С тех пор, как минул гон Уёна, все альфы Чонхо, похоже, стали сплочённее, чем когда-либо. На следующий день они провели собрание стаи, на котором изложили ряд правил для Чонхо, которые в основном были связаны с уважением, вежливостью и послушанием; с несколькими сигнальными словами и лазейками на случай, если он посчитает, что приказ несправедлив или его невозможно выполнить. И стая, похоже, восприняла это как сигнал, что они наконец-то могут вернуться к более нормальному ритму жизни с неявным признанием, что они стали стаей навсегда после этого гона.

Что, конечно, было хорошо, но... чем ближе становились остальные семеро, тем больше Чонхо чувствовал себя так, будто он снова оказался на обочине. Часть его знала, что он смешон – его альфы явно нисколько не изменили своего поведения по отношению к нему и по-прежнему вели себя так же ласково, как и прежде, но затем другая его часть злобно шептала, что смешно даже думать, что они вообще так сильно его хотели в принципе. Уён, с другой стороны, был от природы обаятельным, ласковым, искренним человеком, и он очевидно так легко вписался в коллектив, что казалось, будто он пробыл там даже дольше, чем Чонхо. Чонхо ненавидел себя даже за то, что думал подобным образом, но не мог не отметить с горечью, что было приятно не быть единственной рыбой, выброшенной на берег, когда Уён был самым новым трейни.

Теперь все альфы так легко прикасались друг к другу, даже Сонхва и Хонджун, которые чувствовали себя заметно неловко друг с другом, когда вспоминали, что другие могут их видеть, но в том, как они тянулись к Чонхо, была какая-то другая, более мягкая нота, и он это ненавидел. Очевидно, он не хотел, чтобы они, ну, дёргали его или что-то в этом роде, но... Что ж, он не знал, чего хотел. Или кем он был на самом деле, и какое место он занимал в стае. Он не знал, как быть нормальным в этом случае. Он… он настолько привык быть изгоем, что не знал, как вписаться в то пространство, которое ему постоянно оставляли.

*

И прежде чем он или другие смогли что-то с этой ситуацией сделать, их графики начали стремительно набирать обороты, и они стали ходить на разные шоу, брать уроки в разное время, и возвращаться с достаточным количеством энергии, чтобы проглотить немного еды и рухнуть перед телевизором или компьютером перед сном. Чонхо продолжал встречать все больше айдолов-омег, которые состояли в стаях, больше похожих на ту, которую хотели сформировать его альфы.

Некоторые из них были просто в платонических отношениях со своими участниками, некоторые были немного более консервативны, чем хотелось бы Чонхо, и многие из них просто не были похожи на Чонхо, но все из них, похоже, чувствовали себя настолько комфортно в своей собственной шкуре, что Чонхо начал задаваться вопросом, не было ли его самосознание парализовано навсегда. Может быть… может быть, с ним что-то не так, что-то не поддающееся определению, что делало его похожим на круглый колышек, пытающийся втиснуться в квадратное отверстие, а его альфы еще этого не поняли.

Все это было так раздражающе, то, как Чонхо так резко колебался между чувством комфорта и домашнего уюта с ними в один день и полузадумчивым вопросом, не выгонят ли его из стаи в другой. Он чувствовал, что борется с собой каждый раз, когда взаимодействовал с ними, до такой степени, что ему было менее болезненно зарываться в работу и тренировки в надежде, что все само собой образуется до того, как его альфам придется с этим разбираться.

Их настойчивые напоминания о необходимости приходить к ним, когда ему нужно внимание, терзали его разум почти каждый день, но он с дискомфортом отталкивал их, настаивая на том, что с ним все в порядке, когда его альфы спрашивали об этом, потому что не хотел беспокоить их такими мелочами, когда они и так были очень добры и любили его. В конце концов, это не их вина, что он был в таком беспорядке.

Он не мог сомневаться в их чувствах к нему, не в том случае, когда каждый из них пыталась заботиться о нём по-своему, но с течением дней он чувствовал себя все более и более сломленным внутри и начал замыкаться в себе. Он не заслуживал, чтобы его так часто обнюхивали, не заслуживал носить свои наиболее красивые украшения для ухаживаний, не заслуживал…

Чонхо.

