Когда-то, в холле винокурни, в зоне очага, стояли два уютных красных кресла, а прямо перед камином расстилался мягкий ковёр с длинным ворсом. Правое кресло, узкое и изящное, с высокой спинкой и резными ножками, было обшито золотыми узорами, птицы и цветы существовали в единой гармоничной композиции. Левое же было более простым и приземистым, широким, но от того не менее уютным, будучи обтянутым особо приятной на ощупь тканью. Принадлежащие хозяину и хозяйке, каждые сумерки кресла непременно разделяли их долгие беседы, будучи в тёплом свечении огня единственными свидетелями чужой тихой любви. Когда хозяйки не стало, оба кресла надолго опустели, предавшись забытью и холоду. Но спустя время их облюбовали уже два других обитателя винокурни. Кэйа предпочитал ютиться на правом, дабы всегда держать левое кресло в поле зрения, поджав под себя ноги. По обыкновению, окруженный подушками и накрытый пледом, в свою очередь на левом кресле всегда сидел Дилюк, вытянув ноги поближе к тёплому огню. Если кресла надоедали, то они вместе с подушками и пледом перекочевывали на ковёр, где уже лёжа продолжали бесконечно болтать, поглядывая то в пламя, то в потолок, а то друг на друга. Ни кресел, ни ковра ныне не было, лишь камин служил одиноким воспоминанием о былом. В целом холл винокурни теперь представлял скорее рабочее пространство для приёма торговых гостей, чем уютное гнездо Рагнвиндров, каким оно было когда-то.

Дилюк и Кэйа вернулись на винокурню ближе к сумеркам. После "суда" они сами не заметили, как вместо того чтобы сразу вернуться обратно на винокурню, неспешно прогуливались по окрестностям, попеременно что-то обсуждая, то просто даря друг другу задумчивые взгляды. Из своеобразного транса личного общества их заставило выйти солнце, что склонилось в сторону заката. Холл винокурни встретил их дуновением холода. Дилюк решил разжечь камин. Закинув дрова в очаг и тут же заставив их загореться, ему вспомнились два старых кресла. Будто читая его мысли, Кэйа опустился на стул подле и чуть разочарованно изрёк:

— Кресла здесь были куда более к месту. Куда ты их дел?

Вернувшись после двухлетних скитаний, помимо продажи старого особняка Дилюк избавился от многих вещей и на винокурне. Очередь дошла и до кресел. Как когда-то Крепус бросал на эти кресла тяжёлый взгляд неозвученных горестей и сожалений, те же чувства овеяли и младшего Рагнвиндра. Конечно, он не смог их продать или выкинуть. Лишь убрал подальше с глаз в кладовую, свернув туда же и ковёр.

— Они в кладовой.

— Не думал вернуть обратно?

Не думал. Совершенно. До сего момента.

— Поможешь донести?

— Спрашиваешь, пошли.

На креслах не обнаружилось и следа пыли, укрытые чехлами, (определённо заслуга Аделинды, не иначе) они будто и не стояли в забытье столько времени. Вслед ковру кресла заняли родные места. Зона очага вновь источала столь знакомые тепло и уют. С довольным видом Кэйа свалился в своё кресло справа. Чуть задумавшись, Дилюк вскоре занял привычное левое. Старые ощущения тут же захлестнули его, да что там, даже запах этих кресел остался тем же. Глаза закрылись сами собой. Казалось, что он снова стал маленьким, ноги перестали доставать до пола. Через несколько минут Аделинда принесёт поднос с чашечками горячего какао для них с Кэей, конечно, не забыв чашку и для себя. Они наперебой расскажут, что случилось с ними за этот день, а вскоре поддавшись уюту, уснут в тех же креслах. Уже поздней ночью вернётся отец и стараясь не разбудить, перенесёт их в кровати.

Дилюк поднимает веки и возвращается в реальность.

— Кэйа, о том, что было у фонтана...

Он направляет взгляд в его сторону и тут же замолкает. Пригревшись у камина, Кэйа уснул прямо в кресле, точно как в прошлом. Дилюк не сдерживает мягкой улыбки. Между ними вновь был тот уют, что не ощущался годами. Несбыточная мечта стала явью. Атмосфера клонила в сон и его, но куда приятнее было смотреть на мирно дремлющего Кэйу. Как им удалось так быстро прийти к тому, чтобы вновь так откровенно говорить друг с другом? Они буквально часами гуляли и разговаривали, не заметив, как подступил вечер, как это вообще возможно? С другой стороны, можно ли назвать быстрым путь длиной в четыре года? В день признания Кэйи в ведении двойной жизни Дилюку искренне хотелось возненавидеть его, в мыслях что так будет проще. У него так и не вышло. Не смотря на принесённую боль, он продолжал его любить, что приносило лишь больше горечи. Он вернулся в Мондштадт чтобы продолжить дело отца. Ради сохранения города, развития винокурни. Но то было не главной причиной, сколько бы Дилюк не врал себе. Его тянуло назад, чтобы вновь увидеться с тем, кому бы стоило больше никогда не доверять.

