***

– Она говорила, что вирус умрет. Мы могли бы придать значение этому, – тихо произнесла Лиссандра.

Она стояла рядом с отцом возле стеклянной стены, отгораживающей палату от исследовательской части комнаты. С другой стороны стекла лежала Алиса. Она была бледная. Ее руки были туго перебинтованы. К ее телу подключено несколько проводков, ведущих к монитору, который отражал ее пульс. Вся семья Штернов около получаса откачивала Алису, пока, наконец, ее сердце не восстановило ровный медленный ритм. Она потеряла очень много крови, поэтому уже больше двух суток лежала без сознания под пристальным наблюдением Лиссандры и ее отца. Артем не мог находиться рядом. Он навещал семью несколько раз, принося им кофе и бутерброды, а затем уходил вновь. Помощники старшего Штерна докладывали, что Артемий уходит в лес, чтобы выпускать магию. Максимилиан и Лиссандра не мешали ему, позволяя упиваться собственной болью и чувством вины.

Впервые за сутки отец и дочь стояли рядом, ничего не делая. 

– Лиссандра, – позвал Максимилиан. – Не хочешь ничего мне сказать?

– О чем ты? – рвано вздохнув, переспросила она.

– Артем был у нее утром, но почему-то вены она вскрыла ночью, через полчаса именно после твоего прихода. Что у вас случилось?

Лиссандра прикрыла глаза, кивнула, будто с чем-то соглашаясь, и начала свой рассказ.

– Я заканчивала формулу, чтобы извлечь вирус. Она у меня получилась не такая, как ты принес, я делала упор не на извлечении вируса, а на его выжигании, чтобы не задеть сознание Алисы. В общем, сейчас не об этом. В лабораторию ворвался Артем. Он хныкал, плакал. Из его спутанной, сопливой речи я поняла, что у них что-то произошло с Алисой. Он говорил, что думал, что она была не против, и что он не смог сопротивляться. Что она была не такая, как обычно, что она звала его. Что все изменилось, и она стала другая. – Лиссандра замолчала на минуту, затем вздохнула и продолжила. – Я чувствовала, что ему больно, что он паникует. Я не стала его расспрашивать и разбираться. Он всю жизнь за ней бегал хвостиком, любил ее. Она ему, конечно, никакой надежды не давала… Но я решила, что пострадавшая сторона тут он. Что это все из-за дурацкого вируса и ее пробудившейся природы. Тогда я не знала, что это была не она, не ее чары, а вирус. Даже не думала. А еще я была зла на нее. Мне казалось, что она предала меня, предала то, во что верила всю жизнь. Я спустилась к ней и…

Лиссандра закрыла глаза, пытаясь совладать с эмоциями. Отец обнял ее за плечи, позволяя обнять себя в ответ. Как в детстве она уткнулась носом в грудь отца, прижимаясь к нему руками. Несколько минут в объятиях родного человека немного успокоили ее. Она шмыгнула носом и заговорила снова…

*** Лиссандра

Алиса так доверчиво кинулась с кровати к прутьям клетки. В ее глазах было столько надежды и отчаяния. От нее исходили волны отчаяния, надежды, злости и, как ни странно, нежности. Она прошептала: 

– Ты пришла, маленькая Лиса. 

А я… у меня в голове как помутилось что-то. Я рявкнула: 

– Не смей меня так называть! Что, не дождалась любви, решила кинуться на более доступный объект?

Алиса отшатнулась и ошарашенно спросила: 

– Лиссандра, о чем ты?

Меня затопила волна презрения:

– Для тебя я госпожа Лиссандра, – холодно откликнулась я. – Ты еще спрашиваешь, о чем? Как только пробудилась твоя шлюшья сущность, твои руки сразу оказались в штанах моего брата. Здорово правда?

Мои глаза, казалось, пылали гневом. У меня было ощущения, что загораются кончики пальцев от гнева и магии, переполняющих меня.

– Что ж он теперь в соплях ходит? Не удовлетворил тебя, и ты его послала? Не понравилось? Теперь опять будешь бегать за мной со своей любовью? Или тебе уже не надо?

Пока я говорила, глаза Алисы становились все более холодными.

– Хотя что это я. Отец говорил, что в твоей деревне все были суккубами. Все или трахались друг с другом, или убивали приходящих людей ради энергии. Уверена, что ты станешь такой же. Ведь это в твоей природе. Братик погорюет по тебе и, надеюсь, забудет. А ты снова прибежишь ко мне, как делала всегда. И будешь умолять тебя трахнуть. Хотя я больше на твои розовые сопли не поведусь. Я не ожидала этого от тебя, но теперь я вижу тебя насквозь. Ты даже хуже, чем мы. 

