Марта погрузилась в сон в родной стране, в Советском Союзе, а проснулась в совершенно чужой стране, которую знала только по старым потрёпанным книгам и тайным рассказам. Её разбудил молодой, но сильный и громкий голос одной из стюардесс, который попросил минуту внимания у пассажиров, чтобы провести им небольшой инструктаж. Страстная протёрла глаза, выпрямилась и, стараясь подавить зевки, начала слушать женщину в синем костюме.

     Конечно же, в первую очередь было строго-настрого запрещено распространяться об организации «Святая Луна», давать о ней любую, даже незначительную информацию. Один намек — и ты уже на мушке у администрации. Ещё одно не менее важное правило — вести себя достойным образом, чтобы не было проблем с правоохранительными органами. Поведение человека в незнакомой стране учитывалось при повторном обращении в организацию. Марта понимала, что нелегальная работа этой организации — это спасение для многих людей, которые не смогли жить под гнётом КПСС. И их простые правила, обеспечивающие спокойствие для человека и их кампании, следовало соблюдать. Женщина рассказала ещё несколько правил, которые исключали проблемы, и после самолёт постепенно начал освобождаться.

     Грузный мужчина, сидевший рядом со Страстной, задержался, и Марта с бешено колотящимся в груди сердцем выглянула в иллюминатор. Перед ней открывалось широкое огромное здание с английскими словами, которое означало, что мечта девочки, желавшей посетить Соединённые Штаты Америки, наконец-то исполнилась. Страстная, заворожено глядя на громаду аэропорта, прикоснулась рукой к стеклу, будто хотела ощутить это первое напоминание об Америке. Неужели её мечта сбылась?

     Марта не могла оторваться от этого зрелища, казалось, такого простого, но в то же время необычного, что забывала дышать. Она в Америке. Она в той стране, которую презирал её отец, она в той стране, которая часто снилась ей в приятных снах, вызывающих только улыбку. Неужели это реальность? Или сейчас Марта лежит в кровати и спит после ухода Володи и всё никак не может проснуться?

     — Лос-Анджелес… — прошептала Марта и закрыла глаза, не отнимая руки от стекла.

     — Гражданочка… — где-то послышался голос, на который Страстная не обратила никакого внимания. В мыслях только жаркий Лос-Анджелес, дикая Америка.

     — Гражданочка! — повторно произнёс голос стюардессы, и Марта вынырнула из своего омута, словно всё это время находилась под водой.

     — Я здесь! — крикнула Марта и протиснулась через сидение. Виновато взглянув на стюардессу и хихикнув, Страстная ловко проскользнула и быстрым шагом направилась прочь из нутра самолёта.

     Перед ней был выход, из которого лился сочный солнечный свет, освещающий Соединённые Штаты. Марта сделала шаг, оказавшись на лестнице, и появилась в этих лучах. Прикрывшись рукой от солнца, заставлявшего жмурить глаза, девушка внимательно оглядела раскинувшееся перед ней здание аэропорта, залитого приятным светом, словно это было тёплое приветствие США и начало крепкой дружбы.

     Марта с улыбкой сошла с лестницы и оглядела новое для неё место. Аэропорт, в который прилетел самолёт из Советского Союза, был огромных размеров. Даже деревня Кащеевка, по мнению Страстной, была в разы меньше по площади, чем вокзал в Лос-Анджелесе. Они прибыли на широкую светлосерую площадку, на которой громоздились другие блестящие самолёты, разъезжали машины и сновали американцы, разговаривающие между собой. С этой площадки свободно можно было увидеть необычное здание, чем-то напоминающее детскую пирамидку, в окружении белой арки, образованной из изящных белых деталей, которым Марта не могла дать точное название. Это необычное сооружение, ассоциирующееся у Страстной с космическим и инопланетным, было обсажено стройными пальмами с пушистыми кисточками. Зелень и жизнь диковинных растений лишь на мгновение заставили Марту вздохнуть с облегчением. Вдалеке здания вокзала она обратила внимание на грандиозную вышку, которая только вдвойне усилила ассоциации девушки. Марта долго не могла на неё наглядеться, не опуская головы, чтобы рассмотреть другие не менее интересные вещи. Вспомнив, что на шее у неё висит сестринский фотоаппарат, Страстная быстро сфотографировала странное чудо архитектуры, и вышку, и сам аэропорт. Случайно поймав в объективе голову одного из пассажиров, Марта вспомнила, что ей вместе со всеми следовало пройти в здание вокзала.

     С этим фактом к сердцу подступило новое волнение. Внешние детали аэропорта масштабными размерами вселяли бесконечное удивление и даже растерянность. Среди зданий, многочисленных самолётов и машин маленькие люди казались ничтожными песчинками. Что уж говорить о Марте, которая редко выезжала из Кащеевки и видела только небольшие пятиэтажные домики? Чувствуя напряжение и тревожность, Страстная влилась в общий поток пассажиров и направилась к приземистому зданию.

     Следом за мужчиной шагнув внутрь, Страстная очутилась в блестящем белом и просторном помещении. Пассажиры и сотрудники отражались и на потолке, и на полу вместе с маленькими оранжевыми огнями. Солнечный свет пробивался через широкие окна и освещал интерьер здания, делая его похожим на сказочный дворец. Сердце Марты учащённо билось, а голова крутилась тудасюда, желая рассмотреть каждую деталь. Глаза жадно ловили любое упоминание о том, что она наконец-то исполнила давнюю мечту, а полученные впечатления дополнялись возвышенным чувством — радостью.

