«Афганистан или Ирак?», эти слова Джон видел витиеватым почерком с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать. Родителей это до ужаса напугало, ибо какая приличная девушка станет спрашивать это при первой же встрече? Когда бы он не пришёл домой — видел их ссоры. Крики за стеной не затихали, даже когда Джон закрывал голову подушкой. Сестра как-то в шутку сказала: «Ставлю сто фунтов на то, что они разведутся в следующем месяце». И не прогадала. Факт родственных душ не уберёг чету Ватсонов от развода.

      Джон воспринял это крайне болезненно. Развод родителей разбил ему сердце. Подавленный, обессиленный из-за своих переживаний, ему пришлось паковать вещи в коробки, чтобы переехать из своего родного города в Лондон. Жить с матерью.

      И вот Джон вырос, возмужал, а девушки с подобным вопросом ему так и не повстречалась. Отучился на врача, поступил на военную службу. Прошёл через ад. Словил пулю в плечо, да и в довесок — рука обожглась, когда он поднимал раскалённые обломки, дабы вытащить придавленного товарища. Кровь, мясо, оторванные конечности, крики, вопли, рыдания — всё это преследовало его во снах. Не давало дышать. Вернулся на родину совсем другим. Теперь ему не было дела до всей этой рафинированной идеи о любви. Он просто хотел спокойствия.

      И тут…

      — Афганистан или Ирак? — спросил его голубоглазый незнакомец.

      — Что, простите?

      Мир будто обрушился на него! Перед глазами всё поплыло, а в носу застряла вонь пороха. Он был неподражаем! Расколол Джона как орех всего за пару минут.

      — Да. Он такой, — подтверждал Майк.

      Высокий, бледный, одетый в чёрный смокинг, слегка неопрятный, кудряшки на голове, а когда улыбнулся — на лице заиграли мимические морщинки. Гнусавый голос ласкал уши бархатом. По спине пробежались мурашки.

      — Он мой…? — шептал Джон, но Майк его не услышал.

      — Что говоришь?

      — Не важно.

***

      Квартира оказалась что надо: гостиная с камином, две комнаты на выбор, кухня, захламлённая всякими склянками и химикатами, в холодильнике странные пробирки, но жить можно. Миссис Хадсон им всё показала, щебеча точно канарейка:

      — У нас и вторая комната есть, ну так, на всякий случай, вдруг вы не спите вместе.

      — Что? Естественно мне нужна вторая комната, что за вопросы? — возмущался Джон.

      — О, никаких намёков. У нас тут современные порядки. У соседки вон живёт однополая парочка…

      — Спасибо, Миссис Хадсон, — поблагодарил её Холмс. — Вы — чудо.

      — Да не за что, Шерлок.

      Когда она ушла, Ватсона распирало от любопытства. Естественно это не осталось незамеченным, и его новый сожитель спросил:

      — Вам всё нравится?

      — Э, да. Не понимаю, как вы нашли эту квартиру по такой низкой цене?

      — Всё просто: я помог миссис Хадсон с её мужем. Его посадили в тюрьму…

      — Вы вытащили его из заключения?

      — Вообще-то наоборот — ускорил процесс. Ну-с, давайте не затягивать, хорошо? Тащите сюда свои вещи, а потом попьём чаю.

      — А ваши вещи где?

      — Здесь, — раскинув руки, ответил Шерлок.

      Джон широко поднял брови: так он жил здесь всё это время? Ему казалось, что бардак был оставлен прошлыми постояльцами, а теперь идея о сожительстве принимала новые обороты. Захламлённый газетами кофейный столик, пыль на подоконниках, непылесошенный ковёр, на кухне кавардак, и ботинки липнут к полу — нехороший знак. И этого человека вселенная пророчила Джону в родственные души? Серьёзно?

      — Это что там… череп?

      — А, мой старый друг — Билли. Нет, я не знал владельца, просто… когда проводишь много времени в одиночестве, и не с кем поговорить, любые уши сойдут, даже если их нет. Формально…

      — Ну, я пошёл за коробками, — увильнув от неловкости, Джон развернулся и ушёл, точнее поковылял с тростью.

