По его наблюдениям, Михаил Московский очень изменился. Раньше он не стал бы так чётко и спокойно объяснять то, чего хочет от подчинённых. А крикнул бы или раздражённо ударил бы по столу. Раньше он не стал бы слушать глупые анекдоты Пятигорска и выдавливать из себя пусть и слабую, но улыбку, будто шутка действительно смешная, и он слышит её не в сотый раз. В его присутствии никто бы даже не посмел слова лишнего сказать. А теперь он улыбается, когда Коля сообщает ему хорошие новости про свой округ. Смеётся на очередное возмущение Александра Петровича Романова, что нужно выделить деньги на покраску домов и реставрацию исторических зданий. Он терпеливо слушает заикания Владимира Приморского, и на лице его даже не проскальзывает малейшее раздражение.

Михаил Московский изменился. И эти изменения абсолютно точно удивляют Колю.

Он помнил его мрачным, раздражённым, будто его разум воспалён чем-то. Он помнил его постоянно злым на Ленинград, нынче Санкт-Петербург. Он помнил, что и Колю Михаил ругал часто, хотя Сибиряков был едва ли не самым прилежным человеком если не всего мира, то, по крайней мере, всей России.

А сейчас он улыбается Александру, обещает, что деньги обязательно будут, просто не так скоро. Говорит Вове, что он отлично постарался за то время, что прошло с их последнего собрания. Заверяет Константина Уралова, что проект на строительство нового храма пока отложен. Кивает Святославу и получает такой же молчаливый кивок, за которым скрывается уважение.

Наблюдать за взаимоотношениями столиц округов Коле нравится. Ему вообще за людьми нравится наблюдать.

— Тогда, дорогие мои, мы можем расходиться, раз больше нам нечего обсуждать. Александр Петрович, а вы останьтесь, — Московский добродушно улыбается столицам, а затем устало смотрит на Петербург.

Александр театрально закатывает глаза, но Коля не видит в нем раздражения или несогласия. В его взгляде Коля видит такую же радость, что они вот-вот останутся наедине.

Сколько он себя помнил, Александр Петрович даже в Советском Союзе очень трепетно относится к Москве. Когда Коля приезжал в Москву, чтобы обучаться под присмотром Михаила, Романов часто был там. Он в свободное время водил Колю в театр, в библиотеку, в парк. Тогда ему было одиноко, и Коля чётко это понимал. А сейчас Михаил и Александр могут насладиться друг другом, когда между ними нет ни Ленина, ни других препятствий.

— Коля, я... — робко произнёс Вова. Он волновался, это Коля заметил по тому, как розовые кроссовки стучали о пол.

— Я буду в отеле, Саш, — попрощался Константин.

Московский бросил на него недовольный взгляд, но затем снова вернулся к Романову. Они о чем-то тихо разговаривали.

— Не хочешь ко мне заехать? Лёня на этой неделе решил вдруг на меня обидеться за то, что я... — Вова нервно передернул бровью.

Каждый жест Вовы был говорящим. Подрагивающие губы, нахмуренные брови и бегающие зрачки — всё это говорило о крайней его нервозности и беспокойстве.

— А на этой неделе все заняты, а мне хотелось сходить в кино. Там новый фильм вышел.

Коля медленно моргнул, оценивая то, насколько для Владимира важно присутствие друга. Самому Коле, если честно, идти на фильм в кино не хотелось. Он бы лучше потратил время за новой книгой или опытами в лаборатории.

— Там интересно... Тебе понравится!

Вове было важно чужое присутствие. Он не мог находиться в одиночестве, его личность сразу же разрушалась, когда он оставался один. Коля предположил, что это от того, что он находится далеко от центральной части страны. Вова мог бояться, что в конце концов, его забудут, поэтому появлялся на каждом собрании, даже когда его присутствие не особо требовалось. Это, конечно, приводило к ссорам с Леонидом, лучшим другом Владимира, но Вова просто не мог иначе. Страх быть забытым и брошенным был сильнее.

— Хорошо.

На лице Вовы тут же отобразилась крайняя степень радости.

