И слово свое он сдержал: тренировался до упаду, до невозможности держать в руках даже столовые приборы, а в свободное время как обычно, дурачился и носился на охоту. Плюсы были: он уставал так, что едва голова касалась кровати, он засыпал. От кошмаров это его до конца не избавляло, но по крайней мере, он имел возможность хотя бы немного отдохнуть от своих мыслей.

Шиди по началу было неловко. После признания Орденом Юньмэн Цзян Лань Чжаня насильником, они совсем не знали, как вести себя со своим шисюном, но тот вел себя как ни в чем не бывало, а потому они успокоились, хоть и мелькала мысль: «Разве так ведут себя после подобного?». Но это было лишь поводом для большей гордости и восхищения, Он был для них теперь не просто лучшим учеником, но примером для подражания во всём: и в невероятной силе духа, и в несокрушимой воле.

Сомнения не обошли стороной и самого Вэй Ина. «Разве был ущерб настолько большим и неподъемным, раз я так быстро восстановился?» — думал он. В восстановлении своем он был уверен, ведь теперь он вёл себя, как самый обычный Вэй Ин. Тот же шалопай, каких ещё поискать. Может, чуть более собранный и тратящий немного больше времени на тренировки, но он ведь снова смеялся и проказничал, снова фонтанировал идеями, что бы эдакого совершить, чтобы заполнить скуку в свободное время.

«Значит, зря я так драматизировал? Всё действительно не так плохо, а я… мало того, что чуть не стал причиной войны, так ещё из-за меня Гусу вынуждены были так жестоко наказать своего лучшего адепта».

«Всё это не имеет значения» — думал он. Нет, не думал, он был в этом искренне убеждён.

«Видимо, не стоишь» — сказал ему тогда Лань Ванцзи и сейчас он был согласен. Ведь он и правда не стоил всей той суматохи, что поднялась из-за его многострадальной задницы. Всё это не стоило того, а потому каждое воспоминание, каждую мысль, в которой жалел себя, он задвигал в самый дальний угол сознания. Всё это не имеет значения. Это не стоит даже держать в голове.

Через какое-то время он действительно начал забывать и каждый раз злился на себя, когда просыпался в холодном поту, когда в панике хватался за темноту, за воздух, вскакивал и зажигал свечи.

Он злился. Злился на всё и всех: злился на слуг и служанок, на адептов, на названных брата с сестрой, на приёмных родителей, которые очень настороженно отнеслись к изменениям в его поведении. Его злила неловкость и это осторожное отношение, словно он хрустальная ваза. Раньше он ощущал, будто под его ногами разверзлась бездна, и если сначала он падал в неё без возможности ухватиться за что-либо, то теперь же он твёрдо стоял на ногах у её края и не позволял себе снова в неё упасть. Да, он стоял. Но, кажется, по другую сторону от всех остальных.

Но больше всего он злился на себя. На ту часть, которая словно намеренно тянула его туда, вниз. Он злился на внезапно всплывающие воспоминания, на тревогу, когда он вновь вспоминал, что все всё знают. И все, к слову, не уставали ему об этом напоминать. Не словами, нет: осторожными вопросами, в порядке ли он, или предложениями помощи.

Ещё сильнее он злился, когда не мог удовлетворить себя. Раньше с этим никогда не было проблем, но теперь приходилось долго бороться с собой, прежде чем коснуться. И душа его каждый раз раскалывалась на две части. Одна твердила: «Видишь, раз можешь касаться себя, значит произошедшее не имеет значения. Разве тебе не должно быть мерзко от одной мысли о соитии? Ан-нет, ты возбуждаешься, значит, всё в порядке». Другая тихо вторила: «Разве это значит, что всё не имеет значения? Если тебе не мерзко, то почему ты так долго борешься с собой? Но даже если не мерзко, разве всё в порядке? Это всё действительно не имеет значения?».

И злился он на вторую. Конечно, всё в порядке. И конечно, всё это не имело значения. И никак на него не влияло. Он просто не мог позволить этому влиять на себя и свою жизнь. Оно того не стоило.

А ещё, периодически в голове возникали слова шицзе, что каждый сам отвечает за свои поступки. И он был с ней согласен. За поступки Лань Ванцзи он не мог нести ответственность, но вот за свои — вполне. Он ведь сам принёс этот сборник весеннего дворца, сам сказал, что «может научить кое-чему интересному». Пусть это и было шуткой, чтобы ввести в краску святошу, он и только он виноват, что его слова и действия были истолкованы буквально и привели к таким последствиям.

«Ведь я не могу судить его и его поступки. Но нести ответ за свои — эти ли не значит повзрослеть и быть хозяином своей судьбы?» — рассуждал он. А голос, шепчущий на задворках сознания: «Разве ты и правда сам хотел, чтобы всё так вышло?» — он то ли не слышал, то ли намеренно игнорировал.