      Его комната оказалась прямо за стенкой спальни Шерлока. Двенадцать квадратов – уже роскошь по сравнению с той халупой, из которой он переехал. В шкаф отправились жить три рубашки, брюки, джинсы, ботинки, кроссовки, и сланцы на случай непредвиденной жары, если таковая вообще могла случиться в дождливом Лондоне. Свой верный семнадцатый глок Джон запер в тумбочке. Поглядел-поглядел на ручку ящика, поморгал пару раз, а затем всё-таки решил вытащить, и спрятать в кобуре под одеждой.

      Когда он вернулся в гостиную, его ожидал горячий чай с бергамотом, радушно оставленный на серебряном подносе миссис Хадсон. Шерлок устроился в правом кресле и почитывал колонку новостей. Ему в спину ударял полуденный свет солнца из широких окон. В воздухе витала пыль полупрозрачным полотном. Н-да, дел невпроворот. Надо бы здесь всё прибрать.

      Как только Ватсон присел, в дверь внезапно ворвался мужчина лет сорока, весь покрасневший и запыхавшийся. В руке его была фетровая шляпа, на висках — серебристая седина, широкие щенячьи глаза уставились на детектива.

      — Там… это…

      — Ещё один? — догадался Шерлок. — Отлично! Отлично!

      Затем Холмс встал, сложил газету, схватил своё длинное пальто, да накинул шарф тёмно-синего цвета. Резкая смена настроения заинтриговала Джона. И чему этот умник может так радоваться?

      — Паддингтон сорок три. Снова он! Ты поможешь?

      — Спрашиваешь? Лестрейд, если бы убийства происходили каждый день, у меня была бы не жизнь, а сказка! Ватсон, вы с нами?

      — Я? — удивился Джон.

      — Вы же врач, да и военный к тому же. Наверняка вы сможете помочь! — уверял Холмс.

      — Даже не знаю…

      — Решайтесь! — нараспев убеждал детектив. — Это может быть опасно.

      — Сейчас, только куртку накину.

      Взявшись за свою трость, Джон пошёл следом. Когда они приехали к этой улице, проулок был перекрыт жёлтыми лентами, а вокруг столпились репортёры. Офицеры старались их сдержать, но они всё не прекращали фотографировать со вспышками, и пытаться вызнать хоть крупицу информации.

      — Инспектор Лестрейд! Инспектор Лестрейд! — кричала одна из них. — Паддингтонский Вампир вернулся?

      — Инспектор, вы можете нам подтвердить, что жертва обескровлена?

      — Народ требует ответов! Вы не можете от них это утаивать!

      На возмущённые крики Грег ответил спокойно по шаблону:

      — Все детали по этому делу раскроются на конференции. Расходимся!

      Рядовые детективы подняли ленту перед Шерлоком, но остановились перед Джоном.

      — Ему нельзя.

      — Всё хорошо. Он со мной, — уверял тот.

      — Что, твой новый эксперимент?

      — Я, пожалуй, тут подожду, — робко добавил Ватсон. Ощущение, что ему здесь не рады было неприятным. Хотя это скорее относилось к Холмсу, ибо напряжение в воздухе нарастало. Детектив Донован, женщина с копной пушистых волос, одарила Ватсона иронично-сочувствующим взглядом. Стоило детективу отойти, и она предупредила врача:

      — Опасайся его. Проблемы всегда идут с Шерлоком рука об руку.

      — То же можно сказать и обо мне, — кинул он ей, когда проходил за ленту.

      Тело, что лежало в подворотне возле мусорки, принадлежало юной девушке: скрюченное, бледное, с широко распахнутым ртом, и открытыми глазами. В них бельмом отражался страх. От вони Ватсон прислонил ко рту носовой платок. Криминалисты уже закончили, и просто стояли в сторонке. Андерсон затараторил свою версию:

      — Это был вампир. Видите, следы на шее?

      — Вампиров не бывает! — прошипел Холмс.

      — Да? И как вы объясните, что она полностью обескровлена? На теле больше нет…

      — Заткнись, Андерсон, ради всего святого! Ватсон, что скажете?

      — Я… я не думаю, что…

      — Ну же, смелее! Подойдите!