Чонхо вздрогнул, выходя из комнаты для вокальных репетиций, и поднял взгляд на Юнхо, его желудок нервно сжался от пристального взгляда на лице его альфы, когда Юнхо задумчиво его оглядел.

— Это был третий раз, когда я назвал твое имя, детка, — мягко сказал Юнхо через мгновение. — Иди сюда, милый, расскажи альфе, почему ты был таким грустным в последние несколько дней.

Чонхо замер, он не осознавал, что кто-то еще заметил это, потому что никто никогда на самом деле не, когда он мысленно настраивался на то, чтобы притворяться, что все в порядке, и он инстинктивно отшатнулся к стене подальше от Юнхо. Как только он понял, что сделал, стыд захлестнул его, потому что какой омега бы отшатнулся, когда их альфа так любезно предложил обнять и помочь? Но… как Чонхо должен был объяснить, что происходит, когда он едва знал сам?

Нежная рука коснулась его щеки, и Чонхо инстинктивно склонился ближе, вдыхая мягкий, но опьяняющий запах Юнхо и инстинктивно вылизывая его запястье, прежде чем немедленно остановиться, как только он понял, что так бесстыдно успокаивал себя. Омега, облизывающий запаховую железу альфы вот так, вне гнезда или сеанса объятий, был практически что криком о помощи, и Чонхо мог сказать, что Юнхо распознал, что это такое, потому что в следующий момент, что осознал Чонхо, он был возвращен в надежно закрытую комнату для тренировок, настолько плотно обнявшись с Юнхо, что едва осознавал, что происходит вокруг.

Тепло Юнхо проникло в его тело, и он передернулся, прежде чем раствориться в прикосновении, не осознавая, как давно он не позволял себе так падать в объятия одного из своих альф. Или, ну, возможно, прошла всего неделя, но ощущалось, что прошла вечность, и Чонхо мог судить по покалыванию мурашек на коже и облегчению, которое чувствовал его омега,, что прошло слишком много времени, чтобы это было полностью здоровым.

— Я скучал по этому, — пробормотал Юнхо, словно повторяя мысли Чонхо, вместе с тем выводя успокаивающие круги по его спине и расслабляюще прихватывая зубами его запаховую железу до тех пор, пока Чонхо не превратился в растаявшую лужицу мурлыкающего омежьего блаженства у него на коленях. — Бедный малыш, что творится в твоей красивой головке, дорогой? Мы так волновались.

— Вы волновались? — Чонхо смог проговорить, его язык внезапно ощущался слишком большим для его рта, а слова стали слегка невнятными. Юнхо даже ничего толком не делал, только обнимал его, и все же…

— Конечно мы волновались, — грустно сказал Юнхо, сжимая Чонхо в объятиях. — Но… твой график такой утомительный, и, создавалось ощущение, что работа – единственное, что удерживало тебя в нормальном состоянии. И... ну, мы же не можем заставить тебя надушить нас феромонами или гнездиться с нами, если ты этого не хочешь, не так ли?

Чонхо поморщился от напоминания о том, что именно он был виноват во всем происходящем, потому что, конечно, было бы несправедливо ожидать, что его альфы заставят его душиться феромонами или вить гнездо, когда он так много раз говорил им, что с ним все в порядке, а затем исчезал на тренировку, не дав им возможности нормально поговорить. В любом случае, за последнюю неделю они редко собирались вместе как стая, поэтому вполне логично, что они попытались подождать, чтобы поговорить с ним вместе.

Чонхо вздрогнул, осознав, как сильно он заставил их волноваться без причины, и пожалел, что не сумел лучше это скрыть, чтобы они не смогли ничего заметить. Или, если уж на то пошло, что он не был в состоянии держать себя в руках достаточно долго, чтобы не рухнуть в объятия Юнхо таким неловким образом.

— Чонхо, — тихо сказал Юнхо, вытаскивая его из круговерти мыслей. — Пойдем домой, любовь моя. Нам нужно провести собрание стаи.

*

— Вы, ребята, могли бы быть мастерами допроса или чего-то в этом роде, — неловко сказал Чонхо в тишине комнаты. после того, как его альфы каким-то образом уговорили и упросили его объяснить все эмоции, с которыми он боролся. Уён невесело рассмеялся, а Юнхо подарил ему жалобную улыбку, но никто из остальных не выглядел особенно позабавленным.

