Сияж

Авантюрин ворвался в монотонность будней Рацио внезапно, нарушая все законы физики и его внутреннее равновесие. Якобы случайно задевал локтем, проходя мимо, случайно проливал кофе на важные документы, случайно терял отчёты, случайно всяческими мелочами пытался вывести Рацио из себя. И у него почти получилось, если бы не отточенный за годы практики самоконтроль и нежелание доктора конфликтовать с КММ. Рацио терпел чужие выходки, закатывал глаза и с отвращением фыркал, когда Авантюрин в очередной раз крутился у него под ногами, едва не сталкивался лбами куда бы ни пошёл, но из принципа не замечал парня, надеясь, что тот вскоре осознает, что ничего из него не вытянет, и исчезнет.

Но становилось только хуже.

Якобы для мониторинга качества преподавания и уровня квалификации учёного, Авантюрин раз в две недели появлялся на передних рядах лекционных аудиторий, позже став постоянным гостем. Аргументировал это тем, что ему лично необходимо убедиться в профессионализме и достаточной осведомлённости в преподаваемых дисциплинах доктора, ведь, как он сам выразился, недопустимо распространение лженаучных знаний. Восемь докторских степеней за плечами учёного его, видимо, не смущали. И это бы не создавало никаких проблем, Рацио мастерски умел абстрагироваться от мешающих факторов, если бы тот не бросался искрами из-под цветных линз очков, стоило задержать на нём взгляд дольше пары мгновений. А Авантюрин делал всё возможное для этого.

Рацио мог лишь до хруста сжимать в пальцах мел и закатывать глаза под гипсовой маской, проклиная тот день, когда попал в поле зрения Авантюрина, когда парень задавал очередной глупый вопрос с нескрываемой ухмылкой, крутил кольца на пальцах или четырнадцатый раз за пять минут ронял ручку, а это немногим больше, чем два с половиной раза в минуту. Сколько бы раз его не выгоняли, он всё равно находил повод вернуться, причём не один, с новыми способами действовать на нервы. Авантюрин намеренно выбивал из него спокойствие, считывал каждое изменение интонации и нервное движение, каждый раз цепляясь за явное раздражение Рацио, на что тот с ещё более нескрываемой неприязнью ядовито выплёвывал сарказм. Аста предупреждала Доктора, что сотрудники КММ все как на подбор опасны, хитры и всюду ищут наживу, что парень наверняка не так прост, как кажется, что с ним нужно быть осторожнее. Но это было ничем по сравнению с навязчивостью, с которой ему пришлось столкнуться. Однако столь неподобающее поведение подбрасывало дров в огонь интереса, где заканчивается грань чужого азарта и собственного терпения. В исключительно рамках научного эксперимента, конечно же.

Рацио знал, что был объективно хорош собой. Высокий рост, острый пронзительный взгляд, изящные черты лица, бархатный голос, неоспоримый ум и вырез. Чёртов вырез в зоне декольте, который нарушал собой все рамки приличных мыслей в голове окружающих. Даже скрывая лицо за гипсовой маской и лишая людей вокруг возможности отвлекаться на свою внешность, Рацио не мог избавиться от ощущения по коже, как его заживо сжирают, и гадать, от кого же исходит эта невиданная дерзость, не приходилось, было достаточно бросить ядовитый взгляд на блондина в дурацкой шляпе, что всюду следовал за ним по пятам. Авантюрин даже не скрывал своих мыслей, что едва ли не бегущей строкой проецировались у него на лбу. Он осознавал, что, раскрывая перед Рацио карты своих намерений, находится в уязвимом положении, ведь тот может нанести удар в любой момент. Но также Авантюрин прекрасно знал, что один мимолётный взгляд лиловых глаз снизу вверх вкупе с обворожительной хитрой улыбкой, и манера речи Рацио сразу становилась жестче, а тембр голоса ниже, ведь тот всегда рефлекторно скрывал истинные чувства за грубостью. Учёный не привык играть по чужим правилам. Он намеренно игнорировал все недвусмысленные взгляды, случайные жесты и постоянное присутствие Авантюрина в своей “зоне выноса мозга”, осознавая весь контекст и смысл чужих действий. Правда, не совсем понимал, что ему делать с этой информацией, продолжая наблюдать за ходом “эксперимента”.

