Сквозь неплотно сомкнутые шторы хаотично плясали огоньки. Стоял какой-то шум, будто какие-то голоса… детские голоса? Невольно вспомнилось, как на днях Мира не дал ему подойти к окну. Засаднило затылок. Но тогда звуки были другими, слова невозможно было различить. Да и здесь то и дело пытались перейти на шепот.

Чуть пошатываясь, он поднялся. Потирая глаза, на цыпочках подкрался к окну. От полусонной тревоги руки подрагивали. Болела голова. После надо было найти и выпить таблетку. Но сначала прогнать нарушителей порядка. Отогнав усталость, он приоткрыл окно.

Во дворе собралась небольшая группка среднего роста около полутора метра с фонариками. Дети. Во главе, подбоченившись, Валя. Достала откуда-то платье, навязала хвосты и криво-косо подвела глаза. Но смотрелась гордо и как-то взросло. Позади Антон, любитель сплетен, Марина, самая старшая из деревенских внуков, крашенная блондинка с розовыми кончиками, Наташка-каланча длинная для своих тринадцати, вся вытянутая в струнку, еще пара мало знакомых ребятишек в тени и поодаль знакомая сутулая фигура Миры. Каким образом он оказался в этой компании оставалось только гадать.

— Чо надо? — сквозь форточку прогудел Дема. — Время видели, черти?

— Видели, — с вызовом ответила Валюня. — В клуб хотим, на вечеринку. Ждали, пока бабушки уснут.

— Сдурели совсем?

— Вот чтоб не дурели, пришли за взрослым сопровождающим. Из Миры сам понимаешь, так себе защитник. Но мы его тоже попросили, чтоб ты как нянечка в детском саду себя не чувствовал.

— Сомнительный аргумент. Я устал, по домам идите.

— Пойдем без тебя тогда! И Маринку утащат пацаны из соседней деревни.

— Валя! — возмущению Марины не было предела.

— А что? Не у меня тут сиськи размером с арбуз, — при этих словах в свете фонарика раскраснелся почему-то Антон.

— Блин, ребят, ну, обязательно именно сегодня?

— Да! — хором заголосили девчонки. — Сегодня вечеринка только для молодежи! Никаких бабушек, ну, соседние деревни тоже подтянутся.

Деме эта идея совсем не нравилась, но малышня явно не собиралась отступать, а отпускать их одних не позволяла совесть. Попросив пять минут, чтобы прийти в себя, он ополоснул лицо водой, переодел рубашку и, скрипя суставами, выполз наружу.

На небе ни облачка, подобно дыркам в сите поблескивали звездочки, но от ночного ветра все равно зябко. Дема поежился и потер плечи. Вялость сдуло за пару секунд, и он уже переступал с ноги на ногу, пока Валя оглашала ему план действий.

— Валенок, бабуля если узнает, меня первым заху… на удобрения пустит, — трудновато было контролировать речь.

— Поэтому мы вернемся до того, как она проснется. Ну… до рассвета точно.

— Боже, дай мне сил.

Деревенский клуб построили на месте полуразрушенного магазина и, хотя он юридически принадлежал к территории Верхних Поземок, находился от жилых домов на приличном расстоянии с той лишь целью, чтобы не мешать шумом местным жителям. От былого назначения там осталась внушительная неоновая вывеска с названием продуктового, к которой внизу приписали неумелой рукой «клуб». Выглядело это настолько убого, что даже экстравагантно, почти локация для модной фотосессии в стиле гранж. Изюминкой, кстати, был уличный туалет типа конуры с дырой в земле. Ходили легенды, что там обитала нечисть.

За несколько шагов уже доносилась подвижная музыка с шипящими из дешевых колонок басами. Сквозь заколоченные окна мигал яркий свет — мечта эпилептика. У Вали заблестели глаза, в порыве эмоций она сжала руку Антона с такой силой, что тот побледнел. Тихий Мира подозрительно близко за спиной хихикнул.

— Ну? Бегите, — махнул рукой Дема, и дети, как по команде, рванули в здание.

Помявшись у входа, остаться снаружи и от души покурить или проконтролировать свой выводок, он выбрал последнее.

— Бляха, да тут только Барбариков не хватает, — почесав затылок, констатировал Дема.

Тесное помещение было полно размалеванных подростков, активно скачущих под ритмичную музыку. Их было так много, что он с трудом отыскал сестру с ее компанией — они умудрились за несколько секунд протиснуться в самый центр зала. Все вокруг звенело и хлопало так звонко, что Дема даже задумался, а не упадет ли бывший магазинчик на бок.

