Неуютное молчание, которое началось ещё в кафе, пока они ждали этот несчастный кофе, продолжилось и дома. И ещё несколько дней. Они перебрасывались дежурными фразами в квартире, когда готовили ужин, и строили из себя возлюбленных, находясь в универе. Минги часто держал его за руку, гладил шею и искоса рассматривал его, когда думал, что Юнхо не видел. Он мягко улыбался, покупал пирожные и кофе для Юнхо, часто отдавал исподтишка, чтобы не привлекать внимание, как тот и говорил ему. Он носил чужую сумку, забирал куртку, если становилось очень жарко, и делился наушниками.

Дома же хоть Минги и пытался делать вид, что ничего не изменилось, по факту ему удавалось это делать только потому, что практически всё свободное время он находился в своей комнате. Юнхо корил себя за проявление такой разрушающей эмоции, как ревность, и никак не знал, как завязать нужный разговор, если Минги исчезал сразу же, как только заканчивались общие дела.

Юнхо не был уверен в том, что хотел сказать, а Минги если и ощущал себя виноватым, но, вероятно, думал, что сделал всё возможное.

И по существу был прав. Особенно с учётом того, что он не был виноват, но Юнхо предпочитал не думать об этом.

Желание отодрать пластырь с гноящейся раны на сердце возрастало с каждой минутой. С очередным днём промедления Юнхо накручивал себя всё больше и больше, загонял себя в рамки и говорил, что ему нужно остыть. Абстрагироваться. Попробовать отпустить ситуацию и дать понять Минги, что никакой угрозы со стороны Юнхо нет.

— Слушай, Минки, — начал Юнхо, сев на диван рядом с другом и обращая его внимание на себя. Впервые за три дня он смог поймать его в гостиной. — Я хотел поговорить. По поводу того, что случилось в кафе, — он слегка прокашлялся и, дождавшись, пока Минги отвлечётся от телефона, продолжил. — Мне действительно жаль, что я так повёл себя. Я не имею права ревновать тебя и ограничивать в выборе. Если ты хочешь сказать Уёну правду, это только твое решение, и никто не может принять его за тебя. Если ты хочешь знакомиться с кем-то, как и раньше, я не в праве мешать тебе. Это всего лишь обстоятельства, да? — Юнхо чувствовал, как немеет его язык от каждого слова, настолько тяжело они ему давались. Минги смотрел сквозь линзы очков, не моргая, и выглядел почти безучастным. — На самом деле нет ничего плохого в том, что у тебя могут быть слабости. Что ты бываешь одинок. Ты всего лишь человек, у тебя есть свои чувства и мысли, и никто не может заставить тебя делать то, что ты бы не хотел, не может принудить к чему-то, чего ты не хочешь. И никто не имеет права давить на тебя, чтобы ты ощущал себя обязанным кому-то.

Монолог отдавался эхом в каждой клеточке организма Юнхо, он уже и сам не замечал, что смотрел вниз, на свои скрещенные пальцы, боясь увидеть лицо Минги.

Он не сказал ничего лишнего и обличающего, но почему-то это было так важно, что желудок скручивало в подступающей тошноте. Он был обязан исправить ситуацию, обязан был сохранить их дружбу и свои чувства в безопасности. Даже если ценой одного пострадает целостность другого, Юнхо готов отдать колотящееся сердце на растерзание, если Минги останется рядом.

— Так и есть, — просто ответил Минги спустя некоторое время молчания. — Но ты можешь.

Юнхо, ковырнув заусенец, быстро кивнул. Потом до него дошло, что он ничего не понял, и поднял взгляд на друга. Тот выглядел расслабленным, но что-то в линии челюсти было не так. Что-то крошечное, чужеродное, колкое, Юнхо просто чувствовал это всем своим существом, но никак не мог определить источник напряжения. Оно было совершенно другим, противоположным тому, каким особенным и ярким это самое напряжение было несколько дней назад в кафе. Сейчас оно нависало массивной, почти осязаемой грозовой тучей между ними.