И вот они здесь, вместе, на винокурне. Пусть не напрямую, Дилюк наконец сказал Кэйе главную правду, дал возможность вернуть доверие. Пути назад нет. И больше нет смысла тянуть эту и так растянутую историю дальше.

Отнять взгляд от Кэйи Дилюка заставила скрипнувшая входная дверь. В холл зашла Аделинда. Она только было хотела что-то сказать, но завидев уснувшего Кэйу, тут же понимающе закивала и жестами указала на дверь, предлагая Дилюку поговорить снаружи. Кивком он ответил, что выйдет к ней. Накрыв Кэйу пледом, он поспешил догнать Аделинду.

От спящего в холле Кэйи их отделяла плотная дверь, но Аделинда всё равно заговорила шепотом.

— Дилюк, рада видеть, что вы оба в порядке.

— Рад видеть в порядке и тебя. Где ты была во время пожара?

— В терновом порту. Знаешь, сначала почувствовался толчок, вся вода разом дрогнула, а потом уже повалил чёрный дым. Быстро пришла весть, что огонь не потушить, а сразу после и приказ не вмешиваться, все выходы из порта перекрыли. Всем оставалось лишь наблюдать издалека с томлением в сердцах. Наконец блокаду сняли, я первым делом побежала узнать, всё ли в порядке с тобой и Кэей. Тогда же я встретила всех спасённых у поместья Гуннхильдр. Джинн лично поручилась, что вы оба в безопасности и я присоединилась помочь с пострадавшими в поместье. Мне очень поздно сказали, что вы посещали особняк сегодня. Так что я решила, что всё равно обязана с вами свидеться и двинулась на винокурню.

Аделинда говорила спешно, на одном дыхании. Конечно, ибо она успела заметить кресла. И рассказав, что с ней успело приключиться, она наконец задала вопрос, что волновал её больше всего:

— Вы смогли помириться?

Дилюк был краток.

— Да.

Однако через мгновение тихо добавил:

— Я наконец прислушался к сердцу.

Аделинда тут же улыбнулась ему улыбкой, полной счастья.

— Теперь моя душа практически полностью спокойна. Ладно, как вы в целом, не голодаете? А то я вас обоих знаю.

— Мы справляемся.

— Вам нужно время и пространство только для двоих, я понимаю.

— Аделинда..

— Дилюк, я знаю вас обоих с детства, думаете я ничего не понимала? Я всё ждала, когда вы наконец сможете примириться. И вот, я дождалась. Я зайду завтра, как раз, когда вы будете в Мондштадте с Джинн.

— Тебе даже и о планах рассказывать не нужно, уже всё знаешь.

— Госпожа Фредерика великодушно поведала мне немного.

Аделинда снова улыбнулась. Её настроение в принципе контрастировало с настроем человека, что день назад потерял родной город.

— Ты будто совсем не печалишься о потере города.

— Я опечалена, но не настолько, чтобы предаваться этой печали, для меня главное, что вы с Кэей живы и в порядке. А остальное не так важно, всё можно пережить. Виновник найдётся, город постепенно восстановится. Нужно лишь время. Сгоревший Мондштадт точно не стоит пролитых слёз.

Стоило Аделинде сказать про слёзы, в голову Дилюка тут же яркой картиной вернулись её мокрые глаза. Как же он виноват перед ней, за всё, что наговорил прежде. Он обязан извиниться. Это то, с чего в принципе стоило начать весь этот разговор.

— Аделинда, о том, что было в то утро...

Она лишь махнула рукой.

— Всё хорошо, мой хороший. Я уже всё забыла.

Она вновь говорила с ним на ты, как с мальчишкой.

— Нет, прошу, позволь мне извиниться.

Он давно перерос свою няню, постоянно глядя на неё сверху вниз. Теперь, извиняясь, он встал перед ней на колени. Шокированная, Аделинда хотела было его сразу поднять, но видя, как он склоняет голову, поняла, что этот шаг будет стойко проигнорирован.

Поэтому она тихо сказала:

— Я лишь страшно испугалась за тебя. Твой отец постоянно шёл по тому же краю, излагая те же глупые мысли и идеи. Но какой бы ни была идея, она никогда не должна быть выше тебя самого.

Она запустила пальцы в красные волосы и мягко погладила его по голове.

— Это не привело его ни к чему хорошему. Дилюк, вам с Кэей надо держаться друг друга, особенно сейчас. Окончательно оставить обиды и понять, что кроме вас ничто так не важно. И никогда не найдётся важнее. Как уже сказала, город можно вернуть. Но жизнь вернуть нельзя. Я тебя прощаю, простила в то же утро, не успев покинуть холл. Лишь пообещай мне, больше никакого сдерживания эмоций.

Она подняла его голову за подбородок, ловя взгляд красных глаз.

— Позволь себе быть свободным и счастливым. Не сдерживай больше своего горячего сердца.

— Я уже Аделинда. Обещаю и впредь.

Он поднялся, и они крепко обнялись.

— С Кэей я тоже непременно поговорю, вероятно просто позднее. Передавай ему привет от меня. Мне же уже пора.

— Непременно. Но куда ты? Обратно в особняк?

— Да.

