Гул, царивший в Общем зале, мало беспокоил Рудольфуса Лестрейнджа. Учитывая то, сколько раз родители просили его в этом году быть осторожным, объявление о проверке корреспонденции тревожило. И особенно в свете того, что этим утром ему как раз пришло письмо от семейства.

В письме, правда, не было никакой опасной информации, отец всего лишь предупредил о прибытии дальней родственницы, но сейчас даже это нервировало. Семья и так не часто выходила на контакт, но теперь, вполне возможно, он останется один на один со своими сомнениями, решениями и их последствиями.

Краем уха он слышал, как за столом некоторые слизеринцы пытались обсуждать отношения между Реддлом и Атталь. Сама идея была смехотворна для всякого, кто был достаточно внимателен и хоть раз видел, как их староста взаимодействует с людьми с других факультетов, чье существование вынужден вежливо терпеть. Нет, девушка определенно скорее раздражала Тома, чем что-либо еще.

Вообще, на самом деле многое в нынешней ситуации с Рыцарями нервировало Лестрейнджа. Теперь в немилости был Альфард, а не сам Рудольфус, но от этого лучше не становилось. Блэк был бледным и необычно замкнутым, хотя раньше он сохранял свою энергию даже когда умудрялся в чем-то провиниться. Да, он чуть не подставил весь факультет, и его наказание было вполне обоснованным… Вот только что-то даже при всем этом грызло изнутри.

Тихий гнев Вальбурги тоже был необычен. Он знал её чуть лучше многих, и отлично понимал, что откладывать месть было никак не в характере этой ведьмы. Она была импульсивна, а потому даже со всей хитростью и способностям к планированию, весьма скора на расправу. И Блэковское безумие… Что-то здесь было очень не так. Приглушенная более насущными проблемами интуиция глубоко внутри вопила о необходимости приготовиться к чему-то.

***

Остаток завтрака Гарри провел, погруженный в свои мысли. Вся еда была безвкусной массой, которую он механически поглощал без всякого интереса. В какой-то момент гомон зала слился в единый фоновый шум для собственных мыслей.

Стоит ли все это того? Стоят ли жертвы сейчас тех, других? Несмотря на все свои речи об отсутствующем сочувствии и логичности выбора меньшего количества жертв относительного большего…Червь сомнения точил его все сильнее, чем дальше все это продолжалось. На одной чаше весов были его друзья и будущее магической Британии… Но даже с такими ставками, имеет ли один человек право решать, кому жить, а кому умереть? Имеет ли право переписывать историю?

Хотелось бы все это прекратить. Но сейчас было слишком поздно. Слишком поздно с того самого момента, как тогда, в будущем, они приняли это решение. Но было ли это действительно решением? Были ли тогда хотя бы в теории другие варианты? Или все однозначно вело к этому моменту с самого начала?

С затянутого светло-серыми тучами потолка на его руку упала одинокая снежинка и, пролежав пару секунд, растаяла. Взгляд сам собой зацепился за оставленный ей мокрый след. Сколько времени понадобится, чтобы снег перестал таять на коже?.. Когда она станет трупно-холодной?

— Гарри…

Нож для масла на столе начал казаться странно притягательным. Что будет, если воткнуть его в себя прямо здесь и сейчас? Когда-то он слышал, что такие мысли – просто проверка от собственного сознания, попытка узнать, все ли в порядке. Смешно. Было ли все в порядке? Он и так знал ответ.

— Гарри… — чей-то голос, почти неотделимый от общего шума, продолжал звать, но он не мог узнать обладателя. Была ли это Джинни, Рон или, может быть, даже его мать, Лили?

Все закончится. Никаких больше выборов. От него не будет ничего зависеть. Пустота… Возможно, это не так и плохо?

— Поттер!

Услышав свою фамилию, Гарри вздрогнул и заозирался, опасаясь, что кто-то из преподавателей заметил его состояние. Но нет, они продолжали чинно завтракать, переговариваясь между собой. Слава Мерлину, еще и их внимания к собственным проблемам было бы абсолютно излишним.

