Раньше он ни разу не видел её на взводе, поэтому растерялся, не сразу смог подобрать слова.

— Как вы сейчас? Не сильно беспокоят раны?

— Раны… — она резко перестала хмуриться, широко раскрыла глаза, почти удивлённо посмотрев на свои руки. — Больно. Но не сильно, как во сне. Точно… Мои пальцы, уже почти не болят… И ещё… — она судорожно нашарила руками ворот рубашки, оттянула, принявшись вслепую искать что-то у себя на шее, остановилась на небольшом участке, задумчиво ощупывая. Нацист сам сдвинул её руки, осторожно придержав за забинтованную часть ладоней, чтобы ненароком не задеть пальцы с отсутствующими ногтями, присмотрелся. На тонкой коже чуть пониже уха бордовыми пятнами темнели несколько небольших ожогов круглой формы. Всего он насчитал с десяток, они уже покрылись тёмной коркой крови, некоторые располагались совсем рядом или вообще были поставлены один на другой. Из-за волос их не было видно до этого. — Раньше болело сильнее…

— Следы сигареты? Вот ублюдок… — ариец удержался от желания прикоснуться к коже рядом с больным местом, решив что-то, подхватил её на руки, медленно поднялся. — Вам стоит отдохнуть, пожалуй сейчас больше нет смысла продолжать разговор. Вам понадобится несколько дней, чтобы прийти в себя, поэтому пока останетесь тут. — она собиралась ещё что-то сказать, но парень положил её на кровать, отстранился. — Обсудим дальнейшие действия позже.

Прежде чем она успела подать голос, он вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. Азиатка заняла его спальню, так что стоило устроить себе место на диване. Тяжело вздохнув, Рейх полез в шкаф за постельным бельём. «Пусть с некоторыми трудностями, но я узнал почти всё, хоть и без подробностей. Интересно, что такого у неё выпытывал Союз? Старался ради китайского дружка? Скорее всего. Если мы пересечёмся в следующий раз, перепалкой дело не кончится, такое я уже так просто не оставлю. Он искалечил ей пальцы и чем-то накачал, хорошо хоть на этом всё закончилось, избил вроде не очень сильно, да и ожоги только начинал делать, это сразу видно. Ей повезло», — он ненадолго задумался, направился к телефону. — «Надо позвонить Италии, сказать чтобы не ждал меня. Приду чуть позже, только окончательно разберусь тут. Да и вернуться придётся быстрее, ей может стать плохо… Теперь пару дней надо будет возиться с ней. Что за внезапные проблемы на мою голову… ЯИ единственная, кто действительно может за себя постоять, не думал, что когда-нибудь мне придётся её в полуживом состоянии выпутывать из колючей проволоки. Тем не менее, я просто не могу на неё злиться. Она так отчаянно сопротивлялась до последнего, нельзя не признать её мужество и выносливость».

***

Немец вернулся домой раздражённым больше обычного, громко хлопнул дверью. Не смотря сбросил пиджак на стул, едва стряхнув его с плеч, агрессивно стащил сапоги. Снова пришлось ходить и орать на подчинённых, чтобы они хоть что-то закончили к вечеру. К тому же, пришлось уйти раньше обычного. Парень замер, пытаясь вспомнить зачем он решил быстрее вернуться домой. Со всей этой суетой он совсем забыл, что ему вообще было нужно. «Что-то важное, почему я совсем не могу вспомнить?.. Такое странное ощущение, может я хотел сделать что-то?», — он расстегнул пуговицы рубашки, задумчиво смотря перед собой, вошёл в спальню. Встав перед шкафом, скинул ткань с плеч, обнажив торс и грудную клетку, вдруг замер, резко оглянулся на кровать. Девушка лежала всё в той же позе, только запрокинув голову, распущенные волосы залезли на лицо, липли к влажному лбу. В повисшей тишине стало очень отчётливо слышно её сбивчивое дыхание. — «Точно. Как я вообще мог забыть?.. Да уж, начал раздеваться прямо при ней, ну не болван ли. Хорошо, что она спит и не заметила этого…».