     Однако с этим чувством стоило временно повременить. Марта стояла в очереди на паспортный контроль, и женщина с ребёнком, которая была перед ней, уже шагнула вперёд. Страстная робко поздоровалась с мужчинойпограничником, равнодушно ответившим на её приветствие, и по инструкции стюардесс предоставила выданный документ, сделанный специально для пассажиров «Святой Луны». Тот со стальным равнодушием задал пару вопросов, сделал отметку и пропустил. Марта облегчённо вздохнула и направилась вместе со всеми к пункту выдачи багажа.

     В новом для себя месте Страстная с внимательностью вслушивалась в разговоры. Аэропорт стал тем местом, где переливалась с разной громкостью и английская, и русская речь. Марта заметила, что прибывшие с ней в США пассажиры в большинстве случаев разговаривают на английском языке, и Страстная не без удивления и радости понимала, о чём они говорили. Уголки губ сами собой поползли вверх, а сердце снова учащённо забилось. Не зря последние три года она учила английский. Труды, которые, казалось, обречены стать камнями, на деле оказались сочными плодами, радовавшими душу. Марта мысленно поблагодарила Евгению Антоновну, свою негласную учительницу по английскому языку, и направилась следом за женщиной с ребёнком к таможенному контролю.

     Прислушиваться к иностранной речи было не менее удивительно, чем оказаться в самой Америке. Помимо советских пассажиров по вокзалу вышагивали и американские люди, которые наполняли голосами огромное здание. Чем больше Марта прислушивалась к ним, тем явственнее понимала, что они все — обычные люди, заботящиеся о своей жизни. Голоса вокруг Страстной были увлечены поездками в другие страны, отелями, в которых можно будет заселиться по прибытии, желаниями увидеть то или иное место и многим другим. Они горели тем же, чем Марта горела несколько часов назад, и девушка с улыбкой понимала их и мысленно желала им получить хорошие впечатления.

     Страстная прошла таможенный контроль и вместе со всеми направилась прочь из величественного здания. Она не знала толком куда идти, но следовала за общим потоком советских пассажиров, которые, вероятно, знали свой маршрут. Страстная с толикой тревоги в душе выудила из сумки письмо Доминики Ветровской и перечитала ту строчку, в которой говорилось, куда нужно было идти. По описанию места Марта с энтузиазмом поняла, что подруга встретит её неподалёку от того «инопланетного» здания, заставленного со всех сторон машинами.

     Страстная с воодушевлением приподняла уголки губ и сильнее сжала ручку чемодана. Теперь она шла навстречу Америке уверенно и быстро, обгоняя советских людей, которые говорили то по-английски, то по-русски. Марта быстро пересекла площадку, заставленную машинами не менее плотно, чем у

«инопланетного» здания, дорогу и вскоре добралась до места встречи. Стройные пальмы и раскидистые деревья, растущие в Америке, впервые предстали перед ней во всей красе, и Марта немедленно почувствовала их приветственные голоса. Девушка сфотографировала их и закрутила головой.

     Оглядывая незнакомое место, Страстная с приподнятыми бровями поняла, что никогда раньше не видела столько машин в одном месте. Казалось, это был целый мир, состоящий из металла, в котором сновали мужчины в рубашках и брюках и разговаривали на английском языке. И как среди них отыскать Доминику? Страх незаметно прокрался к спине Марты и исподтишка вонзил в взволнованную душу коготки. Страстная только сейчас поняла, что ни родителей, ни сестры, ни друзей кроме Доминики здесь нет. Но где же подруга? А если она не появится, что тогда делать? На такое развитие событий Марта не рассчитывала, и страх вновь дал о себе знать. Страстная вмиг почувствовала себя маленьким чужим комочком в незнакомом месте, в незнакомой стране, в которой никто не сможет ей помочь.

     «Что же делать?» — подумала девушка, и первые капли из глаз засверкали в лучах солнечного света на ресницах.

     — Марта! — вдали послышался знакомый голос, и девушка резко обернулась.

     К ней яркая, живая, насыщенная радостью и ослепительным светом тёмных глаз бежала Доминика Ветровская, подняв руку и улыбаясь во все зубы. Страстная кинулась к ней, выронив чемодан с вещами и не обращая внимание на болтающийся на шее фотоаппарат. Только прикоснувшись друг к другу, девочки крепко обнялись и захохотали, закружились, привлекая внимание удивлённых американцев.

     — Доминика, я так по тебе скучала! Я уже думала, что больше никогда тебя не увижу! — стискивая подругу в крепких объятиях, запричитала Марта, щедро размазывая по майке Ветровской слёзы. — Вы так неожиданно уехали, а ещё твоё письмо! Неужели мы и вправду встретились в Америке?!

     — Я тоже уже думала, что мы больше никогда не увидимся! — ответила со слезами Доминика и только сильнее прижалась к подруге. — Рассказывай, как там в деревне? Как там Илья, Володя? Как Алёнка?

     — Всё нормально у них, — девушка отстранилась от подруги и заглянула ей в глаза. — Алёна в городе работает и учится, а Володя с Илюхой думают поступать в энергетический колледж в Ленинграде! Ты лучше расскажи про себя! Как ты тут? Всё у вас нормально?

     — Ой… — Доминика выдержала паузу, заулыбавшись во все тридцать два зуба. — Мне столько тебе всего нужно рассказать! И показать тоже! — она говорила так, словно играла роль в театре, и интерес Страстной от этого стал только жарче.

     — Говори! Не тяни! — умоляюще произнесла Марта.

     — Давай лучше поедем домой, и я тебе всё расскажу, — Ветровская опустила на подругу широко раскрытые глаза и взяла за руку.