«Диссоциация прямо посреди завтрака в Большом зале, на виду у всех… Бью свои собственные рекорды, восхитительно», — устало подумал Инспектор. Ситуация определенно усугублялась. И, видит магия, это было настолько предсказуемо, что становилось разочаровывающим. Именно из-за подобного он тогда и…

— Все равно далеко не убежал.

Голос Волдеморта был каким-то лишенным обычного ехидства. Если бы Гарри потрудился поискать подходящее описание, он бы даже мог сказать, что Темный лорд звучал рассеянным… Или задумчивым. Что водилось за ним не часто, но у Пауэлла были проблемы посерьезнее, чем угадывать настроение всяких темных лордов.

Продолжать завтрак смысла не было, но он все же дождался, пока преподавательский состав не начал расходиться, чтобы не вызывать лишних вопросов. Сейчас совсем не стоило привлекать к себе внимание. Справедливо было предположить, что не один Гарри считал исчезновение не простым совпадением.

Можно было поспорить на сотню галеонов и здоровый сон, что в ближайшее время Дамблдор и его коллеги будут пристально наблюдать за любым действием Инспектора на случай, если тот как-то причастен к исчезновению школьника.

Настоящий виновник в такой ситуации мог бы действительно забеспокоиться и совершить ошибку, выдав себя, но Пауэлл подозревал, что даже в подростковом возрасте Том Реддл был лишен всяческого сострадания и чувства вины. А значит, шанс паники из-за этих эмоций был практически исключен. Заставить Темного лорда совершить ошибку мог только гнев или тщеславие, а не что-то другое.

Ощущение чужих взглядов было неприятным, но он решительно настроился вести себя максимально посредственно, и не дать понять, что наблюдение людей и портретов было замечено. Похоже, в ближайшее время относительное спокойствие ждало Поттера только в тишине его кабинета и особо темных заброшенных коридорах. Досадно.

А еще пришло время начать расследование вместе со всеми.

***

— Проклятье, — выдохнул Реддл, вынужденный опереться на колонну одного из коридоров из-за внезапно подступившего головокружения.

После разговора с француженкой его дурное самочувствие только усилилось, даже обычно приветливые стены замка стали казаться куда более отстраненными и серыми от шума в ушах. Неужели последствия излишнего усердия на тренировке были настолько серьезными? Необычно, учитывая, что проблем с магией не было.

Переждав волну неприятных ощущений, он упрямо сжал челюсти, заставил себя выпрямиться и шагнуть прочь от опоры. Тела так хрупки… Неудачное стечение обстоятельств, дуновение ветра – и все, ты не более чем груда мяса с костями. Бесполезного, беспомощного, уродливого. В смерти не было ничего прекрасного, и те, кто воспевали её, были просто слепыми безумцами.

Собственная смертность раздражала и ужасала его до глубины души, лишний раз утверждая в мысли о необходимости крестражей. Никто и ничто не отнимет у него его жизнь, его амбиции, достижения. Перед живыми лежит мир бесконечных возможностей, и лишь только смерть поистине может забрать их.

Ногти, до боли впившиеся в кожу ладоней, отвлекли Тома от пугающих мыслей. Он вздохнул полной грудью, отвоевывая себе контроль над телом у самых мрачных уголков своего разума. Сейчас было не время поддаваться им, у него имелась задача. Цель, делающая все четким и ясным.

Решительным шагом он отправился ко все еще заброшенному туалету, ставшим последним, что при жизни видела Миртл. Посещение Тайной Комнаты сейчас влекло за собой риск разбудить василиска вновь. Если это случится, убедить его вернуться в спячку будет не просто, но староста был готов рискнуть. То, что он собирался сделать, напрямую касалось Инспектора, а тот слишком хорошо сейчас знал убежище Вальпургиевых Рыцарей.

Стоит признать, сам он не обнаружил каких-то новых чар на комнате для собраний помимо тех, о которых Пауэлл предупредил перед установкой, но даже остаточная магия могла после дать достаточно опытному магу наводку. А недооценивать лидера международной тайной организации явно не стоило.