— У тебя другой работы нет? Прекрати это, — по-хорошему просит Рацио, вытирая доску от формул после очередной лекции, когда аудитория опустела. В этот раз Авантюрин превзошёл сам себя, доведя учёного до той точки кипения, что ему пришлось уворачиваться от летящего прямо в центр лба куска мела.

— Не совсем улавливаю суть просьбы, — скалится Авантюрин, подпирая подбородок ладонью, — и мы уже на “ты”, господин учёный?

— Во-первых, ты прекрасно понимаешь, о чём я. Во-вторых, в начале каждой лекции я прошу отбросить бессмысленные формальности, так как они лишь препятствие на пути к знаниям, — раздражённо повторяет отточенные до автоматизма формулировки. — Если спустя столько времени, что провёл здесь, ты до сих пор не запомнил это маленькое правило, то я имею полное право усомниться в необходимости твоего присутствия. Может быть, мне стоит посоветовать тебе более простые курсы? По четвергам этажом выше проходят занятия для дошкольников.

Помещение эхом разносит звонкий смех Авантюрина, в котором нет ни капли искренности. Это отчётливо различается в его контролируемой громкости, ровном дыхании и холодном блеске во взгляде, что словно обнажённый меч во тьме занёсся над чужой шеей. Парень встаёт со своего места, медленно обходит стол с хаотично разбросанными книгами и бумагами и, едва не сталкиваясь грудью с чужой спиной, останавливается в миллиметре от касания. Рацио чувствует на шее чужое дыхание, внутренне вздрагивает от ощущения, как электризуется кожа от близости и как непреодолимо хочется обернуться, чтобы заглянуть в наглые и коварные глаза, что прячутся за толстым стеклом линз. Он не боится того, кто сейчас словно охотится за его слабостями, он, в принципе, не считает себя жертвой, но замирает, ожидая следующий ход.

— Что ты делаешь?

— Отбрасываю бессмысленные формальности, — выдыхает Авантюрин на пару тонов ниже, задевая горячим дыханием кожу.

— Нарушение личного пространства не способствует лучшему усваиванию информации.

— Приму к сведению.

Ощущение жара от чужого тела испаряется также быстро, как и появилось. Отсалютовав на прощание двумя пальцами, Авантюрин покинул аудиторию под стук каблуков дорогих туфель и учащённого пульса в ушах. Не первый и не последний раз Рацио благодарил наличие на своём лице бесстрастной гипсовой маски, что надёжно скрывала не только его лицо, но и предательски проступивший румянец.

Этим же вечером Рацио прошерстил всю доступную информацию о парне, которую смог найти в открытых и не очень источниках. Топ-менеджер из Отдела стратегических инвестиций, один из Десяти каменных сердец, азартный игрок, который всегда получает то, что хочет, и прочие хвалебные оды, которые не раскрывают и сотой доли истины, скрывающейся за неизменной улыбкой. Вся эта цветастая мишура и блеск золота вкупе с наглостью и самодовольством явно скрывали под собой что-то хрупкое и уязвимое, ведь если человек хочет что-то спрятать, то найдёт сотни способов для отвода глаз. И Рацио собирался сделать всё возможное, прежде чем Авантюрин доберётся до него. А тот буквально дышал ему в затылок.

