Рацио бы никогда не признался себе, что его “исключительно научный интерес” выйдет за рамки трезвого рационализма. Авантюрин же с гордо поднятой головой был готов подтвердить, что каждую лекцию мечтал, как его разложат прямо на том чёртовом столе.

Картёжник хмурится, осознавая, что шансов на отступление нет. Его обыграли, зажав его короля в угол и окружив со всех сторон, лишив варианта сбежать и заодно воздуха из лёгких. И это чертовски заводит.

“Я потерплю, чтобы побыть с тобой рядом ещё немного. Будто бы всё как прежде, будто бы нам всё ещё шестнадцать. Столько, сколько нам позволят”.

Итэр всё ещё не доверял этому фокуснику с лунными глазами, что-то в самой его ауре чувствовалось неискренним, искусственным, он замалчивал какие-то важные детали, и эта недоговорённость только сильнее подстёгивала тревогу. Однако, выбора не оставалось. Лини был его единственным ключом к местонахождению Люмин.

Второй раз за жизнь Лини был благодарен судьбе за то, что родился явно под счастливой звездой. В первый раз это случилось когда он повстречал "Отца", после чего в его жизни появился дом. И сейчас, когда осознал, что по уши влюбился в человека, которого знал не больше пары дней, но успевшего мастерски украсть его сердце.

Алатус всегда отличался жертвенностью, но теперь её уровень граничил со стремлением погибнуть. "Смерть не так страшна, - однажды сказал он, - если она во имя благородной цели". И Итэр был готов дать голову на отсечение, что для Сяо она теперь не просто не страшна, но и желанна.

Син Цю вздрогнул. Мертвенно-бледное лицо и кошачьи глаза-льдины, что пронзали сердце одним только взглядом и покрывали его инеем. "Палач" смотрел куда-то внутрь юноши, выскабливал скальпелем остатки живого и хоронил под февральским снегом. Кроме холода Син Цю чувствовал кое-что другое.

Жажду убийства.