Логово Салазара встретило Реддла привычным зеленоватым сумраком. Он шел медленно и максимально тихо, чтобы не создать колебания достаточные, чтобы разбудить «ужасное чудовище», как называли змея перепуганные школьники еще недавно. И никто так даже и не понял, что это василиск…

Том подавил желание усмехнуться чужой глупости и нашел наиболее теплое и сухое место у ближайшей колонны, чтобы расположиться с удобством. Он никогда раньше не пробовал копаться в воспоминаниях дневника, но по логике вещей это должно было быть похоже на просмотр собственных воспоминаний. С поправкой на то, что это были его воспоминания в отрыве от его же тела.

Это делало ситуацию несколько более сложной, но от того более интересной. Почти не было сомнений, что все получится, но какая возможность протестировать свои умения… Реддл улыбнулся сам себе и достал из сумки дневник. Тот был привычно холодным и ничем не выдавал на первый взгляд свое истинное содержимое. А ведь как-то же Инспектор смог узнать…

Пожалуй, с этого и стоило начать распутывать этот клубок. Дневник не заподозрит двойной мотив, если он попросит узнать о первой встрече крестража с Гарольдом. Конечно, если у самой частицы души уже не было своего двойного мотива. Том поморщился, подозревать самого себя было непривычно, хотя, хорошо зная свой характер, он вынужден был признать — игра в личных интересах была вполне возможной. Но это было не так важно, пока конечная цель всех частичек совпадала.

Староста провел пальцами по стремительно теплеющей обложке и открыл дневник на первой странице, которая уже сбросила маскировку повседневных записей, так как крестраж опознал создателя. Между ними никогда не было излишнего пиетета и — до недавнего времени, – секретов. Ровной строчкой текста Реддл сразу обозначил тему разговора:

«Я хотел бы увидеть твое воспоминание о первой встрече с Пауэллом».

Дневник на секунду задумался, но быстро ответил:

«Есть подтверждение, что это возможно? Мы никогда не пробовали сделать подобное — заглянуть в воспоминания души в предмете».

Реддл хмыкнул и вывел заранее продуманный ответ:

«Будет несколько сложнее, чем обычно. Но нет оснований полагать, что у нас не получится».

Крестраж в этот раз ответил незамедлительно:

«Согласен. Приступим».

Староста ликующе ухмыльнулся. Тщеславие было их общей чертой, и даже при том, что все они знали об этом, воспользоваться ей в таких вот разговорах с собой было весьма просто.

Страницы дневника зашелестели под пальцами, пока не остановились на одной из них. Это было явное вежливое приглашение, осколок слишком хорошо знал, что попытка спроецировать воспоминание против воли будет воспринята в штыки. Как же много времени экономилось, когда собеседник не был глуп. Жаль, что нельзя было окружить себя исключительно осколками.

Том прикоснулся к странице, и его сознание плавно провалилось внутрь воспоминания. По первым ощущениям оно было абсолютно таким же, как и его собственные, а значит поддавалось остановке и перемотке по его воле. Это, конечно, обнадеживало.

Слизеринец очутился в знакомом кабинете Защиты от темных сил рядом с пустой партой, на которой лежал его крестраж. Занятие только-только закончилось, ученики торопливо покидали помещения, а сама Мерисот все еще стояла у кафедры. Рядом с ней находился Инспектор, бледный, но улыбающийся краем губ, он перебирал какие-то бумаги. Судя по довольному лицу ведьмы, очередная проверка прошла успешно, и после короткого разговора с магом она отправилась в свой кабинет. Профессор зазывала и Пауэлла пойти с ней выпить чая, но тот вежливо отказался.

Уже собираясь уходить, Гарольд во внезапном порыве бросил последний взгляд на столы студентов и остановился. Причина была сразу ясна: ему бросилась в глаза забытая на столе черная тетрадь.

— Интересно, — сам себе сказал Реддл, цепко всматриваясь в каждый жест Инспектора, который медленно приближался к безобидно лежащему дневнику.

Это было действительно интересно – узнать, что именно сделал крестраж, чтобы получить такую реакцию. Достаточно ли было обычной забытой тетради, или этот волшебник действительно почувствовал темную магию, которая осталась незамеченной даже для одной из лучших преподавательниц по защите?

