PovШэньЦинцю

Чувствовать разрушение собственного тела было безумно больно. Разрушение души же приносит некое облегчение, не смотря на все пережитые тяготы и истязания. Дни тянутся невообразимо долго. Уже давно не ощущаю его течения: минуты могут растянуться в целую вечность, а порой часы пролетают незаметно. После того, как душа покинула тело, и вовсе стало невозможным отследить ход времени, ведь более нет нужды удовлетворять основные потребности. От самого тела почти ничего не осталось. Сначала оно гнило, будучи подвешенным на цепи, а после свалилось вниз. Так и лежу костями с остатками трупного гноя, далеко не отходя разрушаемой душой. Не считаю нужным. Раз уж исчезаю, то пусть это будет в одном месте.

Поначалу казалось странным то, что душа лежит рядом с телом. Было непривычно. Не чувствовалось ни жёсткость каменной плитки, ни её холод. Теперь же… Осознанно разрушаю свой разум и душу. После того, что сделал этот зверёныш, у меня нет причин жить, нет причин сражаться, ради кого-то терпеть всё это.

Нет причин для чего-либо.

Он всё отнял.

К тому же, лучше саморазрушаться одному, чем в его компании. Хоть я и потерял счёт времени, но точно уверен в том, что он давно не заходил сюда. С тех пор, как увидел мой холодный труп и разрушил орудия пыток собственными руками. На моё тогдашнее счастье, кровяные паразиты не сумели столь продолжительно поддерживать во мне жизнь, да и не особо старались. Этот ублюдок искренне желал, чтобы я не переставал чувствовать боль. Только у порога моей кончины паразиты действовали излишне рьяно.

Даже знать не желаю, что заставило его спуститься сюда спустя неизвестно сколько времени. В его руках непонятный мешок с травами и землёй внутри. Неужели всё же сжалиться и похоронит? Неужели у этого изверга проснулась совесть? Нет, не верю. Скорее, ему надоело зловоние, исходящее из этой камеры, а я уверен (пусть я и мёртв), оно всё ещё есть, забивается в самые глубины лёгких всех, кто решит спуститься в подземную камеру. Правда, пока этот никчёмный отброс – единственный посетитель.

— Учитель, вы ни за что не поверите в то, что я пережил на днях. Оказывается, учитель может быть "другим". — Мне неизвестно для чего конкретно он собирает мои останки в странный мешок, но ничего хорошего от этого не жду. Да и метка на его лбу пугающе замерцала алым, наполняя таким же сиянием и его тёмные глаза, освещая темницу. Да и что это за "учитель"? Он давно меня так не звал. — Хрупким, покладистым, любящим, а главное – верным мне. Всецело моим. Пусть и для другого меня.

Что за чушь он городит? Отдаляюсь от насиженного места, если его можно таковым назвать, подальше, предчувствуя беду. Сейчас точно не произойдёт ничего хорошего. Для меня так точно. Зверёныш тем временем обматывает края мешка верёвкой, оставив небольшую дырку, как будто ещё не всё туда сложил. Накладывая неизвестную мне печать, зверёныш складывает её одной рукой из пальцев, наполняя мешок энергией демонической ци. Чужие глаза полностью залиты алым, подгоняя пойти прочь. Да только я более не могу с места сдвинуться, нечто невидимое поймало меня в крепкую хватку, собрав даже отлетающие осколки души.

— Но мой учитель – мёртв. Как же хорошо, что это более не помеха. Вы так не считаете, учитель?

Оставшееся отверстие в мешке поначалу выглядит обычно, но стоит символам на печати загореться сильнее, как мою душу захватывает невидимая воронка, утягивая всё той же хваткой. Все попытки повторно спрятаться, уйдя в дальний угол камеры – провальны. Я слишком слаб для борьбы. Либо он видит остатки моей души, либо у него хорошая интуиция, но мой мучитель завязывает мешок ровно тогда, когда моя душа полностью помещается внутри. Пусть я и мёртв, но такое чувство, что снова чувствую тяготы тела. Невидимые оковы удерживают в одном положении: не шелохнуться, ни сдвинутся. Внутри темно, да так, что мне кажется, будто меня лишили и второго глаза.