— Ревновать, — добавил друг, поджав губы.

Минги похлопал его между лопаток и встал с дивана, потягиваясь на ходу и удаляясь в свою комнату. Юнхо растерянно смотрел ему вслед. В единую складную картину слова Минги не укладывались совсем, потому что Юнхо действительно хотел сделать хоть что-то правильно, но по итогу получилось как всегда.

— В каком смысле? — он встал, медленно нагоняя Минги, и потянул его за край домашней футболки.

— Я не люблю одиночество, — ответил он, не оборачиваясь, наоборот отодвигаясь дальше. — А так есть ощущение, словно я кому-то нужен.

Он вырвался из хватки Юнхо и вошел в свою комнату, хлопая дверью прямо перед его носом.

Юнхо оторопело уставился на покрытое облупленной кое-где краской полотно и опустил взгляд на ручку, прикидывая, как сильно его ударят, если он зайдёт в спальню Минги без разрешения. Такие вещи друг не любил, относясь к личному пространству совсем по-другому.

Никто не имел права нарушать его границы.

И это не великие речи про людскую ревность, в которой Минги, вероятно, находил что-то забавное.

— Эй, а я? — громко спросил Юнхо, всё ещё стоя, как неприкаянный, посреди комнаты, полный сомнений и неважных мыслей. Разве в словах Минги не было намёка? Или это воспалённый мозг Юнхо и правда превратился в желе пару часов назад, а теперь надежды на возврат в былое состояние уже не было? — Мне нужен.

Волнение тщательно вымещало кислород из лёгких, будто бы пытаясь умертвить Юнхо раньше, чем это сделает кто-нибудь другой. Например, Минги, как только узнает, что на самом деле за прекрасный человек его друг — влюблённый, глупый, эгоистичный и жадный манипулятор. Теперь кроме шуток.

Он же правда признается, если Минги не откроет эту чёртову дверь через секунду. Признается, хотя уверен примерно на пятьдесят процентов, что у этого решения будут отвратительные последствия. Еще на двадцать пять, что Минги сможет принять его чувства и остаться друзьями, потому что на самом деле дорожит Юнхо и его поддержкой. Еще около двадцати, что Минги будет в шоке, пропадёт на пару дней, а потом сделает вид, что ничего не было, но начнёт безболезненно медленно отдаляться. Оставшиеся пять Юнхо бережёт на случай, если ему всё-таки повезёт, и Минги сможет разглядеть в друге потенциал и даст шанс попытаться.

Примерно такая невеселая математика, которую бедный Юнхо терпеть не мог.

— Поэтому я и сказал тебе, что ты можешь, — раздался из-за двери приглушённый голос Минги, и такая беседа Юнхо совсем не устраивала. К чёрту парочку зубов, без которых он окажется, если перешагнёт порог чужой комнаты.

— Но я не хочу быть запасным вариантом, — более настойчиво ответил Юнхо, ощущая, как его руки начинают дрожать. Обратной дороги нет, так ведь? — Ты мне нужен, но это не потому, что я тоже чувствую себя одиноким.

Дверь перед ним распахнулась, и Юнхо, который, к слову, был чуть выше Минги, вдруг ощутил себя совсем маленьким. Друг возвышался над ним, задавливая сердитостью и перекрывая обзор на комнату позади себя широкой грудью.

— Объяснись.

Мужество Юнхо в миг испарилось, оставив после себя лишь немного адреналина и отголоски страха. Он попятился, врезался в стул и сменил направление, отходя на кухню. Минги надвигался на него, ступая по мягкому ковру бесшумно, словно хищник.

— Ты же знаешь, что я всё ещё твой друг, да? И всегда был им.

По понятной причине вопрос остался без ответа — Минги молчал, а Юнхо, встретив поясницей препятствие в виде кухонного островка, наконец остановился. Кровь шумела в ушах, не давая сосредоточиться на конкретных словах, потому что в голове роились тысячи, но ни одно из них так и не смогло осесть на языке, чтобы быть сказанным вслух. Юнхо прикусил щёку в попытке отвлечься и унять дрожь в коленях, но его дыхание было таким рваным, что его всё равно покачивало из стороны в сторону.

