Тревожность ударилась затылком о стену, стараясь дышать как можно тише.

Это было бесполезно. Всё равно весь головной отдел был наполнен криками и душераздирающими визгами. Тревожность знала, что этим всё закончится, но рассчитывала, что этого можно будет избежать.

Радость уже давно ей говорила, что остальные эмоции просто мешались. Что они делали Райли хуже, что они мешали ей развиваться и идти дальше. Страх не позволял ей пробовать что-то новое, Брезгливость закрывала перед ней те двери, за которыми надо было хоть чуть-чуть запачкаться, Зависть присваивала чужие идеи и не давала рождаться новым, из-за Скуки и Гнева на неё странно смотрели люди, к которым следовало тянуться, Стыд замыкал её в себе и не давал раскрыться, а Печаль в любом своём проявлении была сущим кошмаром.

Тревожность выслушивала жалобы и утешала её. Представляла худший исход просто по своей природе, но, как она думала, хорошо знала Радость. Вечно улыбчивую, милую и заботливую, которая никогда в жизни и мухи не обидела. Даже после жалоб своей девушке за чашкой травяного чая, Радость снисходительно качала головой и говорила, что они всё равно её друзья, и она всех любит.

Как оказалось, делала она это, чтобы успокоить Тревожность.

Чтобы не делиться с ней самыми потаёнными и тёмными мыслями. О том, насколько сильно Радость ненавидела всех вокруг. Лютой, сжигающей дотла ненавистью. Как все ей осточертели и были отвратительны.

Кроме, чёрт возьми, Тревожности. Либо до неё ещё не дошло дело.

Сейчас, спрятавшись за пультом и хватаясь за грудь, Тревожность надеялась, что их отношения с Радостью её спасут. Либо её оставят напоследок и дадут время сбежать. Или хотя бы успеть подумать о том, как можно было бы сбежать до того, как ей вскрыли горло.

— Милая, — пропела Радость где-то совсем рядом. Ещё через секунду рядом с Тревожностью упало тело Хандры, заставляя завизжать. Она обхватила голову руками и сжалась. — Ну что же ты, не бойся, — ласково протянула она. В паре сантиметров от ноги Тревожности лязгнул металл, и она хотела только сильнее отодвинуться, но Радость взяла её за плечи. Она прижала её к себе, и Тревожность позволила себе широко распахнуть глаза от шока. Мелкая дрожь прошибла всё тело, а дышать стало ещё тяжелее. — Тебя я не трону, милая моя, — шептала Радость. Она поцеловала Тревожность в макушку. — Но мне нужна твоя помощь.

— С ч-чем? — едва ли смогла из себя выдавить Тревожность. Краем глаза она смотрела на захлёбывающуюся в крови и хрипящую Хандру, которая ещё дёргалась. Вся бледная, чуть ли не белая, пробитой ладонью пыталась закрыть рану на шее.

Радость повернула голову Тревожности к себе. Она заглянула в её блестящие от слёз глаза и большими пальцами провела под ними. Вытирая слёзы, она размазала по лицу Тревожности чужую кровь. Она с ужасом попыталась взглянуть на пальцы Радости, но та заговорила, приковывая внимание.

— Остались только Страх и Зависть, — спокойно говорила Радость, но наигранно обиженно надула губы. — Поможешь мне от них избавиться? — Тревожность уже вдохнула, чтобы ответить, но её нежно чмокнули. — Я не хочу вредить тебе, хорошо?

Тревожность шумно сглотнула и рвано кивнула, насколько ей позволяли руки Радости.

Она нежно поцеловала Тревожность, прикрыв глаза. Испуганно схватившись за запястья Радости, она чуть не оттолкнула её, но вовремя опомнилась. Было слишком страшно и опрометчиво делать хоть какие-то резкие движения.