— Совсем скоро мы встретимся с вами вновь, учитель. В этот раз вы выберете меня. Я всё для этого сделаю. — Хоть мучитель и говорит это мягко, с неким ожиданием нашей встречи, я не чувствую ничего, кроме страха перед очередными пытками.

Что ты, мать твою, придумал на сей раз?

***

Темнота долгое время не отпускает из своих оков. Я уже начинаю думать о том, что взаправду ушёл в небытие, что зверёныш в кои то веки сжалился надо мной, решив таким образом отпустить. Ну, или на худой конец, что моя душа, в след за физическим телом, всё же не выдержала и растворилась, став пустотой.

Но нет.

Сначала я начинаю чувствовать то, чего не должен был: как встают в нужном порядке кости, как нарастает мясо, как восстанавливаются мои внутренности, как боль возвращается новым потоком, заполняя всё моё естество. Самое страшное в этот период было то, что я ощущал, как моё тело достают из мешка, как его омывают и как куда-то укладывают.

После пришло чувство наполненности светлой и демонической ци, которые, перемешавшись в беспорядочную кашицу, восстанавливали мои меридианы и потоки энергии. Чужая энергия отогнала боль, хоть и не сразу. Не скажу, что восстановлено абсолютно всё. Если я и правда снова живой, то этого хватит, чтобы я мог двигаться, но не более. Погасшее золотое ядро никто не тронул, потому буду ничем не лучше обычного человека.

Незаметно проходит переход этой фазы к следующей. Сейчас я укутан не то в одеяло, не то в простыню. Чувствую и лёгкое одеяние, в которое облачили моё тело не так давно, как мне кажется. Правда, конечностей пока не чувствую, не исключаю того, что их и вовсе нет. В нос то и дело ударяет аромат благовоний, и чем больше времени проходит, тем явственнее он ощущается. Почти ничего не слышу, кроме шуршания одежд и звенящих украшений, ещё и не сразу. Мой гость – кто-то один, и боюсь, я догадываюсь кто именно навещает меня, трогает.

Сейчас же происходят самые большие изменения для меня.

Открываю глаза, совсем как живой человек. Либо один глаз. Пока сложно сказать наверняка. Пусть и плохо, но я вижу красную газовую ткань, свисающую прямо с потолка в разные стороны. В комнате стоит полумрак, и лишь пару настенных свечей освещают помещение. Сквозь полупрозрачную ткань плохо виднеется окружение, потому и разглядываю только то, что находится поближе. Повернув голову, вижу дым от догорающих благовоний и недавно зажжённых. Так же на глаза попадается закрытое окно и ночное небо за ним. Звёзды сияют так ярко. Как же давно я их не видел?

Помня, что зверёныш вырвал мне правый глаз, язык и конечности, пробую пошевелить последними. Увы, ничего не происходит. Повертев головой ещё, понимаю, что я сейчас тот же человек-палка, каким был перед смертью. Нижнее одеяние чёрного цвета, состоящее из одного длинного халата с такими же длинными и широкими рукавами, скрывают неровные обрубки от чужих глаз, да неширокого пояса, что удерживает одежду на теле. Правда, помогает это не сильно, ибо от моих движений края раскрылись не самой благоприятной картиной, приоткрыв вид на плечи с грудью. Значит, и глаз сейчас один, потому и зрение подводит. Проверяю и наличие языка, да только натыкаюсь на его отсутствие, точнее, на обрубок. Понимаю это, ведь до зубов ничего не дотягивается, да и в самом рту ничего не мешает. Чёртов зверёныш!

— Учитель? — Некто огромной тенью замер у прозрачной ткани, слегка отодвинув её рукой и тем самым открыв себе дорогу ко мне. Ни с кем не перепутаю носителя этих горящих кровью глаз. Как не забыть и чувство страха перед ним. Этот ублюдок слишком долго измывался над моим телом и разумом. — Вы вернулись, учитель! — Этот голос звучит непривычно воодушевлённо.