     — Давай, — только и смогла произнести Марта, понимая, что через какие-то мгновения увидит просторы Америки своими глазами. Она мигом вернулась за чемоданом, который лежал посередине дороги, как брошенное дитя, и Доминика вновь взяла подругу за руку и повела в сторону сгустка машин.

     Марта с сияющими глазами, чуть приоткрыв рот, разглядывала впереди стоящие машины и пыталась угадать, какая из них принадлежала семье Ветровских. Доминика остановилась возле синей машины с вытянутым капотом и длинным багажником, которая выглядела довольно старой. Почти в таких же автомобилях ездили и в Советском Союзе, что не могло не вызвать в душе Марты прилив тепла и улыбки.

     — Совсем как дома, — сказала она, поставив чемодан рядом с собой. — У моего папы почти такая же, только голубая.

     — Мы как увидели её, сразу поняли, что это наша, — довольно рассказала Доминика и обошла машину с передней стороны к водительскому месту.

     Послышалось два пищащих звука, и Марта через мгновение оказалась уже рядом с подругой. Чемодан небрежно был брошен на заднее кремовое сиденье, и Страстная приготовилась созерцать красоты Лос-Анджелеса.

     — Готовься, — вставляя ключ в замок зажигания, произнесла Доминика, облизнувшись. — Тебя здесь ждёт немало удивительного!

***

     Город Лос-Анджелес встретил Марту жаркой, поистине летней погодой. Но удушающая жара и раскалённые дороги наоборот подначивали американцев вылезать из своих тихих домов и наслаждаться каждой капелькой летних дней под солнцем. Не удивительно, что их тела приобретали золотистый оттенок, отчего они напоминали собой привлекающие внимание фантики из-под конфет.

     Машина Ветровских уже давно покинула аэропорт Лос-Анджелеса и мчалась по дороге в окружении других автомобилей. Миновав проезд Уорлд, машина небыстро покатила по главной магистрали бульвара Сенчури, и Марте открылись незабываемые живописные места, которые девушка и представить не могла за все долгие годы проживания в маленькой Кащеевке. Ей открывались гигантские на вид дома изящной архитектуры, которые сосредотачивали в себе и нотки прошедших времён, и современности яркими плакатами с английскими надписями. С ними соседствовали уже привычные глазу Марты тонкие пальмы с пышными зелёными макушками. Между ними сновали люди. Одни из них медленно вышагивали по тротуарам, другие, в большинстве случаев подростки, с уверенностью летели на роликах, хохоча и выкрикивая друг другу слова. Приглядываясь к ним и провожая их заинтересованным взглядом, Страстная не могла не отметить их внешний вид. Тонкие девушки были одеты в белые футболки и такого же цвета трусики, другие привлекали собой обилием джинсовой ткани на теле. Марта, всякий раз видя таких девушек, открывала в изумлении рот и округляла глаза, поражаясь их уверенностью и таким откровением! Но в то же время именно их вид говорил Страстной о том, какими они были всё-таки свободными.

     В Советском Союзе такой вид одежды казался непозволительным и вульгарным. Особенно это любили выразить сидящие около домов бабушки, зорко следящие за внешним видом молодёжи. И стоило показаться девушке в непозволительно короткой юбке, как тут же её клеймили обидными словами, сопровождая их гневными комментариями и воспоминаниями о давно прошедших временах, в которых никто себе вольностей не позволял. Да что там они?! Мать всю жизнь твердила обеим дочерям, в частности Марте, что они должны одеваться в скромную одежду. Марта терпеть не могла лекций матери и в силу непокорного характера нарочно отрезала себе платья и длинные юбки, чтобы вечером покрасоваться в них в компании друзей. Володя, который редко считался с принятыми моральными нормами, только подталкивал подругу к нарушению материнских запретов. Страстная с болью в груди вспомнила лица родителей, и улыбка погасла, оставив за собой равнодушную к американским видам розовую полоску губ.

     Тем временем автомобиль мчался всё дальше и увозил девушек в самую глубь Лос-Анджелеса. Он миновал бульвар Сенчури, затем влился в поток машин южного бульвара Сепульведа, после чего в волну бульвара Линкольна. Всю поездку Доминика Ветровская не переставала говорить о городе, о его красоте, заключавшейся не только в архитектуре, но и в природе, медленно перетекая в тему о родителях и Советском Союзе. Как раз тогда, когда Ветровская начала говорить о трудностях переезда в чужую страну, на трассе образовалась «пробка» и машина была вынуждена затормозить.

     Слова о Советском Союзе больно отозвались в душе Марты, напомнив о непростительном поступке. Отец за такое никогда её не простит, и она перестанет быть для него любимой дочерью, если правда выплывет наружу. Одно только желание посетить Соединённые Штаты было кощунством не только по отношению к нему, но и ко всему Советскому Союзу. На миг девушка представила себя заклейменной высокомерной буржуа, не уважающей ценностей родного государства, изгнанной из деревни, не могущей найти себе пристанище и в итоге расстрелянной. О ней постараются поскорее забыть, и отец будет первым человеком, который вынесет все её вещи из дома и вычеркнет из сердца навсегда.

     Первая слеза соскользнула с пушистых ресниц и упала на дрожащие руки. Она не ускользнула от внимательных глаз Доминики, и та поспешила положить руку ей на пальцы. В этот момент подруга напомнила ей добрую фею.

     — Марь, что случилось? Ты чего плачешь? — глаза Доминики широко раскрылись. — Я что-то сказала не то?

     — Я просто подумала про Советский Союз. Думаешь, всё будет нормально? Нам с детства говорили, что Запад и капитализм — зло, и только коммунизм — верное решение. А твоя семья переехала и устроилась именно в этом «зле», а я просто прилетела увидеть страну, но сижу с идиотской улыбкой и не могу насмотреться на этих людей. Здесь всё так непривычно, чуждо СССР, но мне так любопытно смотреть на это всё.

