В ночи раздался стук. Гулкий, мерный, как от удара камней о сухое дно колодца, он беспощадно вырвал его из беспокойного транса. Страх пронзил сердце ледяной иглой, и Хальсин, мигом вскочив, поневоле схватился за посох. В покоях верховного друида было темно и прохладно — стоило встать с ложа, как кожа вмиг покрылась мурашками — горели всего несколько тусклых масляных ламп. Его глаза впились в полуночный мрак.

И встретились с другими, ярко-алыми, в равной мере хищными и лукавыми.

— Ц-ц, господин наставник, — цокнув языком, протянул белокурый эльф. Его изящную подтянутую фигуру, завернутую в темную кожу, как ладонь в перчатку, легко было спутать с тенью на стене. — Не нужно лишних… аффектаций.

— Астарион? — Хальсин поморгал, силясь отогнать остатки сна. Если он все еще не во сне… «Уж не чудится ли мне это?» — Что тебе нужно?

— Мне? От вас — ничего, — тонко улыбнулся Астарион. — А вот от кое-кого другого я жду пару бутылок… красного. Как минимум.

— Ретт, — прошептал Хальсин. Ну, конечно. — Это он послал тебя? Зачем?

— Не здесь, — шикнул Астарион, и улыбка разом сошла с его лица. Украдкой выглянув за каменную дверь, он нахмурился и снова поглядел на Хальсина. — Идите за мной. Тихо.

«Уж не уловка ли это? Не заманивает ли он меня в ловушку?» Зверь внутри рыкнул, и Хальсин невольно чуть крепче стиснул посох.

Белокурый пришелец приметил то вмиг.

— О, не стесняйтесь, — произнес Астарион с кокетливым смешком. — Меня не смущают оскаленные клыки, уверяю вас.

— Мне нужно… одеться, — проговорил Хальсин, поглядывая на него исподлобья.

— Конечно-конечно, — произнес Астарион, раскланявшись нарочито услужливо. — Негоже верховному друиду появляться перед досточтимыми господами в чем попало. Не по статусу.

«Досточтимыми господами? Отец-дуб, во что Ретт ввязался на этот раз?» Если белокурый эльф, конечно, действительно хочет отвести его к Ретту. Надев жреческое одеяние и затянув ремни потуже, Хальсин повязал на запястье браслеты с рунными камнями, а на шею — пару амулетов, защищающих от простейших заклятий. От наручей, кинжала и поясной сумки пришлось отказаться — слишком приметно — а вот плащ он все-таки решил набросить. Темная бархатистая ткань окутала его плечи уютным теплом, капюшон пощекотал шерстью щеки. Перехватив поудобнее посох, первый наставник кивнул Астариону и произнес еле слышно:

— Я готов.

— За мной, — ему в тон шепнул белокурый эльф. — След в след. Тихо.

Ловчий провел его не через главный зал, а через лабораторию и библиотеку. Этот путь знали некоторые члены ближнего круга и верховный друид — а, значит, знал и Ретт. Более у Хальсина не было от него секретов. Спустившись из библиотеки на нижний уровень, Астарион пересек небольшую комнату, где хранились припасы на черный день и особо ценное оружие, и юркнул за одну из скал. Выглянул оттуда, поманив Хальсина рукой. Зубы невольно скрипнули о зубы. «Что, если то ловушка?» Белые брови сошлись на переносице, и Астарион замахал настойчивее. «Нет времени, — прочел Хальсин по его губам. — Скорее, скорее». Что ж, коль Сильванусу будет угодно, здесь он и сгинет — такова его воля. Стиснув край плаща, первый наставник последовал за ловчим.

В отличие от Изумрудной Рощи, довольно-таки молодого друидского круга, созданного на месте не менее молодой лесной поросли, сеть пещер, сотами пронизывающая прибрежные горы, очень стара. Сами камни рассказывали о тех временах, когда здесь безраздельно властвовала морская вода и кромешная темень, и подводные растения и животные считали эти места своим домом. Их следы иногда находили на стенах пещер, бесцветные отпечатки чудесных в своей необычности созданий. Однако помимо старой, «природной» части, была здесь и новая, рукотворная, та, что проделали поколения друидов до Хальсина (сам он не осмеливался вмешиваться в естественный баланс). Большая часть новых туннелей вела в лес — туда-то и вывел его Астарион.