Ранее его хорошее настроение не сулило ничего хорошего ни для меня, ни для моего окружения, будь то дорогие сердцу люди или просто знакомые, пару раз встреченные прохожие. Впрочем, он не пощадил и незнакомцев. Причина всегда находилась. И каждый раз всё начинается с льющегося мёда из его уст.

Ло, мать его, Бинхэ. Будь он проклят!

Языка нет, потому и выходит непонятное нечто. Рук и ног тоже нет, потому и получается нелепая возня на покрывале, раскрывая едва сдерживаемые нижние одежды. Хочу уйти от его рук подальше, что так и тянутся к моему телу, уже предчувствуя боль. Она обязательно наступит.

Зверёныш легко преодолевает преграду в виде полупрозрачной газовой ткани, которая и закрыла нас от чужих глаз. Она же и закрыла доказательства совершённых им преступлений надо мной от чужого взора.

— Всё хорошо, учитель. — Чужие руки всё же достигают меня. К удивлению, они не несут той привычной боли. Словно это не он изуродовал меня, ублюдок аккуратно возвращает моё тело на место, поправляя подо мной простынь и одеяние на мне. — Уверяю, сейчас у меня нет намерений вас мучить. Этот ученик желает восстановить ваше тело. Конечно, не за простое "спасибо".

Чего-чего хочет этот зверёныш? Восстановить моё тело? Но для чего? Погодите-ка…Он что, желает ещё раз разорвать меня на части? Мало ему было, нужно ещё всё повторить? Для этого он вернул меня к жизни?

— Я понимаю ваше недоверие. После того, что я с вами сделал, учителю будет трудно довериться мне. — Убрав локоны волос с моего лица, ублюдок продолжает, так и оставив руку на моей щеке. — Но я всегда был честен с вами, и в обожании, и в ненависти. Так и сейчас, в желании вам взаимно помочь.

Помочь? Помочь он мне хочет? Он что, совсем за дурака меня держит? Думает, я поверю его словам?

— Учитель, не ищите подвоха. Просто постарайтесь научиться быть моим, а взамен я сделаю всё, что потребуется для вашего комфортного быта подле меня.

Не ожидаю того, что меня поцелуют в лоб. Тем более этот зверёныш! Да что он себе позволяет?! Такое я не позволял даже дамам из дома терпимости, предпочитая с ними сотрудничать, а не быть их клиентом! Недолго думая, бью его головой, куда придётся. Этим местом оказывается его подбородок. Поздно вспоминаю о том, что он всё возвращает в ответ, приумножив десятикратно. Остаётся лишь надеется, что прибьёт прежде, чем устанет или ему надоест.

— Удивительно, как много в вас сил, после возвращения к жизни. Скажите, учителю тоже было больно?

Во второй раз всё же позволяю прикоснуться к своему лбу, точнее, я замер в оцепенении. Но, проверив место удара, зверёныш тихо хмыкает. Наказание не следует.

— Учитель, давайте заключим сделку. Я верну вам конечности, верну язык с глазом, верну вам мужское достоинство. — Мужское достоинство? Он что, и нефритового жезла меня лишил? Увы, пока никак это не проверю. — Захотите, очищу вашу репутацию перед остальными. Уж поверьте, я найду предлог и кого обвинить вместо вас. И мне поверят. Взамен же я попрошу лишь о двух условиях, которые вам помогут стать моим. Первое – никогда мне не отказывайте. Что бы ни случилось, что бы ни произошло, и чего бы я не попросил у вас. Ваш ответ всегда должен быть "да". Второе – вы будете верны мне: и словом, и делом. — Мягко надавив на подбородок, ублюдок заставляет смотреть ему в лицо. В алых глазах горит безумство. — Всё просто, не так ли?

Отворачиваю голову, лишь бы не смотреть на него. Были бы руки, то и уши закрыл бы себе, дабы не слушать его безумные речи. То, о чём он говорит, походит на бред безумца. Что за "игрища" он решил устроить на этот раз? Ещё и такое энергетически затратное. Всё-таки, вернуть к жизни того, кто уже одной ногой в пустоте, дело наверняка не из лёгких.