— Позволь проводить тебя через каньон. Уже совсем темно.

Аделинда в согласии кивнула. По пути не случилось ничего и намекающего на опасность, однако так Дилюку было спокойнее на душе. Вновь обнявшись с Аделиндой на прощание, он направился обратно. Мысли сами вернулись к Кэйе. Нельзя дать ему уснуть в кресле на всю ночь, проснётся же утром с ноющими конечностями. В общем-то, его можно и не будить, а донести до постели, как то когда-то проделывал отец.

Однако, Дилюк думал и о другом. Помимо Аделинды, он крайне задолжал извинение ещё одному человеку.

Кэйа не спал, доносить до кровати никого не требовалось. Проснулся он явно недавно, обеспокоенный, с мечом наперевес, он уже намеревался покинуть винокурню. Но завидя появившегося в дверях Дилюка, тут же расслабился.

— Что-то случилось?

— Нет. Аделинда ненадолго заходила. Я проводил её обратно через каньон.

Кэйа кивнул, тут же откладывая меч в сторону, повернувшись к Дилюку спиной. Пожалуй, стоило начать разговор глядя друг другу в глаза, но он начался иначе.

— Прости меня.

Кэйа опешил, но тут же развернулся.

— За что?

— За то, что на эмоциях напал на тебя. Тогда, когда ты признался в шпионаже.

— У тебя были на то причины.

— Нет. Вернее.. Да, я был зол на тебя. Крайне. Но я не должен был поднимать оружия. Не на тебя. На кого угодно, но не на тебя. Я попросту сбросил все свои эмоции разом, выразив их в ярости. Если бы не твой глаз бога...

— Не договаривай. Неважно, что бы было, не стань я тогда одарен крио. Тот вечер уже случился. И я никогда не был зол на тебя за это. Я чувствовал, что заслужил. По сей день так чувствую. Это я должен здесь извиняться перед тобой.

Рука Кэйи, сжатая в кулак, легла в место где в грудной клетке пряталось сердце.

— Прости меня. За недоговорки, тайны, всю принесённую боль моей ложью. За то, что так долго в нерешительности метался меж двух сторон.

— И ты меня. Что не попытался помочь тебе, когда обо всём узнал. Что просто ушёл на два года.

— Тебе было это нужно. Ты искал себя.

— Быть может. Но так и не нашёл. Потому что тот, кто на самом деле был так нужен, всё это время ждал в Мондштадте, храня мой глаз Бога.

Слова вырвались сами. Кэйа склонил голову, прикрыв глаза с печальной улыбкой.

— Я хранил его в кармане, проверял десяток раз на дню, боясь, что однажды обнаружу его погасшим.

С момента того диалога возле реки они так и продолжали говорить открыто, и это только сильнее распаляло сердце. Сколько ещё таких разговоров у них будет? Дилюку хотелось встать на колени и перед ним, выражая тем самым и своё прощение, и признание в собственных ошибках, однако, в этом случае на колени встанет и Кэйа. Поэтому, склонив голову, Дилюк раскинул руки, безмолвно предлагая Кэйе объятие. Он не стал медлить, оказавшись рядом всего в два шага. Рука сама легла тому на макушку, оглаживая синие волосы.

— Я прощаю тебя.

— И я тебя прощаю.

***

Как и было запланировано, они покинули винокурню ещё до рассвета следующего дня. Прохладный ветер приятно обдувал лица и вскидывал волосы. Они вновь передвигались пешком, что благоволило новому диалогу.

— Я всё думаю о Джинн. Она до последнего верила в меня. Единственная, кто даже в теории не признавал предательства. А по итогу...

Кэйа не стал договаривать. По итогу он предатель, пусть теперь и в прошлом.

— Джинн сможет тебя простить, нужно лишь время. Но шрамы на сердце всё равно останутся.

Дилюк говорил со знанием дела. Ему самому потребовалось четыре года.

— Я надеюсь на это. Ещё бы объясниться перед Розарией...

— Думаю, с Джинн вы найдёте время начать говорить уже сегодня. А на тему Розарии... Она не сомневалась в твоём предательстве, но оно и сильно ранило её. С ней говорить будет не проще. Даже сложнее. Нам довелось обсудить твоё положение, она была в ярости.

— Розария хочет меня убить?

— Говорила, что может не сдержаться и вонзить тебе клинок промеж глаз.

Кэйа вскинул брови.

— Справедливо.

— Соглашусь. Но она хотела свободы для тебя. Она же предложила мне оправдать тебя. И я к ней прислушался.

— И злится, но и беспокоится. Кого-то мне напоминает.

Дилюк лишь сощурил на него глаза.

— Ладно, не смотря на риск битвы, с Розарией я однозначно поговорю. Да и нам же с ней ещё сосуществовать в одном городе.

— Если ты останешься в Мондштадте.

Кэйа остановился.

— Я уже сказал. Выбирая Мондштадт, я выбираю тебя. Я останусь здесь до тех пор, пока здесь останешься ты.

Слова заставили почувствовать приятное тепло по всему телу, но Дилюк вкладывал в свои слова иной смысл, так что качнул головой.