Осторожно отстранившись первой, Тревожность ещё пару раз кивнула. Не отводя взгляд от Радости, она нащупала левой рукой топор рядом с собой, в глубине души намереваясь пустить его в ход прямо сейчас. Но Радость охнула, взяв ладонь Тревожности в свою, и оставила на её пальцах лёгкий поцелуй. Последняя вздрогнула в испуге, заставив Радость улыбнуться.

— Нет, милая, — мягко поправила она. — Я не буду заставлять тебя это делать, — Тревожность медленно с облегчением вздохнула. Но также это означало, что и сбежать будет сложнее. — Их просто нужно найти. И привести ко мне, ладно? — Радость погладила её по голове, заставляя Тревожность зажмуриться. Она отрежет эти волосы, как только этот мрак закончится. — Ты ведь у меня такая умная, — объясняла Радость. — Обязательно что-нибудь придумаешь, чтобы выманить их, правда?

— Конечно, — нервно заулыбалась она. Ещё минута, и Тревожность станет умолять отпустить её.

Впервые прикосновения Радости были такими мерзкими и омерзительными.

Каждое касание проходилось ножом по сердцу. На одежде, коже и волосах Тревожности оставались разводы крови. Отвратительная вонь заполоняли её нос, спускаясь по дыхательным путям в самое нутро. Тяжёлый запах металла в воздухе смешивался с вонью продуктов жизнедеятельности тех, кто уже умер. Тревожность закрыла себе рот и нос обеими руками, поднимаясь на ноги с помощью Радости.

Замечательный момент, чтобы сбежать и не идти на сделку с дьяволом. Затеряться в глубинах сознания Райли и просто ждать неминуемой гибели. Их девочка очень быстро умрёт, стоит единоличной эмоции остаться за пультом. Они уже проверили это на живом примере, когда Райли было тринадцать лет.

И тогда в этом была виновата сама Тревожность.

Просто сбежать и доживать последние дни в стране фантазий. Там всё разрушится ещё быстрее. И последняя эмоция, что осталась живой и в малейшем рассудке, канет в лету.

Это больше не её Радость. Это монстр, вселившийся в неё много лет назад, и росший на чересчур уж плодородной почве. Это было чудовище с топором в руках, готовая разорвать всех и каждого на своём пути.

Планы в голове Тревожности рождались быстро. Даже пунктов для полного успеха не так много.

Во-первых, нужно было отыскать смартфон Хандры. Так можно было выкроить хоть немного времени, чтобы Райли ещё можно было попытаться спасти. Во-вторых, в самом деле отыскать Страха и Зависть. И, если первый мог оказаться балластом, то Зависть могла придумать, как из этого выпутаться. Идеи будут чужими, но от этого не менее действенными. В-третьих, каким-то образом надо было спуститься из головного отдела хотя бы на пару этажей, чтобы было проще сбежать.

Нужно было всего лишь выйти из-за пульта и начать двигаться в сторону спален. А оттуда уже подавать клич Страху и Зависти. Только надо было придумать, как это сделать, чтобы Радость ничего не услышала.

— Эм… Радость моя, — приглушённо из-за прижатых к лицу рук обратилась Тревожность. Ей в ответ вопросительно промычали. — А что ты пока будешь делать?

— Топор затупился. Хочу заточить, — сказала Радость и напоследок поцеловала её в лоб. Она пропустила Тревожность за пульт, заставляя переступить через труп Хандры.

— Ам… а можно ещё вопрос? — спросила Тревожность, закатив глаза к потолку, лишь бы не смотреть себе под ноги. Она чуть не упала, наступив на руку Хандры и услышав хруст. — На что я наступила?! — с ужасом заверещала она, закрывая лицо руками. Тревожность слышала в ушах собственное бешенное сердцебиение и чувствовала, как тряслась её грудь. — На руку, да?! Я сломала ей пальцы?!

Тревожность зажмурилась и обхватила голову руками, зажимая между пальцев волосы и оттягивая.