— Ты можешь доверять мне, — сиплым голосом произнёс Юнхо, не найдя в себе силы выдавить что-то более значимое. Минги не стоило доверять Юнхо прямо сейчас, он прекрасно это понимал, но настойчиво доказывал обратное, чтобы смягчить углы ловушки, в которую сам себя и загнал. — Делай то, чего ты хочешь по-настоящему, даже если тебе страшно.

— Я тебя не понимаю, — взволнованно-сердитое лицо Минги было единственным, на чём сейчас мог сконцентрироваться Юнхо. Это красивое, привлекательное, небезупречное лицо, которое он знал получше своего, — настолько часто и пристально смотрел на него. Белёсые маленькие шрамы на щеках, почти прозрачные веснушки на кончике носа, тёмные пятнышки родинок то тут, то там. Сухие потресканные губы, которые всегда хотелось смазать бальзамом, широкие брови, вскинутые домиком в недоумении.

Минги остановился, упираясь носками тапочек в кончики пальцев босых ног Юнхо. От него волнами исходило то самое напряжение, разобраться с которым Юнхо не смог несколькими минутами ранее, и оно настырно обволакивало его в кокон, захлопывая за собой очередную ловушку.

Юнхо чувствовал, как столешница впивается в поясницу, как он крепко цепляется за край, чтобы не дать себе возможности улизнуть ещё раз.

«Сделай хоть что-нибудь!»

— Скажи, что я всё понял правильно, — прошептал Минги, меняя положение ног и заключая Юнхо между своих, сокращая тем самым расстояние. — Что я не один чувствую это. То, что между нами, — словно в дополнение, он положил трусящуюся ладонь на грудь Юнхо. Напротив бешено стучащего сердца, не услышать которое было невозможно. — Некоторые твои фразы и отчаянное желание быть ближе, — он сгрёб в кулак ткань старой алкоголички, ворот которой и так был растянут до неприличия. — Мы одни, а я всё равно делаю это.

Пустота в голове иронично пульсировала. Юнхо резко выдохнул, не веря в происходящее. Тёмные, сейчас почти что чёрные глаза заставляли проваливаться всё глубже и глубже, словно Юнхо падал и падал вниз, но вместо спасительного света видел лишь тьму. Поглощающую, необъятную, сжирающую, такую, какую Юнхо боялся больше всего на свете.

Но Минги действительно только что сделал первый шаг к Юнхо, и теперь интерпретировать его слова ошибочно было крайне сложно.

Он понял. Ему потребовалось немного времени и сцена от Юнхо, чтобы понять его чувства.

Ведь раньше Юнхо не был таким неосмотрительным, не лез обниматься, не стремился держать за руку и уж тем более не целовал его, стоя в коридоре университета и вдавливая в живот возбуждение. Какие-то пять или шесть дней распущенности и вседозволенности сделали чувства Юнхо до ужаса очевидными.

Страх сковал лёгкие ржавыми цепями, перетирая тонкую кожицу нежного органа в кровь.

— Из нас двоих я трус, — еще ближе, носом к скуле, чтобы по касательной и нежно-нежно. — Ты можешь доверять мне, Юно-я.

Шёпот в самое сердце, стремящееся вырваться из клетки, напрямую и без извилистой тропки. Некоторое облегчение от осознания того, что, кажется, скрываться больше не придётся. Решительность, жгучая, светлая, но пока ещё почти что фантомная, разлилась по венам вперемешку с адреналином и мягким теплом, подталкивая и направляя. Чужая ладонь на груди словно дарила то необходимое ощущение безопасности, в котором отчаянно нуждался Юнхо.