Он торопливо выбрал домашнюю одежду, вышел из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь. Немец слишком привык находиться в одиночестве дома, испытывал сейчас странное чувство. Похоже, последствия полученных травм уже начали сказываться, девушка погрузилась в полубеспамятное состояние, ещё некоторое время она должна была пролежать в отключке, прежде чем снова можно будет поговорить. Он внезапно замер посередине движения, натягивая футболку. «Не станет ли ей хуже? Некоторые бинты пропитались кровью, надо будет сменить их потом», — встревоженный этой мыслью, он снова заглянул в спальню, но там ничего не поменялось, она продолжала неподвижно лежать. — «Почему только я об этом подумал, лучше не трогать её сейчас… Ей нужно отдохнуть. Может и не стоило тащить её к себе домой. Так безопаснее, но может не моё это дело… Нет, мне не стоит так говорить. Хотя я всё ещё не понимаю что у неё в голове, она очень пострадала от нашего общего врага, я обязан был сделать так хотя бы из союзнических чувств».

Парень не стал больше к ней заходить, поужинав в одиночестве пошёл спать. Сон всё не шёл, спать на диване было непривычно, да и присутствие чужака в доме определённо заставляло нервничать. Хотя он и чувствовал себя в безопасности, раненая девушка, к тому же союзница, и не могла представлять угрозу в собственном доме, всё равно было как-то не по себе. Он не был уверен, как должен к ней относиться, хотя она и была избита и беспомощна, представляя из себя довольно жалкое зрелище, он не чувствовал, что может пренебрежительно осудить её за это, как прекрасно мог делать с Италией, не испытывая никаких угрызений совести. Он не скрывая презирал слабость, но даже сейчас всё ещё не чувствовал, что имеет право снисходительно считать себя лучше. Он никогда раньше не заботился о ком-то, но именно сейчас, именно в этот раз это показалось ему необходимостью.

«Если я отпущу её в таком состоянии, то не могу быть уверен, что она сможет добраться домой, что уж там, даже хотя бы половину пути преодолеть. Что бы ни происходило до этого, сейчас она совершенно беспомощна, было бы глупо требовать от неё такого же поведения как и обычно. Мы союзники, я не могу позволить ей пострадать из-за того, что я слишком горд, чтобы оказать помощь в тяжёлой ситуации», — он вздохнул, перевернулся на другой бок. Из головы всё не выходило, насколько хрупко выглядело её травмированное тело, пока он накладывал бинт. — «Не могу отделаться от этих мыслей. Не думаю, правда, что она будет особенно рада моей помощи, даже несмотря на то, что я спас её от куда более печальной участи. Для неё это точно будет позор, попала мне в руки полумёртвая и в невменяемом состоянии, учитывая, как настороженно она относится ко всем окружающим, это будет для неё потрясением. Предстала перед союзником во всей своей беспомощности, думаю она будет бояться негативной реакции. И это можно понять. Если я перестану воспринимать её всерьёз, вряд ли её устроят такие отношения».

Какой-то невнятный звук заставил его проснуться, приоткрыть глаза. Сон ещё не до конца отпустил сознание, координация движений была немного сбита, но он уже не смог бы уснуть обратно, чувствуя внезапную тревогу. Приподнявшись на локтях, парень напряжённо вслушался в тишину, комната уже была мягко подсвечена утренним солнцем, рассвет, судя по всему, был не так давно. Громкий надрывный крик заставил его невольно вздрогнуть, подскочить, чувствуя, как в голову ударил адреналин. Только теперь он окончательно проснулся, успокоился так же быстро, как и испугался, но расслабляться пока было рано. Он уже понял, что произошло, захватив аптечку быстро вошёл в спальню. Она продолжала кричать запрокинув голову, но громко этого делать уже не могла, срываясь на тихие хрипы. Её тело изогнулось от невыносимой боли, подрагивало в спазме. Немец приблизился, быстро взял её за плечи, положив спиной на матрас, придавил на несколько секунд, дожидаясь, пока она перестанет извиваться. Сквозь ткань рубашки её тело показалось горячем.

— Тише, постарайтесь не двигаться.