     Доминика не сразу нашлась с ответом. Салон автомобиля погрузился в тягостное молчание, прерываемое злыми выкриками водителей.

     — Я скучаю по Советскому Союзу, — серьёзно заявила Доминика, крепче ухватившись за руль. — Советский Союз — моя Родина, неотъемлемая часть души. Когда я повзрослею и стану самодостаточной, я обязательно приеду домой и увижу всех вас. Тебя, Алёну, Володю, Илюху и других наших друзей, — девушка быстрым движением руки смахнула слезу. — Но мы приняли решение, что должны уехать. Поверь, оно далось нам непросто. Но Советский Союз для нас — клетка, и мы не можем больше продолжать в ней жить. Мы не желаем быть «правильными» людьми, какими нас хочет сделать партия, мы хотим свободно жить, пользоваться своими способностями, не боясь быть пойманными, не хотим натягивать на себя фальшь и говорить, что испытываем симпатию к власти и полностью поддерживаем её решения.

     Марта, до этого находившаяся под гипнозом слов Доминики, только в эту секунду позволила себе посмотреть на неё. Подруга была напряжена: её руки на руле дрожали, а сама она еле-еле сдерживалась, чтобы не зарыдать в голос. Страстная понимала, что сейчас в её голове кружится ещё много невысказанных мыслей. Но сама Марта не знала, что сказать в этот момент.

     — Поверь мне, туризм — это не плохо. Запад — это не плохо. Капитализм — не плохо. В каждой стране есть свои положительные и отрицательные стороны, этого никак не избежать. Ты ведь сама так думаешь, верно? Но в СССР точно нужно что-то менять. Думаю, это понимает даже твой отец. Нужны кардинальные изменения. Когда была Великая Отечественная война, коммунизм спас нас, но сейчас он работает против нас. Возможно, сейчас ты посчитаешь меня и мою семью эгоистами, но мы не готовы ждать эти изменения. Мы решили, что переезд сюда — лучшее решение для нас.

     В машине вновь повисло молчание. Марта по-прежнему не находила слов, изза чего чувствовала себя виноватой перед подругой. Слова Ветровской чуть-чуть припустили удавку на шее Страстной, с которой она сюда приехала. Как бы она ни пыталась отвлечься, разглядывая улицы, здания, людей, она видела во всём своё предательство. Марта выросла в СССР с его принципами и хоть смотрела на них не так, как большинство людей, теперь их нельзя было искоренить. Вина, как тень, назойливо преследовала и напоминала о совершённом поступке.

     — Ты права, — спустя время она заставила мысли превратиться в слова, которые можно услышать. — Я никогда не покидала Советский Союз, поэтому сейчас так думаю и чувствую. Нам нужны изменения. Свобода. Демократия, — вспомнила слово Марта, вычитанное из книг. — Всегда будут богатые и бедные, этого никак не изменить.

     Девушка шмыгнула носом и протёрла красные глаза. После разговора ей стало намного лучше. Вместе со слезами вытекли чувства, переполнявшие чашу душевного равновесия. Марта хотела, чтобы и Доминика поняла её, поэтому смело положила руку ей на пальцы, и Ветровская с не менее красными глазами, чем у Страстной, улыбнулась и ободряюще кивнула. Марта обнажила белые зубы.

     Она вновь обернулась на Америку из раскрытого окна, и теперь стала смотреть на неё в некоторой степени другими глазами. Она не смогла не заметить на краешке тротуара, неподалёку от вереницы завлекающих заведений, выдержанных в коричневых тонах, двух девочек. Одна из них была старше, другой было не больше восьми лет. Старшая девочка, чуть склонившись над младшей, показывала магию в чистом её воплощении. В маленьких ручках весело плясал огонь, на который младшая девочка с интересом смотрела. Это заставило Марту вновь улыбнуться и ощутить нечто родственное с ней.

     — Ты чувствуешь здесь свободу? — спросила шёпотом Марта, уже зная ответ на вопрос.

     — Да, — без сомнения ответила Доминика и повернула голову к подруге. — И ты тоже скоро почувствуешь её. Я покажу тебе много нового.

     Марту переполняло много разных чувств. Тяжёлые мысли о Советском Союзе никуда не делись, но теперь они наполняли далеко не все существо девушки. Недавним разговором Доминика смогла освободить в душе Марты место для радостных чувств. Её ведь ждала целая Америка! Сколько Марта строила планов на эту поездку и разве она будет способна их расстроить?! Это было бы просто непозволительным действом, которые восставало внутри девушки, стоило только подумать об этом. Она столько старалась, Евгения Антоновна вложила в неё столько сил!

     «Нет, — подумала Марта. — Это лето станет самым лучшим в моей жизни!»       С подобными мыслями чужестранки автомобиль покатил дальше.

     Доминика Ветровская до сих пор сохраняла интригу, где же поселилась её семья, а Марта могла строить подозрения, наслаждаться видами из окна и чувствовать в волосах и коже лица порывы прохладного ветра. Страстная с улыбкой встречала открывающиеся ей живописные места, она с

внимательностью наблюдала за обычными прохожими, проживающими обычную жизнь в Соединённых Штатах, и с интересом наблюдала за расцветами магии в их руках.

