— Альфа? — тихо сказал Чонхо, его сердце затрепетало, когда Юнхо тут же поднял взгляд и отложил телефон, чтобы уделить Чонхо всё своё внимание. — М-могу ли я вздремнуть?

Уголки губ Юнхо приподнялись в едва заметном намёке на ухмылку, и он слегка расслабился, ещё немного растянувшись на диване и приподняв бровь, глядя на Чонхо.

— Тебе не нужно мое разрешение, чтобы вздремнуть, Чонхо-я, — лениво протянул он. — Я знаю, что ты это знаешь.

— Да, но… — Чонхо вздохнул, его щеки горели, и он надулся на Юнхо за то, что тот все так усложнял. На работе было так легко оставаться профессиональным, но дома... дома он начал ощущать себя настолько комфортно, мягко и открыто, что это должно было пугать. Однако на деле он чувствовал себя в полной безопасности, какой он никогда не ощущал, даже живя дома, и он на самом деле не знал, что с этим делать. Особенно сейчас, когда его альфы помогали ему оправиться от событий после гона Уёна, чем бы они ни являлись. Они уже проработали почти всю неделю, и сегодня последний день расписания перед завтрашним выходным, когда у них будет стайное обсуждение того, что произошло на прошлой неделе. Сессия звукозаписи Чонхо и Юнхо закончилась достаточно рано, так что они были дома за целых полтора часа до того, как остальные придут, чтобы разделить поздний ужин

— Хэй, — сказал Юнхо более мягко, вставая и обвивая руками талию Чонхо. Он осторожно повел Чонхо назад, пока тот не оказался зажат в углу между стенами, окруженный со всех сторон надежным телом Юнхо, прячущим его от открытости комнаты. Чонхо инстинктивно расслабился, ощущение окруженности запахом своего альфы почти приближалось по уровню комфорта к пребыванию в гнезде, и он легко растаял в объятиях Юнхо. — Тебе нужно лишь попросить, детка.

— Пожалуйста, можешь обнюхать меня? — выпалил Чонхо, слова теперь выходили легко. Это было правилом на всю оставшуюся неделю, он должен был дремать или спать в общем гнезде, если только он не получал разрешения от Сонхва или Хонджуна, и ещё одним правилом было то, его нужно было окружать феромонами перед сном. И хотя технически обнюхивание перед сном было серой зоной, на самом деле он действительно, действительно хотел быть хорошим для своих альф, и ему нравилось то, как ощущалось погружение в сон в этом блаженном, пропитанном ароматами тумане, в который его мозг всегда падал после обнюхивания.

— Конечно, — тут же ответил Юнхо, едва ощутимо поцеловав Чонхо в макушку и взяв его за руку, чтобы отвести в спальню. Чонхо с любопытством наблюдал за спиной Юнхо, уверенный, что его обычно-уравновешенный альфа красуется, и позволил себе обдумать напоминание о том, что его альфам на самом деле нравится делать такие вещи. Сан сказал, что это потому, что их инстинкты альфы всегда хотят, чтобы их омега ни в чём не нуждался, но для Чонхо концепция альф, могущих быть настолько заботливыми и любящими, была настолько новой, что потребовалось некоторое время, дабы осознать разницу.

Он думал, что подобные вещи существуют только в фильмах, сказках, которые на самом деле не были реалистичными, но... ну, он мог предположить, что все эти фильмы должны были быть на чем-то основаны, верно? И он никогда не думал об этом в таком ключе, потому что романтика обычно была последней вещью, о которой он размышлял, когда был дома, а его родители не очень одобряли тактильность (особенно на публике), но он знал, что его омма иногда любила подтыкать отцу одеяло или приносить ему еду без всякой видимой причины, когда она была в стрессе. Он просто всегда думал, что дело в том, что его мама просто была его мамой, а не в том, что она — альфа. Эти двое были парой и всегда были в поле его зрения, родители были вместе со старшей школы, так что у них никогда не было стайных взаимоотношений, о которых они могли бы ему рассказать.