На каком-то подсознательном уровне Тревожность понимала, что Хандре больше не больно. Пара сломанных после смерти пальцев — малое зло по сравнению с тем, что сделала Радость.

Когда она пряталась, уже успела рассмотреть тело. В слишком ярких и ужасающих подробностях. По всему лицу, с раскрытыми от неподдельного ужаса глазами, были гематомы и синяки. На лбу, под самой линией волос, была глубокая широкая рана от топора. Из-за того, что Хандра лежала на спине, вся кровь из этого разреза стекала по вискам и забивалась глубоко в уши. Сама голова еле держалась на теле: шея была разрублена несколькими точными, но не сильными ударами. Удивительно, что она ещё умудрялась хвататься за жизнь. Ладони тоже были истерзаны, ведь, похоже, она ими закрывалась.

Тревожность не видела ту сторону, на которую наступала. Поэтому страшно было представить, что там хрустнуло.

— Ох, милая, — с искренним сочувствием выдохнула Радость и прошла за ней, оставив топор на пульте. — Это был всего лишь смартфон, не бойся так.

После заветного слова «смартфон» у Тревожности моментально заложило уши, и всё остальное она слышала будто сквозь толщу воды. Лучше бы сломала ничего не чувствующей Хандре пальцы.

Путь к отступлению стал заметно труднее и тернистее. Хруст был слышен слишком отчётливо — очень вряд ли что-то подлежало ремонту. Даже если в обход Радости получится забрать разбитый телефон, его уже не восстановить. Так что не стоило даже пытаться.

— Ты хотела что-то спросить, милая? — решила уточнить Радость, и Тревожность уже чувствовала рвотные позывы от ласкового прозвища. Её вывернет наизнанку несмотря на то, что она ничего не ела весь день. Радость даже перед сном не смогла заставить её поесть. — Что такое?

— Я… я хотела узнать, — начала говорить Тревожность, сдерживаясь, чтобы не разреветься и не убежать. А сама уже забыла, что хотела узнать. — Эм… я…

— Если вылетело из головы, не страшно, — успокаивала Радость, но рука на плече Тревожности сжалась. Главное, не злить её ещё сильнее.

Тревожность взглянула на неё через щели между пальцев и осмелилась только благодарно кивнуть.

Надо было срочно искать выживших. Втроём сбежать гораздо проще.

Она убрала руки от лица и под внимательный взгляд Радости зашагала по огромному залу в сторону спален. Тревожность старалась не дышать, чувствуя, как рвота уже подступала к горлу.

Стараясь не глядеть по сторонам и под ноги, она шла, словно на расстрел.

В зале стояла гробовая тишина. Только через несколько секунд раздались методичные и точные звуки точащегося лезвия, но Тревожность будто его не слышала. Это было словно не за её спиной, и вовсе не с ней.

Внутри было слишком много мыслей. Она вычисляла пути отступления и размышляла, где могли быть Страх и Зависть. Стоило поискать в складах, но там был глухой тупик. Вряд ли предусмотрительный Страх ринулся бы туда даже в полнейшей панике. В экстренных ситуациях он как раз умел думать наперёд. Ещё были мысли о том, что Райли проснётся всего через три часа. За это время надо было хотя бы придумать новый план.

Эту ночь Тревожность запомнит надолго.

Она шла, смотря в потолок, а поэтому вновь на что-то наступила. Только в этот раз в лужу крови, из-за чего Тревожность с громким криком поскользнулась и упала. Она громко закашлялась, пытаясь откатиться как можно дальше от лужи, но только больше утопая в ней.

Тревожность резко села, опираясь одной рукой на пол. Она вновь взвыла, резко прижимая руку к груди, ведь дотронулась до чей-то остывающей головы. Все волосы были в вязкой тёплой крови, которая даже успела запечься.

Решившись обернуться, Тревожность не смогла сдержаться и её всё-таки вырвало. Выпитым за последний день чаем, в общую лужу крови и мочи, в которой она оказалась.

Здесь лежала Брезгливость.

