«Только бы успеть, прошу, только бы успеть…»

По переулку прошёл быстрый топот грязных туфель по каменному полу, а сворачивая за угол полуцелого здания — продолжался уже с новой силой. Было темно и сыро, дождь хлестал как вне себя. Любой крестьянин, даже бездомный, сейчас находились в тёплом от погоды месте, будь то под мостом или под крышей очередного встречного бара, где маячил тёплый жёлтый цвет. Их не заботит этот дождь, у них для этого есть всё — крыша над головой, выпивка и личная защита королевства. Простым смертным сейчас легко, но в какой же ужас они придут уже через несколько часов, а то и через двадцать минут…

Мрак в каждом уголке пугал от сердца до кончиков ушей и намекал на предшествие чего-то зловещего. Он везде, а вдруг в нём кто-то прячется? Дожидается, когда ты приблизишься и сцапнет тебя, словно орлом тушканчика: схватит в свои цепкие острые лапы, задушит, выгрызет твои глаза и органы, оставит без сердца и без будущего, что находилось в корзинке.

«Великий и благородный Раф, дай мне силы спасти его. Пожалуйста, не бушуй — время на исходе.»

Ветер и сила дождя стихла, но он продолжал всё идти и идти. На очередном повороте дама поскользнулась, упав на и так больные ободранные колени. Из закрытой корзинки выпало пару-тройку красно-жёлтых лепесточков. Зашипев от боли, она поднялась на раскрасневшихся ладонях, забрала корзину и продолжила бежать.

Ледяные капли падали с неба, приземлялись на бледные дрожащие руки и стекали по ним в корзину, полную роз всех возможных оттенков. На края тёмно-синего плаща налипла грязь, она норовила испачкать ещё больше и без того измазанную, мокрую насквозь обувь, совершенно не предназначенную для бега. Ноги ныли, в груди горело, дыхание сбивалось, кровь стучала в висках. Женщина бежала сквозь чёрные дворы, которым, казалось, не было конца и краю. Длинные, угловатые, сырые. В них стоял запах мусора, окурков и дурнопахнущей еды дешёвых баров и гостиниц. Иногда прямо из-под ног врассыпную разбегались крысы и тараканы, но сейчас они её совершенно не заботили.

В какой-то момент, добежав до незнакомого, всё ещё работающего бара, дама резко остановилась. На пути стояло пятеро пьяниц, ни других путей, ни переулков нет: нужно протискиваться возле них. Она без резких движений, окутавшись ещё сильнее в плащ и пряча корзинку с другой стороны от них, прошла около весёлых неразборчивых возгласов. Вдруг кто-то сжал её плечо, и она почти что перестала дышать:

— Эй, дамочка, что же тут делает такая прелесть в такое время?

Толпа рядом залилась грубым смехом, походящий скорее на животный, чем на человеческий.

— Почему бы нам не-

— Remobileс*

В следующее же мгновение приставала лежал на спине в такой же позе, когда стоял, и с застывшими глазами без каких-либо признаков жизни. Теперь он был как поваленная статуя, которая обязательно оживёт в скором времени — нет смысла его убивать, когда можно просто вырубить. Удивлённые оставшиеся четыре человека посмотрели на своего собутыльника, потом взглянули на хищные ярко-рубиновые глаза из-под капюшона дамы, закрыв рты от страха перед существом, что стояло в нескольких метрах от них. Она скрылась от них в темноте, продолжая бежать.

«Меня видели, но корзину нет — а значит надежда есть.»

Наконец она вынырнула из лабиринта узких улиц жилых домов и, запыхавшись, остановилась около района с маленькими аккуратными особняками.

«Да! Да! Почти совсем близко! Посёлок Санхилл, дом 9, тот, что с тёмно-синей крышей, двухэтажный, без фонаря на ограждении…»

Дама повторяла адрес и описание дома как мантру, мотая головой из стороны в сторону в поисках нужного.

«Тот дом, … нет, в один этаж. А может тот? С фонарём — конечно же нет…»

В темноте тяжело найти крышу с таким тёмным оттенком, особенно при такой погоде. Но проходя вторую улицу, дама не находит на ограждении фонарь, а точнее место, где он должен быть прикреплён, как и в других коттеджах. Крыша совпадает по цвету, количество этажей тоже — вот он!

«О мой Раф, я успела!»

Естественно, в коттедже в такой час не горел свет, но это не мешало ей пробраться на его крыльцо. Дама прошла мимо аккуратно отстриженных кустиков по бокам дороги, опустилась на колени и бережно поставила корзину на коврик у двери. Открыв корзинку, она удивилась, что её малыш всё также тихо посапывает во сне, несмотря на недавнюю тряску. Даже в такой ситуации она лучезарно улыбнулась, смеясь от счастья, и нежно укрыла белый свёрток голубоватым одеяльцем. Поцеловала в лоб того, по кому навсегда будет так сильно скучать, и произнесла:

— Я буду молиться за тебя. Будь счастлив в этой семье и никогда не ищи свою кровную. Ты обязательно справишься со всем и без меня… Прошу, живи нормальной жизнью. Жизнью обычного человека.

Она достала из-под одежды кулон на серебряной цепочке, сняла его с шеи и положила в корзину. К горлу подкатили слёзы, хотелось рыдать, но дама могла лишь снова взглянуть заплаканными глазами на свёрток и проговорить последние слова перед уходом:

— Прости меня. Липень говорил, что это должно помочь. Это всё только ради тебя, и если ты однажды захочешь познать свою силу, то… Нет. Надеюсь, ты никогда не догадаешься… Прости и прощай.

После этого она встала с колен и потянула свисающий с двери шнурок с бархатной кисточкой на конце. В глубине дома раздался приглушённый звон колокольчика. Выйдя за чёрную железную калитку ограждения, дама в последний раз взглянула на одиноко оставленную ею корзину, вздохнула полной грудью и исчезла в хаосе дождя, отчаяния, слёз и страданий.

Эта ночь стала по-своему незабываемой для всех: и для жителей того коттеджа, нашедших у себя под дверью корзину со спящим младенцем, и для полыхающего красно-синим огнём огромного каменного города, который к тому времени, когда женщина в плаще исчезла, напрочь пропах кровью и гарью.