То, что он делал со своими альфами, было совершенно новым для его семьи, и сильно отличалось от того, что он видел в своей предыдущей компании. Тем не менее он постепенно начинал принимать то, что, возможно, это не так уж и отличается от нормы. Ему просто не хотелось думать о том, что это значило по отношению к тому, что он пережил раньше. Потому что если это не было нормой... то чем тогда это было?

— Ну же, медвежонок, — тихо сказал Юнхо, прерывая его мысли понимающей улыбкой. — Спи сейчас, думай потом, а?

Чонхо покраснел и кивнул, выскользнув из одежды и послушно наклонив голову, чтобы Юнхо заменил гладкий, кожаный ошейник сливово-фиолетового цвета, который Сан надел на него этим утром, на схожий по цвету ошейник для сна.

— Хороший мальчик, — сказал Юнхо, подмигивая ему и, совершенно без нужды на то, помогая забраться в гнездо. Чонхо вздохнул в блаженстве, когда мягкие, пахнущие стаей простыни потерлись о его оголенную кожу, напряжение стало вытекать из его конечностей от чистой, инстинктивной правильности пребывания в их логове. Единственное, что могло бы сделать это ещё лучше, так это наличие всех его альф рядом с ним, но с другой стороны – было приятно и расслабляюще заполучить все гнездо в свое распоряжение и иметь возможность игриво кататься по нему, пока запахи его альф все глубже впитывались в его кожу. Он был почти уверен, что их жизни были настолько переплетены, что его собственный аромат начал приобретать намеки на их запахи даже без официального спаривания или создания временной связи, но простая радость от его обновления каждый раз заставляла его забываться.

Или, очевидно, забывать, что его альфа был с ним в комнате, наблюдая за ним с невыносимой любовью в глазах, пока Чонхо не перевернулся в очередной раз и не увидел Юнхо, который буквально сиял, глядя на него.

— Что? — спросил он немного раздраженно, натягивая на себя одну из простыней в порыве смущения.

— Ах, не так быстро, — упрекнул Юнхо, потянув за простыню достаточно осторожно, чтобы Чонхо мог удержать ее, если бы действительно хотел. Чонхо со смущенным хныканьем позволил ей ускользнуть из пальцев, разрываясь между остаточным стыдом от того, что он был голым перед своими альфами, и инстинктивным желанием прихорашиваться и красоваться, чтобы угодить своему альфе.

Учитывая, что все они жили вместе и работали вместе, и им буквально приходилось быть практически друг на друге во время тренировок, хореографии и поддержек, быть обнаженным на самом деле не являлось таким уж большим испытанием. Это даже не ощущалось таковым во время работы, когда они делили раздевалки с их танцорами и другими трейни. Такое ощущение возникало лишь дома, когда некоторые из его альф бродили по квартире полуголыми, потому что так им было удобнее (или, всё чаще, полностью голыми, после душа или перед сном), что он начал больше задумываться о сложной, размытой границе между интимностью, товариществом и непринужденностью.

Он все еще не считал, что бродить по квартире голышом — это так уж и приятно, особенно когда дело доходило до сидения на обеденных стульях или диванах, но он не вполне возражал, когда это делали его альфы, как бы сильно это его ни смущало, и он не мог отрицать, что было особенно приятно проскользнуть в их гнездо в конце дня, когда между ним и его стаей не было ни единого лоскута одежды. Его альфы тоже поощряли это, ясно давая понять, насколько красивым они его считают, даже если они обычно удерживали свои одобрительные взгляды в области его лица и шеи, и Чонхо начал ощущать какое-то неловкое, трепещущее ощущение где-то глубоко внутри всякий раз, когда он ложился спать, не надев ничего, кроме ошейника.

— Дай альфе обнюхать тебя, милый, — пробормотал Юнхо, запустив одну руку в волосы Чонхо, чтобы удержать его неподвижно, и соскользнул в лёгкий ритм обнюхивания, который они вместе выработали за последние несколько дней. Чонхо никогда в жизни не был окружаем феромонами так много и часто, и он не был уверен, захочет ли он после этого проводить столь интенсивные сеансы так часто, но… он безоговорочно любил, когда один из его альф притягивал его к себе во время перерыва на практике, чтобы потереться носом о его шею и немного освежить свой запах. И действительно не было ничего лучше, чем растечься мурлыкающей лужицей, пока один из его альф тщательно обнюхивал каждый дюйм его кожи.