— Тогда... мне нужно бежать на самолёт! Я куплю билеты на этот вторник!

Коля кивнул, а затем оглядел кабинет. Здесь всё было как всегда: города, проблемы и способ их решения. Всё было одним и таким же, как и десять, двадцать и тридцать лет назад. Но со временем что-то незаметно менялось. Может, это были усталые глаза Московского? Или улучшение шуток Пятигорска? А может, дело в том, что реставрацию Санкт-Петербургу все же делали, поэтому постепенно он становился более равнодушным к этому вопросу. Или в жизни Ростова все наконец, устаканилось?

Коля не знал. Но от этого становилось интереснее.

Хотелось разгадать их всех.

— Идём скорее, Коля!

***

Работать до поздней ночи было вредно, и он это знал. Но документы никак не отпускали, и хотелось сделать ещё, ещё и ещё, чтобы не оставлять на завтра. Коля всё же напряжённо поглядывал на часы на стене, чтобы убедиться, что его отставание от графика не так грубо.

Он привык жить в чётком ритме. Вставал в одно время по внутреннему будильнику, делал зарядку, шёл завтракать и так далее. Кто-то бы сказал, что это рутина, а Коля бы сказал: самодисциплина и максимальная продуктивность.

Этот график он разработал ещё когда был на обучении у Москвы. И, конечно, в нём присутствовала некоторое детское влияние. И нет, Коля не считал это глупым. Он считал это опытом, который теперь не изменить.

Чтобы перед сном не встречаться с Михаилом Московским, который поздно приходит домой, маленький Коля выдрессировал себя ложиться в девять вечера.

Он боялся, что в одно из таких поздних возвращений, его могут за что-то наказать. Даже если повода не было, Коля больше всего боялся, что его накажут.

— Милый мой, — раздался знакомый голос прямо за спиной. — Я думал, что ты уже дома.

В дверях показался Томск.

— Я доделываю документы.

— Да? Разве у тебя по расписанию не идти домой и ложиться спать?

— Да.

— Значит, ты не устал сегодня? — Матвей блеснул своими карими глазами, словно сканируя Колю.

— Нет, не устал, — сухо отвечает Коля.

— Правда? — искренне удивляется Томск. — В последнее время ты много работаешь. Нужно строить свой график так, чтобы в нем было место и отдыху.

— Я отдыхал на этой неделе.

— С Владимиром? Мне казалось, что ты не так сильно наслаждаешься его компанией.

Коля отвёл глаза в сторону. Матвей мгновенно прочитал его.

— Тебе не понравилось то, куда он тебя повёл? Тогда скажи ему об этом, незачем себя мучить.

— Я не мучаю, — отмахнулся Коля.

— Ты поступаешь неправильно, когда делаешь что-то вопреки своим желаниям. Это вредит тебе, мой дорогой.

Матвей прошёл к рабочему столу Коли и стал собирать бумаги в аккуратную стопку.

— Тебе лучше не сидеть так близко к компьютеру — зрение испортишь. И после девяти часов нужно быть дома, ты же знаешь.

— Знаю, — все тем же тоном отвечает Коля.

— Тогда почему ты сидишь здесь до поздна?

— Мне нужно было закончить...

— Дела могут и подождать, — спокойным голосом перебивает его Матвей. Взгляд его миролюбивый и добрый, но у Коли по спине мурашки.

Он презирает себя за слабость и страх перед человеком, который больше всего желает ему добра.

— Даже если они и очень важные, нет ничего важнее тебя. Поэтому я и учил тебя устанавливать ритм, по которому тебе нужно будет жить.

— Это только один день...

— Конечно, — Матвей хмыкает и улыбается.

Коля захлопывает ноутбук и кладёт его в рюкзак, собирает бумаги, но рука Матвея мешает ему положить их в рюкзак.

— Работать нужно на работе, а дома отдыхать.

Коля кивает, откладывая бумаги в сторону.

— Спокойной ночи, милый, — ласково говорит Матвей, напоследок поглаживая Колю по волосам. Коля выше его, поэтому водил рукой Матвей по его голове недолго.

— Да, — выдыхает Коля.

