Что если…Эта догадка была дикой, слегка безумной, но интуиция, какая-то внутренняя уверенность твердила ему, что это правда. Все признаки указывали на это: ощущения, реакция палочки, слова самого Пауэлла.
И… Была только одна вещь, которой воспротивилось все его существо. Самая уродливая низость, самое последнее падение для любого живого существа. Ведь есть только одно преступление более противоестественное, чем убийство — самоубийство.
Теперь он совсем другими глазами взглянул на Инспектора.
— Вы… — голос Реддла граничил с пораженным шепотом. — Вы одержимы.
На этой фразе ничего не выражающее лицо Пауэлла дрогнуло: будто мышцы на секунду прошибло дрожью. Том не заметил бы этого, если бы сейчас не всматривался так пристально, отмечая каждую деталь явления, которое по-настоящему поразило его. Все это было так невероятно.
Хотя свойства крестража простирались далеко, он никогда не думал, что увидит такое. Перед ним стоял волшебник, одержимый и не утративший при этом собственной воли. Сильный и опасный, и в тоже время абсолютно безвредный для самого Реддла теперь.
— И вы, — продолжил Том, не в силах скрывать свой восторг, — Боретесь с этим, как с Империусом. Какая сильная должна быть воля…
Магия всегда находила способ поразить его, она являлась бесконечным колодцем знаний без дна для не боявшихся нырнуть. И теперь последние остатки страха покинули его, когда теория обрастала подтверждениями на глазах. Пауэлл был достаточно силен и подготовлен, чтобы сбросить Империус, а свою собственную магию Том бы узнал из тысячи, из сотни тысяч.
Она была для него как уникальный отпечаток, почерк, слепок — что угодно, носившее след личности своего хозяина. А если размышлять хладнокровно, отбросив туманящую мысли ярость, то становилось кристально ясно, что о его крестражах Инспектор мог узнать только из одного источника.
Гарольд следил теперь за ним настороженно, будто чувствовал куда ведут размышления старосты. А может, он и действительно чувствовал, знал… Нет, это вряд ли. Это было слишком даже для магии души.
— Но как?.. — вновь заговорил Реддл, озвучивая терзающее его мысли. — Когда он успел? Это ведь вы сами его нашли, не так ли?
Пауэлл отшатнулся и прошипел в ответ что-то неразборчивое, походившее на странный набор ругани и дотронулся свободной от палочки рукой до виска:
— Заткнись, заткнись! — уже более разборчиво и яростно выкрикнул он, глядя куда-то в пространство перед собой. Затем волшебник снова сфокусировал взгляд на слизеринце и криво ухмыльнулся:
— Мы же вроде планировали убивать меня? К чему все эти разговоры, Реддл?
Том искренне удивился такой невзрачной попытке сменить тему, но быстро взял свое выражение лица под контроль и улыбнулся, покачав головой:
— Я не убью вас… Нет. Конечно, нет, — от самого предположения, что он сейчас сможет кинуть убивающее в Инспектора становилось одновременно жутко и смешно. — Это же практически самоубийство, Инспектор.
Эти слова прозвучали для Гарри как пощечина: он всей душой надеялся, что паршивец ни за что не догадается, просто не получит даже достаточно причин выдвигать такую теорию.
— Как же я вас ненавижу, вас обоих! — лицо Пауэлла исказила чистая ненависть, ветер вокруг него вновь начал закручиваться, но волшебник дерганным взмахом палочки усмирил его.
Своими словами Инспектор разрушил последние сомнения. Мерлин, как логично все складывалось! Было бы глупо ждать, что при такой угрозе его собственная частица будет сидеть и ждать смиренно. И теперь Пауэлл отчасти был и не был им самим. Раньше, читая об одержимых, староста полагал, что они были просто оболочкой, пустым сосудом. Но нет, этот волшебник не только был равным ему по силе, но и имел такую же по ощущениям магию.
Очевидно, осколок не планировал воскреснуть таким образом — это сделало бы их обоих более заметной мишенью. Но заставить Инспектора вот так вот защищать их, лишить возможности предать… О, это было бесценно. Да и выбор был объективным: в данный момент в их окружении не было кандидата с лучшими связями и потенциалом.
Вероятно, Гарольд теперь всей душой ненавидел все это и их, но физически был неспособен убить в ответ или сдать их тайны кому-то еще. Так невероятно захватывающее… Получить сторонника, испытывающего такие ужасные эмоции в коктейле с привязанностью, без которой всего этого бы не вышло. Реддл и сам не заметил, как начал улыбаться.