— Я о том, что сказала в конце собрания Фредерика вчера. Должен быть второй суд, по поводу разрешения тебе остаться.

— Я сделаю всё возможное, чтобы вернуть доверие всех. Я готов оставить должность капитана, да даже в целом рыцарский орден, если такой будет воля всех причастных. Но за место в городе я буду бороться до последнего.

Дилюк кивнул ему. Тем временем они практически достигли города.

Три гигантские замёрзшие волны напоминали застывшие языки синего пламени, ледяные лепестки цветка, внутри которого теперь покоился сгоревший Мондштадт. Они неспешно двигались по ныне бездвижным волнам Сидрового озера, две длинные тени в рассветном солнце.

На уговоренном месте уже стояла Джинн. Она смерила Кэйу тяжёлым взглядом, однако ничего не сказала. Кэйа тоже не стал пытаться начать разговор раньше времени, оно у них ещё будет. Кивнув в качестве приветствия, все сразу взялись за дело.

На пробу Дилюк попробовал растопить одну из волн — элементальный лёд, медленно, но все же поддался таянию. Джинн тут же подключилась к работе, ускоряя процесс силой анемо. Кэйа стоял наготове подле, если таяние начнёт течь слишком интенсивно. На постепенное растапливание прохода у них ушло чуть более часа. Наконец ледяной тоннель достиг противоположной стороны волны и чуть пригнувшись, трое вошли в павший город.

Ледяная элементальная энергия сработала на славу — всё вокруг было покрыто слоем инея. Белые узоры напоминали цветочный ковёр. Только цветы были ледяными, а их острые льдинки-лепестки кололись холодом. Иней хрустел под ногами неспешно идущей троицы. Заворожённые, они устремили глаза к небу, что ныне застилали ледяные волны, будто свод огромного собора. Или шатёр ледяного королевства? Джинн заговорила шёпотом:

— Огонь распространился с просто невероятной скоростью, но тем ни менее, мы полагаем что всё началось с отеля Гёте. Там должен быть эпицентр.

Под "мы" Джинн имела в виду рыцарский орден.

— Отель Гёте? Так значит...

— Мы не хотим принимать поспешных решений, но, да, Фатуи были и остаются главными подозреваемыми.

Даже под слоем ледяных кружев инея Мондштадт не мог утратить того уродства, что принёс ему пожар. В уцелевших домах чёрными дырами зияли пустые оконные проемы, там, где когда-то были уютные комнаты, остались лишь голые, обгоревшие стены. Больше никаких растений и цветных флагов на фасадах. Мельницы с обгоревшими крыльями напоминали уродливых пауков. Огонь уничтожил всё дочиста. Однако, ему не удалось отобрать у Мондштадтцев стойкости. Этому народу не в первой терять всё, что было у них прежде. Время для новой страницы, пусть все прошлые теперь обратились в пепел. Но стойкость не означает отсутствия гнева за отобранное. Дилюк чувствовал, как с каждым новым шагом его сапоги только сильнее ударялись об обгорелую каменную мостовую. Тот, кто стоит за этим, отплатит сполна. Он проследит за этим лично. Иначе он не Дилюк Рагнвиндр. Он обернулся в сторону Кэйи и Джинн. Их лица озаряли те же эмоции, а руки были так же сжаты в кулаки. Гуннхильдр и Альберих тоже однозначно не позволят уйти виновному безнаказанным.

Тот, кто обратил Мондштадт в пожарище, понятия не имел, как много для них значил этот город.

Вдоволь насмотревшись на последствия пожара, они наконец достигли отеля Гёте. В глаза сразу бросилось что здание было единственным не покрытым слоем инея. Стоило приблизиться, как от чёрных от сажи стен повеяло теплом. Кивнув друг другу, все трое тут же достали оружие. Глаз Порчи должен управляться человеком. Могло ли быть так, что этот человек выжил и до сих скрывался где-то в стенах отеля? Отдав друг другу безмолвные сигналы, не даром годами учили их будучи в ордене, они разделились для проведения разведки. Чуть пригнувшись, на твёрдых ногах, Дилюк вошёл в полуразрушенное здание с западной стороны. Однако ничего толком исследовать он не успел, раздался голос Джинн:

— Идите сюда. Я... Я нашла эпицентр.

Джинн стояла, прикрыв лицо одной рукой, глядя в дыру в стене под лестницей перед собой. Строя отель, старик Гёте, ещё будучи молодым, решил не оставлять место под боковыми лестницами, заделав их наглухо. Однако, за стенами так и осталось полое пространство. Туда и были замурованы два тела. Но огонь заставил свежепереложенную стену развалиться, вновь являя их белому свету. То, что от них осталось. Ведь от воздействия огня не осталось не то что одежды, да даже намёка на существующие когда-то кожу и другие телесные ткани. В проломе лежали два вылизанных пламенем добела скелета, обвитые цепями, будучи давно мёртвыми, они продолжали держаться за руки. Даже элементальное бедствие не смогло разъединить их хватки.

Безмолвная сцена заставила прокатиться по спине волну резкого холода.

— Надеюсь, их смерть была быстрой.

— Да уж.