Со стороны крестража это точно была запланированная акция, иначе он не очутился бы забытым кем-то в аудитории. Возможность одушевленного предмета путешествовать без помощи своего создателя ничуть не удивляла. Летом в приюте они уже проделывали подобное ради эксперимента.

Магглы легко поддавались внушению и делали все, что хотел дневник, становясь пустой оболочкой его воли. С магами было чуть сложнее. Их требовалось «убедить» сделать то или иное действие, и тут уже были, как и те, с кем было проще, так и те, кто поддавался с усилием. Но реальная одержимость волшебника крестражем была совсем новой территорией...

Пауэлл наконец подошел к дневнику и после секунд колебания, взял его в руки и открыл на первой странице. Том окинул быстрым взглядом появившиеся строчки.

«Если вы нашли мой дневник, пожалуйста, напишите что-нибудь на этой странице, чтобы помочь с его возвращением».

Решение довольно простое: заставить жертву взаимодействовать с предметом больше, чтобы вовлечь и получить влияние. Что же, ничего революционного, но действенно. Пока ничего необычного, кроме…

Переведя взгляд на Гарольда, Реддл неосознанно вздрогнул и остановил ход воспоминания. «Ничего необычного», да как же! Теперь, присмотревшись вблизи, он это видел. Старший волшебник будто двоился при ближайшем рассмотрении. Он смотрел на тетрадь в руках с удивлением и интересом и в тоже время с безразличием и холодом, граничащим с неприятием. Две абсолютно разные эмоции, наложенные как два близких, но разных отражения одного человека, две перспективы виденья. Как если бы впечатления извне повлияли на воспоминание.

Они были продолжением друг друга, нельзя было отличить, где заканчивается одна и начинается другая. Такие разные и похожие. Как если бы отражающийся от объекта свет вдруг преломился бы без видимой причины.

«Ерунда какая-то», – раздраженно подумал Реддл и нервно прошелся по комнате, выискивая следы повреждения воспоминания. Но все было именно таким, каким по идее и должно было быть в памяти дневника. Не было ни единого иного следа вмешательства, ничего, что бы объясняло этот странный эффект. Это был тот редкий случай, когда наследник Салазара не отказался бы от совета, но спросить было не у кого.

Он заставил себя замереть на месте, осознавая бесполезность метаний, и сжал зубы, хмурясь. Было несколько разумных объяснений этому. Либо память души-осколка из-за его природы была не такой чистой, как у её изначального владельца. Либо в игру вступала малоизученная магия души и из-за того, что на воспоминание смотрели две разные части бывшие ранее одним, эмоции и восприятие одного накладывались на другое, давая вот такой двоякий эффект.

Или же… Кто-то смог проникнуть в воспоминания дневника и изменить их. Кто-то, кто должен был мало того, что по силе быть равным или превосходить крестраж, но и знать его настолько хорошо, чтобы не оставить следов манипуляции и своей магии. И если первые пункты были со скрипом, но выполнимы, то представить кого-то, кто сумел бы скрыть свою магию при манипуляции с душами, Том просто не мог. По всему выходило, что проделать такое с дневником мог только он сам, ведь его магия смешалась бы с силой крестража, не оставив следов.

И это было абсолютно невозможно. Дневник не мог проделать такое: ни ему, ни самому Тому и кинжалу не хватило бы умений в этом малоизученном аспекте. Вариант с изначальной мутностью воспоминаний тоже был маложизнеспособен – будь это правдой, другие части воспоминания тоже потерпели бы изменения и были бы не четкими.

А значит, скорее всего, часть его восприятия повлияла таким образом. Странный, странный эффект. Это следовало изучить тщательней позже. Его ждало еще так много работы.

Реддл фыркнул и быстрым движением откинул прядь, упавшую на лоб. И только теперь краем глаза он заметил, как тряслись собственные руки. Кожа стала бледнее, чем раньше и отдавала синевой, а тело потихоньку немело.

— Мордред… — прошептал он. За всем этим от его внимания ускользнуло, что детальное восстановление собственных воспоминаний при помощи темной магии отнимает так много сил, а самочувствие и так сегодня было не на высшем уровне.