— О нет, Инспектор, не переживайте. Вы во много, много раз ценней живым. Особенно теперь, когда Гриндевальд хочет моей смерти из-за вас.
Услышав это, Гарольд подобрался и выглядел искренне обеспокоенным и недовольным.
— Он не рассказал вам? — удивленно поднял бровь Реддл, правильно растолковав его реакцию, — Странно, я думал, что он сделает это в первую очередь. Но кто бы мог подумать… — неосознанная улыбка переросла в полноценную ухмылку. —Для одержимости нужна эмоциональная связь. Вам настолько небезразлична моя жизнь, мистер Пауэлл?
В ответ Гарри лишь злобно сверкнул глазами и прошипел:
— Ты даже не представляешь… В гробу тебя видал.
— Мне кажется, что вы врете, — усмехнулся Реддл.
— А мне кажется, я сейчас тебя все-таки убью, — устало ответил Гарольд с вызовом глядя в чужие глаза.
Впервые угроза не взбесила Тома, а воспринялась почти как ужасная, злая, но все же шутка, которой могли перекинуться лишь те, кто хорошо друг друга знает. Все так же ухмыляясь и сгорая от любопытства, он спросил:
— И все же расскажите, как вы нашли его? Как вы нашли мой дневник?
Внезапно часть напряжения ушла из позы Инспектора, и тот почти улыбнулся в ответ, хотя улыбка эта и была весьма кривой.
— А ты сам как думаешь?
Реддл на секунду честно задумался: крестраж поступил бы лишь так, как мог поступить бы он сам. Так как он провернул бы такое? О, это было просто. Озаренной догадкой, теперь сам Реддл сделал резкий шаг к Инспектору и заговорил, казалось его тихий голос эхом разносился по залу:
— Ну, конечно. Он вас обошел… Обманул, прикинулся другом или отличным послушным учеником, — он всматривался в глаза Пауэлла, ища ответ, и быстро перебирал в уме варианты, — Хотя нет … С вами бы это не прошло. Значит, он напомнил вам, что сирота. Бедный, несчастный и покинутый. Один-одинешенек в мире, где бушует война, совсем как те дети, которых вы защищаете. И вы сжалились, прониклись сочувствием. — он снова вгляделся в лицо волшебника, стараясь найти малейшие изменения в мимике, которые подсказали бы правду. — Или я не прав? Чем он подкупил вас? Что предложил вам, Инспектор, что это было?
— Боюсь, этого ты никогда не узнаешь, — улыбка Инспектора превратилась в оскал, и Реддл получил абсолютно неожиданный и подлый удар в челюсть, отправивший его в нокаут. Пауэлл резко взмахнул палочкой, не давая слизеринцу безвольно упасть на пол.
Были ли это подло, вот так вот по-маггловски ударить? Возможно. С точки зрения аристократии, но Гарри то по собственному опыту знал, что в Аврорате учили не только махать палочкой. Любой трюк мог пригодиться в опасной ситуации, даже вот такой. Реддлу не стоило отвлекаться, вот так вот увлекаясь собственными догадками.
— Кто бы мог подумать, что страсть к драматичности одинаково подводила и юного Волдеморта, — фыркнул Пауэлл, без интереса рассматривая зависшее в воздухе тело. — Доволен? И где там эта чертова тетрадь…
***
Примерно через полчаса Инспектор сидел за столом в своем кабинете, оставив все еще пребывающего без сознания Реддла тут же на диване.
Сумасшедшая усталость и отчаянье немного отступили снова, хотя он и находил идею лишиться жизни и не такой уж скверной. Его держало здесь только чувство долга, огромное и неподъемное, как могильная плита. Иногда казалось, что ничто уже не удивит его, не обрадует, не заставит захотеть жить дальше.
Но жизнь была упрямой штукой, и постоянно подкидывала ему приключения и встряски даже здесь, в прошлом, где он не был мальчиком из пророчества. Возможно, она так привыкла, что уже не могла прекратить, хотя это и нарушало законы времени. А может, и само время было для нее лишь относительной величиной.
«И что мне теперь с ним делать?» — размышлял Гарри, недовольно хмурясь в сторону слизеринца. — «Не память же стирать? Я в этом не так хорош. Он заметит, даже если мне удастся.»
— Да, мальчик умен. Куда умнее тебя, — произнес раздраженный и презрительный голос.