Он пристроился у стены, где в шеренгу уже выстроились, судя по всему, такие же бедолаги-сопровождающие и по-очереди зевали в кулаки. Все они были как из одной оперы: помятые, кое-как причесанные, может, девушки чуть опрятнее, и синюшные в свете тусклого клубного освещения. Дема подумал, что к рассвету дети, как в новогоднем утреннике, соберутся в хоровод вокруг какого-нибудь особенно нарядного столба, а их команда будут по-одному выдергивать своих из толпы.

За водруженным на бывший прилавок пультом стоял довольно современного вида диджей в зеленой толстовке с забавной лягушкой и с таким лицом, с каким моют посуду после знатного застолья, что-то тыкал пальцем. Петляя между кучкующимися группками, к нему подкрался Мира и напугал парня так, что тот даже подпрыгнул, когда его ткнули в плечо мобильником.

— Хоть бы звук какой подал, — почесывая кудрявый затылок, неловко пробурчал диджей. — Чего там?

Он взглянул на экран заметок и засмеялся.

— Блин, я все ждал, когда кто-нибудь предложит. Спасибо, чувак.

В заметках красовалась краткая просьба включить «Синий трактор», которую ответственный за музыку исполнил с нескрываемым энтузиазмом, перед этим объявив «хит всех времен и народов» в свистящий микрофон для караоке. Аудитория сначала недовольно загудела, но потом снова запрыгала. А вот команда у стенки зашевелилась и даже захлопала в ладоши, оценив шутку. Дема и тот одобрительно кивнул.

— А чего с телефона, — обратился диджей к Мире, — тут же вроде, не так шумно? Я, кстати, Артем.

«Мирослав, очень приятно. Я не говорю, но все слышу».

— А, ой, извини, — они пожали друг другу руки. — Тоже мелких своих притащил?

«Типа того. Ты тоже?».

— Не, — Артем быстро сменил трек в плейлисте, — тренируюсь. Хочу быть диджеем, а тут руку набиваю… хотя, знаешь, честное слово, не думал, что тут одна малышня наберется. С другой стороны, а кого еще из молодежи могли в такую глушь притащить, если не внуков к бабушкам? Во я дурак.

«Зато будет что потом рассказать, выступал в деревенском клубе. Тебе за это хоть заплатят?».

— Бутылка пива и кастрюля чебуреков.

Мира улыбнулся и одобрительно закивал.

— Могу поделиться.

«Не, спасибо».

— А зря, такое кому попало не предлагают.

«Вообще я, знаешь что, хотел сказать».

Артем, не глядя, переключил трек, немного его приглушил и в упор посмотрел на своего собеседника. Он был чуть повыше Миры и довольно худощавый для того, кто собирался съесть целую кастрюлю чебуреков. Длинные рукава не по погоде доставали ему до самых пальцев.

Наклонив голову набок, Мира заглянул ему за плечо. Она была красивой даже вся в слезах. Пухлощекая с огромными черными глазами, с кучей фенечек на запястьях и в одном чулке. Она честно кусала губы, сдерживаясь, и все-таки громко всхлипнула так, что даже вздрогнула. думая, что ее услышат, и зажала рот ладошками с потрескавшимся маникюром.

— М? Что там? — Артем обернулся.

Она замерла и с надеждой взглянула ему в лицо. Невольно вся вытянулась к нему, как цветы тянутся к теплому солнцу. И когда он, пожав плечами, отвернулся, она стала полупрозрачной.

«Я не вижу тебя диджеем. А вот на сцене и с гитарой — очень даже. Займешься снова музыкой? Пора бы».

Атрем нахмурился и потер переносицу. Она встала рядом и с немой мольбой смотрела на него. Короткие пальчики в колечках попробовали потянуть его за шнурок капюшона, как дети тянут штанину взрослого.

— Что за хрень, чувак, мы разве знакомы?

«Один друг попросил передать, что до сих пор надеется. И включишь потом медляк, пожалуйста? Нам скоро малышню забирать, а они без него не уйдут».

— Друг? — Артем задумался. — Я… я посмотрю, хорошо?

Она пискнула и снова разрыдалась, прячась у Артема за спиной, и стала какой-то серой. Мира, махнув рукой на прощанье, быстрыми шагами скрылся в толпе.

Дема у стены несколько раз моргнул, но девушка за диджейским пультом все никак не исчезала. Он пытался отвлечься на Валю, которая, казалось, в конец заарканила Антона, но взгляд все равно возвращался к ней. У нее тонкий высветвленный хвостик, полные руки и плечи. Она то становилась плотной и почти осязаемой, то растворялась как мираж. Он зажмурился. У диджея заела одна мелодия на повторе.