Он берет рюкзак и уходит домой. Только в лифте он признается себе, что испугался.

Коля всегда боялся наказаний, даже если его ни разу не наказывали.

***

— Я, в общем-то, ничего плохого ему никогда не говорил. Но ему обидно, что я так часто посещаю столицу.

— Разве твоя работа может его обижать? — недоумённо спросил Коля.

— Мне не нужно так часто бывать там, но ты же знаешь... Коля, я так хочу, чтобы в один момент Владивосток стал не просто городом на краю России. Я хочу быть важным для страны. А когда я приезжаю в столицу, то могу получить полезные советы от Москвы и... — Вова смущённо отвёл глаза в сторону и заправил прядь волос за ухо, — Александра Петровича.

Было ясно, что Владивосток, этот юный и пока ещё ничего не знающий город, если не влюблён в Санкт-Петербург, то хотя бы очень сильно восхищён.

Возможно, это и выводило Леонида из себя.

— И мне так хочется, чтобы меня не забывали. Знаешь, как это обидно? — Вова надул губы и нахмурился.

— Понимаю, — честно ответил Коля, но Вова хмыкнул.

— Да что тебе понимать, Коля? Ты же вон какой... крутой! Кто тебя забудет? Ты самый быстрорастущий город, город-милионник... Если бы тебе дали ещё звание города-героя, то это бы никого не удивило.

— Это звание дают за...

Вова отмахнулся.

— Ну и что? Ты вполне заслуживаешь этого, да и твоё местоположение даёт тебе выигрышную позицию. Если бы я только мог... Повезло, что хотя бы сейчас, когда Москва заинтересован в сотрудничестве с Азией, я могу быть полезен.

— Ты всегда полезен.

На сухую констатацию факта Вова раскраснелся. Он стал махать руками вокруг лица, чтобы румянец как можно скорее сошёл с его щёк.

— Ты понимаешь, о чем я! Но как мне страшно, когда в гости заезжает Пхеньян или Пекин... Они такие жуткие, совсем не такие, как Москва. Но Лёня говорит, что предпочитает их компанию компании Москвы.

Коля согласно кивает. Это правда. Леонид часто высказывает что-то резкое в отношении Москвы. Коле часто приходится выступать стороной логики, когда сам Вова не справляется.

— А я бы лучше пару дней пробыл в обществе Михаила Юрьевича, тем более, что рядом с ним всегда... Александр Петрович.

— Можете тебе пригласить Санкт-Петербург на новый спектакль в твоём Мариинском театре?

Вова залился краской, снова стараясь унять своё быстро бьющееся сердце. Коля внимательно следил за его бегающими глазами, за губами, которые не могут перестать открываться и закрываться в немом удивлении.

— Да я!... Да как я могу?

— А что здесь сложного?

— Боже мой, Боже мой! Ты не понимаешь! Он же такой... а я другой! Здесь и таких исторических зданий нет, как у него.

На миг Вова замолчал, прежде чем огласить главную причину своего беспокойства:

— Мне нечем его впечатлить.

— Почему же? Разве не всех можно удивить?

— Нет! Вот, например, тебя никто не может удивить! Ты всё знаешь.

— Да? — удивился Коля.

Вова рассмеялся, приняв его удивление за шутку. Правда была в том, что Коля совсем не умел шутить.

— Конечно! Это ты всех удивляешь, а мы уже давно поняли, что ты серьёзный человек.

Отчего-то Коле стало грустно, но он быстро подавил в себе это чувство. Ему не нужно обижаться на то, как его видят со стороны, тем более, если он себя таковым и позиционирует.

— Что мне придумать, чтобы впечатлить его? — снова забеспокоился Вова.

Коля поджал губы, стараясь не хмурится и не вспоминать про слова Вовы. Они ведь и правда все так считали. Разве было в нём что-то живое? Нет, не было. Коля был прост как пустая пробирка, в которую ещё ни разу не наливали химикаты. Он был скучен для других, потому что прозрачные стёклышки выдавали его содержимое.

Да, Коля действительно не должен был удивляться. Вова сказал правду.

— А тебе точно нужно привлекать внимание Санкт-Петербурга?