В очередной раз Авантюрин настиг Рацио в библиотеке, когда последний скрывался от него в самом пыльном углу отдела с работами по гравитационной сингулярности. “Ну и муть”, — выдохнул прямо над ухом парень, когда учёный листал учебники, датированные парой-тройкой десятков лет назад. Информация была в них устаревшей, не несла в себе актуальных сведений, а методы, с помощью которых проводились исследования, кричали о своей примитивности. Однако, их изучение было необходимо для наиболее полного понимания источников фундамента темы, ведь без него не было бы и современных знаний. Чтобы от крутившегося под боком Авантюрина был хоть какой-то толк, Рацио, не сказав ни слова, стал складывать тому в руки найденные учебники, попутно уходя всё дальше вглубь библиотеки. Парень сначала возмущался, но столкнувшись с очередным игнорированием, послушно следовал за учёным. Пыль на пальцах ощущалась неприятной грязью и забивалась в нос, а чихал Авантюрин так, что соседние полки дрожали.

— Доктор Рацио, если вы думаете, что сможете запутать меня в этом лабиринте, а потом оставить здесь умирать, то у вас отлично получается.

Рацио лишь приглушенно хмыкнул сквозь гипсовую маску на это и, даже не обернувшись, положил в стопку старых книг ещё одну. Он уже было хотел потянуться за ещё одной, прежде чем его руку остановили, перехватывая ладонь. Книги из рук Авантюрина испарились, а сам он оказался непозволительно близко. В полумраке отдалённого отдела библиотеки его тёмные глаза казались глубже и таинственнее, завораживающе бездонными, словно две сверхмассивные чёрные дыры, что затягивают в свою тьму без возможности сопротивляться. Он касается лица Рацио сквозь маску, медленно и завораживающе проводя кончиками пальцев по бесчувственному материалу, скрывающему нежную кожу, и Рацио готов был поклясться, что места от прикосновений плавятся под чужими касаниями, заставляя кожу гореть даже сквозь гипс. Он бесцветно наблюдает за тем, как на пару мгновений замявшись, Авантюрин едва касается губами лишённых жизни губ маски в целомудренном поцелуе всего на несколько секунд, не разрывая зрительный контакт, а после, словно сам испугавшись себя, спешно скрылся меж стеллажей. К своему несчастью, но удаче Рацио, он не успел увидеть, как достопочтенный учёный, потеряв опору под собой, сполз на пол, срывая маску с лица и прижимая дрожащие пальцы к горящим губам, пока сердце в ушах отбивала чечётку. И это стало очередным тревожным звоночком в ходе “эксперимента”, означающим, что чувства учёного пересекли горизонт событий.

Время шло, а Авантюрина в жизни доктора становилось лишь больше. Будучи громким, экспрессивным, самодовольным и распущенным, он заставлял голову Рацио нещадно трещать в приступе мигрени каждый раз, стоило ему только с неизменной улыбкой появиться на горизонте. Изводил одним своим присутствием, перетягивал всеобщее внимание на себя, заставлял прогибаться под собственную харизму и незамысловатые манипуляции, ведь это доставляло ему искреннее удовольствие. Рацио принципиально решил лишить его этой чести, пусть даже он будет последним человеком во Вселенной, что не купился на смазливую мордашку Авантюрина, в которую иногда до отпечатков алых полумесяцев на ладонях от ногтей и скрежета зубов хотелось либо впиться поцелуем, чтобы заткнуть его рот, либо броситься учебником хороших манер.

— Доктор Рацио, как вы думаете, — растягивая слова начал Авантюрин, прижимаясь плечом к автомату с кофе, пока Рацио размешивал сахар в свежем, но на вкус отвратительном, напитке, — сколько литров кофе эта машина за день производит?

— Достаточно, чтобы обеспечить среднюю работоспособность всего отдела.

— Вы же учёный, — склоняет голову парень, позволяя светлой чёлке упасть на глаза, — неужели вам не интересно статистически высчитать, например, какому процентному числу сотрудников этот кофе кажется мерзким, какому нейтральным, а какому удовлетворяющим все их вкусовые предпочтения? Из этого можно вылепить полноценное исследование.