      Криминалист выдал Джону перчатки, и после того, как он их надел, опустился к телу на корточки, и стал пристально разглядывать. Кожа сморщилась как изюм, побледнела до цвета слоновой кости. В жилах не осталось и капли крови. На шее две мелкие колотые раны — как пить дать вампир. Ногти посинели до образования посмертных гематом. Губы сухие потрескавшиеся. Кроме этого ничего.

      — Обескровлена — это очевидно, — признался Ватсон.

      — И всё? Больше ничего? — с толикой разочарования спросил Шерлок. Когда Джон кивнул, детектив продолжил за него: — Следов насилия нет. Отсутствие одежды намекает о сексуальном подтексте. На безымянном пальце так же нет следов от кольца, из чего мы делаем вывод? Она не замужем. Зубы мудрости ещё не прорезались. Молодая. Лет восемнадцать-двадцать, не больше. Работала на заправке. Девственница. Убита не здесь. Тело намеренно притащили.

      — Откуда ты узнал, что она…

      — Работала на заправке? Или то, что она девственница? Не важно. Видишь следы на руках? Чернила от купюр, на указательном характерные мозоли, когда часто работаешь с рычагом от шланга. Лобок она ни разу не брила, а половые губы целёхоньки. Если бы маньяк что-то сделал — остались бы следы проникновения и трещины вокруг. Понимаешь, Ватсон? Важно искать не только следы того, что есть, но и того, чего нет. Собака не залаяла? Значит грабитель — это кто-то знакомый.

      — И что нам это даёт? — спросил Андерсон.

      — Ох, всего лишь на всего портрет убийцы, — саркастично отозвался Шерлок.

      — Мы итак знаем, кто убийца!

      — Андерсон, сделай мне одолжение, а? Возьми свой крошечный мозг, который ты не используешь, и постой молча в сторонке!

      — Говори, что хочешь, Холмс, а я пока что запасусь-ка серебряными пулями, — съязвил криминалист.

      — Серебряные пули для оборотней, тупица.

      Тут к ним подошёл инспектор. Уперев руки в бока, тот поинтересовался:

      — Ну что, с этим закончили? Есть предположения, кто мог её убить?

      — Предположения строят только идиоты, Лестрейд. Но с этой мы закончили.

      — И?

      — Отвезите нас в морг, да поживее! — пафосно уходя, велел Шерлок.

      — Зачем?

      — Затем что для подобных серийных маньяков важна не последняя жертва, а первая.

***

      Молли вытащила из ячейки стол из хромированной стали. На нём лежало тело, укрытое простынёй. Тоже девушка, тоже молодая. На шее такие же следы. Татуаж на бровях, а в губе дырочка от пирсинга.

      — Салли Нильсон. Двадцать четыре года, — назвала Хупер. — Умерла в…

      — Нет-нет-нет, тут какая-то ошибка, — прервал её Шерлок. — Я же просил первую жертву! Где первая?

      — Но это и есть… — робко говорила она, но увы, Шерлок не давал ей и слова вставить.

      — Хватит играть со мной!

      — Холмс, в чём проблема? — завидев негодование товарища, спросил Джон. Его рука непроизвольно коснулась плеча, пока Шерлок хватался за виски.

      — Ни в чём. Ни в чём! Молли, покажи пожалуйста её вещи?

      — К-конечно. Сейчас, — и она отправилась в соседнюю комнату, где хранились предметы умерших.

      Детектив вцепился ладонями в стол, и навис над ним. Его зрачки метались из угла в угол. Он о чём-то активно размышлял.

      — Шерлок… — позвал его Джон.

      — Тихо! — шикнул он. — Я думаю, мне нельзя мешать.

      — Она выглядит почти так же. Почерк на лицо! Чего ты ожидал увидеть?

      — Закономерно, что, когда маньяк совершает своё первое убийство — он лажает! Это тело не может быть первым, Джон!

      — Тогда где оно?

      — Я над этим работаю. Дай подумать!

      Шерлок закрыл глаза, и вдруг принялся лихорадочно водить пальцами по воздуху. Продолжалось это не долго, но Молли вошла и успела застать Холмса. Ватсон спросил её шёпотом:

      — Что он делает?

      — О, это его метод! Шерлок погружается в чертоги разума, и выискивает там информацию.

      — Чертоги разума? Что за чертоги разума?