Помимо естественных жидкостей, наружу торчали все внутренности. Живот был раскурочен, и всё было вывалено наружу, будто руками. Так что в огромной луже была ещё и вчерашняя, не успевшая перевариться, еда.

Тревожность, как только смогла поднять голову, подскочила на ноги. Она не могла отвести взгляд от тела, а поэтому просто пятилась назад. Даже не было сил продолжать кричать.

Если их, чёртовых беглецов, Радость затем поймает, им будет ещё хуже чем тем, кто убежать не успел.

Оглядев себя, весь с неё начало что-то капать, Тревожность опустошила свой и без того пустой желудок ещё раз. Она судорожно начала расстёгивать пуговицы на ночной сорочке и скидывая её как можно быстрее. Лучше уж быть голой, чем во всём этом.

Она осталась в одних трусах — у неё не было привычки носить топ под сорочкой. Даже ботинки и носки сбросила, чувствуя себя мерзкой насквозь.

Тревожность обняла себя за плечи, пачкая бледную веснушчатую кожу в крови и прочих выделениях.

Лучше оглядеться по сторонам. Чтобы не было судорожного и адского желания содрать с себя кожу. Один раз увидеть, но зато не ходить по минному полю, где каждую секунду можно упасть на чьё-то бездыханное тело.

Было видно, кто бегал быстрее остальных. Тела лежали очень последовательно: между ними было примерно одинаковое расстояние.

Следующей была печаль. Она лежала ещё в общем зале, но ближе всех к спальням. Просто не смогла далеко убежать. С ней Радость разделалась особенно жестоко: весь мягкий белый свитер был тёмно-красным. И глаза выколоты, и шея вскрыта, и грудная клетка была нараспашку. Глазные яблоки — одно вытекшее и другое удивительно уцелевшее — лежали совсем рядом с головой. Изуродованное отвратительное тело. Тревожность смотрела на него всего две секунды, но этого хватило, чтобы всё подробно рассмотреть.

Если Радость расправлялась так с теми, кто её не предавал и кого она не любила всей душой…

Тревожность шумно сглотнула. Просто не стоит сюда возвращаться, и Радость её не достанет. Лучше пожить ещё немного, но вдали отсюда, чем стать безвольной куклой или вовсе трупом в коллекции Радости. В коллекции той, кого она так беззаветно и ласково любила.

Она обернулась перед тем, как шагнуть в пустоту спален. Из глаз моментально брызнули слёзы, а Тревожность попятилась в стену и, врезавшись, скатилась по ней на пол.

Рядом с дверью в свою комнату, в свою милую и уютную комнату, лежала Ностальгия. Она ещё дёргалась и тихонько хрипела. В её грудь был воткнут большой нож; такой, что маленькую старушку пригвоздило к полу. Но она была ещё жива. Даже тихонько кашляла, выплёвывая кровь.

Тревожность считала себя хорошей эмоцией. Радость долго и упорно внушила ей это. Убедила.

На дрожащих ватных ногах она поднялась. Не моргая, она смотрела на Ностальгия. На бедную крохотную старушку, которая истекала кровью и мучилась. Надо было сделать так, чтобы ей больше не было больно.

Как загипнотизированная, не в себе, она шла вперёд. Неуверенно, будто сопротивляясь собственным убеждениям и желаниям. Голова кружилась, и Тревожность чувствовала, что её вот-вот настигнет обморок.

Прежде, чем отключиться, она успела пару раз провернуть нож в чужой груди. И услышать душераздирающий хриплый финальный крик.

И успела лукаво понадеяться, что падение головой о пол окажется смертельным.

Она закричала от боли; удар совершенно не стал спасительным. Напротив — он привёл её в чувства и отрезвил, будто выстрел, прогремевший над головой. Разум прояснился, но стал только ещё тяжелее.

