Это был долгий путь ко взаимности.
Когда ты почти две сотни лет находишься в рабстве, вынужден отдавать свое тело кому попало, поначалу глуша свои эмоции, а в конечном итоге и вовсе избавившись от них, когда твой хозяин, единственный человек, с которым у тебя хоть какая-то связь, истязает тебя и ломает каждый раз, стоит оказать хоть малейшее сопротивление или допустить ошибку, когда он же приказывает обслуживать гостей на его чертовых аристократических оргиях, которые длятся неделями, так, что приходится забыть кто ты и где находишься, чтобы не сойти с ума, не запоминая ни единого лица и имени, после всего этого кажется, что полюбить ты не сможешь уже никогда.
Сперва ты убеждаешь себя, что просто слегка привязался, в конце концов уже давно ты не проводил время с людьми вне так называемой семьи, без надобности заманивания их к Касадору. Разумеется, совместный труд по поиску лечения от головастиков, вас объединил, так что это точно ничего кроме привязанности. Пользуешься добродушием Тава и флиртуешь по привычке, только потому, что именно так ты делал всегда, чтобы достичь цели, а цель сейчас стала просто жизненно важной, для нее, конечно, стоило постараться. Но постепенно флирт становится... приятен? Глупо так думать, он такой же как и все до него, говорит эти глупости о пронзительном взгляде и острой улыбке наверняка лишь для того, чтобы затащить в постель. Конечно, в такой ситуации нужно работать на опережение и поступить как обычно. Соблазнить. Это на удивление просто провернуть, ведь Тав уже безвозвратно влюбился. Дурак.
Однако, по всей этой логике с объединением сил, любой человек из их команды должен стать аналогично интересен, либо, хотя бы менее неприятен, чем остается в реальности. Еще больше раздражает, когда эти самые компаньоны без смущения пристают к Таву. Разумеется, после небольшой интрижки между вами не зародились настоящие чувства и ты не занял от того место единственного человека, которому можно заигрывать с Тавом, но черт возьми! Этот Гейл, он слышал, что произошло между ними и все равно потянул свои грязные ручонки, будто нарочно, прямо у всех на глазах, выдумал какую-то чушь о волшебной сфере, лишь бы вынудить Тава касаться его груди, да еще как долго. И Шэдоухарт с ее вечными намеками, притворяется загадочной, чтобы привлечь к себе побольше внимания, стервозная девка.
Но даже такие чувства казались скорее последствием соперничества, в этой небольшой гонке по перетягиванию одеяла на себя, но точно не ревностью. Нельзя ревновать того, кто тебе даже не нравится.
И все же спустя время все становится только сложнее. На вечеринке тифлингов, несмотря на множество предложений, Тав почему-то все-равно приходит, как верный пес, к тому, кто приручил его первым. Рад приглашению настолько, что не дает раздеться. Лишь жадно целует и отчаянно обнимает, так и не дойдя до главного. Несмотря на это, ночь становится одной из самых приятных за прошедшие двести лет. Удовлетворяет.
Еще больше все усложняется тогда, когда начинаешь за собой замечать, что не только ловишь влюбленный взгляд Тава, а сам выслеживаешь другого, провожаешь его силуэт, беспокоишься во время битвы и после, в лагере, когда его лечит Шэдоухарт. Если раны оказывались серьезными, не спишь всю ночь и слушаешь насколько ровно его дыхание до самого рассвета. Кажется, это беспокойство. Разумеется, как не беспокоится о том, на кого ты возлагаешь свои надежды по избавлению от оков, но все же, почему настолько тревожно, что с ним что-то может случиться?
А когда Тав согласился выследить ортона и убить ради сделки с Рафаилом, начало казаться, будто он готов на что угодно ради этой мимолетной связи, даже пойти на столь ненужные риски. В груди начало болеть. Это сумасшествие. И вот стоя над трупом Юргира и потирая переносицу к горлу подкатывает неприятный комок. Эта манипуляция зашла в тупик.
Хотелось забыться и уйти в себя, забиться в дальний угол их лагеря, чтобы никто не говорил и не трогал, это должно отпустить. Но Тав каждый день упорно ломал стену своими добрыми словами и вниманием. Каждый вечер предлагал свою кровь. Идиот. Милый-милый идиот.
В конечном итоге, все мысли в голове сводятся к одному — к Таву. Уже невозможно отрицать, что он занял особое место в сердце. Пока что неизвестно, что это, но держать в себе больше не было сил. Так нельзя было оставлять, эмоции гложили изнутри. Больше нельзя врать Таву. Дойдя до его палатки, неуверенным шагом, переминаясь с ноги на ногу, решившись наконец, все естество умоляло бежать. Холодный пот прошибал перед признанием, а язык не хотел поворачиваться.
Какого было облегчение, когда Тав согласился на отношения, даже открыв свой разум, в котором оказалось столько теплых чувств. Но до принятия своих оставалось еще много времени. Лишь после освобождения от Касадора, получилось выдохнуть и той же ночью наконец-то признаться искренне, ничего не тая.
- Хочу разделить свое будущее с тобой, что бы не ожидало нас впереди. С тобой, как с кем-то равным, - слова вырвались сами.
Казалось, Тав, стоя посреди кладбищенской тьмы улыбаясь, заплакал. Сжал крепко в объятиях, глаза округлились, эмоции нахлынули, тоже хотелось заплакать. Стало легче.
Слишком долго Астарион томил его, слишком долго на вопрос: «Что мы для тебя?», он отвечал вопросом: «Я не знаю, не лучше ли не знать?». Теперь он уверен, вне зависимости от того, как скоро в нем разочаруются, он готов попробовать довериться.