Юнхо одобрительно заурчал, когда Чонхо податливо позволил себе быть немного управляемым; его древесный, яркий аромат заполнил восприятие Чонхо и впитывался в его кожу до тех пор, пока Чонхо не почувствовал себя так, словно он растянулся на лесной поляне под солнцем, а пряный аромат цветов щекотал его нос. Он ощутил легкое напряжение где-то ниже пупка и вздрогнул, свернувшись калачиком ближе к Юнхо и нуждающе потянувшись к своему альфе. На этот раз он чувствовал себя как-то странно, его кожу покалывало от осознания, когда он немного сжался, а затем…

— Чонхо-я, — сказал Юнхо, его голос был очень, очень осторожным, когда он нежно обхватил щеку Чонхо и потерся носом о нос. — Ты в порядке, детка, хён здесь. Не волнуйся, ладно? Альфа просто укутает тебя, и ты сможешь спокойно поспать, ладно?

— Почему... о чем беспокоиться? — сонно пробормотал сбитый с толку и немного подрагивающий Чонхо, когда поежился и прижался ближе к Юнхо. — Чувствую… очень хорошо, хённи.

— Я рад, детка, — сказал Юнхо немного напряжённым голосом. — Ты тоже очень хорошо пахнешь. Я... неважно, не волнуйся, детка. Позволь хёну поцеловать тебя в лоб, хорошо?

Чонхо слегка надулся, когда губы Юнхо прижались к его лбу, все еще немного растерянный, он вцепился в руки Юнхо и отказался отпускать, слегка заерзав, когда его желудок скрутило от желания и... ох.

Между его бедер было что-то влажное, и Чонхо мгновенно закаменел, его пульс колотился в ушах, когда он понял, что произошло.

Честно говоря, он никогда не задумывался о смазке, и даже не мог быть уверен, производил ли он её когда-либо из-за возбуждения. Может быть, ночью, когда он не был достаточно в сознании, чтобы заметить это, и, конечно, немного во время течки, но между пробками и его походами в душ не было особого беспорядка, так что…

Чонхо съёжился от осознания этого, всё ещё с затуманенным от обнюхивания сознанием и чувством откровенной потерянности, когда его бёдра в некотором роде слиплись вместе, и он вдруг гораздо острее ощутил большие, твёрдые, руки альфы Юнхо в своих. Тем не менее в ту секунду, когда он начал паниковать, Юнхо всё ещё был рядом, крепко обнимая Чонхо и выделяя так много успокаивающих феромонов, что Чонхо тут же растаял в облегчении у него на груди.

— Во-от так, умница, — похвалил Юнхо, отстраняясь на минимально-возможное расстояние, чтобы подарить Чонхо мягкую улыбку без следа его обычного доминирования или поддразнивания. Просто чистая, щенячья нежность, которая была бесконечно успокаивающей и именно тем, в чем нуждался Чонхо. — Хочешь услышать реально позорную историю о времени, когда мы с Хонджун-хёном впервые начали тренироваться вместе?

Чонхо неуверенно кивнул, несмотря на резкую смену темы, и снова начал расслабляться, пока Юнхо успокаивающе гладил кругами его спину, и он медленно понял, что вообще ничего не изменилось. Юнхо, конечно, держал его непосредственно близко к себе, но... но он был в некоторой степени возбужден и мокр, и это должно было быть страшно, однако Юнхо не пытался надавить на него зайти дальше, и Чонхо не мог чувствовать ничего, кроме огромного облегчения. Он не был готов к сексу, он даже не был уверен, хочет ли он этого вообще, хотя он знал, что должен был, учитывая, что уже продолжительное время его вторичный пол не являлся секретом для общества, и он находился в расцвете своей предположительно-сексуальной юности, так что возможность быть физически возбужденным без какого-либо давления в сторону того, чтобы что-то с этим делать, ощущалась в некотором роде освобождающей.