— Похоже, ты чувствовал себя очень покинутым и одиноким, — грустно подытожил Сан. Чонхо неуверенно кивнул, когда стало ясно, что они ждут ответа, и Сан потянулся, чтобы сжать его ладонь.

— Ты чувствовала себя так до гона Уёна? — спросил Сонхва через секунду. — Я… возможно, ты немного упал(1), поскольку мы погрузились в плотный график сразу после столь интенсивного периода сближения.

Хонджун побледнел, а Чонхо нервно уставился на него, тщетно ожидая, когда Хонджун встретится с ним взглядом.

— До гона я чувствовал себя нормально, — сказал он наконец, и его желудок скрутило, когда он понял, насколько это было правдой. Он чувствовал себя нормально до гона Уёна, и даже гон закончился тем, что они с Уёном стали ближе, чем когда-либо, так как же он каким-то образом умудрился соскользнуть назад в состояние, почти такое же плохое, как и когда он впервые прибыл? Это и есть дроп? Но... предполагалось, что дропы будут происходить в случаях крайней запущенности и пренебрежения, а не в сплоченных группах, которые виделись каждый день и не имели никаких серьезных проблем в действии.

— Хонджун-хён? — прошептал Ёсан, выглядя почти испуганным от чего-то, что он видел в лице Хонджуна. Чонхо обернулся и замер, встревоженный тем, как пусто выглядел Хонджун. А затем Хонджун сделал глубокий вдох, и мир снова начал медленно вращаться, несмотря на то, что всё уже казалось не совсем правильным.

— Иди сюда, Чонхо, — тихо сказал Хонджун, протягивая руки и усаживая Чонхо к себе на колени. Чонхо легко подошел, слишком обеспокоенный, чтобы вспомнить, почему он ранее чувствовал себя не в своей тарелке, и слегка вздрогнул, когда нос Хонджуна коснулся его запаховой железы. — Малыш, мне нужно, чтобы ты сказал мне, что это, эта стая, это то, что ты хочешь. Если это действительно так.

— Ты выгоняешь меня? — выпалил Чонхо, его сердце покрылось льдом от страха, когда он попытался вырваться. — Альфа…

Нет, — твердо сказал Хонджун, его руки согнулись с удивительной силой, когда он снова усадил Чонхо себе на колени. — Просто мне нужно, чтобы ты сказал мне, такого ли будущего ты хочешь.

Чонхо спрятал лицо в шее Хонджуна, успокоенный всплеском собственнических запахов в момент, когда спросил, выгоняют ли его, но все еще стесняясь признаться в том, чего он хотел, когда всё ещё не был уверен, что они действительно могут хотеть его.

— Я хочу этого, — прошептал он, цепляясь за рубашку Хонджуна и утыкаясь носом ему в шею. Однако запах Хонджуна был странн-отсутствующим, будто бы его одежда пахла сильнее, чем он сам, и тоскливое хныканье сорвалось с его губ прежде, чем он понял, что делает. От смущения он закрыл лицо руками, но в следующее мгновение Сонхва нежно потянул его назад. Руки Сонхвы скользнули вокруг его торса так, что он оказался прижатым к груди Сонхвы, когда Сонхва потянулся, чтобы погладить шею Хонджуна.

Джун, — начал Сонхва, в голосе его звучала искренняя злость.

— Чонхо, — прервал его Хонджун, глубоко вздохнув и одарив Чонхо успокаивающей улыбкой, которая, казалось, была искренней в своем намерении утешить, хотя и не совсем достигала его глаз, — тебе покажется, что это слишком, но мне нужно, чтобы на этой неделе ты следовал некоторым правилам, хорошо?

Чонхо тут же кивнул, практически жаждая вспомнить, каково это — быть хорошим.