     Тем временем они уже давно пересекли ручей Баллона, затем бульвар Линкольна и так постепенно они въехали в не менее экзотический для Марты район Лос-Анджелеса — в Марину-дель-Рэй. Марина встретила Страстную в первую очередь ничтожным кусочком воды Тихого океана, на котором тихо шептались белоснежные стройные яхты. Марта распахнула для них всё своё существо, своё сердце и душу, позволяя необычной глади захватить её полностью. Лишь обилие домов и машин, которые теснились неподалёку от этой белоснежной стаи, портили картину и заставляли Страстную периодически тянуть шею вверх. Она хотела сфотографировать красивый вид, открывающийся на яхты и океан, но Доминика поспешила уверить подругу, что такой момент для фотографии явно не подходящий. Лучше всего красоты Марины-дель-Рэй запечатлевать в тишине и спокойствии, никуда не торопясь. Для этого у Марты было ещё много жарких американских дней, и девушка послушалась. Но она не переставала разглядывать этого великолепие. Марте хотелось поскорее оказаться на борту одной из яхт, вдохнуть океанский воздух, почувствовать себя в объятиях частицы океана.

     Она не переставала смотреть на яхты и синюю воду, не имевшую ничего общего с маленькой речкой Калиной, пропуская виды на дома и улицы Мариныдель-Рэй. Однако тем временем им раскрывались не менее удивительные жилые дома и мелкие лавочки разных цветов, размеров, отличаясь друг от друга архитектурой, но при этом гармонирующие друг с другом, как единое целое. Когда вид на океан почти пропал с поля зрения Страстной, девушка наконец-то обратила внимание и на эту часть Марины-дель-Рэй. Точно так же, как и в других районах Лос-Анджелеса, здесь были и пальмы, и необычные парки с памятниками и фонтанами, и многое другое, присущее известному городу, но именно в этом районе чувствовалась буйная, резкая и яркая экзотика, которая заключалась в сувенирных лавочках, кукольных домиках, магазинах и в самих людях. Доминика объяснила, что у большинства проживающих в Марине американцев магические способности тем или иным образом связаны с хорошим весельем и курортом. Например, в течение дня отдыхающие могли развлечься огромными скульптурами, созданными из песка, представлениями с морскими обитателями, с помощью магического таланта в одном коктейле можно было ощутить сразу несколько вкусов экзотических фруктов и многое другое. Такого, кроме как в Марине, нигде не было.

     Марта слушала с широко раскрытыми глазами и до сих пор не могла поверить, что здесь люди могут свободно пользоваться магическими способностями, да ещё и для развлечения! Марта твёрдо решила, что увидит это своими глазами и, может быть, с помощью своих способностей покажет нечто удивительное.

     — Я тоже об этом подумывала, но мне упорно в голову не приходит, что я могу сделать. Способности других людей кажутся такими необычными, что мне кажется, что я не впишусь к ним.

     — Ты обязательно что-нибудь придумаешь! — подбодрила подругу Марта.

     — Спасибо, — радостно улыбнулась подруга. — Ну, мы уже приехали!

     Автомобиль остановился возле «кукольного» двухэтажного коричневого дома с небольшими окнами. На тёмную серую крышу падали косые солнечные лучи, отчего создавалось впечатление, будто блестит красивая блестящая шёлковая ткань. К домику прилегал небольшой сад с любимыми цветами Марины Андреевны, матери Доминики, розами. Всё это было огорожено аккуратным забором, выкрашенным в приятный белый цвет.

     — Ну, пойдём? — Доминика заглушила мотор и с улыбающимися глазами спросила весёлым тоном.

     — Ага, — смело сказала Марта и подхватила с заднего сидения чемодан.

     Подруги вышли из машины, и Доминика повела Марту к своему дому. Открыв калитку, они оказались в приятной зелени, которая приветственно потянулась к Страстной и захлопала в листья-ладоши. Девушка, словно звезда в толпе фанатов, с улыбкой щекотала бутоны и аккуратно прикасалась к листьям, шепча приветствия на английском языке.

     Доминика провела Марту дальше, открыла входную дверь и пропустила подругу первой. Страстная, затаив дыхание, вошла. Ветровская, не успев скинуть шлёпанцы, крикнула:

     — Мама! Папа! Мы наконец-то вернулись! Марта приехала!

     Страстная засмущалась и чуть приподняла уголки губ. Послышались тихие шаги по лестнице, Марта обогнула взглядом широкую гостиную и задрала голову.

     Девушка стояла прямо на тёмно-зелёном коврике, лежащем на светлокоричневом паркете. Неподалёку от него располагалась простенькая деревянная обувница, на которой стояли чёрные мужские туфли, лёгкие летние тапочки и сандалии на маленькой застёжке. Рядом стояла грациозная рогатая вешалка со шляпами, сумками и другими головными уборами. По другую сторону располагался столик с маленькими статуэтками и большим прямоугольным зеркалом. Около него через окна пробивался яркий солнечный свет, придающий комнате поистине летнее настроение. Прихожая, плавно переходящая в другие комнаты, спотыкалась на лестнице.

     Вскоре перед девочками появилась Марина Андреевна Ветровская в зелёном платье до колен и цветастом переднике. Она вскинула руки, приглашая Марту к себе в объятия, и уткнулась в рыжие волосы Страстной.

     — Марта, милая, как я рада, что ты к нам приехала! Я уже не думала, что когда-нибудь увижу наших из деревни! Как ты? Рассказывай! Как там родители? Они же не знают о том, что ты здесь…

     — А я рада, что увидела вас, Марина Андреевна! Вы в таком красивом месте живёте! Будто в сказочном мире! С родителями всё хорошо, — Марта чуть помолчала. — Да, о том, что я здесь, никто не знает кроме Алёны и Вовы. Они пообещали прикрыть меня в случае чего.