— Что случилось? — застенчиво спросил он.

— Ну, мы с хёном довольно часто были на нервах, — признался Юнхо, улыбаясь, тем не менее, с теплой ностальгией. — Не было никакого расписания, что, казалось бы, было здорово, но в то время мы так беспокоились об успешности, что, вероятно, слишком сильно на себя давили, понимаешь? И, на деле, не было достаточного количества персонала, чтобы понять, что что-то не так, до тех пор, пока не пришел Минги, потому что на тот момент не было даже настоящей медиа-компании. То есть эти месяцы были... действительно тяжелыми, и нам приходилось оставаться ночевать в офисе до неприличного много раз? Так вот, это была одна из тех ночей, и мы уснули на диване, пока Хонджун-хён занимался продюсированием, а я просматривал какие-то танцевальные видео, и мне в некотором роде приснился мокрый сон?

Чонхо поперхнулся, совершенно не предвидя такой развязки, и в шоке уставился на застенчивое лицо Юнхо, испытывая смущение от испанского стыда.

— С… с хёном?

— Типа, о всём хёне, — признался Юнхо, зарываясь лицом в волосы Чонхо со страдальческим звуком. — Ну, очевидно я был в шортах, но... запах распространился повсюду. Но это было даже не самое худшее.

— Что…

— Я сказал его имя, — сознался Юнхо, признавая поражение и невольно слегка посмеиваясь. — Он проснулся от того, что я стонал его имя во сне, и… и, ну, как-то так, я продолжал мирно спать, прижимаясь к нему до тех пор, пока он наконец не разбудил меня.

— О мой бог, — прошептал Чонхо, все его собственные унижения давно забылись перед лицом этой конкретной истории. Он знал, что Хонджун и Юнхо сошлись довольно рано, но никогда не слышал, как именно это произошло, и это, должно быть, было до того времени... — Что произошло потом?

— Ну, мы начали встречаться после этого, — рассмеялся Юнхо, все еще розовый от смущения. — Честно говоря, я думаю, что он тогда был настолько погружен в себя, что, вероятно, ничего бы не сказал, если бы этого не произошло, так что, полагаю, я рад, в каком-то смысле? Знание того, что я был хоть немного увлечен им, помогло ему набраться смелости говорить об этом открыто. Но все же…

— Что вы рассказали своим родителям? — спросил Чонхо, невольно заинтересовавшись. — О том, как вы сошлись?

— Ну, к счастью, никто никогда не спрашивал в подробностях, — сказал Юнхо, пожимая плечами. — Мы просто сказали, что одно повлекло за собой другое, из-за того, что мы находились в такой непосредственной близости и все такое? И это не совсем ложь, Хонджун-хён был таким неотразимым... Я никогда не испытывал подобных чувств ни к кому, кроме Минги, а Минги всегда подбивал меня на поиск других людей для нашей стаи, ты знаешь?

— Минги-хён и вправду... — Чонхо замолчал, не зная, как выразить то, насколько идеальным, уравновешенным, очаровательным и милым был его хён-сосед.

— Да, он и вправду... — нежно поддразнил Юнхо, прижимая Чонхо ближе. — Он тот, с кем ты хочешь разделить свой первый поцелуй?

— Что? — невнятно пробормотал Чонхо, не уверенный, как Юнхо мог настолько неожиданно это угадать. — Хён!

— Он не догадается, если ты ему не скажешь, знаешь ли, — сказал Юнхо, выглядя очень самодовольным и удовлетворённым. — Иногда он бывает таким идиотом.

— Я не хочу никому говорить, — угрюмо пробормотал Чонхо, украдкой поглядывая на губы Юнхо – хотя и недостаточно скрытно, судя по удивленному смеху последнего. — Это неловко.

— Но, детка, я не думаю, что кто-то из нас будет чувствовать себя комфортно, делая что-то с тобой, если ты изначально не чувствуешь себя достаточно комфортно, чтобы просить об этом, — сказал Юнхо мягко.