— Конечно! Он же такой хорошенький, мне всегда подарки дарит на День Рождения, на Новый Год и другие праздники. И добрые слова и поддержку мне даёт. Мне так хочется показать ему, что это всё не просто так! Что я действительно стою того времени, которое он тратит на меня.

Вова после целеустремленных речей вдруг снова поник.

— Жаль, что я так далеко от него.

— Разве это не плюс?

— Почему? — удивился Вова.

— Тогда бы ты не был таким важным портом. О тебе бы могли забыть, как об Архангельске, например. А здесь ты один.

В миг Вова посветлел, лицо его снова зарумянилось. Ему стало так хорошо, как не было, казалось, никогда. Вова вдруг осознал всю важность своего местоположения.

— Точно-точно! Ты прав, Коля! Как всегда, прав! Спасибо, что ты помог мне это увидеть! Спасибочки!

«Разве это не было очевидно?» — проносится в голове у Коли.

«Нет», — напоминает он себе. Для него тоже много всего непонятно.

— Не стоит меня благодарить.

— Как же?! Стоит, ещё как стоит! Пойдём скорее, мы вот-вот опоздаем на фильм, если не поспешим.

Это был уже второй поход в кино с тех пор, как Коля узнал, что Хабаровск обижается на Вову. И снова Коле фильм не понравился. Ему бы научную статью или что-то более серьёзное, а не фильм про акул, от которого Вова весь трясётся. Коле не страшно, его даже не пугает потрясающая компьютерная графика. Он чётко понимает, что акулы не такие агрессивные существа, коими их делают в фильмах. Они спокойные, их можно даже погладить и напугать.

Коля иногда сам себе напоминал акулу. Тоже плавает в океане, его боятся, воспринимают как настоящий кошмар. А он никого не трогает просто так. Может, он выглядит жутко? А может, про него кто-то уже успел рассказать страшные истории?

Акула вновь клацает зубами, и нога человека оказывается у неё во рту. Вова сжимает рот рукой, лишь бы не закричать. Коля незаметно суёт ему бутылку воды, чтобы он отвлёкся. Но когда акула, наконец, добивает человека, весь зал ахает. Коля оглядывается вокруг, и каждый из присутствующих закрывает глаза от ужаса.

Он один смотрит, как акула плавает в кровавой воде, размахивая остатками человеческого тела.

Почему-то ему грустно за неё. Хочется заверить её, что она всего лишь актриса, что не стала бы в настоящей жизни есть людей. Она бы даже к берегу не подплыла, потому что сама ужасная трусиха.

Сцена заканчивается, и люди вновь открывают глаза. Вова доедает свой карамельный попкорн, будто ничего не было. Коля совсем не понимает, что происходит. Он пытается найти ответ у себя в голове, но ничего не получается. Ему так и остаётся смотреть на продолжающийся фильм с ощущением того, что он ничего не может сделать из-за непонимания собственных эмоций.

— Как тебе фильм? Страшный, правда? — интересуется у него Вова.

Коля безразлично кивает. Но Вова кажется довольным.

— Я знаю, что тебе может показаться, будто здесь много логических несостыковок. Но, Коля, попробуй легче к этому относится.

— Я не...

— Ох, ну конечно, — Вова весело улыбается на Колино замешательство. — Я знаю, что ты оцениваешь всё в первую очередь со стороны науки, но... Зачем? Я просто сам так не умею, может, поэтому ничего не понимаю.

Коле захотелось крикнуть, что Вова абсолютно прав. Так лучше, когда живёшь в простом и понятном мире, без сложности восприятия. Возможное, если бы он был таким, как все, то смог бы добиться уважения от собственных подчинённых. А пока он обречён на сочувствующий взгляд Матвея, на безэмоциональную реакцию Дугара и на самое ужасное — презрение от человека, который уже давно вызывает в Коле столько эмоций, что совладать с ними практически невозможно.

— Тебе и не нужно этим морочить голову. Ты и так хороший.