Коснулся руки несмело, заключая её в жар ладони и обжигая кожу собственными чувствами, скользнул языком между губ, смачивая их слюной, и Минги моментально отзеркалил это движение, как будто даже неосознанно. Тепло его бёдер обжигало внешнюю часть ног Юнхо, ласково спускалось по голеням и щекотало стопы. Поднималось вверх по тазовым костям, забиралось под рёбра и заполняло альвеолы до отказа. Поднимало волоски на затылке дыбом и срывалось резким дыханием с губ прямо в чужие губы.

— Могу.

Первое касание этого поцелуя было иным. Не то испуганное и показное, как в коридоре университета, и не то лёгкое и вынужденное, как за столиком кафе, но более чувственное и нежное. Робкое, словно спрашивающее разрешение, но настойчивое. Оно опалило тонкую кожу губ в скупом столкновении сначала маленьких, напряжённых поцелуев, а потом начало стремительно расти, когда Минги толкнулся языком в глубину горячего, влажного рта Юнхо.

Тот завалился на столешницу, утягивая Минги за собой, и обхватил за талию, сразу же проникая пальцами под футболку и цепляясь за выступающие подвздошные кости. Прикосновение дурманило, заставляло желать большего, поэтому Юнхо обнял крепче, прижимая Минги к себе за талию предплечьями. Так тесно и так жарко — сердцем к сердцу, сквозь ткань и мышцы, напрямую и без извилистой тропки.

Минги наконец расслабил кулак и отпустил майку, кладя ладони на голые плечи Юнхо, впился ногтями в прохладный покров и с силой сжал. Жадно, больно, чуть-чуть отрезвляюще, но Юнхо от этого движения только больше поплыл — разорвал объятия и, подтянувшись, сел на столешницу, утягивая к себе снова. Коленями на бедра, ближе к жару тела, прижимая икрами за ягодицы.

Атмосфера пьянила, выбивала твердь из-под задницы, кружила голову похлеще аттракционов. Губы на щеках, под челюстью, на адамовом яблоке — по прежним синякам, словно по карте сокровищ, но на этот раз без сомнений, упрёков совести и странных, тревожных мыслей. Подкрашивая жёлтый багровым, наполняя свежей кровью и крича о себе во всеуслышание.

— Минки-я, — до безумия тихо, в раскалённое пространство между лицами прошептал Юнхо, откидывая голову и открывая шею для свежих укусов. Ненамеренно, просто всегда мечтал узнать, каково это, — произнести любимое имя в контексте страсти, заполненном отчаянным желанием. Под закрытыми веками лишь красные пятна да ощущение нереальности происходящего.

Так не должно быть. Не могло всё случиться так быстро и просто, чтобы без истерик и недопонимания, без обвинений и горькой обиды на чужие чувства.

Минги не услышал — увлечённо целовал пестрящую отметинами кожу, все чаще прикладываясь к бьющейся в яростном темпе артерии. За шумным неглубоким дыханием шелест ткани оставался незаметным — трение брюк о домашние шорты, комкание футболки, спуск широких лямок алкоголички с худощавых плеч.

Юнхо не сразу был способен осознать, что сидел на их кухонном столе полуголый, его майка настолько сильно съехала вниз, что одна из лямок уже болталась на сгибе локтя, открыв доступ к его бледной, гладкой груди. Минги кусался за ключицы, вылизывал ярёмную впадинку, упиваясь своим положением.

Юнхо распахнул глаза, сразу же утыкаясь размытым взглядом в потолок, мир вокруг него существовал лишь в обжигающих касаниях Минги и его сбитом дыхании. Лёгкая дымка застилала обзор, и когда Юнхо наклонил голову, он не смог сфокусироваться на Минги хотя бы немного, — ощущения полностью захватили разум, и без того сгорающий от возбуждения.

— Минки, — чуть громче, пронзительнее, выше. Чтобы отвлечь от собственной груди и взглянуть в подёрнутые поволокой карие глаза, чтобы утонуть ещё раз и падать-падать-падать.

— М-м? — нехотя отозвался Минги, не разрывая контакта между своими губами и кожей Юнхо.