Дилюк сделал шаг в замурованную комнату и склонился над скелетами. Почему они ещё не развалились? Не осталось ничего, что могло бы сдерживать кости в единой структуре. Если только дело не в цепях... Дилюк ещё чуть приблизился и через мгновение его сердце резко ухнуло вниз. Он узнал цепи, которыми были скованы два скелета. Даже обгоревшие, не несущие внутри и остатка своей разрушительной силы, звенья сверкали фиолетовым отливом. Эти цепи создали его глазом Порчи. Но плечо тут же крепко сжала чья-то тёплая рука. Полными ужаса глазами Дилюк взглянул на Кэйу. Абсолютное понимание и спокойствие в лице напротив заставило его сердце унять свой безумный бег. Он не один в этой игре с тенью. Дилюк прикрыл глаза и медленно выдохнул. Надо окончательно взять себя в руки как можно скорее. За их спинами стояла Джинн, а ей про его глаз Порчи всё ещё знать не стоило. Дилюк поднялся и обернулся в сторону подруги. В её лице не было и капли какого-то подозрения, реакцию Дилюка она списала на просто яркое впечатление от увиденного.

— Здесь ещё кое-что.

Кэйа поднял два обугленных предмета. Ещё тёплые, расплавленные до неузнаваемости стекляшки. Дилюк и Джинн протянули ладони, куда через мгновение легли неизвестные предметы. По телу тут же прошёл едва заметный, но тем ни менее импульс, знакомое ощущение. В их руках лежало не что иное, как остатки Анемо и Пиро глаз Порчи. Дилюку и Джинн хватило одного взгляда друг на друга, чтобы понять, что их мысли совпали. Кэйа смотрел на них в ожидании.

— Это глаза Порчи. Не уверен, от чего такая уверенность, но тот что в моей ладони, проводил энергию пиро.

— Я чувствую то же самое, но будто резонацию с анемо.

— Интересно. Могу я снова подержать?

Они передали кусочки обратно Кэйе. Он сжал их в своих ладонях, прикрыв глаза, однако вскоре мотнул головой.

— Ничего такого не чувствую. Просто тёплые, расплавленные стекляшки.

— Вероятно дело в частном взаимодействии с элементом. Поэтому мы с Дилюком смогли почувствовать свои.

— Но как обычные глаза Порчи могли принести такой колоссальный урон?.. Да, анемо раздуло пиро, но чтобы настолько...

У всех троих пока не было на это ответа.

Джинн протянула руку и Кэйа сложил туда бывшие глаза Порчи. Совершенно не рабочие, Дилюк не смог ощутить ничего даже отдаленно похожего на привычную связь, а элементальный отголосок был схож скорее с несчастной каплей в бесконечном море. Опять же, при Джинн говорить об этом было нельзя. Он непременно поделится этим с Кэей, просто позднее. Он посмотрел на него, видя лишь полный мягкости взгляд в ответ. Вместе с этим взглядом в очередной раз пришло осознание, Кэйе вновь можно доверить что угодно. Дилюк не сдержал улыбки, что не скрылось от Джинн. Не скрывая любопытства, она поочерёдно посмотрела на них обоих, однако быстро сделала вид, что ничего не заметила, вернув лицу беспристрастное выражение.

— Я проведу сюда Альбедо и Сахарозу, они заберут и изучат кости. Наша же работа думаю на сегодня закончена. Вы можете идти.

— Нет, нельзя оставлять их без присмотра. Особенно учитывая сделанный тоннель.

— Думаешь, тот кто их сковал, может вернуться?

— Если так, я встречу его здесь. Останусь на страже, а вы идите за Сахарозой и Альбедо.

Кэйа хотел было возразить, но заметив взгляд Дилюка остановился. Это была отличная возможность поговорить с Джинн наедине.

— Хорошо. Мы постараемся вернуться поскорее.

Отдаляющиеся шаги Джинн и Кэйи вскоре затихли вдалеке. Дилюк остался наедине с собой, а значит и наедине со своими мыслями. Вновь. Вернее, не совсем наедине, напротив него всё ещё лежали скованные одной цепью скелеты. Дело рук Тени, не иначе. Осознание настигло его резко. Могли ли это быть те самые пропавшие дипломаты, о которых изначально заявляли Фатуи? В таком случае, они погибли от собственных глаз Порчи. Если так, Тень же и убил неизвестную из Фатуи, оставив хирургически точный надрез на горле, тогда получалось что помимо глаза Порчи Дилюка, есть глаз Порчи той мёртвой девушки... Вопрос только, был ли у него украденный из вазы глаз Порчи уже тогда... Или он попросту решил не раскрывать эту карту раньше времени? Мог ли быть Тень одним из Фатуи? Снова к вопросу, зачем убивать кого-то из своих?

Что Дилюк знает о Тени? Приятный голос, по словам Дионы. Явно не молодой, но явно и не старик. Не местный, по крайней мере Диона никогда прежде его не слышала.

Вдруг за спиной раздаёся громкий дрязг костей. Скелеты развалились на части. Цепь исчезла, обратившись в прах.