Вове нравятся комплименты, он от них расцветает, как самый яркий цветок в поле таких же цветов. Он весело смеётся, стараясь прикрыть румяные щёки, отмахивается, мол, Коля переборщил. А ещё он кажется живым, чего так не хватает Коле.

Господи, что это за напасть сегодня такая? Почему он не может жить, как раньше?

— На прошлой неделе ты был хмурым и неразговорчивым, а на этой уже говоришь... такое.

— Я не был неразговорчивым, — нахмурившись, пробормотал Коля.

— Ты особо-то неразговорчивый, Коль.

— Я?

Вова снова смеётся.

— Конечно. Особенно после того собрания округа. Я приехал к тебе в гости тогда, а ты весь вечер молчал.

Коля умышленно представляет в голове чёрный экран, через который не видно кадров того собрания.

У всей Сибири есть много проблем, но главная — это Руслан. И у Коли он как заноза в одном месте. Очень больная и беспокоящая заноза, которая постоянно его мучает.

— Что-то плохое у вас случилось? — беспокоиться Вова.

Коля отрицательно качает головой.

Нет.

Это обыденность. Руслан — это обычное дело, которое решить уже никто и никогда не сможет. Он яркое пятно на карте России, он — блик света в рутине жизни и такой же сильный пожар, если в него кинуть несколько веточек.

Руслан — это нечто необъяснимое и сложное. То, что Коля сам для себя даже описать не может.

Единственное, что он понимает, это быстро бьющееся сердце рядом с ним. И беспокойно трясущиеся руки, когда он смотрит на него.

— У нас всё хорошо.

— Да, я слышал, в последнее время в Сибири все спокойно. Твоих рук дело?

— Мы все стараемся.

— Тот, кто возглавляет всех, берет на себя самую тяжёлую задачу.

Вова громко вздыхает и продолжает:

— Вот я, как ни стараюсь, не могу быть хорошим лидером. Что-то да идёт не так, как надо. Я поэтому постоянно эти собрания посещаю, потому что надеюсь, что там меня научат действовать правильно. Тебе повезло, ты ведь столько лет учился у Москвы. Пусть время было сложное, но ты все равно многому научился.

— Там был и Ленинград, точнее, Санкт-Петербург.

Вова тут же покрывается с места.

— Правда? Боже мой! Божечки! Да? Он часто там был? Как я завидую тебе!

Вова продолжал лепетать и восхищаться тем, как повезло всё-таки Коле. Коля только кивал в ответ, отвечая на многочисленные вопросы Вовы.

Время тогда было тяжёлое, а это знать Вове не обязательно. Коле бы хотелось его забыть и никогда не переживать вновь — это тоже знать Вове не нужно.

Коля вообще многое бы стёр из своей памяти, но оно, как назло, не хочет прыгать в мусорную корзину.

Почему Коля не единый компьютер, который должен только выполнять задачи? Зачем он такой сложный?

***

Настенные часы тикали медленно, словно издевались над ним. Коля напряжённо сжимал ложку, стараясь делать вид, что ест суп.

— Если ты хочешь что-нибудь обсудить, то я всегда готов составить тебе компанию, дорогой.

— Знаю.

— Тогда почему ты так напряжён?

Коле хочется закрыть эту вкладку компьютера и не слышать Матвея. Ему хочется удалить всё или сбросить на одну флешку всё, что вызывает в нем такие эмоции, и сжечь её.

Матвей пристально смотрел на него, будто сканируя с помощью рентгена. Коле не хотелось, чтобы Томск видел все его больные места, ему вообще не хотелось показываться слабым и немощным.

Коля вырос. Уже давно вырос. Теперь его не нужно опекать и создавать ему расписание, чтобы он не перенапрягался.

Коле не нужны няньки. Коле никто не нужен, иначе он снова потеряет себя в этой бесконечной всемирной сети.

— Всё-таки тебя что-то беспокоит, раз ты даже ответ придумать не можешь.

Матвей говорит не с насмешкой, он говорит это ласково, что ещё хуже. Если бы не эта ласка и забота, которой Матвей одаривает Колю, то Сибиряков бы давно отстранился от Томска.