Осознание того, что сделала Тревожность, ещё не добралось до неё. Она сидела рядом с телом, которое всего десяток секунд назад испустило последний выдох, и не понимала, что это сделала она. Вместо того, чтобы помочь Ностальгии встать и прийти в себя, она добила её.

Но альтернативой была не продолжение счастливой жизни в отдельной комнате, где она весь день пекла кексики и пирожки. После спасения ей пришлось бы скитаться по разуму Райли в поисках покоя, которого она бы никогда не нашла.

В другой ситуации Тревожность спасла бы её. Но сейчас убить её было куда милосерднее.

Тревожность села на пол.

Она разглядывала Ностальгию, которая лежала в считанных сантиметрах. Такая крохотная и совсем маленькая. Если вытащить нож, сложится ощущение, что она просто уснула здесь, на полу. Захотела побыть в общем зале, но ей не нашлось места, как всегда.

Надо было почаще пускать их старушку к пульту. Разы, когда они ей разрешали нажать хотя бы кнопочку, можно было пересчитать по пальцам одной руки. В основном перед сном, чтобы Райли заснула с улыбкой и точно выспалась перед важным днём, или за чашкой горячего чая, когда за окном был ливень.

В последней ситуации перед пультом предпочитала сидеть Печаль. Пока Радость ей разрешала.

Всё происходящее было так предсказуемо. Настолько, что Тревожность хотела вскрыть себе череп и вырвать оттуда мозг, ведь он оказался абсолютно бесполезен. Она — единственная, кто могла предотвратить всё происходящее. Она всегда зрела в корень и предвидела все возможные исходы. Только не смогла увидеть, что её собственная девушка медленно сходила с ума.

Это не был быстрый процесс. Это было методично и долго. Радость внутри вся кипела и бурлила, когда кто-то из них ошибался, но внешне только мягко отодвигала от пульта и даже не ругала.

Просто последняя капля её терпения закончилась. Это было только вопросом времени.

Вчера днём родители Райли сообщили, что разводятся. Она уже взрослая девочка — даже не до конца верилось, что недавно ей исполнилось восемнадцать лет. Последний год в школе, а оттуда сразу в колледж, где уже два года училась Вэл. Не было события радостнее того, что они вновь будут жить в одном общежитии, а не видеться только после школы и на выходных, и их отношения наконец-то перейдут на новый, взрослый уровень.

Ничего не могло испортить эту новость. Кроме развода родителей.

Райли, да и эмоции внутри неё, всегда думали, что её родители души друг в друге не чаяли. Такую дружную семью, как они, надо было ещё поискать. Как оказалось, они даже не спали в одной кровати уже долгих пять лет. Просто прятали это от дочери.

Отец неаккуратно сказал, что не разводились они только из-за того, что это травмировало бы Райли. Тревожность и Радость, несмотря на волнение и шок, поняли, что он не имел в виду ничего плохого. Родители всего лишь заботились о том, чтобы у Райли было радостное детство, пусть это и был мираж. Так просто надёжнее.

Остальные эмоции, под предводительством Печали, придумали свою трактовку этих слов.

Что не разводились родители из-за Райли. Что они были из-за неё несчастными чуть ли не всю свою совместную жизнь. Даже Тревожность такого не предположила: настолько плохо это звучало. Родители исключительно заботились о Райли, а поэтому никогда в жизни не стали бы винить её в том, что решили сами. Поэтому тот факт, что никто из эмоций не согласился с мнением обоих боссов, сильно ударил по Радости.

Из-за этой новости все вышли из-под контроля.

За пультом обосновались Печаль и Стыд, а на постоянном подхвате у них была Зависть. Даже Хандра стала часто брать управление Райли, хотя до этого она предпочитала лежать на своём диване и играть в телефон.

Они перестали как-либо слушаться Радость. И это стало фатальной ошибкой.

Тревожность крупно вздрогнула, когда почувствовала, что по её шее что-то текло. Должно быть, она разбила себе голову, когда упала.