     — Ох, милая, — голос женщины дрогнул. Марина Андреевна по-матерински обняла Марту за плечи и положила подбородок ей на плечо. — Ты не представляешь, как я боялась.

     Сердце Марты пропустило удар. Девушка замерла, чуть сжав ткань чужого платья. Чувство прикоснулось к чувству — страх прижался к страху — мысли о родине стали едины. Глаза Страстной вдруг увлажнились, картинка перестала быть чётко. Впереди не красивый дом, а родная деревня. Деревянные старые домики, дворы, люди, колхоз, соседская ребятня, а ещё родители и Володя с Ильёй и Доминикой. Внутри что-то сжалось словно под прессом, выдавливая из глаз слёзы и сажая их на ресницы. Марта не удержалась и прикоснулась лбом к щеке Марины Андреевны. Они испытывали одни и те же чувства.

     — Мне тоже было страшно, — призналась Марта.

     — Ты очень храбрая девочка, — прошептала Марина Андреевна. — Если бы муж меня не уговорил, я бы никогда не покинула Советский Союз. А ты смогла.

     — Но это далось мне непросто.

     — Но всё же ты здесь.

     — Да, — после недолгого молчания ответила Марта.

     — Мам, — вдруг встряла Доминика, обнимая длинными руками и мать, и подругу. — Она же приехала сюда не грустить, а отдохнуть и исполнить давнюю мечту. Рано или поздно мы всё равно вернёмся в Советский Союз. Куда он от нас денется? — подруга ободряюще улыбнулась.

     — Действительно, — засмеялась Марина Андреевна, смахивая слёзы на ресницах. — Что же это я? Конечно, мы вернёмся, — она шмыгнула носом и кончиками пальцев провела над глазами. — Давайте, девочки, проходите. Скоро обедать будем, мойте руки! Игорь, что ты стоишь?

     Женщина развернулась и заспешила в кухню.

     Игорь Леонидович стоял возле угла, сложив на груди руки. Когда Марта поздоровалась с ним и кивнула головой, он сделал лёгкий кивок в ответ и чуть улыбнулся.

     — Мы рады тебя видеть, Марта. Хорошо долетела?

     — Да, спасибо вам, — ответила Страстная, улыбаясь во все тридцать два зуба. — Я безумно благодарна вам за приглашение!

     — Располагайся, — спокойно ответил Игорь Леонидович и взял чемодан Страстной. — Я пока отнесу вещи в твою комнату.

     Доминика в ободряющем жесте похлопала подругу по плечу и вызвалась провести ей экскурсию по дому. Марта с улыбкой согласилась и отправилась следом за Ветровской, краем глаза просматривая семейные фотографии на стенах. Первым делом они заглянули в кухню. Посередине стоял небольшой обеденный стол с белой скатертью, а вокруг него громоздились бежевые шкафчики, разделочный стол и другие элементы кухонной утвари. В самом конце комнаты располагалось большое окно с лёгкими занавесками. Возле него перед плитой что-то варила и жарила Марина Андреевна, поглядывая в поваренную книгу.

     Сразу же за стенкой располагалась небольшая комнатка с ванной. Марта приметила мыло на белоснежной раковине. А на небольшой полочке над ней стояли баночки. Страстная прошла в комнату и прочитала названия. «Уксусный раствор», «Хлебный» шампунь, а ещё прозрачные ёмкости с тёмной жидкостью «Ивушка» и «Малышам».

     — Вы до сих пор пользуетесь этими средствами? — подняла брови Марта, взяв в руки одну из баночек. — У нас же недавно начали продавать новые средства. Моя мама уже успела попробовать «Яичный».

     — Мама привыкла пользоваться привычными средствами, — подмигнула Доминика, — это напоминает ей о Советском Союзе, а мы с папой решили её поддержать.

     Марта улыбнулась и поставила баночку на место. Дальше Ветровская провела подругу в зал. Страстная тут же поспешила взять фотоаппарат и запечатлеть интерьер комнаты на плёнке. Ближе к выходу стояли два шкафа. Один из них предназначался для советских и американских писателей вместе с любимыми вазами Марины Андреевны, а на втором стоял только телевизор. Он был маленьким словно радиоприёмник, но не настолько. У него был тёмный пузатый экран, а сам он находился будто бы в коричневой коробке, на которой были кнопки. Марта тут же встала возле него, чуть согнув ноги, и начала заинтересованно его разглядывать.

     — Он работает? — округлила глаза Страстная.

     — Ага, папа его уже опробовал. Но в Америке тоже есть цензура, так что кроме новостей и научных каналов смотреть почти нечего.

     — Ого! А у нас его до сих пор нет. Здорово! Включим как-нибудь?

     — Конечно! — пообещала Доминика.

     Марта сфотографировала телевизор крупным планом и вновь огляделась. Напротив шкафов стояли маленький столик, а его окружали тёмно-зелёные кресла и белый диван с синими и красными подушками. На окнах висели тяжёлые шторы с замысловатым рисунком. Позади стоял стол с газетами и очками. А над ним — снова фотографии с улыбающейся маленькой девочкой Доминикой вместе с молодыми родителями.

     Не став тревожить родительскую комнату, Ветровская повела Марту на второй этаж. Его составляли три маленькие комнаты и небольшая площадка со столиком и стульями у окна. Одна комнатка принадлежала Доминике, вторая использовалась как комната для гостей, а третья — туалет с умывальником.

     Подруги направились в комнату Доминики, и Марта уловила на себе загадочный взгляд Ветровской и отметила её приподнятый уголок губы. Страстная сразу же поняла, что Ветровская что-то задумала, но не успела обдумать эту мысль, потому что та пропихнула её вперёд. И Марта сразу всё поняла и не сдержала счастливой улыбки.

