Этот раз — последний,
Потому что ты и я,
Мы были рождены, чтобы умереть.
Lana Del Rey — Born to Die
Встреча, которая не должна была произойти — это случайность? Или всё же судьба, от которой не убежать?
Дейдара и Итачи виделись сотни раз, конечно — всё же они члены одной организации. Но именно сейчас, стоя под ливнем после одиночных заданий, они никак не должны были столкнуться. Да у них даже маршруты не совпадали в этой точке!
И всё же вот они — стоят друг напротив друга, пока капли дождя стекают за шиворот.
Два человека, непогода и тёплая пещера, найденная так удачно. Случайность это или судьба? Дейдара не знает.
Плащи с красными облаками, вымокшие до нитки, сохнут на валуне рядом с костром. Итачи сидит поодаль и смотрит в огонь. Тёмные глаза слегка прищурены — не заметишь, если не вглядываться. В распущенных волосах переливаются отблески пламени.
Дейдара сидит, обхватив колени руками, и со скуки его разглядывает. Занять себя здесь всё равно нечем — ну не взрывать же его, в самом деле?
Во-первых, это глупо. Если пещера обвалится, — а она точно обвалится! — и его погребёт под завалами, это будет совсем не весело. Во-вторых, он пока недостаточно уверен в своих силах. То есть, его искусство идеально, конечно, но… Дейдара ненавидит признавать это, но всё же признаёт — Итачи силён. Чтобы взорвать его наверняка, над C4 нужно ещё поработать.
Да и вообще, Итачи сейчас сам походит на живое воплощение искусства. Вроде марионеток данны, ага — идеальная статуя. Не то чтобы Дейдара ценитель подобного, конечно. Но, наверное, сегодня ему даже нравится.
Снаружи косой холодный дождь, сырость и туман, укрывший лес плотной завесой. А в пещере тепло, сухо и даже уютно почти.
«Случайность или судьба?», — навязчиво крутится в голове, и Дейдара хмурится, уставившись в огонь. Ему-то откуда знать? Да и не то чтобы его заботят такие вещи. Судьба, не судьба — какая вообще разница, если итог один и тот же.
Итачи вдруг поднимает ладонь, и взгляд Дейдары тянется следом. По щеке у него бежит кровь — течёт из уголка глаза к челюсти, и он утирает её так невозмутимо, словно это и не кровь вовсе, а капли дождя на лицо попали. От такого равнодушия становится немного не по себе.
Дейдара только сейчас замечает, как болезненно он выглядит — бледная кожа, фиолетовые круги под глазами. Кажется, одиночная миссия была не из лёгких.
Не то чтобы он волнуется, конечно — за Итачи только полный псих начнёт переживать, этот сам кого хочешь уложит. Просто… У организации, вообще-то, серьёзные планы. И если он сейчас сляжет, то неслабо так всех подведёт.
Дейдара уже видел пару раз эти кровоточащие глаза. Кто-то говорил, вроде бы, что Итачи слепнет. Интересно, как это — постепенно терять чёткость мира вокруг? Как это — понимать, что завтра ты можешь проснуться и ничего больше не увидеть?
Это страшно? Бывает ли ему вообще страшно?
— Тебе бы к медику, — говорит Дейдара и тут же жалеет, что не прикусил язык. Во-первых, какое ему вообще дело? А во-вторых, вряд ли хоть один медик может это вылечить. Итачи бы давно решил проблему, если бы у неё было решение. Не идиот же он, в самом деле?
— Не стоит.
Голос у Итачи такой же холодный, как и глаза. Он даже взгляд на Дейдару не поднимает — пялится себе в костёр, как истукан, и делает вид, будто рядом вообще никого нет. Надо бы разозлиться, да не выходит — слишком привык уже. Хотя кислый привкус обиды всё равно оседает где-то внутри.
Дейдара не ждал другого ответа, конечно. Кровь из глаз явно прикончит Итачи, но это неважно — все в Акацки рано или поздно умрут. Дейдара и сам не рассчитывает дожить до старости, просто… В случае с Итачи вариант «поздно» ему больше по душе. Итачи — последний человек тут, чью смерть он хотел бы застать.
— Я бы хотел умереть раньше тебя.
Дейдара не сразу осознаёт, что сам это произнёс. Итачи поднимает на него взгляд — наугад, отчаянно щурясь и игнорируя очередную дорожку крови, ползущую к губам.
Дейдара совсем не хочет его жалеть. Он знает, для воина жалость унизительна, но внутри против воли поднимается волна какого-то нелепого сочувствия. Потому что Итачи, кажется, умирает.
Интересно, а он сам чувствовал жалость, когда убивал родных? Умеет ли он вообще чувствовать?
