Сынмин не знал, куда ведут его ноги, а вернее чужая ладонь на запястье, с такими длинными, почти паучьими, пальцами и потрескавшимся черным лаком на ногтях. Он просто обещал пройтись вместе, всё-таки Хёнджун — его лучший друг от самого начала и до конца. С преддебютных времён, когда клавиши были для парня главным врагом, а отчаяние — верным спутником, и сейчас, даже после оскорблений на нетрезвую голову. Иногда казалось, что Хёнджун вовсе не умел обижаться: он просто не видел в людях плохого. Ни гадких поступков, ни циничных качеств, ни подозрительного поведения. Он мог бы легко послать Ода ещё после той ситуации, когда он открыто говорил: группа — провал, и делать ему здесь нечего. Кажется, это было во время выхода Hello, world!, ведь Сынмину казалось, будто их все забыли. Он только принял свой дебют, радовался успеху счастливого дня смерти, но тут же исчез из информационного поля, получив запрет даже в Баббл что-то писать. Естественно узнаваемость сошла на нет, а популярность утихла. Для О, мечтавшего о карьере айдола из большой четвёрки, это было ударом. Если так подумать, у них никогда не было спокойно. То затишье после успеха, то провальные камбэки и болезни. Наверное, один Джунхан не отчаивался.. Никогда? Сынмин просто не помнил, чтобы тот плакал от боли или обиды, не помнил истерик или ссор с кем-то из парней. Самый спокойный и смирный кролик Хёнджун. Именно он уговорил Сынмина остаться, он помирил лидера и взбалмошного макнэ. Именно в нём Од находит свой покой: после разговора с ним для Юфории настало новое начало. Стоит отдать должное: это слишком большая роль для такого тихого парня, как Хёнджун.

Од обещал провести с ним весь день, и парнишка этим активно пользовался, учитывая, что руки у него достаточно слабые, а он обмолвился парой фраз про новые холсты. Одна проблема: Сынмин из-за зависимости потерял большую часть своей мышечной массы, но он был готов заняться всем, лишь бы не думать о наркотиках. Если не считать инцидент в студии, с его завязки шёл уже второй месяц, близилось лето. Зависимость пусть и уходила на второй план — голова забита музыкой и налаживанием отношений в группе — но не отпускала насовсем. Стоило наступить полной тишине, как наплывали воспоминания о марафонах с втиранием ядовитого порошка в десна, глотанием таблеток и химическими ожогами на языке. В основном это происходило ночью: слёзы, ломота в рёбрах и искусанные губы. Кстати, заметил это, на удивление, именно Джисок и завёл привычку спускаться и засыпать у Сынмина под боком. И это на самом деле помогало.

В торговом центре слишком много вывесок, людей и громкой музыки: идеальное место, чтобы переживать ломку без помощи медикаментов, вроде лирики. Ещё и Хёнджун не давал стоять на месте и даже на эскалаторе тащил за руку наверх. Ещё в машине он упоминал, как ему не терпится приобрести обновки, и это он не про одежду, хотя Сынмин уверен: за одеждой они тоже зайдут. Если вспомнить, как они на пару оставили в Вивьен Вествуд две своих зарплаты в агентстве, то становится ясно — они те ещё шопоголики. И то ли лондонский воздух на них так повлиял, то ли хороший гонорар с тура. Только вот сейчас с деньгами не то что бы были проблемы, просто стоило быть с ними аккуратнее. Они буквально жили на деньги своего наставника, в лице Гониля. Но он сам дал добро на сегодняшнюю прогулку, так ещё и обещал забрать, если вещей будет слишком много.

Честно говоря, Сынмин боялся встречи с ним: они давно не разговаривали. Ему стыдно за те выходки, но, вроде как, менеджер о них больше не думал. Наверное, стоит всё отпустить. Од больше боялся покрыться румянцем перед ним или начать запинаться. А его сердце? Оно же начнет трепетать! Он так по-глупому влюблён. Идиот...