Быстрый, легкий, почти невесомый, ловчий шнырял меж сталагмитов и скал с удивительным проворством. Под землей он явно чувствовал себя как дома. Хальсин полагал, что в жилах его течет в равной мере кровь высоких эльфов и эльфов дроу: алые глаза, хрупкое телосложение, чрезмерная скрытность, весьма скверный характер — многое указывало на его связь с народом Подземья. Впрочем, были у него и другие соображения на этот счет, более мрачные, но первый наставник гнал их прочь — вряд ли осторожный Ретт доверил бы свою жизнь демонопоклоннику или восставшей нежити.

Едва они выбрались из каменистой духоты пещер в свежую прохладу чащобы, как Астарион шмыгнул на ближайшую тропу. Хальсин огляделся украдкой и, кажется, узнал эту часть леса.

И тут же схватил белокурого ловчего за тонкое запястье.

— Ваш лагерь не здесь, — низко произнес Хальсин, глядя на ловчего тяжелым взглядом.

— Мы переехали, — быстро шепнул Астарион и попытался вырвать запястье.

— Ретт не говорил об этом, — заметил Хальсин, чуть усилив хватку.

— Мг-х, нам тоже! — прошипел Астарион, сверкнув алыми глазами. — Мы снялись ночью и перетащили все сюда! Отпусти, дьявол тебя!..

— Зачем? — спросил Хальсин, настойчиво удерживая эльфа на месте. — Что произошло?

— Понятия не имею, — рыкнул Астарион, замерев наконец-то. — Кто знает, какая гениальная идея посетила нашего драгоценного атамана. Он полон всяких… неожиданностей.

Атаман. Еще одно мудреное слово. «А про неожиданности парень верно сказал», — подумал Хальсин и отпустил тонкую руку. Астарион потер ее, пробурчав под нос «глубинный ротэ, а не…», и поспешил дальше по тропе, во тьму.

Ретт встретил их на подходе к лагерю. В этот раз его отряд примостился недалеко от высокого утеса с пещерой. Судя по запаху, следам, а также разбросанным тут и там костям и ошметкам мяса, здесь когда-то обитал медвесыч. Его детеныш, топоча и сверча, бросился им навстречу — точнее, не им, а ему.

— О, боги, — проворчал Астарион, когда малыш принялся радостно тереться о его ноги. — Какого черта эта перьевая подушка еще не спит?

— Шкряб на охоте, — ухмыльнулся Ретт и погладил медвесычика между ушами. — Крохе страшно засыпать одному.

— Ну уж нет! — возопил Астарион. — Лапы этого грязнули в моей палатке больше не будет! Тебе ясно, комок перьев?!

Медвесычик, весело ухнув, с чувством клюнул его в острую коленку. Астарион заверещал, Ретт расхохотался. Улыбка сама собой легла на губы. «До чего очаровательны».

— На, держи, — воин, ухмыляясь, протянул белокурому эльфу бутылку. — Крепленное, как обещал.

— А… — пробормотал Астарион, удивительно быстро сменив гнев на милость. — А-а вторая?

— У меня в палатке, — ровно ответил Ретт, хлопнув его по плечу. — Как время будет, заходи, забирай.

— Всенепременно, дорогой атаман, — чувственно выдохнул Астарион, растянув губы в ухмылке. — Всенепременно.

— Ну вот и ладушки, — хмыкнул Ретт — и мягко улыбнулся Хальсину. — Тысяча извинений, мой господин. Преступление поднимать вас с постели в такой час, но, уверяю, дело серьезное. Нам крайне необходим ваш совет.

— Коль Сильванусу будет угодно, — отозвался Хальсин, сжав руки молодого воина в своих. — Что я могу сделать для тебя, дитя?

— Много чего, мой господин, — серьезно произнес Ретт. — Очень и очень много.

***

В большой походной палатке, помимо главаря отряда и его людей, Хальсин с изумлением встретил командира Зевлора с сержантом и незнакомую богато одетую женщину. Темнокожая и темноволосая эльфийка в летах представилась как советница Флоррик.

— Обратите пристальное внимание на эту даму, мой господин, — с ухмылкой заявил Ретт, целуя ей ручку. — Перед вами правый кулак правого кулака. Сила в силе.

— Вижу, по остроте ваш язык не уступает вашему мечу, друг мой, — сдержанно улыбнулась Флоррик. — Режет по живому.

— Госпожа Флоррик советница моего отца, — пояснил Уилл. Он бросил на Ретта взгляд равно строгий и веселый. — Боюсь, я не представился вам должным образом, господин наставник. Я — Уилл Рейвенгард, сын герцога Улдера. Мой отец — командир Огненных Кулаков во Вратах Балдура.

— Сколько титулов, — посетовал Ретт, подмигнув закатившему глаза Астариону и тонко улыбнувшейся Шэдоухарт. — Устанешь перечислять. С вашего позволения, дорогие собратья по ганзе, буду говорить я… от имени вашего, разумеется.