— Демьян? Вот уж кого не ожидала тут встретить, — послышалось как из другой вселенной.

— А? Алина?

Он тоже даже и не думал. Она так изменилась. С Алиной из Нижних Поземок, отделенных от Верхних лесом, они часто виделись в детстве и даже немного, когда были подростками. Потом их разделили обстоятельства, он умчался в столицу, а она, вроде как, перебралась в город побольше неподалеку. Ярче всего он помнил ее ребенком: она была крепкая, с мускулистыми ногами, бегала быстрее любого мальчишки. И стриженная была всегда коротко, чтобы волосы не мешали обзору. Ей пророчили карьеру успешной легкоатлетки, пока она не сломала ногу на тренировке и от безделья не увлеклась географией.

Алина выросла. Ее фигура больше не походила на мальчишескую, а изящно оформилась. И волосы у нее, оказывается, волнистые и блестящие, пшенично-русые. Она вся загорелая и дышащая полной грудью одним видом излучала столько жизни, что Деме стало неловко, что он такой унылый трус. Он улыбнулся.

— Ты как здесь? — сказали они одновременно.

— Ты первая.

— Племянниц привела. А в деревню ненадолго заехала проведать бабулю…

— А я здесь живу, — нервно заламывая пальцы, признался он. — Сестру с ее друзьями привел, Валю, ты, может, помнишь.

— Вот же детский сад! Но я рада этому совпадению… рада тебя видеть.

— Я тебя тоже…

Они неловко замолчали, смотря друг на друга. Дема дернул головой, как будто поправляя челку, а на самом деле незаметно пытаясь понять зачем-то, не воняет ли от него. Но во всем помещении уже так воняло потом и сладкой газировкой, что разобрать никак нельзя было.

— Может, выйдем, подышим? — предложила Алина и, не дожидаясь ответа, пошла на улицу.

Дема засеменил за ней с такой прытью, что сам от себя не ожидал. Алина плюхнулась прямо на траву, подобрав колени, и похлопала по земле рядом с собой, приглашая присесть. Небо уже потихоньку розовело, и Дема понимал, что разговор у них долго не продлится.

— Как твои дела? — задал он самый банальный на свете вопрос.

— Вроде, в порядке. Диплом получила месяц назад. Думала, помру от стресса. На втором курсе ходила к психологу, у меня выгорание было, но сейчас, вроде, ничего… а ты?

— Да, тоже неплохо. Решил взять паузу от своей активной жизни и приехал сюда, вот, — соврал Дема.

— А чем до этого занимался?

— М-м-м… Айти…

— Ого! В этой сфере же сложно устроиться.

— Ну, типа, — особенно для того, кто даже не пытался.

— Круто, — она улыбалась как маленькая, — знаешь, я когда сюда приехала, все тебя вспоминала… Как мы гуляли…

— Я о тебе тоже думал, — уровень лжи близился к запредельному.

— Я рада, — она поправила прядь так неловко, как будто это был парик, — помню, как мы впервые поцеловались, — ее рука легла ему на колено.

Мурашки пробежали по всему его телу, и он почти икнул. Бедра Алины плотно прижались к его ногам. От нее немного пахло алкоголем, когда ее лицо приблизилось к его. Дема прислонил палец к ее полураскрытым губам, останавливая.

— Алиш, это, конечно, все очень круто, но скоро рассвет, и мне пора бежать, — протараторил он и вскочил, как ошпаренный.

Алина, казалось, даже не поняла, что произошло, а Дема уже улепетывал обратно в здание клуба. Все лицо горело и по ощущениям должно было быть пунцовым. Захотелось с чего-то умыться, хотя его лица никто не касался. Такое ощущение, что его губы были в ее слюне. Он вытер их рукавом.

Объявили медленный танец, и все скопились в центре зала. Наступая друг другу на ноги, цепляясь волосами и плечами, каждый спешил ухватить себе пару за время вяленького проигрыша. Дема забился в угол, куда меньше всего падал тусклый свет, заняв наблюдательный пост. Первыми он выцепил взглядом из толпы Валю, которая мертвой хваткой вцепилась в (свою жертву) Антона и явно вела в танце, мотая мальчика по залу как мешок с тряпками, но он, кажется, даже кайфовал от происходящего. Сам мальчик был достаточно неприметным, с мышиным лицом и рыхлыми грязно-русыми кудрями, он вряд ли пользовался популярностью среди сверстниц, и валино внимание ему как минимум льстило. Наташка, возвышавшаяся над толпой почти на целую голову, попалась на глаза следующей. Ее облюбовал юноша постарше в очках с толстенной оправой, такой опрятный, что от него за версту несло тем самым запахом сутками корпящего над чем-то между супергеройских комиксов и философских трактатов. Судя по наташиному беспомощному выражению и ее сжатым в ниточку губам, пацан рассказывал ей о своем уникальном опыте бегства из-под бабушкиного пригляду в целый деревенский клуб. Экстрим. Остальные поземкинские беглецы тоже оставались замеченными.