— Мы все будем спать в стайном гнезде, будь то дневной сон или ночной, — твердо сказал Хонджун, пробегаясь взглядом по остальным и с трудом сглотнув, прежде чем продолжить. — Если вам действительно нужно время в одиночестве, вы можете попросить разрешения поспать в другом месте у Сонхва или у меня. До следующего выходного осталось семь дней, так что мы по очереди будем выбирать ошейник и наряд с Чонхо по утрам. Когда захочешь пойти спать, можешь прийти и найти кого-нибудь из нас, чтобы поменять его на ошейник для сна, хорошо? И хотя бы один из нас вдобавок будет тебя обнюхивать перед сном. И… когда мы вместе, я хочу, чтобы ты подходил к по крайней мере одному из нас каждый час, чтобы обняться, или посидеть на коленях, или просто подержаться за руки. Никаких дополнительных тренировок, если только ты не получишь одобрения на это от Сонхва или меня, и никаких сдерживаний. Я хочу, чтобы ты рассказал кому-нибудь из нас обо всем, что тебя беспокоит, будь то голод или головная боль. Ты сможешь это сделать, детка?

Это действительно было довольно много, и голова Чонхо закружилась от того, как это могло выглядеть, но... но он также почувствовал облегчение. Они не бросали его, не были из-за него расстроены, не хотели убирать его из жизни, они... они удвоили свои притязания на него, и он не мог не почувствовать облегчения. Даже если он не знал, нормально ли так себя чувствовать, когда с Хонджуном явно было что-то не так.

— Любовь моя, можешь отнести Чонхо в гнездо, пожалуйста? — спросил Сонхва через плечо, снимая Чонхо с колен Хонджуна и передавая его в объятия Минги.

— Но… альфа, — сказал Чонхо, чувствуя себя явно не в своей тарелке без успокаивающего запаха и прикосновений своего главного альфы. — Я…

— Альфа совсем скоро будет рядом, детка, — пообещал Хонджун, обхватив своим мизинцем мизинец Чонхо. — Пойди, оденься для меня миленько и красиво, м? А хён придёт и поцелует тебя на ночь.

Щеки Чонхо вспыхнули от неявного напоминания о том, что он до сих пор не поцеловал ни одного из них в губы. Он был настолько удивлен обещанием Хонджуна, что легко позволил Минги и Уёну провести его в ванну почистить зубы перед тем, как отправиться в логово. Они начали раздевать его гораздо более умело, чем когда-либо прежде, не позволяя ему ничего делать, кроме как принимать маленькие притирания носом и поцелуи в щеки, которые они давали ему, пока гладили руками каждый дюйм обнажившейся кожи и слегка зажимали его между собой, пока он не стал чувствовать себя пушистым, мягким и податливым.

— Ах, какой у нас красивый омега, — промурлыкал Ёсан, проводя рукой по груди Чонхо и прижимаясь поцелуем дерзкой близости от уголка его губ. Чонхо покраснел от жара, по коже прошлись мурашки в то время как их взгляды потемнели, когда его румянец распространился до пояса. А затем его шорты тоже исчезли, и руки Сан скользнули низко по его талии, чтобы огладить чувствительную кожу у его тазобедренной кости.

Ни одно из прикосновений не было эротическим, именно, просто успокаивающим, собственническим и признательным, и Чонхо чувствовал, как растворяется в них, даже когда искры, казалось, вспыхивали при каждом прикосновении, и внутри него разгорался тихий, пылающий огонь.

— Ты бы хотел спать в шортах, малыш? — спросил Сан, предлагая ему самые крошечные пижамные шорты, которые Чонхо когда-либо видел в своей жизни. Чонхо уставился на них в оцепенении, а Уён хихикнул, отталкивая руку Сана и протягивая ему пару обычных шорт Чонхо.

— Но ты не обязан их носить, если не хочешь, — предложил Минги, его голос звучал мягким и успокаивающим на ухо Чонхо, пока он завязывал мягкий черный бархатный ошейник вокруг его шеи. — В любом случае, я…

— А как же Хонджун-хён? — перебил Чонхо, нервно поглядывая на дверь, через которую ещё не прошли Хонджун, Сонхва и Юнхо. Какая-то его часть тайно любила идею оказаться в их гнезде, не надев ничего, кроме ошейника, чтобы его кожа могла лучше впитать запахи альфы. но... но после их разговора он почувствовал себя странно и неуютно.

— Хэй, сделай глубокий вдох, — сказал Уён, проводя рукой по волосам Чонхо. — Ты ничего плохого не сделал, детка, это мы должны были лучше заботиться о тебе.

— Но это даже не моя течка, — запротестовал Чонхо, внутри него поднялась волна горечи, о существовании которой он даже не подозревал. — Почему я такой... Вы, ребята, ничего плохого не сделали, вы подправили весь свой гон только ради меня…

— Потому что так мне было комфортнее всего, — резко прервал его Уён.