Коля пытается найти, за что бы зацепиться, чтобы Матвей перестал его мучить. Он смотрит вокруг и не видит ничего, кроме обычной среднестатистической квартиры. У Матвея всё по полочкам разложено без единой помарки.

Сказать Коле нечего.

— Я...

— Это связано с Русланом? — вдруг спрашивает Матвей.

Коля тушуется.

С чего он так решил?

— Ох, прости, я перебил тебя. Пожалуйста, продолжай, Коля.

— При чём здесь Руслан?

— В последнее время ты часто о нём спрашиваешь.

— Я спросил всего два раза, — хмурится Коля.

— Да, но обычно ты ни о ком ничего не спрашиваешь вообще. Два раза — это небывалое количество в твоём случае.

Матвей улыбается заговорчески, как старый, очень старый дедушка, который всё про всех знает. Колю пугает то, что Матвей может знать всё.

— Меня интересует то, как он выполняет свою работу, — Коля говорит самый безопасный вариант.

Матвей приподнимает брови и откидывается на спинку стула.

— Да? — хмыкает он. — Руслан, к моему удивлению, очень хорошо работает, пусть и кажется ленивым. Его город развивается, да и край не отстаёт. Иногда даже удивляюсь, что именно Красноярск — наша общая проблема.

— Он старается, — почему-то Коле хочется его защитить перед Матвеем.

Матвей улыбается, будто Коля пошутил.

— Да. Я тоже так думаю.

Коля только успевает выдохнуть, ведь они завершили очень опасную тему, как его облегчение перерывает Томск.

— Он тебе прислал отчёт в этом месяце?

Коля мрачнеет.

— Нет, — сухо отвечает он.

— И всё-таки он — наша главная проблема. Если бы Сибирь беспокоили погодные условия и уток населения, то всё было бы легче. Правда, Коля?

— Да.

— Хотя у тебя всё хорошо. Иногда мне кажется, что ты единственный тянешь нас всех на себе.

Коля поправляет чёлку, нервно выдыхая. Ему сложно слышать комплименты от Матвея, потому что они всегда оказываются правдивыми.

— Жаль только, что у нас мало достойных городов, которые могли бы тебя обучить. Конечно, спасибо Москве, ведь он согласился тебя поднатаскать. Но всё же... Сибирь не Центральный регион, здесь нужен другой подход к решению разных проблем.

Коля молча соглашается с Матвеем. Но в дискуссию ему вступать не хочется, он будто всегда в уязвимом положении, когда Томск рядом.

— Но, Коля, милый, тебе не стоит так трудиться. Ты не Москва всё-таки.

— Я...

— Тебе нужно больше времени уделять себе. Может, тебе нужно завести друзей? Владимир довольно хороший человек, он правильный, и ты мог бы многому у него научиться. Или, если тебе не хочется с ним, то попробуй с кем-нибудь другим. Но выбирай друзей осознанно. Не нужно морочить себе голову Русланом Енисейским, это доведёт тебя до чего-нибудь плохого.

Матвей прекратил говорить о Руслане, и Коле стало легче. Он выдохнул, но так же быстро потерял нить разговора. Теперь его волновал странный совет, который всю жизнь ему даёт Томск.

Друзья.

У Коли были друзья.

Он находится в хороших отношениях со многими городами. Даже заграницей его считают очень образованным и ответственным. У него есть много друзей-наукоградов. Он всегда рад с ними встретиться, ведь тогда может узнать много всего нового. Например, про ядерную физику, про то, как пытаются разогнать пучки атомов золота, чтобы воссоздать Большой Взрыв.

Коля мог бы многое узнать и хорошо провести время, но... Это будто было не то, что нужно.

Даже от бесконечных расчётов нужно было отвлечься. Ему нужно было что-то, чтобы перейти в новую фазу.

Ему нужно было из Профазы пройти до Телофазы, ведь так он может получить боле знаний и понимания тех или иных вещей.

Коле срочно нужен был Митоз. Точнее, друг. Или приятель.

Но совершенно другой. Такой, чтобы он никак не мог его понять, решить как математическую задачу. Ему нужна была сложная проблема, как воссоздание Большого Взрыва. И он должен был её решить.