Лань Чжань же, как должно, отбывал наказание. По началу, он искренне думал, что 13 ударов дисциплинарного кнута и три года уединенной медитации — слишком легкое наказание. Позже, конечно, он проклял себя за эти мысли. Раны от дисциплинарного кнута никогда не заживают, долго не затягиваются и кровоточат, и конечно, причиняют сильнейшую боль. Боль. Это слово словно срослось со всем его существованием. В условиях уединения это означало самому себе обрабатывать раны. Через боль. Самому себе добывать и готовить пищу. Через боль. Самому таскать воду. Через боль. Самому искать травы и готовить заживляющие мази. И снова через боль. Боль стала центром его существования, она не стихала ни на минуту. Редкий сон был больше похож на потерю сознания от переутомления и боли. В какой-то момент он даже забыл, почему он здесь. Но вспомнил. Вспомнил, когда в очередной раз отключился от боли. Вспомнил отчаяние и страх в глазах напротив. Вспомнил вонь и кровь, которую вытирал с пола библиотеки. Вспомнил, и больше не позволил себе забывать.

Политическая ситуация улеглась. После объявления Орденом Юньмэн Цзян Лань Ванцзи виновным, Гусу Лань, хоть и нехотя, также признал преступление и принесли публичное извинение. В качестве него из Гусу в Юньмэн прибыло множество высококачественного оружия, тканей, разных артефактов и многого другого. Юй Цзыюань и Цзян Фэнмянь пришли к выводу, что в условиях надвигающейся войны наиболее выгодно будет принять эти самые извинения, хотя, чего греха таить, никто бы не смог простить такое гнусное преступление по отношению к адепту их Ордена, даже не будь Вэй Ин воспитанником Главы. Другие кланы, пусть и колебались, предпочли сохранить нейтралитет.

***

Совет кланов в Цишань отличался от предыдущих. Не только потому что Вэнь Жохань ясно дал понять, что считает себя выше остальных кланов, но и потому что напряжение между Орденом Юньмэн Цзян и Орденом Гусу Лань явственно ощущалась в воздухе. Пусть они и пришли к условному примирению, и Цзян Фэнмянь и Лань Цижень вели себя соответственно статусу, что-то было не так. Некоторые адепты Ордена Юнмэн Цзян вовсе делали вид, что адептов Гусу не существует. Правда, не сказать, что и они не грешили тем же, но их достаточно быстро осаживал Лань Сичэнь, призывая к достойному поведению.

Вэй Ин же был напряжен и сосредоточен, как никогда. Он не знал, прибудет ли Лань Ванцзи, и, быть честным, очень боялся узнать. Он не знал, как отреагирует, если он всё же появится. Конечно, это было крайне маловероятно, так как до окончания его наказания должно пройти ещё около года, но тревога всё равно не отпускала. Словно весь Орден Гусу Лань уменьшился до одного человека. Собственно, поэтому старался не смотреть по сторонам, и сосредоточиться на одной-единственной цели — победе. Его шиди, заметив это попытались расшевелить его, но, получив угрюмый взгляд от Цзян Чэна, отступили.

Сам же он подошёл и тихо произнёс:

— Спокойнее, его здесь нет.

Вэй Ин, наконец, поднял взгляд. Сердце забилось ещё тревожнее, хотя он не мог понять, из-за чего. Вся сосредоточенность испарилась, словно её и не было. Он лишь с ужасом смотрел на Цзян Чэна и пытался выдавить из себя хоть мало-мальски адекватную реакцию. Ведь всё в порядке, его нет. Это должно было немедленно успокоить Вэй Ина, но вместо этого выбило настолько, что даже твердо стоять на ногах было сложно. Он попробовал снова разозлиться на себя, но этого почему-то не получалось.

— Отойди от меня, — тихо и невыразительно сказал он. Цзян Чэн, пришедший от такой реакции в совершенное недоумение, переспросил:

— Что?

— Я попросил тебя отвалить от меня, — неожиданно зло ответил Вэй Ин. Честно сказать, он не хотел грубить, но тревога разворошила его душу настолько, что он не успел подумать и слова вырвались сами собой. Цзян Чэн послушно отошел, Вэй Ин не понял, обиделся он или нет. На самом деле, эти мысли даже не сильно обеспокоили его, поэтому он лишь развернулся и побрел к краю поля, где можно было сесть в отдалении и прийти в себя. Сесть, честно, хотелось очень, а противиться своим желаниям он не привык. Но отошел он не слишком далеко от своих шиди, потому что любопытные взгляды то и дело скользили по нему. Камень, на который он уселся, был достаточно большим, чтобы расположить на себе ещё несколько человек, но для него это не имело особого значения. Вэй Ин задыхался. Сердце так и ухало в ушах, тревога сжимала горло, сдавливала виски, ноги были словно ватные.