— Я… Вот ч… Чёрт! — она громко выдохнула сквозь сжатые зубы, едва не сорвавшись на стон. Невольные слёзы боли обильно выступили на глазах, собрались в капли в уголках глаз. — Больно…

Немец понимающе кивнул, осторожно отпустил, всё ещё боясь, что она может снова начать извиваться. Обезболивающий эффект прошёл вместе с тошнотой и невозможностью контролировать мысли, к тому же свежие раны уже успели немного припухнуть, став ещё чувствительнее к движениям. Он достал обезболивающее в таблетках, протянув стакан воды, дал ей запить. Она проглотила с некоторым трудом, не с первой попытки, мелкая дрожь продолжала спазмами схватывать тело, Империя дышала тяжело, срываясь на поскуливание. Отстранившись, парень присел на стул рядом с кроватью, продолжая наблюдать за союзницей, но больше не прикасаясь к ней. Он успел подержать только за плечи, но уже чувствовал, что нарушил этим её границы.

Японка некоторое время приходила в себя, постепенно выравнивая дыхание. Наконец она медленно подняла руку, потрогала лицо, шею, запястье другой руки. Поморщилась, медленно села, тут же закатала рукав, начав встревоженно осматривать местами окровавленный бинт, шедший прямо от плеча до ладони. Замерев на несколько секунд, попыталась расстегнуть пуговицы на груди, чтобы посмотреть, что с остальным телом. Нацист тихо кашлянул, привлекая к себе внимание. Она вздрогнула, резко оглянулась.

— Вы уже пришли в себя? — первым заговорил он, не дожидаясь, пока она сориентируется и проанализирует ситуацию. — Как ваши раны?

— Нацистская Германия?.. Что вы… Где я?

— Я слышал этот вопрос уже не меньше трёх раз, даже чувство дежавю испытываю. Вы сейчас у меня дома, не беспокойтесь. Помните, что вчера было?

— Вчера?.. Простите, но… Бинты. Почему я так сильно поранилась?..

— Всё ещё болит?

— М… — она резко вздрогнула, отвернулась. — Я в порядке. Что произошло?.. Что с моей рубашкой?

— Мне пришлось её выбросить, она была порвана и в крови. — он заметил, как Японская Империя напряглась, немного помедлив добавил: — Я не прикасался к вам, только наложил бинт. Можете не беспокоиться об этом, я был предельно деликатен.

— Да, я понимаю… Простите… — она обхватила себя руками, медленно легла обратно. — Можете рассказать мне, что вообще произошло?.. Я не помню, как вообще мы встретились.

— Вас напоили чем-то, верно? — она кивнула всё ещё смотря куда-то в сторону. — Я, честно говоря, не уверен, но из того, что я узнал, вы самостоятельно смогли выбраться на улицу, я просто столкнулся с вами в переулке. Вас преследовал СССР, стараясь убежать от него вы запутались в колючей проволоке, а потом я принёс сюда, чтобы перевязать раны. Было недалеко, к тому же, сейчас вы в большей безопасности. Если есть вопросы, я могу ответить.

— Когда я смогу уйти? — ЯИ посмотрела с прежним холодом и напряжением во взгляде, так быстро сменившим растерянность.

— Я бы не рекомендовал сейчас вставать. Ваши раны всё ещё очень свежие, как только закончится обезболивающий эффект, вы снова свалитесь в судорогах. К тому же, у вас жар и слабость.

— Мне нужно уйти. — она поджала губы, чуть прищурилась, будто вот-вот расплачется, но только шумно вздохнула. — Оставьте меня.

Немец пожал плечами, вышел из комнаты. Она проводила его хмурым взглядом, как только закрылась дверь, сжалась, обхватив себя руками. «Какой невыносимый позор… Не могу даже в глаза ему смотреть, так жалко я ещё не выглядела. Он спас мне жизнь, но теперь я не могу быть уверена, что наши союзнические отношения будут прежними. Если он сочтёт меня слабой и беспомощной, то без раздумий растопчет все мои старания держаться на равных…» — она чувствовала почти физический дискомфорт от того, что должна будет какое-то время оставаться тут. Присутствие немца выносить было почти невозможно, немного придя в себя она смогла осознать своё положение и от этого мучилась ещё сильнее. — «Я не позволю посягнуть на мой авторитет. Надо постараться хотя бы не усугубить ситуацию».