Сумасшедший ублюдок.

— Учитель, я не вижу вашего ответа. По-хорошему прошу, не испытывайте моё терпение. — Тут же звучит предупреждение от бывшего ученика.

Продолжаю держать голову в отвороте, а он не спешит повернуть к себе. Уже думаю о том, что он понял мой отказ, раз больше не нависает надо мной. Сев ко мне спиной, на самый край, ублюдок о чём-то молча размышляет. И лучше бы не раскрывал своего рта и дальше.

— Из ваших учеников всё ещё осталась Нин Инъин. Если учитель не согласится, то кто знает, что я сотворю с ней в приступе гнева.

Все ученики, кроме зверёныша, были мне дороги: кто-то больше, кто-то меньше. И девчонка не стала исключение. Даже после её предательства пика, я ни разу не винил её. Мне вообще сложно винить женский пол, от девчонок до рослых женщин, ведь все их беды, ровно как и мои, исходят от мужчин.

Не знаю, этого ли добивался зверёныш, но я сам поворачиваюсь к нему. Не верится, что он посмеет навредить хоть одной из своих жён. А Нин и вовсе одна из приближённых, одна из самых любимых старшая жена. Разве было не так? Неужели всё поменялось, пока я был мёртв?

— Или этому достопочтенному снова начать истязать тело учителя? — Ублюдок продолжает рассуждать, будто меня здесь и вовсе нет. Аморальная мразь, совсем рассудок растерял. — Нет, это снова не сработает, ведь учитель ненавидит боль. Мы уже убедились в этом, прошли этот этап.

Повернув голову в мою сторону, он демонстрирует отнюдь не самое лучшее выражение лица. Он улыбается, но при этом его лицо перекосила гримаса не то гнева, не то ещё чего. Кто же этих безумцев поймёт? Хочу снова отползти, но ублюдок не позволяет. Вцепившись в мои волосы, он дёргает меня на себя, тем самым усаживая на постели. Наши лица снова в опасной близости. Чувствую разгорячённое дыхание на собственной коже, как она опаляется.

— Этот учитель ещё не ведает, каким ласковым и нежным может быть этот зверёныш. — Лживо нежно шепчет изверг, прежде чем дистанция между нами исчезла. — Этому почтенному следует продемонстрировать.

Неожиданно губы накрываются чужими. Оборона из сжатых зубов стремительно разбивается, стоит ублюдку посильнее сжать мою челюсть второй рукой. Издаю непонятный не то писк, не то вопль возмущения. Но это лишь сильнее разыгрывает ублюдка к продолжению. Чувствуя, как чужой язык по-хозяйски всё исследует, тут же прикусываю его, поздно вспоминая про кровяных паразитов.

Да катись оно всё в Бездну!

Отпустив чужой язык из хватки зубов, тихо радуюсь про себя тому, что кровь осталась только во рту. Ублюдок тоже прерывает поцелуй, на немного отодвинувшись от моего лица. Пользуюсь этим, тут же выплёвывая его проклятую кровь. С ужасом понимаю, что немного всё же входит в глотку с остатками слюней. Надеюсь, этого будет недостаточно для его махинаций с кровью.

— Значит, этот учитель всё же отказывает мне? Хорошо. Этот достопочтенный придёт сюда снова уже вместе с вашей бывшей ученицей. Посмотрим вместе, как отлетает её голова от тела? — Понимаю, что начинаю плакать лишь после того, как скатилась слеза из целого глаза. Я впервые лью слёзы перед ним. Чокнутый ублюдок, видимо, тоже не ожидал от меня подобного, и даже меняется в лице, смягчившись. С лживой заботой (я уверен, что она лживая, как и все его речи), ублюдок утирает влагу с моего лица рукавом своего верхнего одеяния. Чёрный цвет, всегда неизменный. — Или этот учитель передумает прежде, чем я уйду за порог нашей спальни?

Опускаю голову от безысходности и разрывающих мыслей. От этого ублюдка можно ожидать абсолютно всё что угодно. Разве он не доказывал это из раза в раз? Но самолично броситься ему на растерзание… В прошлом я сдался ему на милость ради спасения школы и её учеников, её наставников, но он всё равно никого не пощадил. Одна Нин Инъин выжила с моего пика, и то лишь потому что стала старшей женой этого аморального урода.