«Успокойся» — приказал он себе. «Сейчас не время. Ни для эмоций, ни для самокопания. Перестань. Не сейчас».

Он неосознанно начал тереть ребром ладони о камень, со стороны выглядело так, словно он её просто чешет, но мелкие камешки впивались в кожу, оставляя грязные царапины. Почувствовав покалывающую боль, он одернул руку и пару мгновений пытался понять, что с ней такого произошло. Это слегка отрезвило. Рука, Цзян Чэн, адепты, стрельбище. Сейчас были более важные дела, нежели предаваться бесполезным эмоциям. Он поднял взгляд, Цзян Чэн был отвернут от него и разговаривал с одним из шиди, остальные также общались, стараясь не смотреть в его сторону, наверное, слышали, как грубо он обошёлся с братом только что. Вэй Ин почувствовал укол обиды, хотя он только что попросил оставить его в покое, это безразличие причинило боль. Он чувствовал, что тревога накрывает его с новой силой, а потому слегка потряс головой, и понял, что на него смотрят.

Он пробежал глазами по адептам из Цинхе и Ланьлина, но там до него никому не было никакого дела. Он нехотя повернулся к адептам из Гусу и действительно встретился с парой глаз. Сначала он подумал, что Цзян Чэн соврал и Лань Ванцзи всё-таки прибыл, но через мгновение понял, что взгляд принадлежит его брату. Нельзя было сказать, что выражал этот взгляд: слишком далеко от него находился Лань Сичэнь. Контакт продлился лишь пару секунд, а потом Вэй Ин отвернулся и направился к своим.

***

— Вэй Усянь, стреляешь неплохо для Юньмэнской шлюхи. — Послышалось мерзкое хихиканье. Вэй Ин, готовый выпустить последнюю стрелу, замер и обернулся. Вэнь Чжао уже выбыл с состязания, и теперь просто хотел доказать своё превосходство. Вэй Ин не глядя выпустил стрелу и попал точно в цель. Ни единой ошибки. Ни единого промаха. Он отвернулся и направился к выходу со стрельбища. Состязание уже заканчивалось, так что идти за новыми стрелами смысла не было. Да он и так знал, что точно попал в четверку победителей, поэтому оставаться там не хотелось. — Эй, ты что, не слышал? Я тебя похвалил. Думал, ты умеешь только члены принимать, поэтому и лучший ученик.

Вэй Ин остановился, сжал зубы и брезгливо сморщился.

— А я смотрю, у тебя мысли разве что о членах, — ядовито выплюнул он. — Видимо, слабаки, вроде тебя, знают только один способ удерживать своё положение в обществе.

— Что ты сказал?! — Вэнь Чжао хотел было выпустить стрелу, но бой барабанов ознаменовал конец состязания, и Вэй Ин продолжил идти, не обращая внимания на этого ублюдка. Его потряхивало, хотелось высказать всё, что только можно и про него самого, и про его родителей, и про его клан. На языке вертелось множество витиеватых оскорблений, но он промолчал. Как минимум, потому что не хотел этому ничего доказывать, уж очень бы это походило на самооправдание. Он почувствовал, как в спину полетела стрела, ловко от неё увернулся и продолжил свой путь.

Захотелось рассмеяться. Он был уверен, что сегодня не состоится встречи с его ночным кошмаром, но он настиг его даже здесь. И снова в голове застряла мысль, заставляющая сердце тревожно ускоряться, а голову кружиться: «Что бы я ни сделал, как бы я ни был хорош в чем-либо, мне никогда не отмыться от этого клейма».

Многовато было чести для того, что не имело значение. Внутренности неприятно менялись местами, делая походку не слишком твердой. К счастью, во время состязания он зашёл сильно вглубь стрельбища, поэтому сейчас у него было время немного привести мысли в порядок.

— Вэй Усянь, вы в порядке?

Он обернулся. Перед ним стоял Лань Сичэнь собственной персоной, в глазах была искренняя обеспокоенность. Они приветственно раскланялись.

— Почему вы спрашиваете?

— Перед входом на стрельбище, мне показалось, вы неважно себя чувствуете.

— Всё в порядке, не стоит переживать об этом, — Вэй Ин говорил нарочито вежливо, желая поскорее остаться наедине с собой.

— Хорошо, если так. Если вам понадобится помощь…

— Если мне понадобится ваша помощь, то я обязательно сообщу вам об этом, спасибо. — Немного резко ответил он и замолк.

— О большем не смею просить, — кивнул он и двинулся вперёд. М-да, остаться наедине с собой у Вэй Ина не получилось — дорога со стрельбища была одна, и впереди уже виднелись адепты разных кланов, которые так же спокойно направлялись к выходу. Он вздохнул, и, натянув привычную улыбку зашагал в сторону своих шиди, что уже приветственно махали ему руками.