— Валяй, — махнула Карлах.

— Наше позволение в твоем распоряжении, — заявил Гейл.

— Лишнее слово — лишний язык, — заявила Лаэзель. — Помни о моем мече, воин.

— Никогда бы не посмел забыть, моя китрак, — ласково улыбнулся Ретт и развел руками. — Прошу за стол, господа и дама. Половина ночи за спиной, а обсудить надо многое. Верные други, не сообразите нам вина?..

Посередине палатки стоял стол — точнее, некое его подобие, составленное из коробок, ящиков и бочек, накрытых сверху несколькими широкими тонкими досками и застеленных грубым ветхим покрывалом. На всем этом лежало несколько карт, стопка книг и стояла пара подсвечников с подтекающими огарками. Света было немного, но Ретт наотрез отказался использовать для освещения магию: «Нас могут увидеть».

Флоррик одобрила это решение.

— Не так давно мы пригрели парочку послушников из храма Латандера, — сообщила она, принимая у Уилла кубок с подогретым вином. — Они утверждают, что герцога Рейвенгарда выдало чрезмерное использование следящих и защитных чар. Культисты Абсолют слетелись на них, как стервятники на гниющий труп.

— Культисты? — нахмурился Зевлор, отставив свой кубок.

— Прошу простить нам миг промедления, госпожа советник, — произнес Хальсин, тщательно подбирая слов. К своему кубку он даже не притронулся. — Мой круг в абсолютной осаде. Орды гоблинов и стаи гноллов патрулируют дороги, ведущие в Изумрудную Рощу. Больше того, они забредают в леса, пробираются в пещеры и на самое побережье. Ни птица, ни зверь больше не чувствуют себя в своем доме хозяевами. Стало почти невозможно отправить весть во внешний мир. Надеюсь, хоть часть наших посланий достигла герцога?

— Только самое первое — о неспокойных дорогах, — мрачно кивнула Флоррик. — Тот дятел был на удивление красноречив для птицы. Более — ни одного. Боюсь, мы тоже попали в осаду.

— Прискорбно, — хмуро произнес Хальсин. — Как себя чувствует Великий герцог?

— Хотела бы я об этом знать, — сухо произнесла Флоррик.

— Герцог похищен, — бросил Ретт и, выдержав паузу, произнес: — Потому госпожа Флоррик здесь. И вы, командир. И вы, первый наставник. Думаю, не нужно говорить о том, как я рад, что вы пришли.

Хлебнув вина в абсолютной тишине, молодой воин утер рот рукавом и громко продолжил, брезгливо скривившись:

— Боги знают, как мир в вас нуждается — ведь в нем творится дьявол не разберет что! Наутилоид валится с небес, вечно воющие гоблины сбиваются в армию, гноллы шастают средь бела дня, драконы без зазрения совести летают над Побережьем мечей…

«Иллитиды подселяют в головы людей личинок. Холод и тьма спускаются с горных хребтов, отравляя все живое. В густых тенях слышны шепоты мертвецов, по ветру разносится гнилостный запах трупного яда…»

— …и это только начало, я чую. Так не годится, господа. Надо что-то с этим делать.

— Как, — прохрипел Зевлор, тяжело сглотнув, — как простые наемники смогли одолеть Великого герцога? Кто это были?

— Дроу и гоблины, — ответствовала Флоррик. — В основном дроу. И это были явно непростые наемники. На их доспехах был вот этот знак.

Тонкой рукой советница извлекла из-под одной из разрисованных карт небольшой кусок пергамента. На кремово-бежевой бумаге красной краской был выведен нечеткий, размытый символ — череп на нескольких полосах.

— Адова сера, — выдохнул Зевлор. — Тот же, что рисовали на скалах гноллы!

— Тот же, что носил дроу, который напал на меня, — прохрипел Хальсин.

— У Саззы, нашей пленницы, тоже был такой, в виде амулета, — хмуро кивнул Ретт. — В бою его сорвали, но мы успели его подобрать. Благодарю, Шэдоухарт.

Послушница Шар изящно кивнула, а Ретт вытащил из-за пазухи тот самый амулет. Серебряный череп без челюсти на нескольких полосах, заключенный в тонкий треугольник. В пустых глазницах плавали огоньки свечей.

— Итак, на Побережье мечей возник новый культ, — сухо проговорила Флоррик. — Любопытно, кто его глава? Напоминает знак некроманта…

«Слава Госпоже! Слава Абсолют!» Кем бы могла быть эта… это существо, какое вся эта шваль так рьяно чтит? На уме у Хальсина было одно имя. Впрочем, не успел он собраться с духом и выдать его, как слово взял Зевлор:

— Нам известно едва ли больше вашего, госпожа. Культисты, какие нам встречались, называли своим лидером некую Абсолют. Якобы та приведет их к славной победе в огне и крови.

