— Не-на-ви-жу! — Коннор в такт своим словам разносил пень за пнем, коля дрова впрок, на зиму. — Не-на-ви-жу! — Очередной пень разлетелся в щепы. — Не-на-ви-ЖУ! — Удар пришелся на последний слог.
— Что это с ним? — почесал в затылке Фолкнер.
— Аутотренинг, — пожав плечами, пояснил действия воспитанника Ахиллес, сидящий на ступеньке выше. — Сейчас перебесится, потом снова будет человеком из стали.
— Опять ты какие-то слова страшные употребляешь, — пробурчал Роберт, прихлебывая из бутылки.
— Не-на-ви-ЖУ!!! — Одно из поленьев практически долетело до крыльца. По лбу разгоряченного Коннора струился пот, рубаха была безнадежно испачкана, зато тренировка была что надо.
— Как сплавали? — Ахиллес со смешком покосился на друга.
— Ох, дружище, на всю жизнь запомнил. В дикий шторм занесло, команда кирпичи тоннами откладывала. А твой парнишка — маньяк какой-то. Прет на волны-убийцы, да еще и…
— Ненавижу! — выпалил Радунхагейду, и очередному пню пришел кирдык.
— Аж дрожь пробирает, — пробормотал запнувшийся Фолкнер. — Да и корабли разносил так же, в щепы. У меня мозг свело от жути, а этот знай себе командует. Иногда мне становится страшно от мысли, кого мы воспитали.
— Сдохни, мразь! — гаркнул Коннор, и Роберт икнул. Топор просвистел и впился в колоду.
— И часто он у тебя так? — старпом с опаской следил за развитием событий.
— Не особо. Он тут у меня же сидел долго, схлопотал ранение в ягодицу: ни почесать, ни похвастаться, — Ахиллес довольно щурился на солнышко, словно большой кот, — вот и дает выход энергии.
Топор был выкорчеван и вновь пущен в дело.
— Н-да, неприятно, — цокнул языком Фолкнер. — Ну да ладно, свирепей будет. Хотя куда уж… Смотри, чтоб он все поместье тебе на дрова не пустил.
— Да ну. Это он еще сегодня крышу собирался ремонтировать, а то протечка… Гвозди тоже мастер вбивать. С руками парнишка растет, — похвалил воспитанника старый ассасин. — А вот этот пенек оставь! Я его для другого дела присмотрел! — успел крикнуть он до расправы. Свирепый взгляд, брошенный на пень, смягчился, и Коннор послушно взвалил на плечо спасенный кусок дерева, отнеся в сторонку, от греха подальше.
— Ты мне скажи, как он умудряется даже не чихать после того, что творит? Когда к северо-западному проходу отправились, парниша в воду хлопнулся и нехило так в ней побарахтался. Не всякий это сможет пережить. — Роберт с сожалением перевернул опустевшую бутылку.
— Жажда жизни, — пояснил наставник. — И наследственность. Посмотри, Коннор — копия отца. А сколько его прибить пытались, и что? То-то и оно… Крепкий у тебя капитан, хоть и дурной временами.
— Интересно, хоть что-то его напугать может? — Роберт проследил взглядом за очередным ненавистным поленом.
— Может. Вон давеча домой пришел — бледный, злой, — заперся у себя и долго еще не вылезал. Помнишь байку про безголового? — Ахиллес покатал тростью камушек по песку.
— А то ж. Сказывают, что это неприкаянный дух голову свою ищет, а вместо своей у него — тыква.
— Именно. Так он видел эту тварюшку. Упорно говорит, что человек это, а не дух. Ну, может, ему от этого спокойней. Но напугался сильно. А все потому, что не верит во всяких духов, кроме своих. Упертый.
— Ненавижу! — Пни закончились. Уже ненужный топор остался воткнутым в нераспиленное бревно.
Довольно отряхивая ладони, уже улыбающийся Коннор подошел к бельевой веревке и, стянув с нее полотенце, отправился искупаться в реке.
— А кого он ненавидит-то так? — наконец рискнул спросить Фолкнер.
— Где Чарльз Ли?! — донеслось со стороны реки, и выстрел разогнал окрестных птиц.
— Ты еще спрашиваешь? — улыбка Ахиллеса стала еще задорней, чем раньше. — Вопрос в том, куда складывать весь арсенал, который он сюда притащит!