Том бросил взгляд на замершего в остановленном воспоминании Инспектора. О, как хотелось бы досмотреть этот отрывок и узнать все, но сейчас нужно было срочно прервать процесс, не доводя дело до обморока.

Он резко схлопнул воспоминание и очнулся на полу с резким вздохом. Без ведома сознания тело из сидячего положения сползло на плиты, как если бы на него давила гравитация или тяжелая толща воды. Холодный пот тек по вискам, и не было сил даже приподнять руку. Воздух поступал в легкие через раз, в ушах вновь шумело, а зрением было размытым.

Вместо проклятий он смог издать только раздраженное шипение. Неужели можно было настолько переоценить свои силы? Видели бы его сейчас рыцари… Они бы точно воспользовались возможностью предать, не будь они связаны обетами. Были те, кто называли его лжецом и предателем, но разве эти обычные люди сами не были именно ими? И магглы, и волшебники, беспокоящиеся только о своем хрупком благополучии, выгоде. Они не были ничем лучше его. Лишь глупее.

Эти мысли слегка отрезвляли, позволяли собраться. Зрение постепенно прояснялась, и стихал шум в ушах. Теперь он мог сосредоточиться не только на своем самочувствии, но и на происходящем вокруг. Откуда-то справа из-за колонны слышалось тихое шипение, похожее на бормотание:

— Человек… В подземелье… Что он тут делает? Зачем?

Раздраженно глядя в потолок, слизеринец прошипел в ответ:

— Я наследник Салазара и имею полное право тут находиться.

Змея замолчала, а потом высунула голову из-за колонны. Скосив глаза, староста увидел явно не мелкого ужа или гадюку, которые водились в запретном лесу. Нет, эта змея была явно крупнее.

— Человек… Понимает? – вновь заговорила змея.

— Да, — просто ответил Реддл и снова отвел взгляд. Он не видел смысла вдаваться в подробности и объяснять, что является змееустом, так как змеи, как правило, были не особо заинтересованы в сложных беседах. Они слушались его, но сами интересовались в основном тем, будет ли жертва вкусной, а нора безопасной.

— Что с человеком? – она чуть выползла из своего убежища.

Обычный человек бы испугался при приближении такой змеи, тело которой было мощным и вполне могло задушить, но даже в ослабленном состоянии слизеринец не чувствовал ничего подобного. Он просто знал, что ни одна змея не сможет пойти против него, как минимум, пока он находится в сознании.

— А сама не видишь? Лежу. Плохо мне.

Чешуйчатая собеседница подползла ближе и окинула старосту практически критическим взглядом.

— Люди… Сильные. Сможет встать?

Том честно призадумался над этим вопросом и с усилием поднял правую руку. Она все еще тряслась, но уже поддавалась всем командам. Совершив титанические усилия, он оперся на локти и потихоньку, при помощи колонны, сел. Дыхание вновь участилось, но в этот раз взять его под контроль было проще.

Змея успела полностью выползла из-за своего укрытия и сидела на небольшом отдалении, свернувшись в кольца, и с интересом наблюдала за человеческим существом перед ней. Выглядела он при этом как исследователь с любопытным экспериментом.

— Встану. Не то, чтобы у меня был выбор, — Реддл криво улыбнулся.

— Сильный. Наследник… Салазара? – последняя часть шипения змеи прозвучала неуверенно, будто она пыталась понять, как к нему обращаться.

— Реддл. Меня зовут Том Реддл. Но однажды все будут назвать меня лордом Волдемортом.

— Полет… Смерти?

Том удивленно приподнял бровь. Рептилия знает французский? Неожиданно.

— Откуда знаешь?

Собеседница махнула кончиком хвоста:

— Была там. Долго.

Староста хмыкнул. Похоже, змея действительно была на диво сообразительной. Он никогда раньше не имел дело с кем-то еще из магических рептилий, кроме василиска. Видимо, не только этот змей один был способен к обучению. Любопытно. Стоило пообщаться еще, чтобы узнать больше о свойствах её вида. Кроме того, в разговоре с подобными ей он всегда чувствовал себе куда свободнее, чем с людьми. Перед змеями не нужно было носить никаких масок.

— Расскажешь? – впервые за долгое время он искренне заинтересованно улыбнулся.