Темнота сменилась ослепительным белым светом. Потом пришли образы, а после — цвета. «Матрица», — промелькнуло в мозгу Хизер, внимательно разглядывающей свою руку: кроме нее была только сияющая пустота.

Какое-то движение сзади насторожило девушку, и она резко обернулась — мимо проплывало разбитое зеркало.

— Все: шиза, «глюки», агония! — взвыла Хизер, хватаясь за голову. — Жизнь проносится!

В зеркале действительно отображалась послушница, лезущая на дерево, чтобы спастись от волков. Вот видна покачивающаяся нога Коннора, а вот и он сам, наплевательски жующий травинку.

Хизер протянула руку, чтобы коснуться зеркала, но оно немедленно разлетелось на сотни кусков, показывающих эпизоды ее жизни. Вот самый крупный осколок подлетел и лег в ладонь, но показывал он совершенно незнакомую картину: отец и мать стоят над истощенной Хизер, утыканной трубками и проводами. Мониторы показывают унылые, слабо изогнутые зеленые линии. Отец кричит, бешено жестикулируя. Мать тихо плачет, закрыв лицо ладонями. Кэт пытается что-то втолковать мужчине, но без особого успеха.

— Что происходит? — Хизер, напрягая зрение, вгляделась в изображение: Кэт показывала на приборы, сожалеюще разводя руками. Отец замахнулся, будто для удара, и девушка выскочила за дверь. — Папа, не надо... — послушница в ужасе смотрела, как он подходит к ней ближе и гладит по волосам, садится и берет за руку, будто бы прощаясь. — Папа, я жива! — вскричала девушка. — Жива, слышишь?!

Отец долго всматривается в ее лицо и прикладывает руку к груди, поджимая безымянный палец в древнем приветствии ассасинов.

— Что?! — оглушенная, Хизер попятилась, как будто это могло чем-то помочь.

Значения на мониторе зашкалили, и отец пораженно уставился на прыгающие линии, вскочил, явно требуя медсестру. Зеркало выскользнуло из пальцев, разлетаясь еще на сотни осколков.

«Отец знал про ассасинов?! Но как же...» — мысли бешено скакали в голове, обгоняя друг друга. Все командировки, исчезновения, опоздания... Неужели?! Но почему никто ничего не знал?!

«Отец очень болен и не может тебя забрать. Но ничего, внученька, когда-нибудь ты все поймешь... — обнимая, говорила бабушка девчонке, утирающей слезы. — Когда-нибудь, когда сможешь».

— Нет, — Хизер села на пол, прижав колени к груди. — Это все галлюцинация.

Зеркала кружили около девушки, услужливо показывая самые значимые моменты ее жизни.

— Папа, почему мне нельзя с тобой? — полная девчонка обиженно надувает губы.

— Ты не сможешь: слишком домашняя девочка ты у меня, — большая мужская ладонь гладит по голове, — это не твоя дорога.

Проносится мимо очередная картина.

— Хизер! Какого дьявола?! — кричит отец, потрясая документами.

— Я так решила! Ничего, пройду! — девушка, упрямо насупившись, натягивает камуфляж. — Документы приняли. Подумаешь, пара экспедиций.

— Мало мне твоих «пострелушек», так ты еще с твоей-то задницей решила в лесах всю жизнь просидеть?! Я не такого будущего для тебя хочу! — кричит он, не желая слышать возражений.

— Теперь я выбираю, отец! — Хизер подхватывает страйкбольный автомат и с остервенением запихивает его в рюкзак.

Документы, выброшенные в окно рукой, покрытой застарелыми шрамами, кружась в воздухе, уносятся прочь ветром...

Содрогаясь от плача, Хизер уткнулась носом в колени.

— Хизер! Живо назад! — уже голос Коннора вырвал ее из рыданий. В одном из осколков видны только его глаза. — Твой путь не окончится здесь!

— Этого не было, — прошептала девушка, отбрасывая со лба грязную прядь волос.

— Я из-за кого тут корячился?! — голос ассасина стал еще более сердитым. — Дел по горло, а она тут валяется!

— И как мне вернуться, дубина ты этакая? — пробормотала Хизер и протянула руку к осколку: карие глаза сердито смотрели с зеркальной поверхности. — Но обратно... не хочу.

Девушка коснулась отражения. Тьма окутала ее, словно кто-то разбил лампочку. Сознание вновь померкло, оставляя вопросы без ответов и разбитое сердце... как то самое, первое, зеркало.