А вот Марины нигде видно не было, куда ни глянь. Само ее присутствие в компании вызывало у Демы легкую тревогу: она была достаточно старше остальных детей, чтобы укатить с незнакомцем на дряхлом мопеде навстречу парочке статей в уголовном кодексе, а теперь ее отсутствие вызывало почти что панику, вытеснив даже неприятные воспоминания о недавней беседе с Алиной. Дема зашагал вдоль стен, заглянул в самые темные уголки — ее не было. Впрочем, он обнаружил еще одну пропажу: Мира тоже скрылся. Он выдернул из мучительного танцы Наташу и опросил ее — она пожала плечами и спросила, не проверял ли он за клубом.

Вдвоем они выскочили на улицу, почему-то тяжело дыша. Там уже подскопилось прилично старших, встречающих рассвет с сигаретами наперевес. Дема схватился за голову и пожалел, что не взял с собой телефон, как из кустов послышался характерный высокий голос Марины. Кажется, она пыталась отогнать кого-то от себя. Они рванули на звук.

Картина перед ними предстала довольно забавная: обнимая себя руками и согнув колени, Марина пряталась за щуплым Мирой, что с воинственным видом пялился на какого-то бритого под машинку парня в одних трениках с растянутыми коленками. Тот был в два раза больше маринкиного заступника, но подойти ближе, чем на шаг, к нему не решался, вместо это, плюясь, отпускал такие выражения, что захотелось зажать уши.

Дема замешкался: агрессор явно не был настроен на простой разговор, а сам он вряд ли победил бы в этом неравном бою. С другой стороны доверия не вызывал своими размерами и Мира: вот что он мог сделать против матерого дворового гопника? Напугать своими шрамами или расцарапать ногтями? Со стороны выглядело, будто огромный бультерьер почему-то не нападал на рычащую чихуахуа.

Перед его глазами вдруг образовалось марево, как будто выступили непрошенные слезы и заслонили обзор. Дема тряхнул головой и зажмурился. Вновь посмотрев на происходящее, он еле сдержал эмоции, нахлынула паническая тошнота. Он так долго убегал от этого, пытался игнорировать случайные всплески, что уже и забыл, как легко это могло выбить почву из-под ног, когда оно так близко, что не спишешь на игру света. За агрессивным парнем стояла та самая девушка, которая плакала по диджею, и двумя руками удерживала его за плечи, не давая рвануться за плечи. Она была такой близкой и почти осязаемой, что никак нельзя было списать это на полусонное воображение. Хуже было только то, что и у Миры за спиной, помимо живой Марины, стоял еще кто-то. Высокий, немного угловатый, как и любой подросток, весь ершистый и взлохмаченный. Некто повернул голову на Дему и расплылся в ядовитой улыбке. Насколько можно было определить, он был до ужаса похож на Миру и Рогнеду. Улыбающаяся фигура слабой рукой, которую будто невидимый кукловод держал на нитках, ткнул в сторону конфликта, призывая к действию. Он все продолжал улыбаться. На длинной шее виднелся толстый черный синяк. Словно загипнотизированный, Дема шагнул вперед, и видение распалось. Он встал лицом к гопнику:

— Братан, — просипел он и откашлялся, — завязывай. Отстань от девчонки, не нужна тебе статья.

От неожиданности тот парень замолчал. А потом снова разразился ругательствами (Дема, наверное, за одну эту ночь узнал намного больше «слов силы», чем за всю свою жизнь).

— Шалава, — наконец, закончил свою тираду тот. — Ебитесь с ней сами, — и спокойно удалился.

Все вздохнули с облегчением. Всхлипнув, отмершая Марина бросилась Мире на шею и даже поцеловала его в щеку в знак благодарности. Тот все так же молча похлопал ее по спине. Дема подумывал было спросить, что произошло, но решил разобраться с этим потом:

— Домой пора, — почесав затылок, резюмировал он. — Собираем остальных и бегом обратно.

Солнце уже выглянуло из-за горизонта. Подул мягкий теплый ветерок, нагоняя на Дему накопившуюся усталость. Хотелось просто лечь и ни о чем не думать.