— Почему? — спрашивает вдруг Итачи. И кажется, это вообще первый вопрос, который он Дейдаре задал. В голосе проскальзывает что-то, слегка похожее на любопытство — что-то живое, человеческое.
Может быть, он и не такой бесчувственный, каким пытается казаться?
— Не на ком будет оттачивать техники, — говорит Дейдара и ухмыляется. Враньё, конечно же, и Итачи наверняка фальшь почувствовал. Впрочем, по его непроницаемой физиономии всё равно не разобрать, что он об этом думает. И думает ли вообще.
Скорее всего, ему просто плевать. В конце концов, кто ему Дейдара, чтобы на его лжи зацикливаться? Просто раздражающий коллега.
«Не на ком оттачивать техники» — чушь полная, конечно. Он давно уже не пытался взорвать Итачи, да и вообще ему плевать, в кого кидать бомбами для тренировок. Это неправильный ответ, но какой «правильный», Дейдара не знает.
Почему его вообще настолько заботит смерть Итачи? Казалось бы, помрёт и помрёт себе — одной выпендрёжной мордой меньше. Но нет ведь. И правда — почему?
«Некого будет превзойти»? И да, и не совсем. Он правда хочет доказать, что лучше Итачи — но есть куча достойных шиноби, с кем можно соревноваться. «Некем будет восхищаться»? Уже больше похоже на правду, хотя звучит отвратительно.
Дейдара и сам до конца не понимает, что к Итачи чувствует. Ненависть и восторг сливаются воедино, и выцепить из этой дикой смеси что-то одно невозможно. Он не знает, как это вообще можно назвать — кажется, такого слова и вовсе нет.
Но как бы то ни было, он правда не хочет, чтобы Итачи умер раньше него. Если только, конечно, Дейдара не убьёт его своими руками.
— Не выйдет, — раздаётся вдруг рядом непривычно мягкий голос.
Дейдара поднимает взгляд и видит — Итачи смотрит на него и слабо улыбается.
Кажется, он вообще впервые смотрит именно на Дейдару — не сквозь него, не в сторону куда-то, а в глаза. Смотрит и видит наконец. И... Надо же, эта статуя умеет улыбаться. Вряд ли хоть кто-то в Акацки видел его с таким лицом.
Дейдара чувствует, что у него горят щёки.
— Идём, Дейдара, — Итачи набрасывает ему на плечи плащ, так предательски быстро высохший, и отворачивается. — Дождь уже закончился.
Дейдара ловит себя на мысли, что хотел бы, чтобы дождь лил вечно.
***
Учиха Саске, тяжело дыша, сидит почти напротив. Он израненый, в изодранном шмотье, и чакра у него на нуле уже — хотя не Дейдаре это всё комментировать, конечно. И всё равно его глаза, — чёрные, совсем как у брата, — смотрят так же презрительно, как в начале боя. Смотрят так, будто он уже победил.
Это страшно, просто до ужаса бесит.
Учиха Саске и похож на Итачи, и отличается от него совершенно. В нём ни силы такой, ни таланта, ни спокойствия непоколебимого — только высокомерие и шаринган. И вот этот сопляк победил Орочимару? И вот этот сопляк решил, что победит его?
Да это просто смешно.
Рот на его груди пожирает глину. Дейдара всё ближе к форме истинного искусства — именно о такой смерти он всегда мечтал. О да, скоро он сотрёт этот самодовольный взгляд в порошок. Хотя Учиха Саске явно пока не понимает, в какую передрягу попал, и даже не собирается беспокоиться.
Такой же самоуверенный, как брат. Только ему это с рук никто не спустит.
— Скажи, где Итачи, — приказывает сопляк так, словно имеет на это право.
Дейдара хотел бы сказать: «Только через мой труп!», но он знает — после его смерти эта мелюзга уже точно ни до кого не доберётся. Интересно, Итачи расстроится, что его младшего братика убили? Или наоборот, скажет «спасибо»?
Интересно, а расстроится ли Итачи, что Дейдара умрёт? Хоть на секунду?
«А ты говорил — не выйдет умереть раньше тебя», — фыркает он про себя. «Великий гений», а не смог предсказать такую простую вещь.
Тело Дейдары меняет очертания, и во взгляде Учихи Саске наконец-то появляется страх. Похоже, он наконец понял, что сбежать не получится. Смешно, на самом деле: когда-то Дейдара вступил в Акацки, чтобы выбить такой взгляд из Итачи… А теперь умирает — и тот продолжит жить.
Но, в конечном счёте, он всё же смог уйти первым. Это здорово.
Дейдара улыбается и закрывает глаза.
«Кац!»