     На столе у Доминики стоял старый добрый советский магнитофон, который был главным сокровищем подруг. Сколько же воспоминаний с ним было связано! Марта и Доминика часто встречались у Ветровских дома и слушали на нём любимую музыку, подпевая и смеясь во весь голос. Часто к ним присоединялись Володя и Илья, чтобы разнообразить «женский дуэт» мужскими неловкими звуками, напоминающими пение. А сколько эта махина ломалась! Подруги столько раз пробовали чинить его самостоятельно, столько раз они везли этот несчастный магнитофон в город, надёжно упаковав, чтобы мастер его отремонтировал! Сколько денег они потратили на этот аппарат, лишь бы слушать любимую музыку, потому что старшие Ветровские не хотели тратить на него ни копейки.

     Марта сразу подбежала к магнитофону и с любовью провела по нему рукой, словно гладила пушистого кота. Воспоминания о том, как они маленькой стайкой сидели перед этим магнитофоном и слушали песни любимых музыкантов, тотчас же согрели ей душу. Она бы с радостью прижала аппарат к себе, если бы его конструкция не была такой хрупкой.

     — Мы его не выбросили, — произнесла Доминика после молчания и подошла к Марте. — Он — часть нашей жизни, ты же помнишь? — подруга говорила о магнитофоне будто о живом человеке, но Марту это нисколько не смутило.

     — Я всё помню, — Страстная стёрла слезу с глаза. — После вашего отъезда мне пришлось слушать музыку только у себя в голове! Это просто ужасно!

     — Я тебя понимаю, — улыбнулась Доминика и хмыкнула. — Мы всегда можем что-нибудь послушать, он пока не сломался.

     — Но я не привезла ничего из своих записей, — вздохнула Марта и наконец отняла руку от магнитофона.

     — Ничего, мы послушаем мои!

     Марта кивнула и мысленно поблагодарила подругу. Для неё этот магнитофон значил куда больше, чем простой проигрыватель музыки, который позволить себе могли лишь немногие.

      Через время успокоившись и придя в себя от неожиданных волнений, Марта с интересом обвела владения подруги. Комната Ветровской-младшей была крохотной и чем-то напоминала кладовую. В ней помещались только кровать, одинокий стол со стулом и два шкафа. Над кроватью были прикреплены две книжные полки, что поселило страх у Марты за безопасный сон подруги, а окружали их плакаты советских групп «Сокол», «Скоморохи» и других.

     Доминика предложила Марте обследовать её комнату, и Страстная согласилась. Третья комната на втором этаже была такой же маленькой, но, как и у Доминики, уютной. Расположение мебели было таким же, однако магнитофона, опасных книжных полок, плакатов и одного шкафа не доставало. Комната была словно голой, лишь к приезду Страстной была застелена кровать белым комплектом. Марта поставила чемодан у порога и открыла окно. Где-то там виднелся краешек синей воды, граничащей с блёклым на его фоне небом. Девушка вздохнула полной грудью американский воздух и заулыбалась. Она почувствовала отголоски знакомого чувства, и скоро в её комнату ворвались зелёные листья пальмы, которые помогли вытащить вещи.

***

     Первый день в Соединённых Штатах Америки заканчивался так же волшебно, как и начинался. После сытного обеда Марины Андреевны и тихого часа после первых потрясений Доминика и Марта отправились кататься на яхте. Марта надела любимое жёлтое платье, купленное родителями на восемнадцатилетие, а Доминика ограничилась джинсовыми шортами, приобретёнными в новой стране, и майкой с изящной английской надписью.

     Они взяли напрокат одну из белоснежных яхт, качающихся на разговорчивых волнах, и отправились покорять Тихий океан. Вечерний ветер бил в лицо освежающей прохладой, а волны несли только вперёд, увлекая в опасный бесконечный горизонт. Лос-Анджелес, Марина-дель-Рэй оставались позади с каждой минутой. Яркие жёлтые огни Марины словно глаза большой заботливой матери напоминали переливчатым светом, что не следует далеко уплывать и лучше оставаться ближе к городу. Но кого это волновало? Неизвестность за океаном безумно влекла за собой, и кто был в силах ей сопротивляться?

     Марта стояла на кормовой части яхты и, умиротворённо сложив руки, смотрела на водную гладь. Доминика была где-то позади. Океан издавал звуки. Это были словно голоса людей, которые остались в СССР. Одни звучали отдалённо, другие — совсем близко. Перед глазами вновь предстали образы обманутых родителей, сестры Алёны, Володи, Ильи и всех других, оставшихся где-то далеко. Прежде Марта никогда не видела океана. Сейчас она готова была смотреть на него вечность, желая отречься от своих человеческих проблем, чтобы просто быть с ним рядом. Слушать его. Чувствовать его пленительный запах — как аромат свободы. Страстная закрыла глаза.

     Ей захотелось скорее же написать письмо Алёне и Володе, чтобы поделиться с ним первыми впечатлениями. Незабываемыми. Когда-нибудь они вместе будут вот так любоваться океаном. Может быть, удастся и с родителями здесь побывать?

     Марта открыла глаза, и мечты рассеялись.

     Доминика встала рядом с подругой и посмотрела на наручные часы. Время было уже позднее — пора возвращаться домой наступила уже давно. Девочки повернули назад и вскоре оказались у причала. Отдав ключи от яхты, они направились к машине. Плавно покатили домой, не произнося ни звука. В голове Марты настойчиво клокотал Тихий океан.