Чонхо нахмурился, понимая это, но... вдобавок чувствуя себя немного расстроенным, даже если он не совсем понимал, как это выразить.

— Я просто... не то чтобы я не мог этого сказать, — начал он нерешительно, — но... я всегда думал, что все будет происходить более естественно, органично. И я понимаю, почему они не могут, но не так приятно просить поцелуй и получать его, как когда это просто происходит. Мне нравится, когда вы иногда просто берете.

— Ты хочешь поцеловать нас сейчас? — задумчиво спросил Юнхо, проводя рукой по волосам Чонхо. — Не прямо в эту секунду, просто... в общем плане?

Чонхо помедлил, прежде чем поспешно кивнуть, затаив дыхание, а затем медленно выдохнув снова, когда ничего не произошло, кроме того, что улыбка Юнхо стала немного мягче и каким-то образом более решительной в то же время.

— Тогда, почему бы мне самому не рассказать Минги? — предложил Юнхо, внимательно наблюдая за выражением лица Чонхо. — Он скоро будет дома, так что сможет разбудить тебя и, если это будет ощущаться правильно, может подарить тебе парочку поцелуев.

Чонхо вздрогнул от этой мысли и кивнул, пальцы на ногах слегка поджались из-за картинки в его голове, пока он сам с удовлетворенным вздохом зарылся в защитные объятия Юнхо.

— Да, пожалуйста, альфа, — тихо сказал он, зная, что они все больше предпочитали, когда он подтверждал что-то вслух.

— Конечно, сокровище, — сказал Юнхо, бросив взгляд на часы и вздрогнув. — Ох, прости, детка, я не хотел задерживать тебя так надолго. Позволь мне снова тебя обнюхать, совсем немного, чтобы ты легче заснул.

Чонхо легко перевернулся, его пальцы инстинктивно ухватились за подол рубашки Юнхо, пока он снова погружался в марево феромонов; опьяняющая, глубоко скрытая напряженность вернулась, когда кожу начало покалывать от головокружительных ощущений, захлестнувших его. Однако он чувствовал себя очень заземленным и спокойным, тепло, разливающееся по его телу, было далеким и неспособным сбросить тяжелое одеяло сна, наконец окутавшее его.

*

— Чонхо-я, детка? Пора просыпаться.

Когда глубокий, успокаивающий голос его альфы вплыл в его сознание, Чонхо сморщил нос, разрываясь между тяжелой приятностью сна, который он видел, и мягким прикосновением руки альфы, поглаживающей его лоб. В конце концов, однако, это едва ли было соревнованием.

Он прильнул к прикосновению, не открывая глаз, слегка потягиваясь и тянясь к пряному, теплому запаху своего альфы. Минги, понял он, и его нос задергался от запаха гвоздики и укропа, с легким оттенком звездчатого аниса и терпкого апельсина, которые составляли сложный, наполняющий рот слюной от многослойности, аромат Минги. Мягкие губы прижались к его щеке, а затем к переносице, и лбу, и другой щеке, и подбородку, и Чонхо захихикал от шквала поцелуев. Проморгавшись, он посмотрел на своего альфу, спросонья чувствуя себя очень комфортно, уютно и удовлетворенно.

— Привет, детка, — сказал Минги, его глаза сощурились в улыбке, когда он скользнул в кровать поближе, опираясь локтем о матрас и укладывая голову на руку. — Ты пахнешь так вкусно. Мне хочется съесть тебя прямо сейчас.

— Хён! — запротестовал Чонхо, покраснев до корней волос, когда понял, что в его аромате, вероятно, все еще чувствовался слабый запах его смазки. Минги лишь ухмыльнулся, лениво и уверенно, несмотря на нежность во взгляде, провел пальцем по щеке Чонхо и прильнул ещё ближе, пока Чонхо не оказался фактически зажатым между подушками и стеной гнезда.

— Чонхо-я, — нараспев протянул Минги, притягивая Чонхо ближе и целуя его линию челюсти лишь слегка правее губ. — Недавно у Юнхо была кое-какая интересная информация, которую он мне рассказал.