Я понимала, что говорю то, чего говорить не стоит. И скорее всего, я даже не думала так про нее. Но меня несло. Так отчаянно. Я испугалась за Артема, потому что никогда его таким не видела. Испугалась за нее, когда увидела, и из-за этого злилась еще больше. И мне было обидно за себя. Я привыкла к тому, что она боготворит меня. К тому, что я вижу в ее взгляде восхищение. К тому, что я всегда могу прийти к ней за помощью, и она меня примет, чего бы ей это ни стоило. Я злилась на Артема за то, что он не удержал себя в штанах и все испортил. Все испачкал. Злилась на тебя за то, что ты привел ее когда-то в наш дом, и за то, что не защитил сейчас. На себя, потому что я снова не была на ее стороне. И на нее… боже, как я злилась на нее. Я злилась на всех, и ничего не могла с этим поделать. Наша хрупкая дружба, державшаяся на таком дурацком любовном треугольнике, рухнула в один момент. Я понимала, что, скорее всего, Алиса даже не знала, что делает. Что виноват вирус, захвативший ее разум. Но я не могла остановиться. Как поезд, несущийся с обрыва.

Я поняла, что совершила что-то непоправимое, только, когда она посмотрела мне в глаза. Они были абсолютно пустыми и безжизненными. От нее не исходило ни одной эмоции. Ни одной.

Знаешь, пап, я испугалась.

Она поклонилась мне, не отрывая взгляда. И сказала мертвым голосом:

– Извините меня, госпожа Лиссандра. Такого больше не повторится.

Я даже не стала уточнять, какого такого. У меня язык словно отнялся. Я вышла оттуда на ватных ногах. Я поняла, что перегнула палку. Но у меня и в мыслях не было, что она может что-то с собой сделать. Раньше мы могли ругаться. Все мелкие ссоры она переводила в шутку либо извинялась. Все крупные ссоры заканчивались плохо. Я наговаривала ей кучу гадостей, и мы расходились. Через несколько дней она притаскивала мне какую-нибудь милую безделушку. И все налаживалось само собой. В этот раз все было значительно хуже, но я и представить не могла, насколько.

*** 

Лиссандра закончила свой рассказ, неотрывно глядя на девушку за стеклом. Максимилиан скрестил руки на груди и долго молчал.

– Знаешь, дочка, я сейчас очень разочарован своими детьми. Нужно было вас пороть.

– А не её, да? – вопросительно посмотрела она на отца.

– Ее я порол за упрямство. За то, что она постоянно заступается за вас. Получали бы вы за свои косяки, и все бы нормально было. Но нет, она все время оберегала вас, – раздраженно произнес Максимилиан и снова замолчал. – Она думала, что вы не знаете о том, что я наказываю ее вместо вас. Она так тщательно это скрывала. В каком возрасте ты узнала?

Лиссандра пожала плечами и поморщилась:

– Мне кажется, я знала это всегда. Она никогда не жаловалась и не говорила мне этого, но я видела, что ей плохо. Однажды я была на нее очень зла. Мне было лет десять. Я тогда разнесла деревянный зал волной, потому что мне не купили какой-то крутой амулет. Ты тогда уезжал, а няня сказала, что «ваш папа велел не расходовать лишний раз деньги». Я сломала все, что было в зале. Все манекены, шкафы. Даже скамейки. Алиса тогда сказала тебе, что она подралась с мальчишкой, и они случайно разрушили весь зал. Ты знал, что это не так. Она знала, что ты знаешь. Но ты все равно выпорол ее до кровавых разводов, а потом заставил помогать строителям восстанавливать зал. 

Лиссандра зарылась пальцами в волосы, чуть дергая их.

– Мы тогда еще жили в одной комнате. Я помню этот момент так ясно, будто это было вчера. Она вернулась поздно вечером. Ее движения были кривыми, скованными. Я все видела. И все еще была зла на тебя. Я так ехидно спросила: «Что, опять отец выпорол?». Она посмотрела на меня своими спокойными серыми глазками и произнесла: «Откуда ты знаешь?»

Лиссандра усмехнулась:

– Я сказала: «Знаю и все. А знаешь, почему все время достается тебе, а не нам?» Она ничего не ответила, просто смотрела на меня этим своим цепким взглядом, от которого внутри все переворачивается. Ты знаешь, как она это умеет. А меня снова несло. Как и каждый раз, когда я злилась, а она была рядом. Знаешь, пап, я как будто пыталась нащупать границы дозволенного. Каждый раз. Я проверяла, сколько еще она мне позволит. Когда остановит. Она не останавливала. Никогда. Позволяя мне абсолютно все. Я продолжила тогда: «Потому что ты ему не родная, на своих детей он никогда не поднимет руку». Она тогда просто прикрыла глаза на несколько секунд и закусила губу. Я думала, что она заплачет. Но она просто посмотрела сквозь меня и сказала: «Да, ты права». После этого она просто легла к себе и все. Мы больше не разговаривали в тот вечер. Я чувствовала себя так фигово, но моя гордость не позволяла мне извиниться. Мы были детьми, и со временем все наладилось. Но мне все еще кажется, что она помнит каждое слово, сказанное мной и тогда, и когда-либо еще. 