— Сразу бы так. А кивните ещё раз. — Приподняв лицо, зверёныш действует снова осторожно, словно не было вспышки гнева буквально только что. Только если… он принял мой кивок за согласие? Совсем больной? Синьмо окончательно повредил его разум. Иного объяснения не найду. — Мне нравится получать от вас согласие.

Выгнувшись, пробую выпасть с его хватки, но всё, что выходит по итогу, это разворот. Теперь сижу к нему почти спиной, обрубком руки упираясь в чужое тело. Зверёныш понимает мои действия по-своему. Кинув меня обратно на матрас, он наваливается сверху, придавливая своим здоровым телом.

— Запомни. — Звучит прямо у уха. Речь резко перешла с уважительной в пренебрежительную. — Мне плевать, будешь ты со мной по доброй воле или насильно. Для твоего же блага быть более благосклонным ко мне, если не хочешь боли и страданий.

Даже сказать на это нечего. Ублюдок окончательно потерял голову. За какие такие грехи он свалился на мою голову? Я должен был убить его наверняка, а не просто скинуть в бездну. Должен был убедиться, что с ним всё покончено. Тогда бы всё было как раньше. Никто бы не умер из-за его жажды мести.

— Наверное, учитель просто не убедился в чистоте моих замыслов, поэтому и ведёт себя так. Простите этого ученика, он всегда был немного глупым. — Чувствую, как из его уст звучит насмешка, не смотря на сладкие речи.

Но совершенно не ожидаю того, что на меня польётся кровь. Чужая кровь, не моя. Этот безумец вырывает себе глаз, даже не пискнув и не простонав от боли. А я знаю, что он сейчас чувствует, сам прошёл через это по его "милости".

— Не вертитесь. Мне сейчас сложно удерживать целостность глаза. Если бы не кровяные паразиты, то раздавил бы так же, как раздавил ваш глаз. — Конечно же я верчусь. Ещё чего не хватало, принимать от него органы. А дальше что? Руки и ноги себе оторвёт и пришьёт их мне? — Раз так, тогда не серчайте на меня. Это учитель решил ослушаться.

Крепко сжав моё лицо руками, этот безумец ещё и паразитов своих активирует, что тут же мечутся по всему моему телу, парализуя его. Всё же и той малости было достаточно. Или это ещё с прошлого раза ожили вместе со мной? Грязный ублюдок совершает задуманное. Снова чувствую ту боль в дырке, что осталась после вырывания глаза. Только теперь кровяные паразиты способствуют пересадке инородной части тела, а не разрывают на части.

Пересадка глаза проходит так же адски больно, как и его насильное вырывание.

Сначала всё размыто, ещё и я веки сжимаю как можно крепче, не зная, что ещё могу сделать. Приоткрыв, всё перед глазами мутно, как будто и впрямь лишился зрения за долгим чтением свитков под освещением слабого огня свечи в ночи. Проморгавшись, зрение улучшается буквально за считанные мгновения. Дыхание понемногу восстанавливаю. За всем этим даже не заметил, как оно сбилось.

Глазница ублюдка кровоточит, но в ней уже образуется новый глаз. А я хотел бы порадоваться, что Зверёныш на собственной шкуре познает, какого это быть одноглазым уродцем, а ещё лучше – быть человеком-палкой. Почему я вообще решил, что пойдёт так, как я это представил?

— Теперь учитель верит в мои чистые намерения?

Единственное чистое здесь – твоя ложь.

Хотел бы я это сказать, но он не спешит вернуть мне язык. Только и остаётся, что отвернуться от него, как будто разглядываю окружение ничем не хуже малого дитя. Лучше так, чем смотреть на него, ждущего от меня чего-то непонятного мне.