— Кем бы она ни была, с фантазией у нее полный порядок, — хмыкнул Ретт. — Абсолютно не не запоминающееся имя. Нам с товарищами добавить нечего. Многие из тех, кто пытались нас убить, вопили «Во славу Абсолют!» и другие более… замысловатые словеса.

Прозрачно-голубые глаза остановились на Уилле. Колдун, едва различимый во мраке, беспокойно поерзал. Виски сдавила знакомая тяжелая боль, и Хальсин откашлялся. И едва не подскочил, когда услышал прямо в голове знакомый голос: «Не говори о личинках. Не говори об иллитидах. Не говори о Торме. Ничего». Одним лишь титаническим усилием воли первый наставник не обернулся к Ретту в праведном гневе. Зверь внутри рычал и рвался наружу. «Доверься мне, — взмолился Ретт, и натиск его стал как будто более… мягким, осторожным. — Прошу».

Судорожный вздох вырвался из груди помимо воли.

— Супротив усилиям, что прилагают наши враги, — низким голосом произнес первый наставник, глядя на всех и ни на кого в равной мере, — некоторые из моих разведчиков смогли проникнуть во вражий стан. Вся эта зараза обосновалась в заброшенном храме Селунэ, чтобы плодиться там и множиться, отравляя землю, воду и воздух. Деревня неподалеку от храма выжжена дотла, жители перебиты или взяты в плен, и сама Мать-природа вопиет от злости и мучений. Их ведут трое вожаков: богомерзкая жрица Кишка, чудовище-хобгоблин Дрор Рагзлин и кровопийца-дроу Минтара. Под их началом сотни гоблинов, десятки багберов, огров и прочей рвани.

— Быть может, это просто разбойничья шайка? — задумчиво протянул Зевлор и тут же поспешно добавил: — Громадная и сложно организованная, несомненно, но, тем не менее…

— Давно ли дроу объединяются с гоблинами? — поинтересовался Ретт. — А с хобгоблинами? Какая остроухая темнокожая мамзель потерпит, чтобы ей командовал краснорожий голозадый чурбан?..

— Я бы не потерпела, — тонко улыбнулась Флоррик.

— …Нет, командир. Тут что-то посерьезнее романтиков с большой дороги, — покачал головой Ретт.

— Кроме того, не забывайте о герцоге, — напомнила Флоррик. — Его утащили не гоблины, а дроу. И не вшивые наземные доходяги, а тонко обученные асассины.

— Был ли предложен выкуп, госпожа? — спросил Ретт. — Прошла уже целая неделя.

— Нет, — произнесла Флоррик, поджав губы. — Ничего. Ни предложений, ни угроз. Я отправила по следу похитителей отряд кулаков, но он еще не вернулся, — она примолкла на миг. — Странно, от него давно нет вестей.

— Куда отправился отряд? — спросил Зевлор.

— К Лунным башням… — ответила Флоррик.

«Не говори, — ударило в виски со смесью неистовой силы и щемящей мольбы. — Не говори ничего!» Рот наполнил вкус крови — кажется, Хальсин невольно прикусил себе язык. Пришлось приложиться к кубку, чтобы притупить боль и отбить привкус.

— Проклятые земли, — процедил Зевлор. — Отравленная пустошь. Что дроу могло понадобиться в тех краях?

— О том мне поведают разведчики, — произнесла Флоррик и добавила чуть устало: — Я очень надеюсь.

На совете повисла холодная тишина. Ни ветра из леса, ни тепла от свечей. Пожухлые карты точно опавшие листья — по-своему красивые, однако же мало кому интересные. Люди Ретта помалкивали, сержант переминалась с ноги на ногу. Зевлор хмуро разглядывал что-то на дне кубка, Флоррик пронзала взором невидимую точку на горизонте.

Первый наставник и молодой воин украдкой обменялись взглядами.

— Будет ли уместно заявить, — произнес Ретт наконец, — что мы в… очень тяжелом положении?

— Вполне, моя радость, — отозвался Астарион.