Ощутив, как все места, до которых дотрагивался Минги, начали покалывать от жара, Юнхо, наконец, смог совладать с собой. Запустил пятерню в растрепанные волосы и крепко сжал в кулак, отстраняя от себя чужое лицо.

Минги вскинул взгляд, посмотрел словно сквозь и облизнул уголок губ. Они, больше не сухие, а мокрые, блестящие от слюны, манили неимоверно. Но глаза — потрясающие, чернильные, жадные и мутноватые забирали на себя все внимание. Минги был таким красивым, как никогда ранее.

— Ах, волосы, Юно-я, — вдруг высоко простонал он и зажмурился, чем заставил Юнхо расслабить руку от внезапной взволнованности.

— Прости, — Чон погладил чужой затылок, будто извиняясь. — Ты в порядке?

— В полном, — Минги потряс головой из стороны в сторону и открыл глаза. В них не было ни капельки боли или негодования — лишь ещё более плотный туман возбуждения. — Просто волосы, понимаешь… — он абстрактно покрутил рукой вокруг себя, чуть отстранившись.

— Что? — все ещё переживая, что перешёл черту, спросил Юнхо, в горле которого уже образовался крошечный комок страха. Для него самого такое действие было больше возбуждающим, чем болезненным, к тому же ранее Юнхо за другом не наблюдал, чтобы подобные касания приносили ему дискомфорт. — Нельзя трогать? Триггер какой?

Минги распрямил спину, поправил лямки алкоголички, водружая их обратно на плечи Юнхо, и, слегка прикусив губу, спокойно ответил:

— Фетиш, — вот так просто, без ужимок, а Юнхо, моментально осознав, о чём ему только что сказали, наверное, покраснел еще больше. По крайней мере он опять ощутил, как пульсируют мочки ушей, что обычно выдаёт его смущение, а по позвоночнику бежит дрожь. — Так что лишний раз не советую трогать, если не планируешь продолжать.

Снова удар под дых, снова это неуместное очарование, которому Юнхо поддался, как влюблённая школьница. Минги был таким открытым, серьёзным в своих высказываниях, что это не могло оставить равнодушным. Всё, что мог делать сам Юнхо, это молча сидеть и хлопать глазами, пытаясь переварить услышанное.

— О, — он сел на столе, поправляя майку. — Я понял.

Раньше, когда они встречались после тяжёлых дней, Юнхо частенько трогал волосы Минги, массируя кожу головы и слегка оттягивая пряди, пропуская их между пальцев, играясь. Это расслабляло, успокаивало, позволяло чувствовать себя немного особенным, потому что никому Минги не позволял касаться его волос. Теперь причина была ясна для Юнхо, но от этого появлялось ещё больше вопросов.

— Так ты, значит, кинковый малый? — Юнхо усмехнулся и, потянувшись, провел пальцем от подбородка до резинки шорт Минги. Тот внимательно проследил взглядом и чуть наклонился.

— Кому-то волосы в кулак, а кому-то похвала, да, Юно-я? — мягко спросил Минги, поджигая неутихающее в Юнхо возбуждение, как спичку, вновь заставляя внутренности трепетать.

— Мне нравится твоя смелость, — с восхищением произнес Юнхо, не сводя взора с собственных пальцев, блуждающих на чужом животе под футболкой. Нужно было игнорировать тот факт, что Минги случайным образом вычислил маленькую слабость Юнхо. — Не замечал за тобой такого раньше.

— Я тоже за тобой многих вещей не замечал, — будто бы возвращаясь в недавний их разговор, сказал Минги и все-таки посмотрел Юнхо прямо в глаза. «И откуда только, мать его, в нём столько смелости сегодня?» — Поговорим об этом?

Кажется, уповать на то, что у Юнхо и дальше получится строить из себя самого преданного друга, больше не получится.

Может, оно и к лучшему. В конце концов, Минги вроде как узнал, что небезразличен Юнхо, и вроде как не против. Или, возможно, Юнхо опять понял что-то не так и стал слишком самоуверен в своей безнаказанности.