Как только они проходят к двери творческого магазина, сразу становится ясно, насколько Джунхан истинный творец. У таких глаза горят при виде десятков стеллажей с красками, карандашами, линерами и прочими вещами, разложенными по цветам и размерам. И в головах у сумасшедших творцов сразу появляются идеи: что с этим сделать. Максимум Сынмина — кастом одежды белой краской, а Хёнджун хотел попробовать всё: все материалы, оттенки и виды техник. Он любил пастель, но и масло его интересовало. Он не пробовал рисовать на ткани, но был не против приобрести простенький набор и пару кистей, лишь бы просто попытаться. Такие люди восхищают других, простых людей. И чтобы понимать, себя Сынмин таким не считал, пусть и преуспел в танцах и музыке. Но его искусство — прикладное. Он делает то, что придумали до него, когда как Хёнджун создаёт новое и меняет все шаблоны. Природа наградила его гением, но взамен потребовала, казалось бы, мелочь, но такую важную — понимание других людей.

Джунхан очень сложно объяснял своё состояние, называл диагнозы, кажется, из расстройств аутистического спектра, но всё, что смог понять Сынмин — это проблема с распознаванием и запоминанием лиц и их эмоций. Парней из Юфории Хан видел каждый день и узнавал, но простых знакомых спустя пару минут после встречи уже не мог найти среди толпы людей. Да и воспринимать, что значит эта дружелюбная улыбка, он тоже не мог. Увидеть мир глазами Хёнджуна — интересно, ведь представить подобное тяжело. Лицо каждого человека для него размыто или закрыто тенью? Он видит его в процессе разговора, но забывает, как только отвернётся? Как-то раз Сынмин просил его написать картину и отобразить в ней как он воспринимает окружающий мир, но Хёнджун отказался, ведь реализм — не его стиль.

Поэтому он любил самые яркие краски, самые броские сочетания и блёстки, да и любые детали тоже: пуговицы, заплатки и заметные швы. Как-то он говорил, что есть два момента, за которые он любил Джуёна. Да, именно любил — это давно не влюблённость.

Так вот: его лицо он запомнил быстрее всех и никогда не забывал, как бы надолго они не расставались во время редких отпусков. И Джуён был таким же необычным, как глазик Ккито, как железные пуговицы на длинной джинсовой юбке, как трещины на любимой гитаре. Язык Джунхана странный, но в этом его прелесть и тонкость чувств, пусть сам Джунхан их не всегда понимал.

Когда они шли между огромных стеллажей с сотнями карандашей разных фирм и текстур, Од был поражён: даже простых карандашей здесь находилось больше десяти видов.

— Они же делятся по твердости и мягкости. Какие-то подходят для черчения, какие-то для графики. Это техника в изобразительном искусстве. Для такого нужно несколько видов простых карандашей, представляешь? Для растушёвки и более чётких штрихов и линий. — Хёнджун остановился и встал рядом. Он оглядел полочки и улыбнулся, взяв пару карандашей одной марки, но с разных отсеков. — Я вот этими пользуюсь.

— Растушёвка? — выгнув бровь, Сынмин взглядом следил за тем, как его друг складывал в небольшую корзину ещё несколько карандашей. Джунхан только по-доброму посмеялся и направился дальше: серые краски ему слишком быстро надоедали.

— Техника такая. При рисовании пастелью часто используется, когда растираешь мелки. Ты видел, какие у меня пальцы цветные, когда я рисую?

— Ага. — Сынмин качнул головой, будто что-то понял и пошёл за художником следом. Кстати о красках.

Вот их Джунхан любил в разы больше. Зачем находить гармонию в цветах и их сочетаниях, если умеешь получать удовольствие от полного хаоса и беспорядка на листе бумаги? Взглянешь на альбомы Хана — поймешь, как он не любит заложенную веками теорию цвета. Где-то он слышал, что красный — цвет мужской силы, кажется, по одной из книг по основам дизайна. Как и кучу других обрывков информации о сюрреализме.

Шкафы с баночками красок, нитками мулине, глитером, кистями, бусинами и бисером — для Хёнджуна отдельный мир, где он всё знает, как свои пять пальцев, хотя и является здесь всего лишь гостем. Он знает, куда повернуть за излюбленной пастелью, а где специальная бумага для неё, грубая такая.

— Если пройти дальше, то там будет стеллаж с настольными играми. Посмотрим что-то парням? — Джунхан глянул в противоположную им часть торгового зала.

— Чтобы Джуён и Гаон опять подрались? Они не умеют проигрывать даже в дурака. — Джунхан снова смеётся. Приятно слышать, учитывая, как ему всякий раз тяжело открываться даже близким.

