Колёса поезда мерно стучат по рельсам, в вагоне привычно пахнет ночной свежестью. Арсений никак не может расслабиться, безостановочно теребит край футболки, невидящим взглядом уперевшись в стену напротив, прислоняется к одному из поручней. Он твёрдо решил. Он должен отсюда уйти. Антон проснётся и обнаружит рядом с собой пустую кровать, а на крыльце – компас. Будет его искать? Или решит не пытаться? В любом случае, они больше никогда не встретятся. Уже поздно что-либо менять: он уже сделал этот выбор. Было много моментов, когда он мог развернуться и пойти назад, но он их игнорировал. Осознавать собственную бессердечность неприятно. Антон так хорошо относился к нему, спасал, защищал, а он между возвращением домой и им выбрал первое. Но ведь он ничего парню не обещал. Они не пара и даже едва ли могут назваться друзьями которые переспали. Тем не менее, чувство вины никуда не пропадает даже от доводов разума. Нет, Арсюш, ты своими поступками дал ему надежду. Сам поцеловал, сам предложил переспать. Получается, ты и только ты в этом виноват. Поток мыслей прерывает дребезжание открывающихся дверей. Неуверенным шагом он направляется в сторону выхода и, как только ступает на ярко-зелёную траву, проём за спиной тут же захлопывается. Арс оказывается в просторном поле, больше напоминающем картинку с заставки ноутбука; в воздухе витает запах, сильно напоминающий то, как пахнет пластик старого компьютера, от чего ассоциация только усиливается. Светло-голубое высокое небо с замершими на месте белоснежными облаками, аккуратно стриженный газон, теряющийся где-то в горизонте. Абсолютно ровное бесконечное поле без единого изъяна. И ни души вокруг. Он двигается вглубь уровня, оглядывается по сторонам, не совсем понимая, что ищет. Как должен выглядеть выход в реальность? Дверь с замком, к которому нужно подобрать ключ, дыра в земле, проём, висящий в воздухе? От нетерпения хочется нестись вперёд, бежать, пока он наконец не врежется в заветную дверь, но Арсений нарочно заставляет себя идти медленным шагом, чтобы точно не упустить ни единой зацепки, которая может привести к нужному проходу. Все мрачные мысли отступают, остаётся только нервное возбуждение и лёгкое напряжение. Скоро всё закончится, и он забудет это место как страшный сон.

— А ты уверен, что сможешь забыть?

Чужой голос заставляет вздрогнуть и начать озираться по сторонам. Источник звука разглядеть не удаётся; кажется, будто он звучит одновременно отовсюду и ниоткуда, концентрируется только у него в голове и разливается по всему полю.

— Кто ты?

— У меня много имён, но ты можешь называть меня своим Богом.

— Вы умеете читать мысли? — Арсений задирает голову вверх, но ничего не обнаруживает. Такое же спокойное небо, как и везде вокруг. Не так он представлял встречу с Богом. А, если признаться честно, вообще её не представлял. Последнее, о чём он мог подумать, так это о том, что Закулисье "сотрудничает" с Богом. Бывает же.

— Умею. Ты сомневаешься во мне? В моих силах?

В голосе существа, которое явно не привыкло к тому, чтобы в нём сомневались, прорезаются недовольные нотки. Попов решает, что безопаснее всего будет не думать вообще ни о чём.

— Нет-нет, не сомневаюсь. Что мне надо сделать, чтобы уйти отсюда?

— Раскаяться в грехах своих. Зачем ты обманул Антона?

Арсений опускается на землю, на секунду замешкавшись из-за мысли о том, что надо бы что-то подстелить. Странно, что он ожидал, будто всё будет так просто. Вряд ли кто-то поднесёт ему ключик от заветной двери на золотом подносе.

— Я не обманывал. Я ему ничего не обещал, — сердце колет острая игла вины. — Он не хотел, чтобы я уходил, но нам обоим так будет проще. Было бы хуже, если бы я ушёл прямо у него на глазах. Так он будет страдать меньше.

— Ты сам-то веришь своим словам?

— Да? — неуверенный голос звучит, как вопрос, чем выдаёт его обладателя с потрохами. — А что мне оставалось делать? Я не хочу тут находиться. Я хочу домой.

— Бил человека ножом ты тоже ради этого?

— Вы читаете мысли. Мы оба понимаем, что это было неспециально.

— Ты был готов убить живое существо.

— Нет. Я видел монстра и защищался от него же. И всё бы променял на то, чтобы того дня не было.

Голос всевышнего звучит несколько удивлённо:

— Всё?

— Вообще всё. Я полностью осознаю свою вину и сожалею.

— Ты свободен. Можешь идти.