Пауэлл еле сдержал желание не менее раздраженно закатить глаза. Впрочем, видимо к этому общению стоило начать привыкать, даже если всему его существу была противна компания и комментарии Темного лорда.
— Спасибо за неоценимые слова поддержки, как приятно, — язвительно ответил Гарри и приторно улыбнулся, прекрасно зная, как это бесит собеседника. — Не забывай: решить эту проблему не только в моих интересах. Или хочешь стереть собственное существование? Всего один маленький, крохотный парадокс и…
— И без тебя знаю, Поттер, — голос теперь буквально окатывал холодным презрением. — Неужели в твоем пустом разуме есть хоть какое-то дельное предложение?
— Может быть и есть, — Инспектор поправил очки и постучал указательным пальцем по черной обложке дневника, который лежал перед ним. — Пусть крестраж подтвердит, что он действительно захватил контроль надо мной. Ну или придется что-то сделать с фактом существования младшей версии тебя.
— Что за бред ты несешь, мальчишка?!
Пауэлл безрадостно хмыкнул и кивнул головой в сторону Тома Реддла:
— Ты хочешь, чтобы он жил, и не создал парадокс. И я предлагаю выбор, весьма честный, между прочим, — голос Инспектора опустился до опасного шипения. — Я мог бы просто спрятать его куда-нибудь, выкинуть ключ и забыть!
— Крестраж никогда не предаст владельца!
— Да, но это справедливо для обоих из вас. Неужели величайший темный маг столетия не справится с каким-то осколком?!
На минуту воцарилась тишина, похоже, Темный лорд действительно обдумывал его слова. Наконец уже куда более спокойно, но не менее надменно, Волдеморт произнес:
— Ладно. Но если именно после этого у него появится идея взять под контроль студента и открыть тайную комнату — вини себя.
Гарри беззвучно выругался. Ситуация складывалась не лучшая.
В целом, его участие в процессе «убеждения» крестража не потребовалось, Гарольд лишь почувствовал, как дневник под рукой внезапно буквально выкачал из него изрядную долю магии. Но это не беспокоило его: даже после небольшой дуэли её было слишком много, и такая потеря на удивление несколько примирила Инспектора с происходящим. Ему не нравилось новое могущество, оно возвращало воспоминания и отдавало горечью и прикусом кострища.
Когда потеря магии прекратилась, Пауэлл слегка замешкался, не сразу решаясь открыть дневник. Он помнил тетрадку совсем другой, проткнутой клыком василиска, залитую ручьями чернил… Впрочем, и сам он уже был не тем Гарри Поттером. Теперь они как бы поменялись местами: крестраж был цел, а вот сам он... Ухмыляясь этой горькой мысли, он таки раскрыл тетрадь на первой странице, которая ожидаемо была пуста.
Инспектор призвал перо и задумался, не зная, что написать. Не повторять же наивное «меня зовут Гарри Поттер»? На удивление дневник опередил его, строчки появились сами собой:
«Мистер Пауэлл! С вами все в порядке?»
Видимо каким-то образом крестраж узнавал теперь его без всяких строчек. И что же именно в итоге сделал Волдеморт? Во что заставил поверить свой крестраж? Заинтересованный, Инспектор написал:
«Со мной все хорошо».
Чернила тут же впитались в бумагу и появился ответ:
«Признаюсь, я очень волновался за Вас. Он наверняка был ужасно зол, и Вы оба могли пострадать на дуэли».
— Какая трогательная забота, — тихо сказал сам себе Гарри, не поверивший, конечно, ни одной строке.
Дневник продолжал:
«Но не волнуйтесь, он тоже все поймет, ведь мы с ним один человек.»
А вот это было интересно. Гарольд не знал, опасно ли спрашивать напрямую, что же такого поймет настоящий Том Реддл, поскольку Темный лорд злорадно не соблаговолил посвятить Инспектора в свои планы. Вспомнился вопрос, заданный слизеринцем: «Что он предложил вам, Инспектор?». В какую же версию событий из перечисленных тогда теперь верил дневник?
Пауэлл решил ответить нечто нейтрально, что не выдало бы его мыслей:
«Ты уверен?»
Ответ вновь пришел очень быстро:
«Несомненно. Он увидит, что вместе мы установим новый порядок в Магической Британии».
— Ах вот оно как, — пробормотал Инспектор и хмыкнул.
Ну, конечно. Проклятый Волдеморт не мог не приплести свои планы даже сейчас, и чего еще можно было ожидать? Не того же, что он решит действительно заставить дневник сыграть роль бедного сиротки или отличного ученика, которые и так были слизеринскому старосте как вторая кожа?
