Неожиданно для себя самого, без уловок и провокаций, Астарион снова оказался посреди комнаты Тава. Смотрит, как слегка суетливо тот ходит по комнате, рыщет в полках в поисках рубашки для возлюбленного, хотя у того целый гардероб буквально за стеной. 

- Вот держи, она постиранная..

Рубашка мягкая на ощупь, от нее веет сладковатым цветочным ароматом, совсем свежая, даже немного жаль. Было бы лучше сними Тав ее с себя пропахшую потом, поношенную уже как несколько дней, слегка влажную всю в его запахе. На губах появился хищный оскал и тут же схлынул, как только Астарион взял себя в руки. 

- Если ты так хочешь посмотреть на меня в своей одежде, - отвечает он с кокетливым смешком.

- Ты выглядишь роскошно в любой одежде, но если моя тебе не подходит..

- Расслабься, это просто шутка.

Тав старался не поддаться на манипуляции, улыбнувшись в ответ и продолжая спокойно переодеваться у постели. Астарион последовал его примеру. 

Все также, как и вчера, но теперь без кошмаров. Тем не менее он снова под удушающе тяжелым одеялом, в крепких объятиях Тава, к тому же, в его рубашке и одном нижнем белье. Слишком, слишком близко.  

И пока в голове крутились вопросы о возможном уровне близости конкретно для этого момента, Тав успешно уснул. Видимо, сказалась накопившаяся усталость, прошлой ночью он наверняка не выспался как следует из-за кое-кого, кого он полночи гладил и успокаивал. Из-за этого факта даже невозможно на него обидеться, Астарион совсем немного чувствовал свою вину, к тому же они изначально условились только на совместном сне, оправдывать его ожидания ему никто не обещал. Он лежал, прижатый лицом к широкой груди, не знал куда деть свои конечности: что изящные стройные ноги, что ловкие руки впервые ощущались лишними. Неподвижная поза с руками по швам была несовместима со сном, пришлось согнуть ногу в колене, подсунуть одну руку себе под подушку. Стало удобнее.

Тав напротив выглядел умиротворенно, прекрасно, и даже немного невинно. Губы слегка приоткрыты, дыхание ровное, волосы растрепались в разные стороны, а его рубашку перетянуло от натяжения, приоткрывая торс. На загорелой шее едва виднелись следы от недавнего укуса. Мигом вспомнился тот звук, с которым Тав из раза в раз принимал в себя вампирские клыки. Невероятно эротичный стон. В голову стали закрадываться непристойные мысли, Астарион коснулся кончиками пальцев открытой кожи, но тут же отдернул их в ожидании того, что разбудил мужчину напротив. Но подняв глаза и внимательно вглядевшись в лицо Тава, стало очевидно, что спит он крепко. Рука вернулась туда, где она начала свое исследование. Сначала пальцы наткнулись на ребра, слегка прочертили замысловатый узор и последовали дальше, за взбудораженным разумом, который во что бы то ни стало просит продолжать. Кто он такой, чтобы отказывать себе в своих желаниях? Астарион робко прикасается к груди, очерчивая сквозь ткань рельеф мышц, ведет выше, дотрагивается до ключиц. Прекрасно.

Ноги начинают тереться друг о друга в легком нетерпении, так что даже их владельцу не сразу стало это очевидно. Коленом он упирается в чужое бедро. Горячее. С каждой секундой рядом хочется стать ближе. Указательный палец касается вены, буйной, колотящейся, как наковальня в адамантитовой кузне. Тав не просыпался, этот факт придал уверенности для небольшого послабления в своих шалостях. 

Невесомое касание губ к чужим. Такие мягкие, притягательные. Отпрянув от них, Астарион хмыкает себе под нос. Его нога заброшена на Тава, а руки беспощадно рыщут по телу напротив. Он облизнул губы. Кажется, у него уже давно стоит член.

Используя весь свой навык скрытности, с замиранием сердца, Астарион аккуратно, едва слышно, переворачивается на другой бок, ложась к Таву спиной. Выдыхает с облегчением. Его не разоблачили. Наконец можно постараться заснуть. Побороть собственное возбуждение не должно составить труда, он же не какой-то неотесанный юнец, что впервые узнал о сексе. 

