Эта ночь была самой страшной в жизни Джорджа Уизли. Ночь со 2ого на 3е мая 1998 года.

Он сидел на скамье в углу большого зала Хогвартса, переполненного людьми, живыми и мёртвыми, тела которых ещё не успели унести. 

Сейчас бесконечная суета колдомедиков почти сошла на нет, но тишины в полуразрушенных стенах старой школы не было. Кто-то из раненных сегодня в большой битве стонал и метался во сне на трансфигурированных койках, несколько дежурных медиков из Мунго периодически подходили к больным, давали зелья и накладывали новые заклинания. Для некоторых из них битва за жизнь всё ещё продолжалась. Только не для него. Для Джорджа Уизли эта битва была уже безвозвратно проиграна и со смертью брата сегодня всё потеряло свой смысл.

Ещё пару часов назад, когда отец под руку уводил заплаканную мать, он отказался идти с ними, твердо решив, что эту ночь проведет рядом со своим близнецом, сидя здесь, на границе жизни и смерти, у выложенных в ряд у стены и закрытых простынями героев Хогвартса, ставших таковыми посмертно.

В голове время от времени всплывала мысль, что ещё не всё потеряно, что вот сейчас Фред откинет простыню, закрывавшую его с головой, ударит брата по плечу и со смехом скажет что-то вроде "А ты и повелся, дурила! Как я вас разыграл!", и тогда Джордж так врежет ему в глаз, что тот и думать забудет так шутить. Но тело у его ног так и продолжало оставаться безжизненным, а холодная рука в его ладонях не становилась теплее. И тогда безнадежность снова и снова окатывала его с головы до ног будто ледяной водой. Потому что без Дреда нет и Форджа, а без Форджа нет Дреда, и как вообще может быть мир, где он останется один... Один... Черт, лучше бы он тогда не потерял долбанное ухо, а тоже умер! Или оказался с Фредом под этой трижды проклятой стеной. Потому что теперь, казалось, совершенно незачем жить дальше.

Слёз отчего-то не было. Да и к Мордреду эти слёзы, они ничего не изменят. Здесь в полумраке душного, пропахшего металлическим запахом крови и резкими травяными ароматами зелий большого зала уже ничто не могло ни повернуть вспять время, ни вернуть жизни погибших, и уж тем более залечить рваные раны в сердцах выживших. Джордж только хотел, что бы хоть этот день никогда не заканчивался и никогда не наступал новый, тот, который ему придется прожить без Фреда.

 Когда на глаза всё же наползала пелена дрёмы, мозг, как в магловском кино, в замедленной съёмке с ужасающим садизмом прокручивал для Уизли кадры сегодняшних событий. Особенно яркими неизменно оказывались кадры с обескровленным лицом близнеца, поломанной куклой лежащего на полу. Застревая на этой навязчивой картинке, Джордж в оцеплении открывал глаза и снова видел свой кошмар на яву, снова оказывался один, снова дрожащей ладонью потирал лицо и снова... снова... снова... старался не уснуть, не дать неумолимой смене суток растоптать его окончательно следующим бескомпромиссным днём, в котором для него, Джорджа Уизли, уже не останется места.

Зачинающийся на горизонте рассвет первыми лучами разбавил сумрак, укрывавший старый замок. Но парень, просидевший всю ночь на скамье этого не заметил. Для него ночь так и не закончилась, плотным коконом мрака окутав разум и душу. Кошмарные видения и ужасная реальность остались где-то за границей такой холодной, но в то же время безмятежной тьмы. И Джордж был готов отдаться ей до последней капли, лишь бы не чувствовать той невыносимой боли, которая ждала его снаружи.

Он погружался во тьму всё глубже и глубже, будто в ледяные воды Черного озера в ноябре. Ещё немного и мгла сомкнётся у него над головой, и тогда пути назад уже точно не будет. Да и зачем возвращаться назад? Там ведь ничего уже нет. И было ли когда то вообще? Теперь сложно сказать, память ускользала из пальцев юркими мальками на мелководье, ни одно воспоминание не ухватить руками, даже собственное имя. Впрочем, там, куда он направлялся имя не имело никакого значения.

Оставался последний шаг, всего один шаг до соблазнительно манящего безвременья, когда окружавшую его тьму пронзил мягкий теплый свет, будто нежной рукой касаясь самого сердца, и он услышал голос:

- Джордж!

Голос из другого мира, из забытого прошлого, такой далёкий, но всё ещё знакомый. Голос, который остановил его в шаге от пропасти.

- Джордж! Посмотри на меня!

Потеряный, он до рези в глазах начал всматриваться в узкую полосу света, ворвавшуюся в его непроглядную ночь невозможным северным сиянием.

- Джордж! Пожалуйста... Джордж? Ты узнаешь меня?

Наконец свет приобрёл очертания встревоженного лица девушки, отчего то действительно странно знакомого. Эти светлые волосы, небрежно убранные в растрёпанную косу, прямой чуть курносый нос и карие глаза, немного покрасневшие, уставшие, глядящие на него с беспокойством. В этом опустошённом мире, где он потерял половину себя, лучшую половину... где близкие, которые могли поддержать, либо сами тонули в горе, либо были безжалостно спроважены им в бесполезной попытке отрицания ужаса, творящегося в его душе... В мире, где он остался совсем один, эта девушка сейчас неправильно, нерационально казалась единственным оплотом стабильности, единственным человеком, который ещё зачем то ждёт его, именно его, такого раненного, ополовиненного, пустого, но ждёт. Это точно не могло быть правдой, но он позволил себе в это поверить.

- Линда... - рвано выдохнул Джордж, наконец вспомнив её имя, - Линда, его больше нет...Ф-фреда.. нет...

Дрожащие губы прошептали слова, максимально правдиво и больно отражающие реальность произошедшего. Глаза обожгло солёной влагой, и когда Линда в порыве обняла сгорбленно сидящего на скамейке парня, прижав голову к груди и поглаживая по спине, Джордж впервые за эту бесконечную бессонную ночь позволил себе окунуться в горе с головой и разрыдаться.

- Джордж... я знаю... знаю... мне жаль... мне так жаль... - тихо повторяла девушка, пока он почти беззвучно плакал в её лимонный халат,  хватаясь за неё, как за спасательный круг. Вздрагивающий с каждым всхлипом парень не заметил, как на его короткие рыжие волосы беззвучно капали слезы его нежданной опоры и спасительницы.