Руки тут же твёрдо сжались вокруг рукояти клеймора, на лезвии затанцевали языки пламени. Дождался пока он останется один, чтобы явить себя? Дилюк вышел на площадку перед отелем, заняв боевую стойку.

— Кто ты? Хватит прятаться от меня в тени!

В кромешной тишине города, гробовой, его голос прозвучал особенно громко. Но оттого будто отчаянно. Он жадно вслушивался в эту тишину, вглядывался в сгоревшие здания, но не ощущал и намёка на чьё-то присутствие. Хотелось прокричать, что в нём нет страха, но бьющееся сердце кричало самому Дилюку об обратном. Этот неуместный страх вызывал в нём чувство безысходного гнева. Он устал бояться того, кого не видел в глаза. Ведь именно неизвестность и вызывала эту вязкую тревогу.

Ничто больше так и не нарушило абсолютной тишины. Дилюк продолжал стоять в боевой стойке. Тень так и не явился. Возможно, его и вовсе не было в городе, цепь со временем исчезла сама по себе. Сердцебиение восстановилось, но гнев никуда не делся.

По прошествии двух часов, к зданию отеля наконец вернулись Кэйа и Джинн, сопровождая Сахарозу и Альбедо. Если Сахароза выглядела скорее шокированной творящимся вокруг, Альбедо был по обыкновению был спокоен, чувствуя себя как дома в остылом городе. Впрочем, что ещё ожидать от обитателя Драконьего Хребта. Он тут же принялся за кости, его раздосадовало лишь исчезновение цепей. Дилюк поведал о них кратко, сказав лишь об исчезновении, умалчивая о возможных причинах.

— Жаль, что от той цепи ничего не осталось, мне кажется, она была ключевым элементом.

"Хорошо, что от неё ничего не осталось" — подумалось Дилюку в ответ на доводы Альбедо.

— Может, она хотя бы визуально чем-то запомнилась?

Джинн покачала головой.

— Я попросту не успела рассмотреть. Но Дилюк видел звенья совсем близко.

— На вид самая обычная цепь.

Кэйа окинул его взглядом: "врёшь и не краснеешь, похвально". Дилюк сощурил на него глаза. Альбедо лишь вздохнул, продолжив помогать Сахарозе собирать кости в коробки.

— На анализ потребуется время, а само исследование я бы провёл в своей лаборатории. Не поможете перенести кости?

***

За работой с бережным укладыванием костей, затем их транспортировкой до пещеры хребта, и наконец проводами Джинн до поместья Гуннхильдр, день незаметно сменился очередным вечером. Дилюк и Кэйа наконец вновь остались наедине, держа путь обратно на винокурню.

— Как дела с Джинн?

— Порядок. Для нас однозначно ещё не всё потеряно.

Однако, Кэйа явственно понимал, что Дилюк в тот момент хотел обсудить не это.

— Что ты хочешь мне рассказать?

— Тень.

Кэйа кивнул.

— Я ждал этого. Цепь ведь его рук дело?

— Однозначно. Цепи созданы моим глазом Порчи.

— А что на счёт их исчезновения? Ты сам их снял?

— Нет, в этом вопросе моя история правдива, они исчезли сами. Я лишь подумал, что Тень наконец решил устроить со мной рандеву.

Кэйа помрачнел.

— Не надо было оставлять тебя одного. Хорошо, что он впрямь не явился.

— Отнюдь. Думаешь, я бы не справился с ним?

— У меня нет сомнений в твоей силе. Однако и Тень явно далеко не так прост, раз сумел незаметно спалить целый город. Устраивать с ним дуэль, ничего о нём не зная, худшая из идей.

Дилюк кивает в согласии. Они какое-то время идут молча.

— Как минимум, теперь мы точно уверены, что за всем стоит Тень.

— Это не успокаивает. Да и не упрощает. Тень один из Фатуи? Или просто решил их подставить? Чего он в принципе добивается? Если просто хотел сжечь город, зачем эти намеки на его существование?

— Когда долго находишься в тени, порой хочется явить себя свету. Особенно если в этой тени ты преуспел.

— Тебе это знакомо?

— Пожалуй, совсем немного. Но своего успеха я в основном стыдился.

Кэйа легонько хлопает Дилюка по плечу.

— Мы изловим его и вернём твой глаз Порчи. От нас двоих ему точно не скрыться.

Они изловят тень, вернут глаз Порчи, а что дальше? Восстановят Мондштадт и всё вернётся на круги своя? Дилюк продолжит блюсти ночной порядок в новом городе, параллельно содержа винную индустрию, а Кэйа вернётся в Орден? То, что Кэйе позволят остаться, да и вернут статус капитана, Дилюк отчего-то не сомневался. В глазах горожан он герой, а факт реальности шпионажа наверняка попросту скроют. Но куда больше волновали мысли касаемые конкретно их двоих. К чему они в итоге должны прийти? В голове всё ещё будто наяву стоял диалог возле фонтана.

— К чему мы теперь идём?

Дверь винокурни закрывается за спиной Дилюка, когда он задаёт этот вопрос Кэйе. Тот оборачивается и смотрит в недоумении.

— В плане?