      — Чертоги разума — это техника запоминания, Ватсон. Она заключается в создании воображаемого пространства для хранения воспоминаний, — уверенным тоном отвечал ему Шерлок. — Представь себе, что твой мозг — это чердак, где ты хранишь всю информацию: воспоминания, знания, опыт — всё. Обычные люди захламляют его ненужными вещами по типу «вокруг чего земля вертится?». А я же предпочитаю хранить в нём только всё самое необходимое!

      — Ты это серьёзно?

      — Серьёзнее некуда. А теперь домой! Я дико устал, и хочу вишнёвого пирога.

      — А как же вещи? — спросила Молли с пакетом в руке. Внутри него были запечатаны серёжки, снятые с лица и ушей, лента для волос, и ещё накладные зубы. Вампирские накладные зубы.

      — Убери их обратно, они мне не нужны.

***

      Ночью его опять преследовали кошмары. Джон очутился посреди окопов, куда только что попала граната. Юный солдат вопил остервенело:

      — Больно! Мне больно! Ма-а-а-ма-а-а! — с его лица, перемазанного копотью стекали жгучие слёзы. Он так часто дышал, что лёгкие вот-вот разорвутся. Каска съехала на бок. Ватсон опустился к раненному и прокричал сквозь грохот танковых пушек:

      — Держись! Не теряй сознания, слышишь?

      — Я не хочу умирать!

      — Не умрёшь! Сейчас я возьму тебя, и притащу в безопасное место. Идти можешь?

      Юнец покачал головой, и Ватсону пришлось волочь солдата на своей спине. Вслед им летели пулемётные очереди. По бокам подымалась пыль. Траншея в двух шагах, но как тяжело Джону было совершать эти самые шаги. Он сделал для юноши всё что мог: перевязал его, заштопал, однако это не помогло. Пацан умер у врача на руках.

      Война искалечила Ватсона. Исполосовала его душу рубцовыми шрамами, которые всё никак не заживали. Психотерапевт пыталась ему помочь, но она просто не знала, какого это: не спать сутки напролёт с оружием в руке и всё время настороже. Забыть запах свежего воздуха, а вместо него принять как данность вонь дыма и пороха. Видеть человека перед собой, а в следующую же секунду пытаться спасти его от попавшей в лицо шрапнели. Генералы зачитывают им пафосные речи о доблести и верности родине, на их фраках блестят медальки, но где они сами на поле битвы? Где их переломанные кости и раздробленные конечности? Где же пустота в их глазах? Нет её! Джон давно понял, что война — это никакое не благородство, никакая не доблесть и не подвиги! Война — это грязь! Это смерти, болезни, заражения, вывернутые кишки, кровь и… безумие! Он поступил на службу, мечтая изменить этот мир, но, когда вернулся — ничего не изменилось. Ватсон осознал, что все его страдания и лишения были напрасны. Сердце разбилось в тот день и закуталось в колючий неприступный саван.

      Он ощутил, как кто-то хватает его за плечо, и одним инстинктивным движением схватился за пистолет под подушкой. Направил его в сторону незнакомца и только теперь понял, что проснулся. Со лба скатывался пот, сердце бесновалось в груди, палец на крючке. Ещё бы секунда, и Шерлок бы словил пулю промеж глаз.

      — Ты не спишь? Хорошо! Собирайся, мы едем кататься.

      — Что? Что происходит? — Джон в полном недоумении уставился на часы. — Шерлок, время час ночи! Какого чёрта?

      — Тебе ведь интересно, кто был первой жертвой Паддингтонского Вампира?

      — Я мог застрелить тебя, а тебя волнует дело?!

      — Мог — не то же самое, что стал бы. А теперь одевайся, я знаю, что ты умираешь от любопытства.

      — Н-да? С чего вдруг?

      — Я сказал «опасность», и ты тут же последовал за мной. Какие ещё тебе нужны доказательства?

      И вот с этим придурком вселенная решила свести Джона? С этим самодовольным кретином, который плюёт в лицо опасности? С ним? Серьёзно? Раньше у Джона к вселенной было много вопросов, но теперь всего один: «Какого хрена?». Он невольно потёр место ожога, где раньше были начертаны слова. Пистолет в руке отдавал тяжестью, и нога заныла.

      — Дай мне секунду, — попросил Ватсон.

      — Для тебя я готов выделить целую минуту, мой друг.