— О чём именно ты хочешь поговорить? — спросил Юнхо, вдруг уловив тиканье кухонных часов. Тишина стояла такая оглушительная, что снова накатила тошнота, а голова закружилась. Его пальцы остановились на кромке чужих шортов, и сейчас это касание выглядело нелепо. Разговор должен был быть серьёзным, итогом будет уровень взаимоотношений между Юнхо и Минги, и это было действительно важно. Нельзя было отвлекаться ни на трущийся о штаны член, ни на капельку пота, щекотящую щеку, ни на возбуждение, продолжающее стремительно наполнять вены.

— О нас, — Минги поставил руки по бокам от Юнхо, словно перекрывая все пути для отступления. Болезненно устрашающее «о нас» также прозвучало нелепо. — Я никак не мог понять, почему тогда ты разозлился до такой степени, что не разговаривал со мной до самого вечера. Я подумал, что в моих действиях не было ничего серьёзного настолько, что бы могло тебя так рассердить. Это было привычно — подшучивать над тобой и провоцировать, — не торопясь, рассказывал Минги, а Юнхо молча соглашался с каждым его словом.

«Да, ничего серьёзного не было. Да, всё было до привычности обычно, прости, что разочаровал».

— И я, каюсь, не понял, — он покачал головой и прикусил нижнюю губу, слегка оттягивая её зубами. — Когда я спросил совета, мне сказали, что я идиот, — Минги печально усмехнулся, а Юнхо приподнял брови от удивления.

— У кого?

— Мне сказали присмотреться к тебе, — продолжил Минги, проигнорировав вопрос. — Вспомнить детали. Ситуации. Диалоги. Подумать над своим поведением, — как-то нехотя буркнул он, хмурясь. — Подумать над твоими мотивами. Поэтому я прошу у тебя ещё раз, — резко прервавшись, Минги коротко вдохнул, — будь честен со мной. Скажи, что я всё понял правильно. Я обещаю тебе, что ты в безопасности.

— Ох, Минки-я, — не выдержав, Юнхо обнял себя руками. Признаться в собственном эгоизме было сложно, но необходимо. Он должен доверять Минги, потому что ещё никогда он не подводил Юнхо. — Прости, что не признался раньше, — он опустил голову, стараясь игнорировать появляющееся жжение в глазах. — Я не хотел рисковать. Мне было комфортно быть рядом с тобой, даже если внутри я желал быть непозволительно для друга ближе. Мне было комфортно от твоих неудач на любовном поприще, мне было комфортно, когда ты приходил ночевать ко мне, а не к кому-то чужому, несмотря на то, что это приносило боль. Я не люблю слушать о твоих любовниках, о том суперпарне, который отшил тебя, не потому, что мне нужны какие-то привилегии и разрешение на ревность, а потому что мне это не нравится. И я не имею права испытывать ревность, потому что ты свободный человек. Ты человек с личными границами, со своими интересами, а я просто эгоистично воспользовался ситуацией, чтобы стать ближе. Мне не хватило духу признаться прямо, но при этом хватило наглости уговорить тебя участвовать в этой авантюре. Потому что сам слишком слабый, потому что смелости хватило только на то, чтобы увести тебя в коридор и нести околесицу. Я подумал, если буду достаточно настойчив, если заставлю перейти черту и дам понять, что не против зайти дальше, у меня будет шанс. И ты так легко повёлся, — его голос почти сорвался, по носу стекла одинокая слеза и остановилась на кончике, словно порицая. — Прости, Минки-я, я не имел права влюбляться и рушить твоё доверие. Но я это сделал, — Юнхо всхлипнул сквозь сжатые зубы, ощущая, как вместе со слетевшими с губ словами исчез и тяготивший его камень на душе. — Я сделал, и я признаю свою вину, но всё ещё смею надеяться на твои слова.