— Это пустая трата интеллектуальных ресурсов, — разворачивается в сторону своего кабинета Рацио, намереваясь покинуть бессмысленный диалог.

— Как жаль, — наигранно разочаровывается Авантюрин. — Но вы подумайте всё-таки, может быть это именно то, после чего вас наконец примут в Общество Гениев?

Авантюрин не сразу понял, что свист возле уха, а после резкая боль в нём и ощущение, как нечто горячее и густое стекает вдоль шеи, это побочное следствие его слишком длинного языка и ручки, застрявшей намертво в стене позади после хирургически точного броска. Он вытирает пальцами кровь, чувствуя внутреннее ликование вкупе с необъяснимой досадой.

— За что же, Доктор Рацио? Неужели не понимаете шуток? Или у вас страсть кидаться предметами в тех, кто вам небезразличен?

— Если не нравятся мои ответы, то не задавай глупые вопросы, — хлопнул дверью Рацио, решив проигнорировать последнюю фразу.

Авантюрин не явился ни на следующую, ни на последующую лекцию, что вызвало неоднозначную реакцию внутри Доктора. С одной стороны, камень с души под кодовым названием “Назойливая муха из КММ” наконец упал, и Рацио теперь мог со спокойно душой выдохнуть, ведь не нужно фильтровать всё, что покидает его рот, и переживать по поводу неоднозначной репутации общества, от внимания которого, естественно, не скрылся повышенный интерес сотрудника КММ к члену Общества Гениев, но, с другой стороны, Рацио не покидала мысль, что всё не может закончиться так просто. Он знал, что Авантюрин вернётся и эта война не окончена. Их последний разговор выбил Рацио из колеи, тема, которую задел парень даже спустя много лет болела и воспалялась старым шрамом. Осознанно или нет, но Авантюрин действительно нашёл слабое место доктора и теперь тот считал, что обязан совершить нечто подобное в ответ. Потому что на кону стоял вопрос гордости.

Найти что-то на Авантюрина казалось невозможным, его прошлое было белым листом, поэтому оставалось действовать по ситуации, подстраиваясь под имеющиеся факты. Личный “эксперимент” Рацио собирался переходить в новую фазу и права на ошибку не допускал. Доктор ожидал, что Авантюрин не отличается терпением и вскоре объявится. Он, в принципе, ожидал чего угодно, но только не сидящего на его рабочем столе Авантюрина, со скучающим видом просматривающего что-то в его ноутбуке, пока его привычные очки и шляпа лежали на кресле. Он выглядел так, будто не прошла неделя после его “фокуса с исчезновением”, ничего не выдавало случившийся конфликт. Это немного задевало, но недостаточно сильно, чтобы отступить.

— Каким же нужно быть занудой, чтобы интересоваться подобным? — не поднимая головы констатирует парень, когда учёный, сложив руки на груди, наблюдает за ним. — Но я удивлён, что ты даже настолько скучный научный текст можешь преподнести в доступной форме.

— Сочту за комплимент, — Рацио нависает над ним, всем своим видом намекая, чтобы тот убрался, но Авантюрин будто намеренно этого не замечает. Хотя, почему “будто”…

— Это он и есть.

— Как мило с твоей стороны.