— Да, ты прав, хён. Тогда сегодня ты делаешь подарки только для меня.

— Стоп, подарки?? — но Сынмин не получил ответ: гитарист ушёл дальше без него и, кажется, смеялся. Догнав его за несколько шагов, О ткнул его пару раз пальцем в спину: Оду никто не сказал, что он сегодня платит. Но он как будто бы не против. Сам знает, сколько натворил, поэтому за это должен каждому из Юфории. — Что ты хочешь? — они поравнялись, и Сынмин, ради удобства, взял Хёнджуна под руку. Его свитер, больше похожий на огромное вязаное одеяло, мягкий и уютный. Как говорил Гониль-сомбэним: "Им можно обнять весь мир".

— Я пока думаю. А ты что-то хочешь? — на Ода глянули как-то заговорщически, и когда Хан прибывал в подобном состоянии, то становилось немного страшно. Он мог предложить мемберам поцеловаться прямо на трансляции или без стыда и совести сказать, кто вдвоём пошёл в сауну. И ведь он не видел ничего такого в подобных словах, они просто весёлые.

— Почему я должен что-то хотеть?

— Влюбленные всегда хотят сладенького. — Хёнджуни пожал плечами и увел взгляд на полку с акриловыми красками, продолжая разговор, будто ничего лишнего он не сказал. — Может, мне начать лепить из глины? Я бы мог разукрашивать забавные подсвечники для нашей с Джуёном комнаты.

— Ты удивляешь меня всё больше. — Сынмин поджал губы виновато и стыдливо: его жизнью, его хобби и смыслом стали наркотики. От прежнего О Сынмина не осталось ничего: даже лицо изменилось. Исхудало, стало блёклым, а на щеках осталась россыпь мелких серых шрамов от акне. Токсины не проходят бесследно. — У меня не осталось хобби из-за зависимости. — О оглянулся на всякий случай, вдруг их услышат, но ни консультантов, ни других покупателей не было. Пригладив бледно-розовые волосы, Сынмин вернулся к разговору. — Я даже музыку писать перестал.

— Странно, Чонсу упоминал, что ты написал новый текст... Знаешь, никогда не поздно начать что-то новое. Ты же рисовал на джинсах.

— Маркером с отбеливателем. — Джунхан совсем слегка толкнул клавишника в плечо прямо по направлению к стенду с акрилом по ткани.

— Какая разница. Возьми пару оттенков и попробуй. Можем поделить их на двоих, мне тоже интересно.

— Тебе всё интересно, где можно руки заляпать. — и они тихо рассмеялись в унисон. Так приятно быть с Хёнджуном наедине: он говорит в полный голос и не сбивается, а другие мемберы не перебивают его следом. Казалось, с ним Сынмин становился другим человеком, даже будучи конченым наркоманом, каким себя считал. С Ханом можно расслабиться и молча существовать рядом, смотря на фоне сериал про Даммера с Эваном Питерсом в главной роли. Любил же Хёнджун всякую жесть. А ещё любил хвалить ни за что. Сынмин рисует из рук вон плохо, если не берёт готовые работы из пинтереста, но Джунхан умудрялся нахваливать эти странные формы на листочке и неловко обнимать за плечи. Иногда казалось, что он от Джуёна набрался такой манеры. Оно и видно — соседи. И настолько близкие друзья, что Сынмин поздними вечерами, проходя мимо открытой двери в их комнату, видел, как эти двое расстилали огромное одеяло на полу, скидывали на него все подушки и игрушки и тихо спали, включив звездный ночник, мерцающий под потолком. Романтично до жути и настолько же завидно. С Юной такого никогда не было, а с Гонилем не будет. Эта дурацкая влюблённость не давала покоя, и ведь даже от своей бывшей девушки О так не трепетал до приятного жара в груди. Не хотелось экстрима, бессонных ночей и алых беспорядочных засосов. Наоборот. В Гу-сомбэниме Сынмин видел завтраки в постель, кофе с корицей и лишенные эротики ужины при свечах. Глупые фантазии, будто ему снова шестнадцать, а Гониль не годится ему в отцы вовсе.

— Хёнджун. — Од осторожно, прикасаясь лишь подушечками пальцев, взял в руки банку с розовой краской и пробежался взглядом по подписи. У них всегда такие интересные названия: ни розовый, ни синий, а всегда что-то крайне поэтичное. Вглядываясь на оттенок розового, уходящего в холодный серый, О поджал губы: это была "одинокая сакура".