— Прежде мы стремились друг к другу, к возобновлению доверия. Но что будет с нами дальше?

Кэйа долго молчит. Во взгляде одинокого глаза читается как его волновал тот же вопрос.

— Я полагал, мы можем попробовать продолжить то, чего начали на том балконе. Если ты этого хочешь.

Ответ, которого он боялся, одновременно так желал получить.

— А ты, хочешь?

— Очень хочу.

Теперь всё окончательно зависело лишь от него. Голова вновь резко потяжелела, по телу разлился жар.

— Я тоже.

Кэйе хватает одного рывка чтобы подобраться к нему. Дилюк прислоняется спиной прямо к входной двери, позволяя прижать себя к твёрдой древесине. Больше четырех лет прошло с тех пор, как они впервые, и как прежде думали, единожды, поцеловались. Теперь это происходит вновь.

Мондштадт пал. Глаз Порчи у Тени и неизвестно, какой западни стоит от него ждать. Будто совершенно неподходящее время, чтобы наконец ловить столь желанные губы своими губами. А когда ещё время будет подходящим? Существует ли в принципе то самое идеально подходящее время? Притягивая Кэйу ближе к себе, он вспомнил клятву, данную Аделинде всего день назад. Больше нет смысла прятаться за фасадом, если он уже рухнул. Нет смысла бояться того, что уже случилось. Не нужно избегать собственных чувств. Для них всё всегда вовремя.

Дилюк жадно очерчивает ладонями лицо Кэйи, убирая в стороны мешающие пряди волос. На пол падает повязка — они не обращают на это внимания.

В этот раз у Дилюка за плечами масса опыта. В этот раз это не шаг в неизвестность. Он любит человека напротив и знает, что тот любит его в ответ. В этот раз всё заходит дальше, дыхание только больше сбивается. Большим пальцем он чуть надавливает на нижнюю губу Кэйи, чтобы через мгновение сплестись с ним языками. Он хочет человека напротив и чувствует, как рука Кэйи тянется вниз, ведя по его бедру. Дилюк машинально чуть толкается вперёд, и теперь физически чувствует, как его хотят в ответ, чужая эрекция упирается в ногу. Кэйа отрывается от него и шумно выдыхает.

— Не слишком быстро?

— Мы ещё ничего не делали.

— Но мы в шаге от этого.

Оба тяжело дышат, глядя друг другу в глаза расширенными зрачками, деформированный глаз Кэйи и вовсе выглядит как чёрная бездна. Позавчера они наконец начали нормально разговаривать. Вчера они признались друг другу в чувствах, пусть Дилюк и сделал это не на прямую. Минуту назад они согласились, что хотели бы попробовать продолжить тот целомудренный поцелуй, который тут же перерос в переплетение языков. И вот они уже на грани падения в сексуальный контакт. С другой стороны, стоило ли этому в принципе удивляться? Все эти годы он хотел лишь Кэйу, во всех возможных смыслах этого слова, но давил это в себе. Ныне Дилюк не сомневался, что Кэйа столкнулся с той же проблемой. А ещё страшно подумать, как давно у них обоих был последний секс.

— Быть может, завтра нам суждено умереть. Так есть ли смысл останавливаться, если мы оба того хотим? Остался ли смысл временить?

Прозвучало уж слишком драматично, но основную мысль Дилюк сумел передать. Смысла откладывать нет, раз они уже оба всё поняли. Кэйа склоняет голову вбок, в глазах плещется желание вперемешку с горечью.

— Мы не умрём завтра. Но Дилюк, я всё равно не хочу, чтобы это случилось лишь однажды. Я хочу, чтобы всё было серьёзно.

— Как и я.

Вопросов больше не остаётся. Их губы вновь сливаются. Руки Кэйи поглаживающе ложатся на пояс, пальцы приятно надавливают, притягивая всё ближе от двери к себе. Вновь почувствовав чужое возбуждение, Дилюк запрокидывает голову, Кэйа тут же перемещает свои губы на его шею, чуть кусая открытую кожу. Мысли разом расплываются, вместо сути будто обретая лишь цвет, фиолетовые всполохи. Из горла вырывается первый, пока тихий стон. Кэйа что-то довольно урчит в ответ и ведёт губами по шее активнее. Дилюка тянет к тихому вопросу:

— Скажи честно, с каких лет ты меня хотел?

Кэйа отрывается от него лишь на мгновение, дабы дать краткий ответ.

— Я признал это с шестнадцати. А ты?

— Позднее чем ты, но примерно тогда же. Значит шесть лет. Всё ещё слишком быстро?

Кэйа тихо смеётся и всё целует его шею. Пальцы цепляются за рубашку, но тут же вновь опускаются вниз. Он наконец касается ремня на штанах Дилюка. Тот сглатывает, через мгновение наконец ощущая свободу от стесняющего давления.

— На подвиги я пока не готов, признаю, подрастерял форму в тюрьме. Но обещаю, я планирую всё наверстать.

— Меньше слов.

Кэйа склоняется к его уху и едва касаясь губами шепчет:

— Хорошо. Но сегодня я всё равно хочу сделать всё сам, ладно?