От былой атмосферы не осталось и следа. Минги молчал, продолжая стоять рядом, а Юнхо тихонько глотал обжигающие глотку слёзы, проклиная себя за собственные чувства. Нужно было затолкать их поглубже и игнорировать до тех пор, пока они не иссякнут.

— Хм, — Минги дёрнулся всем телом, напугав Юнхо и вынудив его поднять голову. Друг выглядел сконфуженным, и растерянность на его лице была чуть ли не комичной. Юнхо не понял выражение его лица, потому что Минги выглядел так, словно услышал что-то, чего не ожидал. — Влюбляться?

Юнхо перестал дышать, не понимая реакции. Разве не об этом зашёл разговор?

— Минки? — тупо спросил Юнхо, чувствуя, как колотится сердце. Только сейчас до него дошло, что Минги на самом деле не говорил, о чём он там догадался. А Юнхо даже не уточнил, устав и запутавшись.

— Я думал, что… — Минги смущённо поправил съехавшие очки и почесал заднюю сторону шеи, скосив глаза в бок. — Я думал, что ты просто заинтересован во мне, — сказал он и прочистил горло. Рот Юнхо приоткрылся от удивления и осознания того, что он только что выложил всё подчистую, хотя Минги думал совершенно о другом. — Ну, э, твои грязные разговоры и флирт.

Юнхо закрыл пылающее лицо ладонями, ощущая, как глаза снова начали наполняться слезами. На этот раз злыми на самого себя, но определённо дарящими облегчение. Теперь уже точно хуже не будет — просто не может быть. Он признался, хоть и абсолютно тупым образом, тогда как Минги всего-навсего думал, что Юнхо просто хочет трахнуть его. Он признался, но Минги всё ещё рядом и, кажется, начинает паниковать, судя по его учащенному дыханию.

— Эй, всё в порядке, — чуть потоптавшись на месте, Минги наконец обнял Юнхо, прижав к груди и гладя по волосам. — Всё в порядке, да? — до жути испуганным голосом зашептал Минги, от чего в груди Юнхо вдруг зародился огонёк веселья. — Господи, какой я идиот.

Наверное, это та часть, которая не предполагалась для чужих ушей, но Юнхо, услышав, фыркнул и принялся вытирать лицо чужой футболкой. Нет, они оба идиоты, мама давно говорила Юнхо использовать рот не только для еды, но и для разговоров.

— Хён только сказал, что ты последний, кого мне следовало просить помочь, я и подумать не мог, что ты… — он осёкся, а Юнхо резко вскинул голову, врезаясь затылком в подбородок Минги. Тот выругался и отшатнулся, потирая ушибленную кость.

— Кто сказал? — задушенно спросил Юнхо, шмыгнув носом. Голова пульсировала болью в месте столкновения.

— С-сонхва-хён, — разъяснил Минги, отстраняясь дальше.

«Проницательный засранец».

— Это не делает меня менее заинтересованным в тебе, — пытаясь уйти от своего глупого признания, сказал Юнхо и покачал головой. — Сонхва оказался прав, потому что выбери ты кого-нибудь другого, я бы ничего не испортил.

Минги беззвучно скрестил руки на груди. Закрытая поза, которая, если верить психологии, не несла ничего хорошего в этот абсолютно абсурдный разговор, но Юнхо не винил друга в его желании уйти и закрыться. Кто угодно на месте Минги уже накричал бы или кинул что-нибудь тяжёлое, но он стоял и смотрел всё тем же полным искреннего сожаления взглядом.

— Я обещал тебе, что ты будешь в безопасности, Юно. Я обещал тебе, что ты можешь мне верить. Я смирился с тем, что ты во мне заинтересован, — Минги выпрямился, выглядя так решительно, словно он вздумал покорить Эверест и не меньше. — Я смирился с тем, что я заинтересован в тебе. Я всё это принял, — он опять подошёл близко-близко и заключил Юнхо в объятия, словно подтверждая каждое своё слово и пряча друга в своих крепких руках. — Просто дай мне время, Юно-я.