Максимилиан глубоко вздохнул, потер виски и тихо проговорил:

– И кого я из вас вырастил?

– Чудовищ, папа, чудовищ. Она оберегала нас и от тебя, и от самих себя. Но мы этого не ценили.

– Ты пришла ко мне по этому поводу лишь однажды. Тебе было шестнадцать, Алисе, значит, пятнадцать. Я снова избил ее, даже уже не помню, за что. Но это точно был твой косяк. Ты постучалась ко мне в кабинет. Тихо вошла. И сказала: «Папа, это была не Алиса. Ты зря ее наказал». Я спросил: «И кто же это был?». Ты сказала, что сама это сделала. Я тебя так зауважал в тот момент, что даже не мог злиться. Но ответил: «Алиса получила за свое упрямство. Она могла сказать, что это ты. Во всем остальном же ей честности не занимать». А ты посмотрела на меня так проникновенно. Так искренне. С тебя будто слетела вся твоя спесь и желчь. Посмотрела и прошептала: «Ты же знаешь, что она так никогда не сделает». И ушла. Я сидел всю ночь. Думал. Думал, что раз ты пришла и призналась, значит, не все потеряно. Я ошибался. И ты, и Артемий натворили еще много не самых хороших дел. И каждый раз она брала это на себя. Я ждал честности. Пусть не от него. Пусть от тебя. Но, видимо, это была разовая акция. А Алиса каждый раз покорно ложилась под мой ремень. Даже когда умела держать меч получше моего, и в одиночку заваливала безумных чудовищ. Каждый раз она покорялась мне, чтобы я наказал ее вместо вас. Порой мне даже кажется, что только вместо тебя.

– Почему? Артем тоже творил много дел.

Максимилиан замолчал. Откинул голову, опираясь затылком на стену. 

– Ей было двенадцать. Она тогда призналась тебе, и все эти слухи, которые поползли, дошли и до меня. Я тогда вызвал ее. Орал, как бешеный. Сказал, чтобы она и думать об этом забыла. Кричал, что выбью эту дурь и из нее, и из тебя. Она тогда подошла ко мне, встала передо мной, глядя прямо в глаза, и сказала такие слова, я аж себя последней тварью почувствовал. Алиса сказала, что я могу даже убить ее, но от этих чувств она не откажется ни при каких условиях. И что с ней я могу делать все, что посчитаю нужным, но если трону тебя…

– То, что? – тихо спросила Лиссандра, не дождавшись продолжения.

– То она придет и задушит меня во сне. Мелкая, мне до пояса ростом. Стояла, задрав голову, и говорила, что убьет меня, если я причиню тебе вред. Я бы хотел посмеяться, но в ее глазах было столько решимости… Я просто молча кивнул. А потом выпорол ее, как и обещал. Подошел, спросил, не передумала ли она по поводу тебя. Она сказала «нет» и ушла. Больше мы эту тему не поднимали до того, как она попросила переселиться от тебя.

Мужчина замолчал, прикрыв глаза. И он, и его дочь думали о чем-то своем, но мысли каждого невольно возвращались к худой, почти безжизненной девушке, лежащей за стеклом. Такой близкой и такой далекой. Совершенно не похожей на них, но такой родной для каждого из Штернов.

Лиссандра тихо всхлипнула, смахивая пальцами слезу со щеки. 

– Что делать дальше, пап?

– А что ты сама думаешь?

– Я не знаю, пап, – прошептала она, – когда ты принес ее всю в крови, безжизненную, я как будто сама умерла. Я пыталась завести ее сердце, понимая, что если у меня не получится, то зачем мне жить? Своими руками погубила самого близкого человека, и… Зачем это все?

– Самого близкого? – чуть прищурив глаза переспросил Максимилиан.

– Да, пап, – кивнула Лиссандра. – Уже довольно много лет, как она мой самый близкий человек. Просто я поняла это слишком поздно.

– Расскажешь?

– В другой раз, – устало улыбнулась она. – В другой раз.

Максимилиан кивнул.

– Тебе сейчас придется бороться не с собой, а с ней и ее демонами, если ты хочешь вернуть прежнюю Алису. И одному Всевышнему известно, сколько тебе понадобится времени.

– Пап… а ты будешь на моей стороне?

– Я всегда был на стороне своих детей. Даже когда это вредило другим. В том числе сейчас. 

Они постояли еще немного в тишине.

– Наблюдай за ней, Лиссандра. Когда очнется, скажи мне. Хочу с ней поговорить.

– Если она захочет с нами говорить, – упавшим голосом произнесла она.

– Выходит, ты плохо ее знаешь. Она живет с чувством слишком большой благодарности к нашей семье. Так что она поговорит, даже если не захочет этого. Я пойду. А тебе не мешало бы отдохнуть.

Максимилиан поцеловал дочь в затылок и ушел к себе.

– Хорошо, папа, – бесцветно произнесла Лиссандра ему вслед.