У Чонхо перехватило дыхание, когда он вспомнил обещание Юнхо, его взгляд метнулся к губам Минги, и он инстинктивно облизнул свои. Минги взглядом проследил за движением его языка, и Чонхо почувствовал, как колотится его сердце, когда он приподнял подбородок в надежде, что это подтолкнет Минги к действию.

— Хён, пожалуйста, я…

— Я знаю, — успокоил его Минги, когда Чонхо замолчал, слишком взволнованный близостью Минги, чтобы закончить предложение. — Альфа даст тебе все, что ты хочешь, Чонхо-я.

Чонхо растаял от этого обещания, из его груди вырвалось прерывистое мурлыканье, когда Минги потерся носом о его нос, а затем прижался нежными поцелуями к его щекам и лицу до тех пор, пока Чонхо под ним не стал расслабленным и податливым. Только тогда Минги нежно соединил их губы, поцеловав Чонхо сначала нежно и целомудренно, а затем позволив их губам разъединиться и опять сойтись вместе снова, снова и снова.

По телу Чонхо пробежала дрожь, когда их губы, казалось, прижались друг к другу, не желая расставаться даже на секунду, и он потянулся вперед, стремясь к опьяняющему чувству единения в одно целое. Минги смешливо фыркнул в рот Чонхо и провел по его губам кончиком языка, прежде чем скользнуть им внутрь, чтобы исследовать, в то время как Чонхо прижался к нему с удивленным, нуждающимся вздохом, который Минги слизнул с его губ с удовлетворённым мычанием.

— Милый омега, — пробормотал Минги невыносимо нежным голосом, позволяя Чонхо завалить, прижав себя к подушкам, и неуклюже исследовать его рот в ответ. — Или, может быть, мне следует сказать «сексуальный омега», прижимающий так своего альфу к кровати, а?

— Тебе вообще не следует ничего говорить, — надулся Чонхо, однако он был не в силах долго дуться, когда Минги просто сцеловал недовольную гримасу с его губ и обвил руками талию, чтобы прижать к себе. — Просто поцелуй меня, альфа, пожалуйста.

Минги рассмеялся и подчинился, целуя Чонхо глубже, более влажно и ещё, до тех пор, пока Чонхо не оказался со сбитым дыханием, опьянённый и расплавленный в его объятиях.

— О, остальные будут в восторге, — со смехом сказал Минги, наконец переворачивая их обратно и целуя Чонхо, вжимая его в матрас. — Ты просто самый милый, Чонхо-я.

*

— Ах, ты такой милый! — запищал Сан, игнорируя недовольный взгляд, который бросил на него Ёсан, прежде чем вернуться к очень методичному зацеловыванию Чонхо, у которого уже кружилась голова и дрожали колени, в знак приветствия после возвращения домой. — Посмотри на себя, со своими очаровательными припухшими губками у тебя нет отбоя от парней.

Чонхо застонал при этом напоминании и уткнулся лицом в грудь Ёсана, чтобы скрыть свои действительно очень распухшие губы и вернуть себе подобие своего пошатнувшегося самообладания после того, как абсолютно каждый из его хёнов зацеловал его до полусмерти.

Кроме одного.

Чонхо бросил взгляд на сидевшего на диване Хонджуна, покраснев, как только их взгляды встретились, и надувшись, поскольку Хонджун до сих пор не сделал попытки встать.

— Если ты чего-то хочешь, иди и возьми это, младшенький, — практически промурлыкал Хонджун, выглядя гораздо более уверенным в себе теперь, когда последний рывок в их жестоком графике почти подошёл к концу. Ёсан мягко подтолкнул Чонхо в сторону альфы стаи, и Чонхо обнаружил, что сам забирается на колени к Хонджуну безо всякого содействия, всё ещё чувствуя себя немного уязвимым, лёгким, как пузырьки шампанского, от всех этих поцелуев, и жаждущим прикосновений своего главного альфы после долгих часов, проведенных вне работы.