Похоже, по мнению Волдеморта, самым ценным для Гарри, что мог бы предложить дневник, была честность. Он был отчасти прав — ни единой лжи Поттер не поверил бы, зная все трюки своего врага слишком хорошо.
«А ты, похоже, считаешь, что и сам хорошо меня знаешь теперь», — усмехнулся Инспектор в своих мыслях.
— Знаю, — холодно ответил Волдеморт. —Я видел твои страхи, все твои глупые надежды и мечтания, которым не суждено сбыться.
Инспектор закрыл дневник, медленно отложил в сторону, и опасно прищурился:
— Если ты думаешь, что это все, что есть во мне — ты ничего не знаешь.
На удивление лорд не разозлился и только с произнес с усмешкой:
—А может, это ты тот, кто сам себя не знает, мальчишка.
Этот разговор мог продолжаться долго, но ни к чему бы не привел, так что Пауэлл промолчал и бросил во все еще лежавшего на диване Реддла Энервейт.
Том, однако, не поспешил распахнуть глаза и вскочить с дивана, лишь по его сбившемуся дыханию можно было заметить, что он действительно проснулся. Похоже, слизеринец оценивал обстановку и решал теперь, не выгоднее ли ему все еще притворятся спящим. Гарольд переплел пальцы и теперь заинтересованно ждал, что выберет мальчишка.
В целом, такое поведение кое-что о нем говорило, как и о его прошлом: такие привычки не приобретались на пустом месте. Поттер отогнал от себя воображаемые картины приюта во время войны: жалость была самой глупой вещью, которую можно было бы почувствовать к этому растущему монстру.
Наконец, Реддл открыл глаза, осмотрел потолок и лишь затем вскинул взгляд на Инспектора, все так же преспокойно наблюдавшего за ним поверх очков. Тишина не была гнетущей, но Пауэлл мог только догадываться, какие мысли сейчас посещали юного Волдеморта.
— Вы напали на меня, — глухо произнес Том. В его голосе не было удивления или страха, он просто констатировал факт.
— Так и есть, — не стал бессмысленно врать Пауэлл, — Не смог больше терпеть: у меня с детства аллергия на злодейские монологи. И предвещая вопрос, скажу сразу: то, что я не могу убить, не значит совершенно, что я безвреден, Реддл. И сами подумайте, были бы вы рады оказаться одержимым?
Лицо слизеринца исказилось гримасой глубочайшего отвращения к самой мысли быть одержимым кем-то или чем-то, и он сел на диване, уже более внимательно осматривая помещение и останавливая взгляд на своем дневнике, лежавшем подле Инспектора.
— Так почему вы не выместили гнев на нем?
Глаза Пауэлла сверкнули весельем, и он улыбнулся краем губ, когда прикинул, куда этот диалог может завести. Пожалуй, такого поворота событий Волдеморт не предвидел и теперь можно было повеселиться за чужой счет.
— Как сказать… В отличие от тебя, Реддл, он был куда более убедительным…
Выражение лица старосты было практически нечитаемым, но Инспектор знал своего врага достаточно, чтобы догадаться по легкому движению бровей, что хотя Том и не верит до конца его словам, но начинает подозревать в чем-то крестраж. А любое зерно сомнений могло вырасти в целый лес.
«Что, никогда не сомневался в себе, Реддл? Как ощущения?» — сама мысль эта была чертовски забавной.
— Где другой крестраж? — задал второй Том, прикидываясь, что ответ на первый его ничуть не обеспокоил.
Ах, этот бесящий приказной тон будущего лорда уже прослеживался даже в этой его версии. Инспектор сделал вид, что задумался и протянул:
— Кажется, я забыл его на столе в том зале.
Вот теперь староста выглядел серьезно взволнованным. Он дернулся всем телом, протягивая руку вперед, будто стремился сорваться с дивана и помчатся забирать осколок, но потом нахмурился:
— Вы врете.
Внезапно один из шкафов в кабинете отварился, и из него вылетел нож, моментально оказываясь в руке Реддла. Инспектор почувствовал теперь, что между ножом и слизеринцем была как будто магическая нить, соединявшая их. Однако, с другими крестражами такого не было, а значит, дело было в самом объекте.
— Я и не знал, что у него есть такие свойства.