Такое быстрое и скомканное завершение диалога выглядит странным. Арсений сначала теряется, но не успевает ничего предпринять, как земля уходит из-под ног. В буквальном смысле. Трава под ним проваливается, распадаясь на множество кусков пазла, неведомая сила мощным потоком засасывает вниз. Попов рефлекторно пытается ухватиться за что-нибудь, но руки цепляют лишь воздух. Он видит, как падает в пустоту. Горло сдавливает спёртый воздух, не даёт втянуть кислород. Мужчина судорожно хватается за шею. Перед глазами в темноте пляшут белые точки. Резкий толчок. Арсений чувствует, будто его вытолкнули из собственного тела, а в следующую секунду со стороны видит, как его тело на бешеной скорости несётся вниз. Спустя ещё секунду он видит очертания огромного шара, в сторону которого он падает, и запоздало осознаёт, что это планета Земля.

А потом наступает темнота.

* * *

Казалось бы, всё плохое позади. И первые несколько месяцев он был уверен в этом, считал, что теперь его жизнь точно наладится. Он вернулся к семье, друзьям, любимой работе. Дисплей телефона показывал, что он пробыл в Закулисье всего двенадцать минут. И это всё даже можно было бы списать на странный сон, если бы не одно немаленькое такое «но»: Серёжа. Как свидетельствовала полиция, он пропал без вести. Поначалу все думали, что Арсений в этом как-то замешан, но долгое судебное разбирательство доказало, что это не так. Матвиенко просто исчез. Ни тела, ни зацепок, ни мотивов. И лишь один человек на свете знает, что с ним случилось на самом деле. И этот человек безумно мучается. Просыпается от кошмаров, путает фантазию с реальностью, а в моменты помутнения разума считает, что его не существует. Раньше он думал, что произошедшее – кошмар наяву, и только теперь узнал, что кошмар может быть в голове. Преследовать тебя каждую секунду жизни, давить на грудь, заставляя задыхаться. Повторяться снова и снова во снах, вынуждать биться в истерике от любого места, отдалённо напоминающего любой из уровней. Он застрял там. Ну, точнее, физическое тело-то было в реальности, а вот сознание осталось за кулисами. Психиатр, до которого он смог добраться через несколько месяцев, сказал, что это называется ПТСР. Арсений понимает, что дальше так продолжаться не может. Он слишком вымотан, слишком устал от постоянной тревоги. Как говорится, бойся своих желаний. Хотел уйти – вот, получай, но не забывай, что Закулисье уйдёт вместе с тобой, будет преследовать неясными образами, заметными только периферийным зрением, невесомыми прикосновениями и неразборчивым шепотом. Все события тех роковых двенадцати минут наслоились друг на друга, смешались, превратившись в уродливую кашу из кошмаров. И он знает только один способ избавиться от всего этого. Обдумывает его несколько месяцев, лёжа поздней ночью в кровати со включённым светом. Обдумывает, открывая шестую банку пива.

Обдумывает, пока бьётся в истерике из-за того, что при просмотре фильма увидел, как человека пырнули ножом. Когда, покачиваясь, поднимается с дивана, щиколотку простреливает фантомной болью. Врачи ничего не нашли, сказали, что его нога давно здорова, и послали разбираться с психосоматическими болями. На полу валяется пара пустых бутылок; в квартире, которая не проветривалась уже долгое время, полный бардак. Во всех комнатах горит свет, потому что остаться наедине с темнотой означает остаться наедине с кошмарами, потерять контроль, биться в агонии до трясущихся рук, загнанного сердца и искусанных в кровь губ. Приходится держаться за стену, чтобы не потерять равновесие из-за выпитого. Он окончательно решил, так дальше продолжаться не может. Найти бельевую верёвку не составляет труда, а за мылом приходится идти в ванную. Из зеркала на него смотрит сильно похудевший, небритый мужчина с искусанными губами, красными глазами и растрёпанными волосами. Вряд ли кто-то узнал бы в нём бывшего Арсения. Хочется надеяться, что на похоронах будет закрытый гроб, чтобы мать не видела всего этого ужаса. Выключает свет, возвращается в гостиную. Отражение, ненадолго задержавшись на зеркале в пустой ванной, тихо хмыкает и соскальзывает на блестящую поверхность крана, откуда, перепрыгнув стаканчик с щёткой и зубной пастой, приземляется на дверную ручку, где медленно растворяется, будто его никогда не было. Попов ставит валяющуюся на полу табуретку на ножки, сразу садится. Гугл сказал, что мылом верёвку натирают для того, чтобы смерть наступила быстрее из-за скольжения. Дрожащими руками связывает узел, проверяет, насколько он крепкий. Закидывает другую часть верёвки на люстру, завязывает так, чтобы она не сорвалась. Тело виснет, табуретка с грохотом падает на пол, от чего по линолеуму пробегает мелкая рябь, которой мужчина уже не видит. Руки ещё пытаются рефлекторно ухватиться за что-то, оттянуть удавку от горла, но постепенно мутнеющее сознание уже готовится уйти. Он впервые за долгие месяцы чувствует облегчение. Резкий удар тела о пол, кислород начинает снова наполнять лёгкие. Арсений поднимает голову, чувствует под ладонями что-то мягкое и мокрое. Стены, будто картонные декорации, с грохотом падают, обнажая жёлтую комнату с неприятными гудящими люминесцентными лампами.

Если ты всё ещё жив, значит Закулисью это нужно. Оно не отпустит просто так.