Дилюк кивает, параллельно будто горя изнутри, по спине проходит новая волна мурашек, шёпот крайне понравился, он однозначно это запомнит. Кэйа тем временем освобождается от собственных штанов и белья. Дилюк опускает голову вниз, в полутьме видя лишь влажный блеск. А потом Кэйа обхватывает сразу их обоих правой рукой, на мгновение сжимая вместе. Дилюк хочет закрыть рот рукой, но помнит о собственном новом правиле, не сдерживаться, и крепко сжимая плечи Кэйи, выдаёт стон смешанный с тяжёлым выдохом. Получив полное одобрение, Кэйа проводит большим пальцем по головкам и ведёт вниз, распространяя смазку вдоль, на всю длину, и начинает двигать рукой, то ослабляя, то делая хватку интенсивнее, пытаясь найти комфортный темп.

— Так хорошо?

— Да.. Мне нравится чуть быстрее...

Кэйа повинуется, его движения ускоряются. Трение распаляет, но не избавляет от ощущения, будто чего-то не хватает. Дилюк накрывает ладонь Кэйи своей ладонью, сопровождая заданный темп. Плоть к плоти, кожа к коже, ладонь в ладони. Так, как должно было быть уже давно. Собственная рука больше не кажется холодной, будто впитывая в себя общий жар. Внутри всё мгновенно и скручивает, и переворачивает, выворачивая наизнанку. Дилюк чувствует, что надолго его точно не хватит. Кэйа понимает его без слов, втягивая в новый глубокий поцелуй. Сердцебиение оглушает, осознание происходящего только сильнее теряется при подступающем оргазме. Дилюк вновь запрокидывает голову, открывая шею, и для конца ему хватает одного мягкого укуса в кадык.

Он изливается в их ладони, через пару движений его догоняет и Кэйа, бегло шепча его имя. Без сил Дилюк утыкается лбом Кэйе в плечо. Тот и сам едва стоит на ногах, но мягко кладёт чистую руку на красный затылок, чуть поглаживая.

— В следующий раз нам стоит сначала дойти до спальни.

Это "в следующий раз" отдается приятной негой.

— Однозначно.

Дилюк отстраняется, вновь облокотившись о дверь и тянется чтобы вернуть на место нижнее белье и штаны, не смотря на нынешнюю запачканность, но его останавливают руки Кэйи.

— Погоди, дай я нас хотя бы вытру.

Закрыв глаза, Дилюк кивает. Через пару мгновений Кэйа аккуратно вытирает его, он приоткрывает веки чтобы понять чем.

— Это салфетка для гостевых приёмов?

— А теперь салфетка для спермы. Используй то что под рукою и не ищи себе другое.

Дилюк лишь хмуро смотрит на него.

— Ну а что мне стоило использовать, плед? Или может сорвать штору?

Сил с ним спорить не было, к тому же салфетка уже была измазана. Салфетка для гостей, значит салфетка для гостей. Теперь будет просто одной салфеткой меньше. Вытерев и себя, Кэйа откидывает салфетку прочь и вновь обвивает Дилюка руками, целуя в висок.

— Я хочу отнести тебя наверх.

— Ты не сможешь. Сам же мне сказал, ты ещё слаб после тюрьмы.

— Значит отнесу в будущем. Непременно.

В следующий раз, в будущем. Он пытается убедить в этом самого себя, будто позабыв об их пусть и скором, но решении. Дилюк касается его плеча, чуть оглаживая большим пальцем.

— Как скажешь. Возможностей будет ещё много.

Кэйа довольно кивает, да что там довольно, он лучится счастьем. Дилюк улыбается ему в ответ. Придерживаясь друг друга, они поднимаются по лестнице. Ступени сегодня кажутся особенно высокими. Оставляя Дилюка возле его комнаты, Кэйа продвигается дальше, к своей двери. Но не видя теперь смысла в этом разделении, Дилюк мягко спрашивает:

— Ляжешь со мной?

Улыбаясь, Кэйа тут же разворачивается. Не сдерживаясь, Дилюк хмыкает его прыти.

— Ты ведь специально ждал вопроса?

— Хотел, чтобы ты сам меня позвал.

— А может, я ждал, что это ты меня позовёшь.

— Значит бы и позвал сам. Но ты позвал раньше.

Уже теряя смысл слова позвал, они раздеваются в темноте комнаты и наконец ложатся на свежую постель — вероятно бельё сменила Аделинда, пока их не было.

Кэйа находит руку Дилюка и нежно целует того в костяшки.

— Я так люблю тебя. Спасибо, что позволяешь мне.

Он снова не ждёт ответа. Дилюк притягивает их сплетённые руки и разведя пальцы Кэйи в стороны, целует его ладонь. Тому этого более чем достаточно. Он пододвигается ближе и касается лба Дилюка своим лбом.

Они так и засыпают, касаясь друг друга лбами.

***

За окнами винокурни в свои права вступила ночь. Холодный ветер пригибает травы, шуршит листьями виноградных деревьев. Из-за облаков показывается луна, заставляя одинокую фигуру отбросить тень. На порог винокурни мягко падает письмо в чёрном конверте.