— И вы же не думаете, что я теперь все вам о нем расскажу? — раздраженно ответил староста. — Зачем соврали? Хотели оставить его себе? Спрятать? Разрушить?
— Нет, — Гарри покачал головой, стараясь сдержать собственное веселье и не вызвать новую вспышку чужой ослепляющей ярости, — Просто хочу напомнить, что несмотря на обстоятельства, ничто не изменилось и не стоит считать меня своим… Последователем, — последнее слово вышло презрительным, подтверждая догадки Тома о том, что Пауэлл действительно много знал о его планах.
— Однако, —продолжил Инспектор. — Ни одному из нас не нужна эта бесполезная конфронтация. Идет война, и куда важнее для меня приложить все силы на то, чтобы преуспеть в моих министерских обязанностях и реформах, чем потратить время на мелкие школьные интриги.
Реддл неверяще усмехнулся. Одержимость — мелкая школьная интрига? Куда менее важная, чем министерская работа?.. Он расхохотался бы, если бы не знал всей правды: Пауэлл был не просто министерским клерком. Этот волшебник был главой тайного общества, подпольно бросающего вызов самому Гриндевальду и его приспешникам. Его настоящие приоритеты действительно были куда важнее личной безопасности. Он мог бы скрыть факт своего знания, но теперь особенно важно было выдать наличие хоть какого-то козыря, чтобы Инспектор не чувствовал себя хозяином положения.
— Я знаю. Знаю, кто вы на самом деле, и почему Гриндевальд хочет убить меня из-за вас.
Эмоции покинули Инспектора в который раз за день, и он услышал холодный смешок того, кого в комнате не было. Вызов, это явно был вызов в голосе Реддла и его манере держать себя, когда он произнес эти слова. В ответ ярость в нем всколыхнулась снова, и Гарольд значительным усилием воли подавил её, а затем ответил, мрачно глядя на слизеринца:
— Гриндевальд… Я ему не позволю убить вас. Но все же просветите… Так кто же я, по-вашему, мистер Реддл?
Под испытывающим взглядом и скрывающейся за тоном угрозой юный Волдеморт даже не дрогнул, а издевательски улыбнулся, копируя манеру самого Инспектора:
—Вы глава иностранной подпольной организации, которая противостоит Темному лорду.
Пауэлл опустил руки на стол и слегка подался вперед, неприятно удивленный:
— Откуда вам это известно?
— Почему я должен вам рассказывать? — Реддл дерзко усмехнулся, чувствуя, что таки нашел одно слабое место.
Казалось, сейчас Инспектор снова зашипит или разразится ругательствами, но тот внезапно взял себя в руки и кивнул в сторону, где дневник предательски лежал на столе:
— Потому что если ты не расскажешь, то мне расскажет он.
Том поджал губы, понимая, что у него не хватает данных, чтобы оценить правдивость этого заявления. Был риск испортить отношения с волшебником, который знал слишком много, а конфронтация действительно была невыгодной, как ни посмотри. Он заговорил неохотно:
— Блок на памяти Летиции Атталь ненадежный.
—Ты что-нибудь ей сделал? — ожидаемой угрозы в голосе Инспектора не было, а плечи его расслабились.
— Только прочел воспоминания, — признал Реддл.
— Вот как? Ясно.
Похоже, Гарольду была практически безразлична судьба этой француженки. И факт этот был очень интересным, даже радовал по непонятным причинам. Неужели потому, что волшебник ценил его жизнь больше, чем жизнь этой девчонки, хотя она и была, по сути, его последовательницей?
— Вы кажетесь не обеспокоенным… — протянул он.
Пауэлл поправил очки и ответил, отводя взгляд:
— Если бы я беспокоился о каждом в отдельности, то уже бы лежал в могиле от этого беспокойства рядом со всеми остальными.
Реддл хмыкнул и кивнул, признавая справедливость этих слов. Излишне жалостливый генерал — мертвый генерал.
— Откуда информация, что вас хочет убить Гриндевальд?
— Так вышло, что я перехватил его письмо вам, — без тени стыда ответил Том, сочтя, что ложь уже была бессмысленной.
«Все темные лорды, похоже, имеют свои причуды. Эта любовь Геллерта к эпистолярному жанру…» — раздраженно подумал Гарри. Хотелось разозлиться на Реддла за такое вторжение в частную жизнь, но это было настолько ожидаемо, насколько возможно.