Выдохнув, она достала из груди Ностальгии нож несмелым, медленным движением, и положила его рядом. Вытерев кончили пальцев о первую попавшуюся под руку ткань — платок Брезгливости, который почему-то оказался здесь — Тревожность закрыла веки старушки. Она прижала руки к своей голой груди, будто обожглась от прикосновения и позволила себе тихо заплакать.

Если бы только Радость ей обо всём рассказала. Или сама Тревожность не была бы столь непроходима тупа и заметила бы всё. Стольких жертв можно было бы избежать.

Тревожность очень сильно любила её. И она верила, что где-то в глубине, под этим страшным маньяком, скрывалась её милая и чудесная Радость.

Между тем, чтобы сбежать и каждое мгновение трястись за свою жизнь, а ещё вероятно за жизнь маленького ребёнка и хрупкого мужчины рядом, и тем, чтобы остаться вдвоём с любимой и пытаться её вразумить, не было правильного выбора. Был ещё вариант позволить Страху и Зависти сбежать, но, если Радость узнает, что Тревожность им помогла, то она не жилец.

Тревожность не боялась смерти. Но умереть от рук своей любимой было страшно так сильно, что её от одной только мысли об этом пробивала крупная дрожь.

Радость будет совсем одна, если Тревожность её бросит. А если предаст, то ей ещё и придётся собственными руками разделываться с той, кого она искренне и нежно любит. Так любит, что даже сумасшествие не могло сломать это сокровенное нежное чувство. Даже тот факт, что Тревожность бывала согласна с действиями остальных эмоций последнюю неделю, не смог заставить Радость хотеть порубить её на мелкие кусочки и бросить в общую яму с трупами.

Она знала, что если останется, то будет в безопасности. Ей будет мерзко от прикосновений и поцелуев, зато она останется жива и будет пытаться достать Радость из уродливых и острых лап сумасшествия, которые её поглотили. У неё будет достаточно времени, чтобы хотя бы предпринять пару попыток.

Даже если ничего не выйдет, она не сдастся просто так.

Тревожность поднялась на ноги и, утерев с лица слёзы резким движением запястья, посмотрела в сторону спален. Там теперь покоились Гнев и Стыд — те, кто мог дать Радости отпор. Их она убила во сне. Гнева зарубила, а Стыд умер во сне из-за крысиного яда в заботливо приготовленном ужине. Даже если он почувствовал странный горький вкус, ему слишком стыдно было сказать об этом вслух.

План она выстроила идеально. Если бы он не был таким разрушающим и кровавым, был бы направлен в мирное русло, то Тревожность очень бы ей гордилась.

С предсмертного выкрика Гнева и началась вся беготня. Тревожность убегала просто из-за чувства самосохранения, но, как оказалось, сделала это зря. Надёжнее было остаться в их с Радостью кровати и зажать уши руками, согнувшись в три погибели. Так бы Тревожности хотя бы не пришлось бы идти через весь чёртов зал.

Она не знала, что ей делать.

Всё было слишком запутано и сложно. От её действий зависела не только её жизнь. Трагедия была даже не в жизнях Страха и Зависти, как бы цинично это не звучало: на кону была жизнь Райли.

Перед сном ей звонила мама и, после долгого тяжёлого разговора про подробности развода, попросила её не унывать и почаще улыбаться. Радость это могла обеспечить. Только зачем ей Тревожность в этом уравнении? Чтобы не сойти с ума окончательно из-за одиночества? Это звучало жестоко.

Вряд ли её когда-либо подпустят к пульту. Она заставляла Райли переживать по пустякам.

Огромный экран вдали вдруг загорелся, и Тревожность резко повернулась к нему, чуть не запинаясь о собственные ноги. Небо за окном всё ещё было тёмным, к счастью для всех — Райли ещё не проснулась. Значит, ей что-то снилось.

Радость была у пульта, так что переживать за сохранность сна Райли не стоило. Ей точно займутся: что бы Радость не делала, её первым приоритетом всегда была их милая девочка.