Авантюрин отрывает взгляд от экрана, смотря на Рацио снизу вверх, и округляет губы в немом звуке “о”. Он шумно захлопывает крышку ноутбука, не отрывая глаз убирает его в сторону. Парень впервые видит доктора без гипсовой маски и это “шах” от Рацио в их партии. Он смотрит без единой капли удивления, напротив, в его взгляде играет азарт вперемешку с восхищением. Авантюрин скользит по плавным чертам лица, прослеживает взглядом каждую линию и изгиб, задерживается чуть дольше приличного на изящной линии губ. Он подчёркивает мельчайшие детали, запоминает каждую мелочь. Тянется рукой к фиалковым волосам, поправляя выбившуюся прядь за аккуратное ушко и открывая вид на прячущиеся за чёлкой чарующие глубокие глаза, подведённые тонкой красной подводкой. Кончиками пальцев сползает к затылку, едва ощутимо царапает короткими ноготками заднюю сторону шеи, от чего по коже Рацио проходит лёгкая дрожь. Он не понимает, почему позволяет этому человеку так нагло касаться себя в который раз и нарушать своё титаническое личное пространство, почему ввязался в эти глупые игры и идёт на поводу у своих низменных желаний, но всё же допускает мысль, что от этих незамысловатых действий внутренности в узел связываются. Авантюрин слегка сжимает густые волосы, притягивая к себе, Рацио опирается руками по обе стороны от чужих бёдер. Достаточно близко, чтобы делить один вдох на двоих, но недостаточно, чтобы сорваться в пропасть.

— Умён, харизматичен, беспристрастен, — перечисляет в самые губы Авантюрин, — так ещё и красив до одури. Безукоризненно прекрасен. В чём же твой секрет?

— Возможно, он кроется в тех самых документах, на которых ты бесстыдно уместился своей задницей.

— Где-то я видел пометки про стервозный характер. Но ничего, меня это даже заводит.

— Как жаль, что цель была прямо противоположной.

С каждой фразой воздух между парнями накаляется со скоростью геометрической прогрессии, искря и рассыпаясь осколками света. Они притягиваются на совершенно иррациональном уровне, игнорируя здравый смысл и логические доводы, пока химия внутри генерирует всё новые и новые оттенки чувств, заставляя канаты самообладания предательски рваться, а струны души возбуждённо вибрировать.

— Я перегнул в тот раз, — виновато улыбается Авантюрин, хоть доктор и не верит в искренность его слов ни на йоту.

— Не знал, что помимо похоти в твоей программе прописано и чувство вины. О чём мне ещё следует знать? — язвит в ответ Рацио, будто бы ему совершенно плевать, будто бы его гордость ни капли не задели.

— Я честно, не хотел тебя обидеть. Язык — мой враг, часто упускаю тот момент, когда нужно бы заткнуться.

— Ещё немного и заткну тебя я.

Последние оттенки вины стираются с лица Авантюрина также быстро, как и появились, а глаза мерцают знакомым блеском, тем самым, с которым он нагло пожирал учёного взглядом, когда засматривался на движения мышц на оголённых руках и перекатывающиеся на них линии голубых вен, с которым провожал проходящую мимо фигуру с застрявшем дыханием в горле. Рацио никогда бы не признался себе, что его эго щекотало пристальное внимание со стороны сотрудника КММ, что он осознавал предназначение каждого недвусмысленного взгляда и вздоха, что, в конце концов, каким бы навязчивым и дерзким ни был Авантюрин, он перманентно впечатался в мысли и желания. Рацио бы никогда не признался себе, что его “исключительно научный интерес” выйдет за рамки трезвого рационализма. Авантюрин же с гордо поднятой головой был готов подтвердить, что каждую лекцию мечтал, как его разложат прямо на том чёртовом столе.

— Ты невыносим, — выдыхает Авантюрин, касаясь горячим дыханием губ. — Эоны дали тебе всё, кроме моего номера. Но не переживай, я сделал эту работу за них, — посмеивается, приподнимая зажатый между указательным и средним пальцами листок с набором цифр, — вот только…

— Что? — приподнимает бровь Рацио.

— Я ничего не делаю за просто так, — обнажил ряд белоснежных зубов парень, — ради этого клочка бумаги некоторые глотки друг другу будут рвать, а ты… мхм…

Авантюрину не дали договорить, крепко сжав его челюсть ладонью, чтобы не вырвался, и притянув к себе в поцелуе. Осколки сознания размазывает о полотно Вселенной, рассыпаясь мириадами звёзд по ту сторону век, когда парень чувствует живые и горячие губы на своих, а не те ледяные гипсовые.