     В ночное время Марина была совсем не такой, как днём. Она становилась грациозной леди в переливающемся жёлтом платье с многочисленными рюшами, а в её курчавых волосах путались звёзды. Горели огни в местных кафе и ресторанах, большие плакаты с английскими буквами начинали блестеть разными цветами. Люди повсюду смеялись, разговаривали, держали друг друга за руки и спешили провести конец дня в больших и маленьких домах.

     Марта смотрела на них, но теперь могла только спокойно приподнимать уголки губ. После сегодняшних волнений, после сделанного решительного шага она сильно вымоталась. Главной теперь задачей было дойти до своей комнаты и плюхнуться в постель. А в новом дне уже обсудить с Доминикой и её родителями, какие места можно и нужно посетить в Лос-Анджелесе. Страстная кивнула мыслям и откинулась на спинку сидения. Ей не терпелось закрыть глаза и провалиться в сон.

     Доминика возле неё зевнула, даже не прикрыв рот рукой, и Марта вторила ей таким же протяжным зевком. Однако обе молчали. Страстная вновь отвернулась к окну и стала наблюдать за домами, которые они проезжали несколько часов назад, но на этот раз она чувствовала в груди странное чувство. У неё вдруг возникло ощущение, что она должна быть здесь. Но что это означало? Марта напряглась, прислушиваясь к чувствам внутри себя, но вслед за ним к её носу прикоснулся незнакомый аромат.

     Но он этот отличался от тех запахов, которые она привыкла ощущать. Это были духи. Дорогие духи. Чужие. Но такие сладкие, как аромат нежной красной розы, зовущей прикоснуться к ней. Марта искренне не могла понять, что с ней происходит, и скривилась. От проницательной Доминики резкая перемена в лице подруги не укрылась. Она удивлённо подняла брови и с вопросительным выражением лица спросила:

     — Что случилось?

     — Что у тебя за духи такие, я почувствовала их только сейчас.

     — Я не душилась сегодня, — Доминика свела брови к переносице, и в её лице появилось замешательство.

     — Ну как же? — воскликнула Марта. — Я же их чувствую! Розами пахнет, разве нет? — она усиленно начала принюхиваться. Девушка нагнулась к подруге, но цветочный аромат исходил не от неё. Страстная напряжённо прислушалась и поняла, что аромат исходит откуда-то сзади. Она обернулась, но через стекло увидела только движущийся за ними автомобиль.

     — Можешь остановить? — спросила Марта, не переставая принюхиваться. В этот момент в глазах Доминики она была похоже на собаку-ищейку из детективных сериалов.

     — Мы уже подъезжаем, — ответила Ветровская напряжённым тоном и через минуту припарковалась на том самом месте, где они остановились в прошлый раз.

     Не успела машина остановиться, как Марта выскочила из неё и захлопнула дверцу. Перед ней тут же показался большой дорогой автомобиль цвета насыщенного розового вина, который девушка прежде никогда не видела. Но она точно была уверена: именно от этой машины несло цветочным ароматом. Не странно ли это? Из автомобиля через мгновение показалась Доминика, но Марта уже не обращала на неё никакого внимания, потому что следовавшая за ними машина тоже остановилась.

     Марту обдало сильной волной аромата розы, когда дверца открылась и перед Страстной возникла девушка. На вид они были примерно одного возраста, но Марта всем существом ощущала пропасть между ними. Незнакомка была похожа на сказочную фею, волосы которой в свете луны отливали живым серебром, придавая её лицу особенный шарм. Само лицо девушки было бледным, но на нём отчётливо были видны сверкающие красные глаза и бледнорозовые губы, плотно сжатые в тонкую полоску. Незнакомка была одета в фиолетовую юбку чуть выше колен, белую рубашку и такого же цвета пиджак с белой брошью в виде остроконечной звезды.

     Марта не могла произнести ни единого слова. Она была зачарована этой девушкой, заворожена, что тело просто не слушалось её. Да и губы предательски молчали. Но что она могла вообще сказать? В голове прочно засела только одна мысль: «красивая».

     К Марте молча подошла Доминика Ветровская и внимательно вгляделась в подругу.

     — Что… происхо…

     — Так это ты… — первой заговорила незнакомка, и Страстная вышла из оцепенения. Она точно знала кто перед ней стоит.

     — Я… тебя знаю, — Марте понадобилось собрать в душе всё мужество, чтобы произнести эти три слова. — Ты…

     — Так это ты так сильно воняешь навозом? — холодно спросила незнакомка.

     Марта опешила и приоткрыла рот от удивления. Она совсем не ожидала такой реакции от своей Единственной. Она вообще не ожидала, что её первый день в Америке закончится вот так!

     — Что? Каким навозом? — спросила она, и голос с каждым словом нарастал злом.

     — От деревни всегда пахнет навозом. Даже не смей ко мне подходить, я не переношу запах дешёвки и коровника, — следом фыркнула незнакомка.

     Внутри девушки моментально разверзлась буря, а всё стеснение и оцепенение отошло на второй план. Лицо тут же скривилось в отвращении, а пальцы сжались в кулаки.

     — Марта… — тут возникла Доминика.

     — Да как ты смеешь со мной так разговаривать, чахоточная мымра?! — крикнула Страстная на всю улицу, чем привлекла внимание прохожих людей.

     — Как ты меня назвала, деревня?! — оскорбилась девушка. — Повтори?!

     — Что слышала, редкостная сука! — выплюнула Марта, приблизилась и схватила девушку за лацкан пиджака.

     Та в свою очередь схватила Страстную за бретельку платья и приблизила к себе. Сила у девушки была нечеловеческой. Странный аромат усилился, но теперь его затмевали красные горящие глаза. У Марты задрожали ноги, но она быстро отреклась от накатившего страха и грозно взглянула в лицо незнакомке.