— Чёрт, Райли, спасибо, — одними губами прошептала Тревожность и со всех босых ног бросилась к спальням. Туда, где тише и укромнее всего.

Тревожность даже не собиралась вникать в то, что ей снилось. Просто искренне была счастлива из-за того, что это было достаточно громко и с большим количеством разговоров. Вроде как, тренировка по хоккею, но в команде рангом повыше. После шестнадцати лет ей редко такое снилось, но Тревожность готова была расцеловать её за то, что сегодня ей в голову пришло именно это.

— Страх! Зависть! — кричала она в спальнях, стараясь не смотреть на трупы на кроватях. — Где вы?! — срывала голос она, глядя по сторонам, не в силах сфокусироваться на чём-то одном. — Пожалуйста!

Она напрягла слух, и смогла услышать шёпот со стороны гардероба. Слишком тихо, чтобы расслышать отдельные слова, а поэтому Тревожность решительно направилась туда. Удивительно, как она смогла расслышать это из-за бьющегося и трясущегося сердца, которое отдавало в уши.

— Она с Радостью заодно! — кричащим шёпотом говорил мужской голос.

— Нет! С чего бы ей быть с этим монстром…

— Подумай хорошенько!

Тревожность шумно сглотнула и открыла дверь в гардеробную. Она до сих пор не решила, что будет делать, а поэтому придётся примерить роль Радости и… плыть по течению. Даже звучало отвратительно для того, у кого всегда был чёткий план действий.

Страх вскрикнул, но его рот быстро закрыла детская окровавленная ладонь. Странно, что от этого он не упал тут же в обморок.

— Я… я… Райли что-то снится, нам надо к пульту. Нам надо к пульту, — судорожно повторяла и шептала Тревожность, стараясь трястись ещё больше, чем заставляла сама ситуация. Она не могла остановить взгляд на чём-то одном, а глаза так и норовили начать закрываться из-за кровопотери. — Нам надо… к пульту.

— Что ты несёшь? — нахмурился Страх, стараясь не срываться на крик. Он ударил Зависть по руке, когда та вновь попыталась его заткнуть. — Там бешенная собака, которая рвёт всех и каждого! Ты думаешь, мы туда выйдем с тобой? После того, как ты умудрилась там выжить? — он сделал подшаг к Тревожности и схватил её за шею, заставляя удивлённо резко вдохнуть. — Ты с ней заодно, не так ли?!

Получилось слишком громко.

Тревожность растерянно бросила взгляд в ту сторону, где за широкой стеной был экран. Радость наверняка уже услышала их. Слишком уж подозрительно Тревожность перестала их звать и искать.

Надо было соображать и решаться быстро.

— Я… — она скривилась в отчаянной гримасе. — Моя дорогая Радость, она… — Тревожность всхлипнула, насколько ей позволяла сжатая рука на горле. — После того, что она сделала, она сама… она… — Тревожность закрыла глаза и заплакала.

Это ложь во благо. Им не придётся видеть то, во что превратится мир после сегодняшней ночи. Даже если это означало их смерть.

— Если бы я только знала, — вынужденно прошептала она, и Страх медленно её отпустил. — Она… она лежит там. С топором в… в… — Тревожность так и не смогла это произнести, потому что даже думать о смерти Радости было невыносимо страшно. — Пожалуйста, пойдёмте к пульту, — выдохнула она, но не смела посмотреть на тех, кого так страшно обманывала.

Она взвыла не от того, что была такой хорошей актрисой. А из-за того, что через считанные секунды поведёт друзей на смерть.

У неё были все вводные, чтобы дать им сбежать. Но тогда Радость расправится с ней так, как нельзя было представить в самом страшном кошмаре.

Дверь в главный зал открылась, и Тревожность виновато опустила голову, обречённо выходя за осторожничающими друзьями. Им оставались считанные минуты.

А виной всему Тревожность.