Дыхание сбивается мгновенно. Ощущения граничат масштабом со взрывом сверхновой, словно все чувства в одно мгновение выкрутили на максимум, лишая воздуха, лишая тормозов. Рацио разводит чужие бёдра в стороны, прижимаясь плотнее, сорвав с влажных губ задушенный стон. Ведёт ладонью вдоль челюсти, обхватывает шею, слегка сжимая и лишая последнего воздуха. Авантюрина подбрасывает на месте, когда по приоткрытым губам проходится мягкий язык учёного, раздвигая челюсти и проникая внутрь. Его распаляет от желания, от асфиксии и того, что с ним делает этот с виду холодный и грубый человек, от исходящего жара которого плавится позвоночник, стекая тому прямо в объятия.

Рацио жадно кусает губы, подчиняя под свою власть, толкается языком в разгорячённый рот, выбивая задушенные стоны, чувствует, как упирается в живот чужая эрекция и внутренне ликует, что его ставка сыграла. Заваливает на стол, позволяя когда-то важным бумагам хаотично рассыпаться, ведь они больше не имеют значения, а единственное, что важно, это некогда напыщенный Авантюрин, который теперь со стеклянным взглядом и судорожно вздымающейся грудью одними губами умоляет притронуться к себе. Рацио держит его руки над головой, грубо вжимая худые кисти, задирает приталенную изумрудную рубашку, затыкает рот галстуком, прежде чем коснуться губами впалого живота и волны рёбер.

Авантюрин выгибается в пояснице под поцелуями вперемешку с укусами, загнанно дышит, сжимает бёдра, обхватывая талию учёного, что кажется недопустимо узкой. Ему кажется, что Вселенная приоткрывает ему свои тайны, когда нежно-розовых сосков касается мягкий влажный язык, благодарит небеса, что прямо сейчас его рот занят куском ткани, иначе вся космическая станция узнала, каков голос истинного удовольствия многоуважаемого топ-менеджера КММ. У Авантюрина от Рацио не бабочки в животе, а атомная война, потому что его поцелуи — это оружие массового поражения, лишающее способности трезво рассуждать и хоть как-то контролировать своё тело. Укусы щипят кожу, заставляя её растекаться вдоль костей от опьяняющего жара, перед глазами искры, словно брызги дождя на стекле, руки приятно ноют от неудобной позы, а в штанах предательски тесно. Парень на пробу потирается пахом о чужое бедро и в голову тут же простреливает удовольствием и нарастающим возбуждением, он глухо стонет, прося о большем.

Рацио не нужно просить дважды. Он быстро расправляется с застёжкой на чужих брюках, запуская ладонь под бельё, ловя слухом новый стон удовольствия.

— Я хочу, — медленно произносит учёный, водя рукой по стволу, размазывая выступившую смазку и заодно последние остатки разума о черепную коробку Авантюрина, — чтобы ты умолял меня, чтобы признал своё поражение, чтобы, — сжимает член у основания, от чего парня в очередной раз выгибает дугой, — чтобы ты кончил с моим именем на губах.