— Нет? А, я понял. Это потому что я не вернул вам остальные части тела. — Будто случайно уронив ткань с плеча, зверёныш пристально разглядывает моё изуродованное тело. Обманчиво нежно ведёт пальцами по каждой неровности зажитой кожи на том, что некогда было моею рукой. Один мимолётный взгляд на моё уродство пробуждает воспоминания, которые хочется забыть безвозвратно. И боль. Задев место, где ранее торчала моя кость, он причиняет мне тем самым жгучую боль, от которой я невольно скрючиваюсь. Уж не знаю, нервные окончания так плохо зажили или на это есть ещё причина. — Не беспокойтесь об этом, учитель. Как только ваше растительное тело взрастёт окончательно, так сразу же верну вам ваше.

Растительное что? Тело? Он точно в конец обезумел. Он же таким способом сможет бесконечное количество раз разрывать меня на части! Нет! Не бывать этому! Уж лучше снова сдохнуть как всеми ненавистный отброс, чем снова пережить это!

— А пока… — Грубо раздвинув мою челюсть, зверёныш приближается ближе к моему лицу, — этот ученик всё же хочет получить свою награду за ваше успешное возвращение к жизни.

Более не говоря ни слова, зверёныш принимается за мои губы. Не то поцелуй, не то укусы. Сложно обозвать это чем-то одним. Впрочем, сложнее этого только думы о том, почему он решил делать это со мной, а не с одной из своих жён. Пока был обескуражен, зверёныш успел спуститься ниже, к шее. Чувствую, как алеют места укусов на коже, как высыхает чужая слюна. Его руки ходят по остаткам моего тела, словно я женщина, а не мужчина!

И головой его не стукнуть, ибо глазница болит, и так его не тронешь, ибо неизвестно, что он сотворит в этот раз. Но и вот так вот ложиться под обрезанного рукава, тем более насильно и против воли, совершенно не хочется. Мычу, дабы показать свой протест, да только им это воспринимается совсем иначе.

— Учителю нравится, когда я трогаю его здесь? — Что есть силы отрицательно мотаю головой, не смотря на так и не прошедшую боль. С чего он вообще решил, что я буду рад встретить такое отношение со стороны того, кто отнял у меня всех и всё? — Нет? Тогда… Я сделал вам больно? — Прежде чем мотать головой снова, призадумываюсь. Что, если я отвечу "да"? Он прекратит? Слегка киваю головой, со страхом ожидая его дальнейшую реакцию. — Прошу простить. Этот ученик будет осторожнее.

Произнеся это, он снова возвращается к моему телу, потихоньку раздевается и сам, бросая одежду куда-то в сторону. Умело теребя соски, он почти припадает к ним, оставляя всё ту же мокрую дорожку. Да он издевается надо мной! Точно очередное насилие, пытка, никак иначе! Верчусь, пытаюсь уползти. Если бы были конечности, то уже бы стукнул пару-тройку раз точно.

— Знаешь, я могу быть и грубым в твой первый раз. Шэнь Цинцю, хочешь, чтобы тут кровоточило? — Не понимаю, когда он успевает опустить одну из своих рук ниже. Хризантему охватывает огнём, стоит только одному из пальцев грубо и резко толкнуться внутрь. Издаю визг, ничем не лучше свиньи на убой. — Не нравится? Тогда не смей отказывать мне!

Крик разносится на всю спальню, сотрясая ушные перепонки. Не сразу осознаю то, что реву в голос. Невольные слёзы так и льются по щекам. Из нового глаза так и вовсе льётся кровь, вызывая пульсирующую боль в глазнице, как будто её до этого было мало. Радует лишь одно – зверёныш всё же прекращает истязания. Палец тоже вытаскивает.

— Неожиданно… Ты умеешь плакать за себя. — Я чего только не выдержал, каких только пыток не натерпелся, но дважды за последние минуты разревелся из-за того, что он захотел меня, как деву. Это можно считать стыдным и позорным или ещё нет? Взрослый мужчина, а реву, как дитя малое. Даже зверёныш начинает обнимать, похлопывая по спине, словно пытается успокоить. — Ну всё-всё, я понял. Оставим проникновение на следующий раз.

Следующий раз? Следующий раз?! Нет. Однозначно нет! Ни сейчас, ни в следующий раз!