Он не думал, что Хонджун заставит его действительно просить, потому что все остальные, по-видимому, усвоили сказанное Юнхо, и просто давали ему достаточно времени, чтобы увернуться, прежде чем поцеловать его в первый раз, просто на всякий случай. Конечно же, Хонджун заключил Чонхо в свои объятия в ту же секунду, как тот закончил устраиваться, и демонстративно-медленно, чтобы дать Чонхо достаточно времени отстраниться, наклонился, прежде чем нежно, мимолетно поцеловать его в губы.

Чонхо надулся и потянулся за губами Хонджуна, опустошенный и нуждающийся, однако Хонджун не поддался. Он просто снова чмокнул Чонхо в губы, на этот раз ещё короче, и так снова и снова, пока Чонхо не сдался, смиренно принимая всё, что мог дать ему его альфа.

— Хороший мальчик, — похвалил Хонджун, его глаза загорелись гордостью, когда он нежно обхватил лицо Чонхо, чтобы удержать его на месте, и подарил ему долгий, крепкий поцелуй, из-за восторга от которого у него поджались пальцы ног. Чонхо с дрожащим вздохом обмяк на груди Хонджуна и позволил поцеловать себя; каждый из поцелуев был глубоким, но при этом без малейшего намека на язык. Контраст сводил Чонхо с ума, он краснел, тяжело дышал и чувствовал головокружение от покорности к тому времени, как Хонджун наконец отстранился.

— Как... как он может быть в таком же беспорядке после этого, как после того, когда обжимался со мной на протяжении буквально получаса? — Минги спросил скорее в воздух, глядя на них обоих с удивлением. — Погодите, я тоже хочу попробовать.

— Я тоже! — тут же согласился Уён.

Чонхо послал Хонджуну разочарованный взгляд, ощущая себя преданным, когда осознал, что в ближайшее время больше не получит французских поцелуев, и Хонджун расхохотался, продолжая собственнически обнимать Чонхо за талию, в то время как остальные настойчиво пытались поцеловать его «Хонджун-стайл».

К тому времени, как они все попробовали хоть раз, Чонхо пришлось сделать перерыв, чтобы прийти в себя и не взорваться от того, как быстро билось его сердце после невероятно глубоких, собственнических поцелуев его альф.

— Это несправедливо, — пожаловался он, все еще чувствуя себя немного неуклюжим и с затуманенным разумом после стольких опьяняющих поцелуев. — Ни на кого из вас это не повлияло вообще.

— Поверь мне, Чонхо-я, — поделился Ёсан, и выражение его лица смягчилось, когда он, по-видимому, заметил настоящую уязвимость, колеблющуюся в глазах Чонхо. — Это просто адреналин. Минги будет неделями ходить с сердечками в глазах и дрожащими коленками только от одного этого поцелуя.

— Почему только я? — запротестовал Минги, ища утешения в объятиях Сонхва и надувшись. — Я не больший придурок, чем все остальные.

Словно по команде, Сан внезапно замер, его лицо стало ярко-красным, он прижал одну руку к губам, а другую к грудной клетке.

— Народ, — сказал он, звуча немного сбитым с дыхания, когда полуспоткнулся-полуупал на диван и посмотрел на Чонхо со звездочками в глазах, — мне кажется, я только что поцеловал самого красивого омегу в мире.

Чонхо пискнул и зарылся лицом в ладони, униженный (и лишь немного довольный), затем глядя сквозь пальцы, как Уён рухнул на Сана, не в силах остановиться, и даже Юнхо начал с недоверием посмеиваться. Ёсан просто безмятежно улыбнулся, когда Чонхо бросил на него взгляд, но он, очевидно, тоже прижимался ближе, немного смущённый и рассеянный; он незаметно прижал руку к сердцу, словно пытаясь успокоить его трепет, и Чонхо растаял в объятиях Хонджуна, от счастья кружилась голова.

Он точно знал, что только что поцеловал семерых самых красивых альф в мире, и он сделает это снова, как только будет уверен, что его сердце сможет это выдержать.

И снова, и снова, до конца его жизни.