— В таком случае, — продолжил Ретт, — из него нужно выбираться. Потихоньку. Советница Флоррик, вы сказали, отряд кулаков двинулся к Лунным башням. Выходит, путь туда более-менее свободен?.. Командир Зевлор, сколько у вас боеспособного народа? Кто хоть немного может меч или копье держать? Как там Ролан, не против встать плечом к плечу с бродягами и недоучками?.. Наставник Хальсин, простите мне мою непереносимую наглость, но как вы смотрите на то, что я намерен похитить у вас вашего заместителя? Госпожа Кага — невероятная женщина, и она мне очень, очень нужна…

***

Ближе к утру похолодало, и дыхание вырывалось изо рта паром. Шерстяной плащ был как никогда в руку, как и подогретое вино. Хальсин как раз допивал кубок (сильно разбавленный кипяченой водой) на вершине утеса, когда услышал за спиной знакомые шаги, а затем и знакомый голос:

— Вижу, мой подарочек таки пригодился.

От плаща пахло пряно, смесью приправ и трав — Ретт вез его в мешке с ингредиентами для настоек и зелий от самого горного хребта. Запах будоражил и пьянил, о любом другом Хальсин и мечтать не мог. И все же даже он — конкретно сейчас — не мог перебить сосущей тревоги.

— Ты солгал им, — негромко, с укором произнес Хальсин, обернувшись.

— Отнюдь, — не согласился Ретт, мотнув головой. — Я умолчал, это другое.

— Тебе это свойственно, — суховато заметил Хальсин. — Не говорить всего.

— Если бы я сказал все, — помолчав, проговорил Ретт, — меня не то что слушать — слышать бы перестали. Не знаю как Зевлор, а Флоррик точно ощетинилась. Сейчас не самое лучшее время, чтобы разбазаривать союзников. Любых, а уж таких, как она — особенно. Мировая женщина, оба Рейвенгарда ей жизнью обязаны. Я не хочу ее терять.

— Мы бы уговорили ее. Я бы встал на твою сторону, — заявил Хальсин, всплеснув руками — вылив заодно немного вина на грудь. — Ах ты, черт…

— Не сомневаюсь ни мгновения, — мягко улыбнулся Ретт и забрал у него кубок. Единым махом допил остаток и утер потемневшие губы. — Давай не будем об этом. Кобылка уже ушла со двора. Сам Уилл признал, что не может сказать наверняка, как дражайшая советница отнесется к нашей… склизкой проблеме.

Молодой воин поднял глаза к бледнеющему горизонту, и Хальсин приметил под ними отчетливые темные круги. Сильное загорелое тело била мелкая дрожь, а линия плеч и шеи была заметно напряжена.

— Отец Леса, — резко выдохнул Ретт и, сдавленно зевнув, протер лицо рукой. — Как же погано…

Согревающее заклинание сорвалось с губ быстрее, чем вдох. Хальсин провел рукой от золотистой макушки до кушака-пояса и невольно улыбнулся, когда Ретт снова зевнул — на этот раз сладко, как ребенок.

— Мне необходимо переговорить с Зевлором, — невнятно произнес он.

— Завтра утром, я слышал, он будет свободен, — заверил Хальсин.

— И еще встретиться с Флоррик до того, как она отправится к Лунным башням, — продолжил Ретт, разминая плечи. — Может, все-таки испрошу у нее несколько кулаков. Ну, хотя бы «кулачков».

— Ты способен на многое, — заявил Хальсин.

Прозрачно-голубые глаза знакомо блеснули. «Мы одни», — внезапно осознал Хальсин. Ни зверей, ни друидов, ни друзей, ни врагов. Только они вдвоем и дикие испытания на горизонте. И Ретт, уставший, измотанный… измотанный?.. и раздраженный, и открытый, как книга, читай и читай. Руки сами собой сжали чужие и потянули — к себе, ближе, еще ближе…

Ретт отпрянул. Наваждение развеялось.

— Нет, — выдохнул молодой воин и быстро добавил: — Не сейчас.

— Понимаю, — кивнул Хальсин, даже не пытаясь скрыть огорчение — абсолютно такое же плескалось в глазах напротив. — Приляг, Ретт, поспи. А то еще немного и будешь напоминать изголодавшегося вампира.

— И то верно, — хохотнул Ретт, почесав подбородок, и поцеловал его руку. — Скажи только — сильно сердишься на меня?

— Нисколько, — «Я боюсь за тебя». — Пока что. Однако же, если не перестанешь темнить, начну.

— Справедливо, — серьезно кивнул Ретт — и поцеловал опять, уже другую. — Только знай, все это во имя плана. Великого плана.

— Коим ты, как я вижу, не намерен делиться, — произнес Хальсин, приподняв бровь.

Ретт смерил его нарочито надменным взглядом.

— Быть может, намерен, — скучающим тоном протянул он. — Быть может, нет. Встреть меня завтра… сегодняшним вечером в своих покоях. Там и решим.