И тут же, как только решение было принято, все его планы вдребезги разбиваются. Таву не впервой рушить их, однако сейчас это совершенно не ко времени. Тав обнимает его со спины, кажется, бормоча что-то сквозь сон. Тяжелая, теплая рука оказывается у Астариона на груди, касаясь обнаженной кожи там, где съехала рубашка. Попытка вывернуться из хватки, для того, чтобы снять напряжение, терпит крах. Астарион может и был более чем ловким, но по силе с Тавом сравниться не мог однозначно, поэтому он оказался лишь сильнее прижат к чужому телу. Теперь весь. 

Если бы Тав не был таким уставшим, он бы точно сейчас щелкнул его по носу и сбежал в свою комнату, причитая о личных границах. Ведь если за этими касаниями не стоит никакого подтекста, нельзя проявлять свое не к месту появившееся возбуждение. С другой же стороны — нет ничего такого, если Тав даже не заметит. С этой мыслью Астарион осторожно провел кончиками пальцев по своей груди, невесомо задевая обнимающую его руку. От того, что он делает все это тайком, член напрягается еще сильнее, просит коснуться его. 

Медленно обернувшись через плечо, он убедился в том, что Тав наверняка не проснулся — его лицо по-прежнему безмятежно и умиротворенно. Везунчик, но такой привлекательный. Не отвлекаясь от лица возлюбленного, он проводит рукой по своему белью, поддевая край и слегка приспуская его, высвобождая налитый член. 

С беззвучным стоном он делает первые движения, концентрируясь всем своим естеством на жаркой близости, запахе Тава и его размеренном дыхании. Как давно он касался себя так? Уже и не вспомнить. Плотские утехи ассоциировались лишь с охотой, в последующем вызывая тошноту. Что уж говорить о самоудовлетворении — такое невозможно было представить. Сейчас иначе. Сейчас приятно. Сейчас хочется быть ближе. Показать себя, открыться, любить. Распаляя себя этими мыслями, Астарион возбужденно двигает бедрами, вторя движению руки на собственном члене, вжимаясь в Тава ягодицами, довольно тихо хмыкая.

Глаза Тава по-прежнему плотно закрыты, но от чего-то хватка его руки, казалось, стала еще крепче. Астарион судорожно выдохнул, не сдержав себя. Пришлось отвернуться от лица возлюбленного, как бы обидно не было, нужно было придумать опьяненным предоргазменным мозгом, как кончить так, чтобы остаться незамеченным. Весь член был влажным от предъэякулята. Он был близко. 

Замедлив движение, борясь с собственным удовольствием, его внимание привлекла майка Тава, небрежно брошенная на тумбу рядом с кроватью. Вот оно, так можно будет скрыть свое маленькое преступление, нужно лишь только…

С этими мыслями, одной рукой все еще поглаживая себя, он потянулся к тумбе, не хватало лишь пары сантиметров. Еще немного — Астарион наклоняется всем телом, кажется зря. Он успевает подцепить майку, Тав рывком инстинктивно прижимает его к себе, выбивая аханье.

Неужели Тав все-таки проснулся? До предела разошедшееся возбуждение не дало захватить контроль над телом ужасающей мысли и все же оцепеневший Астарион поворачивает голову назад. И, о боги, глаза Тава по прежнему плотно закрыты. Желание провалиться под землю, что появилось секундой раннее, исчезло.

В новой реальности он оказался в объятиях уже обеих рук. Одна скользнула под талией и обнимала поперек живота, вторая поднялась выше и обнимала уже за бледные плечи. Обвил как змея. Ласковый, нежный удав.

Рука, прежде замершая в испуге, продолжила положенное на нее этой ночью дело. Теперь, когда Тав обнимал его буквально везде, казалось через чур грязным кончить в его майку. Шансы быть уличенным возрастали. Это заводило.

«Вот бы он проснулся прямо сейчас, не пришлось бы сдерживать стоны.».

Ловким движением руки Астарион опустил майку Тава в ту руку, которой прежде трогал себя. Скомканная ткань была грубой, слегка шершавой, от непривычного ощущения он вздрогнул всем телом. Вся эта острая ситуация заставляла семимильными шагами приближаться к оргазму. Не хватало лишь одного — подойти к краю чуточку поближе. 

Сейчас, когда член уже невозможно тяжелый, трется об одежду спящего рядом, а внизу живота все скручивается в тугой узел. Сейчас, когда тихие стоны уже невозможно подавить, он рыком приближается еще ближе и, дотянувшись до чужих губ, впивается в них своими, хныча и кончая.

Блаженный и до предела расслабленный он погружается в сон.