— Поделитесь воспоминанием, — Инспектор махнул рукой в сторону омута памяти, практически не сомневаясь, что слизеринец с его страстью к знаниям прекрасно знает, что это такое. — Если все так, то нам нужен план и четко оценить реальность угрозы. Он мог и просто издеваться, пытаясь заставить меня совершить ошибку.
С этим Реддл был согласен, хотя все нутро кричало, что угроза не миф и крестражи надо немедленно спрятать надежнее, придумать что-то еще…
Он отправил воспоминание в думосброс, убедившись, что в нем нет никаких подозрительных деталей. Хотя слизеринец и чувствовал, что Пауэлл не врет, когда говорит о защите, но он уже наглядно доказал, что может быть опасным. Заметив его сомнения, Инспектор заговорил:
— Я предлагаю объединиться против угрозы. Не удивлюсь, если вы будете строить планы за моей спиной, мистер Реддл, но я бы предпочел, чтобы вы применили свой интеллект против Гриндевальда. Он угрожает и моим и вашим планам, а мне не интересно сдавать кому-то историю с крестражами. Не вы один не хотите закрытия Хогвартса.
И снова волшебник не врал. Похоже, борьба с непростительными темными искусствами просто не входила в спектр его интересов. Том испытывающее взглянул на Пауэлла, но и на лице его не нашел следа фальши.
— Хорошо, мистер Пауэлл. Это звучит логично. Ни я, ни крестражи не должны пострадать? Таков ваш уговор с ним?
— Да, я определённо не убью вас и не расскажу о крестражах. А что он предложил взамен, обсудите сами, — он взял дневник со стола и протянул в сторону старосты, дожидаясь, пока тот подойдет и заберет из чужих рук осколок собственной души.
Такая готовность Инспектора расстаться с крестражем удивляла. Логика подсказывала Реддлу, что одержимые должны были быть более заинтересованными в том, что вызвало этот эффект.
— Вы так просто с ним расстаетесь…
Инспектор холодно усмехнулся:
— Я взрослый состоявшийся волшебник, а не какое-то ничтожество, не способное существовать без вызывающего зависимость объекта. Испытывание слабости к чему-то не означает быть слабым самому, запомните это.
Том кивнул, скрывая за вежливостью свое недовольство от услышанных слов:
— Конечно, мистер Пауэлл. Я запомню.
— Хорошо. А теперь ступайте. Надеюсь, вы хорошо спрятали труп.
Последние слова вызвали неприятный холодок в спине, лишний раз напоминая, как много теперь о нем знал Инспектор. Том попрощался и удалился, отгоняя головную боль. Интерес к тому, как дневнику удалось получить привязанность этого волшебника только возрос. Оказавшись в безопасности одного из тайных проходов Хогвартса, он сразу же задал крестражу этот вопрос.
Дневник думал над ответом не долго:
«Ложь бы не сработала на нем, и я сказал правду. Правду о том, что мы хотим установить в Британии новый порядок. И о том, что его идеи нам интересны. Он хочет новое устройство магического мира, но не хочет править. Разве же это не идеально для наших целей?»
Дневник говорил так, будто знал Инспектора уже давно и очень хорошо. Это было странно, так как Реддл был уверен, что эмоции и мотивы этого волшебника были куда сложнее, чем у какой-нибудь первогодки, сохнущей по самому популярному мальчику курса, а значит и времени на их разгадку ушло бы больше.
Дневник продолжал:
«Как новый крестраж? Этот нож? Все получилось?»
Том достал из внутреннего кармана мантии новый крестраж и рассмотрел поближе в полутьме прохода, выискивая изменения. Простое лезвие, исчерченное крупными рунами, было все таким же, как и костяная ручка, по форме отдаленно напоминавшая человека и перемотанная старой красной тканью.
Изменилось одно: теперь между ним и кинжалом существовала неосязаемая, но крепкая нить, которое ранее не было. Предмет был одной из немногих интересных вещей, найденных им в Тайной комнате. Книги, оставленные Салазаром, по большей части сгнили, а остальные скудные запасы выглядели так, будто кто-то забыл их забрать в спешке.
В одном из углов, всеми покинутый, лежал и этот кинжал. Руны подчинения на нем заинтересовали Тома, но они отказывались активироваться, как он не пытался. А теперь, похоже, недостающий элемент наконец-то был найден.
Он взмахнул рукой, и кинжал стремительно полетел вперед, покорный его воле даже более, чем волшебная палочка. Оттачивание мастерства обращения с ним потребует тренировок, но теперь у Реддла в руках было оружие не менее ловкое и смертельное, чем убивающее проклятье.