Он вытаскивает изо рта Авантюрина галстук, тут же вновь начиная водить вверх-вниз по колом стоящему члену, и парень закусывает губы в кровь, чтобы не подать голос. Парень знает, что из слюны так себе смазка, он готов к последствиям, но явно не готов к тому, что в руках учёного блеснёт тюбик смазки, тут же заполнивший помещение сладким ароматом. “Спланировал, бездна его побери”, — думает, а сам цепляется за стол, стараясь зацепиться за осколки реальности. Но его попытки в самоконтроль оказываются тщетны, когда задний проход начинают нежно массировать, а после в колечко мышц проникает первый палец. От ощущений срывает голову, он кусает щёки, чтобы не дать стону, больше похожему на скулёж, покинуть лёгкие, хоть от необходимости и сводит скулы. Краем зрения видит, как затуманено на него смотрят сверху вниз, как подёргиваются желваки на висках, осознаёт, каких усилий стоит Рацио не сорваться, и проваливается в бездну, когда добавляется второй палец, а вслед за ним третий. От тонких длинных пальцев, что так точно попадают по простате, плавится мозг, а поцелуи становятся только жёстче. Авантюрин плюёт на гордость, зарываясь ладонями в пышные волосы цвета аметиста, насаживается на пальцы, задыхается и давятся стонами, когда укусы-поцелуи переходят на чувствительную шею, после которых, он уверен, останутся яркие мазки меток.

— Я… сейчас…

Не успевает договорить, когда на член возвращается рука, начиная водить по нему, туго сжимая и ускоряясь. Двойная стимуляция сводит Авантюрина с ума, ему кажется, что он вот-вот распадётся на атомы, лишившись формы и растворившись в пространстве. Мысли крутятся вокруг Рацио, его рук, языка, поцелуев, его тела, покалывают загривок, заставляют пальцы на ногах поджиматься. Уши горят от стыда, звуков хлюпающей смазки и скулежа на грани с криком. Облизывает пересохшие губы, жалеет, что недостаёт заполненности, жаждет ещё большей близости и коснуться оголённой кожи Рацио, слышит требовательный голос на границе сознания, чувствует, как балансирует на острие рая и ада.

— Авантюрин, имя, — грубо напоминает Рацио и от его жесткого голоса впечатывает гвоздями к этому проклятому столу.

— Ве…ритас…

Имя ломается на два слога, застревая в горле тяжестью. До отчаяния тихо и сокровенно, но до фейерверков по венам ярко и бесстыдно. Авантюрин извергается в чужую ладонь, чувствуя, как дрожат ресницы и хрипит горло при каждом вздохе. Ему мало, ему предательски мало. Хочется Рацио до несдержанных стонов, истерзанной царапинами спины и ноющей поясницы, хочется отдаться ему всем телом и протянуть на ладонях обёрнутую уродливым бантиком душу. На границе сознания Рацио осознаёт, что отдал бы сейчас все научные степени, чтобы услышать, как Авантюрин умоляется его не останавливаться, как снова и снова повторяет его имя, прося трахать его до сорванного голоса и дрожи в ногах, но…

— На сегодня, думаю, достаточно, — лукаво шепчет над горящим ухом Рацио, считая секунды и с упоением наблюдая как захваченный возбуждением взгляд проясняется. — Знания нужно преподносить последовательно, с расстановкой и перерывом, чтобы было время всё обдумать, ведь так?

Авантюрин, едва пришедший в себя, заливается самоуничижительным смехом. Ему в одно мгновение стало ясно, что у него изначально не было шансов, против этого на редкость мстительного гения. Однако он не чувствует ни капли стыда, даже лёжа в одной задранной по горло рубашке и окружённый хаосом.

— Ты — высокомерный засранец, — выдыхает он, прикрывая глаза, — я уже понял, что пытаться задеть тебя, это как копать самому себе могилу. Я признаю победу за тобой, доволен?

— Не так быстро, — коротко целует в уголок губ, — для закрепления материала назначаю тебе индивидуальное занятие. Время и место напишу позже.

Рацио поправляет растрёпанные волосы и смятую одежду и, подхватив ноутбук, что чудом остался цен, быстрым шагом направляется к выходу из кабинета.

— То есть, приглашаешь на свидание? — озаряется улыбкой Авантюрин, приподнимаясь на локтях и провожая учёного взглядом.

— Можно сказать и так, — салютует двумя пальцами Рацио, натягивая на лицо гипсовую маску, что надёжно скрывает от чужих взглядов предвкушающую улыбку.