Двадцатое июня — долгожданный день для всех японских школьников. Это время, когда наконец-то можно снять неудобную школьную форму, которая в жаркую летнюю пору быстро пачкается и становится особенно неприятной, тяжёлый рюкзак с учебниками, тетрадями и канцелярией.

Наступает время, когда можно надеть любимую лёгкую одежду и уйти гулять из дома на весь день, веселиться с друзьями и на полную наслаждаться жизнью.

     День двадцатого июня двухтысячного года вышел особенно жарким. Солнце высоко светило в небе, разбросав на Токио свои жаркие лучи. Люди на улице старались держаться в тени, чтобы ненароком не попасть под удушающее дыхание лета; офисные работники, сидя за компьютерами, каждые пять минут обмахивались самодельными веерами, вздыхая, потея, жаловались друг другу на невозможную жару. Повезло тем, у кого был либо маленький вентилятор, либо висел кондиционер. Тогда этот нагретый солнцем день ещё можно было как-то пережить. Остальные искали спасения сами.

     В этот особенно жаркий день двух братьев домой гнали не только жара и желание поскорее снять пропотевшую школьную форму. Дома их ждала младшая сестрёнка, которая пришла домой раньше и уже написала сообщение о том, что она благополучно добралась. В честь окончания учёбы братья Хайтани решили немного побаловать себя и купить небольшой брекет мороженого, чтобы после наконец-то расслабиться, разложиться на диване и как следует отдохнуть перед телевизором, наслаждаясь холодным десертом. Сестрёнке такая идея точно бы понравилась.

     — Главное, чтобы оно не растаяло, пока мы дойдём, — произнёс Риндо, глядя на белый брусок, который в пакете нёс старший брат Ран. — На улице такая жара!

     — Ещё немного осталось, — произнёс Ран, проведя рукой по лбу, смахивая капельки пота под чёлкой.

     — И как тебе с косичками не жарко? Лучше бы собрал волосы утром, сейчас бы не так жарко было!

     — Мне не жарко, — отмахнулся Ран, жестом руки перебросив две толстые косы на грудь. — Давай скорее!

     Риндо кивнул. Их дом уже виднелся среди других серых многоэтажек, напоминающих ему огромные бесчувственные столбы, в которых ютились люди. Младший брат вынул из кармана ключи, чтобы как только они оказались возле двери не мешкать, а сразу вставить один из них в замочную скважину и наконец-то скрыться от палящего солнца. Братья прошли по тротуару вдоль длинного забора, обошли несколько домов и поднялись по лестнице на четвёртый этаж.

     — Открывай, я уже не могу, — вздохнул Ран, жара которого уже порядком вымотала из себя.

     — Сейчас, — ответил Риндо, поправив очки, выбрал один ключ из связки и вставил в замочную скважину.

     Несколько оборотов и щелчков — дверь открылась, скрипнув в качестве недружелюбного приветствия. Братья шагнули в тёмное пространство, вмиг с облегчением почувствовав в нём желанную прохладу. Риндо сразу же скинул рюкзак и обувь, а затем принял у Рана мороженое.

     — Рен, мы дома! — крикнул младший брат.

     — Мы принесли мороженое! — следом громко произнёс Ран.

     В тишине, длившейся несколько секунд, младший Хайтани смог уловить звук работающего телевизора, по которому, скорее всего, шёл мультик. Слышалась приятная музыка как из Диснеевского мультфильма. Но тут послышались тихие шаги, и в коридоре появилась маленькая девочка лет десяти. Мягко ступая босыми ногами по прохладному полу, подражая балеринам, она медленно выскользнула из комнаты и в незамысловатом танце направилась к братьям.

     — Ах, это ты, моя любовь, — пропела она с улыбкой и блестящими глазами и медленно отвела руку вперёд, как бы обращаясь к старшим братьям.

     Риндо от неожиданности замер на месте, не понимая, что происходит. Ран сзади него не мог отвести удивлённого взгляда от сестры.

     — Пришла-а ко мне ты в этот час! — пропела девочка, чуть приблизившись.

Её движения выглядели неумелыми, а голос не попадал в ноты, но старшие Хайтани не обращали на это внимания, прикованные к облику сестры, желающей сказать этой песней нечто важное. — Я вся в огне… И ясно мне…

     Их взгляды встречали нежные и ласковые глаза сестры, а счастливая улыбка придавала ей образ доброй феи, готовой подарить им всю свою любовь. Риндо не мог не улыбнуться в ответ. Его сердце взволнованно забилось чаще, ему хотелось поскорее коснуться сестры и обнять её. Ран заворожённо стоял за ним, позабыв про мороженое и жару.

     — Что мир этот создан для нас! — пропела девочка.

     Ран и Риндо ещё не совсем понимали происходящего, но что-то внутри им подсказывало: неумелый голос сестры, пытающийся красиво выводить слова, лёгкий танец, прикосновение рук и тёплое объятие — это особенное признание, замаскированное под песню Золушки, адресованное чувствами Рен для них. Риндо в ответ обнял сестру, желая всем существом ответить такой же пылкой и нежной любовью на её слова, но девочка поспешила притянуть к себе и второго брата.

     — Ах, это ты… Моя мечта!

     И сердце летит как звезда, — вместе с этим продолжала девочка.

     Ран прижался к брату и сестре сильнее, обвив двоих длинными руками, как крыльями. Рен оказалась между двумя братьями, и голос её, почти мурлыча, зазвучал громче:

     — И чудо не кончится,

     И ясно нам без слов…

     Все совершенно забыли про жару и мороженое, постепенно тающее на тумбочке рядом. В маленьком мире Рана, Риндо и их младшей сестры Рен не существовало того, что могло бы их разделить, нежные объятия громче всех слов говорили о трепетной и сильной любви друг к другу, сердца стучали в унисон. Им хотелось стоять так всю оставшуюся жизнь, чтобы вечно чувствовать этот прекрасный момент, всколыхнувший в них напоминание о том, насколько сильно они нужны друг другу и насколько их чувства сильны.

     — Пришла любовь! — пропела заключительные строчки Рен, положив голову на грудь одного из братьев.

     Музыка из песни Золушки и принца закончилась поцелуем, а после — пробило двенадцать часов, говоря главной героине о том, что волшебство её вечера закончилось и пора возвращаться к жизни без принца и любви. На ходу потеряв туфельку, Золушка сбежала из замка прекрасного принца.

     А дети Хайтани оставались вместе. Своё особенное волшебство они создавали сами. Вместе. Как никогда отчётливо ощущая друг в друге чувство, скрепляющее их.