— Наверное, тебе больно возбуждаться. Всё-таки, я старательно наносил увечья. — Чужая рука мягко проходится по моему члену, а я радуюсь, как дурак тому, что он на месте. — Но учти, когда придёт время, я заберу своё сполна. И никакие отговорки меня не остановят. А пока потерпи немного.

Поднявшись надо мной, зверёныш усиленно соединяет то, что осталось от моих ног. Благо не трогает там, где находятся обломки костей. Между ними чувствую что-то скользкое и липкое. Приподняв голову, вижу то, что предпочёл бы никогда не видеть. Тяжёлый детородный орган, с большой головкой и вздувшимися венами по стволу. Оно грозит уничтожить всё на своём пути, ничем не хуже его владельца.

И это он хочет запихнуть в меня? ПЫТКА! ОДНОЗНАЧНО НОВАЯ ПЫТКА! Ещё и столь извращённая. Раньше он хотя бы был просто жесток. А теперь будет убивать гарантированно насмерть? Снова возвращать и снова убивать? Нет уж! Умру сам. Точно умру!

— Смотри на меня, учитель! — Почти по-животному рычит изверг.

Послушно поднимаю взгляд на него, даже не моргая. Он тоже смотрит, но это больше похоже на пожирание взглядом, на уничтожение без жалости и помилования. Капли пота стекают по его лицу, падая на мою кожу. Проходит буквально пару странных толчков, прежде чем в лицо ударяет чужая сперма. До ужаса противно, а я даже самостоятельно вытереть её не сумею.

— Всё-таки, белый тебе к лицу, нежели чёрный. — Ублюдок насмехается, попутно растирая свою сперму по моим губам. Если бы мой желудок был чем-то наполнен, то прямо сейчас всё это выпустил бы наружу. — Нужно умыть тебя.

Зверёныш наконец-то встаёт с меня, накидывает что-то из одежды на себя, и уходит из спальни. Я же по-прежнему лежу на месте, только теперь смотрю в потолок. Тело дрожит, не могу самостоятельно унять эту дрожь. Меня только что использовали для собственных утех. Ещё и кто! Ло Бинхэ, эта скотина безродная! И что теперь? Так будет всегда? Буду его первым наложником? А дальше что? Дарует титул посерьёзнее? Я был жаден до власти, но никогда бы не позволил себе идти по такому пути.

— Надеюсь учитель не скучал в моё отсутствие. — В спальню вернулся зверёныш, притащив с собой ведро с белыми тряпками. — Я добавил масло на своё усмотрение. Надеюсь, ты не против.

Позволяю ему омыть своё тело. Даже не дёргаюсь в сторону от его рук. Только глаза зажмуриваю, дабы не видеть. Мне так проще терпеть его прикосновения. В другую одежду никто не переодевает, а этот чёрный халат был выброшен за пределами кровати.

— Учитель желает поесть? — Вспоминаю, какими объедками он кормил меня в последний раз, перед тем, как оставил голодать, и голод, даже если он и был, исчез. Отрицательно мотаю головой. Не хватало ещё, чтобы он снова принёс ту отраву. Откидываю голову на подушку, более не желая двигаться. Но он всё никак не уймётся. — Тогда хотите отдохнуть? — На это уже киваю головой. Может, хоть сейчас угомониться?

Мучитель ложится рядом, укутывая нас обоих одеялом. Естественно, я напрягаюсь всем телом. А стоит ему обнять меня, словно я подушка для сна или одна из его многочисленных жён, так и вовсе захотелось оказаться подальше от него. Чувствую его горячее дыхание на макушке. И то, что я больше не мёрзну. Может, это всё его демоническая кровь? Она делает его горячее обычного человека? Или это из-за того, что я сам долгое время был холодным трупом?

— Спи. Сегодня больше не трону. — Отвлекает мучитель от дум. Непривычно тихий шёпот никак не вяжется с образом изверга.

Ло Бинхэ и я спим в одной кровати после того, как на мою хризантему и мужское достоинство покушались. Даже самому не вериться.

Как мы с ним докатились до такого?