— Что, Хён? О, этот цвет похож на твои волосы..

— Я правда выгляжу влюблённым? — со стороны Джунхана послышался тихий вздох. Он мягким движением забрал из рук друга баночку с краской и положил её на дно корзинки.

— Пойдём дальше, мне ещё нужна бума..

— Я задал вопрос. — Сынмин казался Хёнджуну далеким от романтики в естественном её проявлении. Он знал, что такое пошлость и как затащить девушку в постель, но — Хан уверен — он не знает, как запасть в душу человеку и найти там себе место. Уютный тихий уголок, где он может остаться, но не тревожить чужое спокойствие.

— Когда я смотрю на Джуёна, мне хочется меняться. Не потому что Джуёну нужно соответствовать и я обязан это делать. Просто хочу. По собственному желанию. Мне не хочется в будущем причинить ему боль или заставить его сожалеть об отношениях. Если они когда-нибудь будут. — Хёнджун нервно перебирал пальцы, постукивая большим по кончику каждого по очереди то туда, то обратно. Ему сложно говорить на такие темы, но он честно старался выложить всё, что испытывал. — Гониль-сомбэним взрослый человек. У него есть семья, бывшая жена. Ты даже не знаешь его ориентации. Это глупо, не находишь?

— Я спросил, выгляжу ли я влюбленным, а не считаешь ли ты меня идиотом. — Од громко выдохнул через нос. Он не злился, но эти запутанные разговоры постепенно выводили. Ему хотелось услышать короткий ответ, и, где-то подсознательно, он надеялся услышать отрицание.

— Считаю. И никогда тебя не пойму, но это твои чувства и тебе решать, перетерпеть их или рискнуть. — положительный ответ давать просто не хотелось. Да, у Сынмина блестели глаза от одних упоминаний о менеджере, да, Хёнджун видел, как его друг без устали пересматривает старые выступления десятых годов просто ради того, чтобы увидеть разгорячённого игрой на барабанах молодого Гу Гониля без футболки. Он определённо точно влюблён, но Хан не хотел в один момент стать виновным в чьей-то ошибке.

Сынмин выдохнул, понимая, что ответа так и не получит. Хёнджун будет петлять от вопроса, но так и не ответит. Наверное, это правильно.

Кинув ещё несколько баночек с краской в корзину, О забрал её, тихо сказав, что та становится тяжелее. Атмосфера между ними не накалилась, нет. Им нужно было помолчать какое-то время и понять друг друга. Хёнджуну — что его друг влюбился бесповоротно, Сынмину — что его чувства только его ответственность.

— Говоришь, влюблённые сладкое едят? Пойдём оплатим, тут кондитерская на углу. Хочу что-то с кремом ужасно.

— Тогда нам стоит быстро взять холсты и бумагу. — Хёнджун немного улыбнулся и вновь потянул друга за руку вдоль витрин и полок. Они проходили разные отделы, ведь в этом магазине есть всё для искусства: даже мелочи для Скрапбукинга. Наклейки, наборы красивых бумажек, фигурные скотчи. Один из таких Хан захватил с собой, похожий на белую тесьму или кружево. Когда они проходили мимо отдела с мольбертами и холстами, у художника грустно блеснули глаза: как бы им не хотелось, они не утащат столько. Поэтому Хёнджун неспеша выбирал квадратные холсты, на которых хотел попробовать масло. Среди них нашёлся и замысловатый круглый — Хан тут же улыбнулся и по-детски так показал Сынмину находку. Он в ответ посмеялся одними губами и опустил взгляд обратно на корзинку с творческими принадлежностями. Четыре карандаша, целый набор кистей и новой пастели, шесть банок базовых цветов акрила по керамике и ещё шесть для ткани. Не забыли они и небольшой брусок глины. Всё же Хёнджун решил попробовать новое хобби.

— Хочу взять этот или этот. — Хан подошёл поближе и показал Сынмину два холста, но ответа не получил. Ода отвлекло уведомление на телефон, и щеки резко вспыхнули, когда он увидел на экране блокировки сообщение от контакта "Гониль-сомбэним".

— Бери всё, Хёнджун, нас заберут.