— …и я каким-то образом настолько слаб, что все равно упал в дроп, хотя это случается только в случаях крайнего насилия, но вы, ребята, не издевались надо мной! Я не… Я не могу быть в дропе, со мной просто что-то не так, а вы, ребята, отказываетесь это видеть так, что…

Чонхо!

Следующие слова Чонхо тут же замерли у него в горле из-за чистого Альфы в голосе Сана, и он затих, его грудь тяжело вздымалась, а сердце колотилось.

— Чонхо, все это неправда, — тихо сказал Сан, звуча грустно и сломленно, крепко обнимая Чонхо за талию. — И я знаю, что это не то, что ты хочешь услышать, но то, что ты испытал в своей предыдущей компании, было крайним пренебрежением, граничащим с абьюзом. К счастью, у тебя есть хорошая, заботливая семья, в дом к которой ты можешь вернуться, но честно? Если бы Усок не делал всё возможное, чтобы заботиться о тебе, я…

— Я думаю, этого достаточно, Сан, — сказал Ёсан. Он успокаивающе положил руку на бедро Чонхо, прижимаясь так, что Чонхо оказался полностью зажат ими четырьмя со всех сторон. — Послушай, самое главное, – дропы не такая уж редкость, как тебе говорили, Чонхо. Особенно в напряженные периоды, как тот, что мы пережили в последнее время. Моя сестра дважды падала со своей стаей, и – как ни странно это признавать – они любят её так же, как и всех остальных. Даже сильнее. Это не из-за экстремальной ситуации, произошло то, что нам следовало бы предвидеть и искать способы решения более активно. И не так чтобы один лишь ты чувствовал себя неустойчиво от внезапной смены курса, но омеги, как правило, лучше чувствуют скрытое напряжение в стае, и ты не исключение.

— Ладно, — неловко сказал Чонхо, не совсем уверенный, что говорить. Он посмотрел на шорты в руках Уёна, а затем на те, что были в руках Сана. — Где ты их вообще взял?

— Они принадлежат Хонджун-хёну, — сказал Сан с озорным смешком, тут же оживившись, хотя его хватка оставалась железной на талии Чонхо. — Я никогда не видел, чтобы он носил их раньше, но…

Он пожал плечами, и Чонхо колебался всего секунду, прежде чем потянуться к ним с пылающими щеками, избегая зрительного контакта, когда он пытался вытянуть их из руки Сана.

— Не так быстро, — сказал Минги светлым и дразнящим голосом, выхватывая шорты из рук Сана и наклоняясь, нежно проводя рукой по икре Чонхо, чтобы продеть его ногу в штанину шорт. — Позволь альфам позаботиться о тебе, детка.

Чонхо сдержал смущенное хныканье и попытался закрыть лицо руками, но Ёсан поймал его за руки, чтобы помешать этому. Они ужасно долго возились с мягкими, эластичными шортами, поправляя резинку так, чтобы она лежала идеально ровно — хотя и очень-очень низко — и проводя пальцами под подол, чтобы проверить, насколько он тугой. Уён просунул палец под резинку с одной стороны и поднял его так, чтобы она пробежала по самой пышной части задницы Чонхо, обнажив нижнюю половину его ягодиц и слегка мягковатую верхнюю часть бедер, и Чонхо пискнул от удивления, когда Сан украдкой отвел ладонь назад, чтобы от души схватить его за задницу.

— Хён! — прошипел он, цепляясь за руки Ёсана, когда его колени слегка дрогнули.

— Ты хочешь, чтобы мы остановились? — прямо спросил Минги, одна из его рук медленно скользнула ниже, но остановилась на пояснице Чонхо.

Чонхо яростно открыл рот, намереваясь сказать им остановиться, но... но хотел ли он этого? Он чувствовал себя с ними в безопасности, всегда чувствовал, и он знал, что они никогда не зайдут слишком далеко без его разрешения изменить границы, которые они установили ранее. Секс был исключен, но прикосновения никогда не были ограничены, в том плане, что он никогда даже не рассматривал идею, что они могут захотеть прикоснуться к нему вот так, без вовлечения секса. Как будто это было просто для чистого удовольствия, без нужды в чем-то большем.

Я хочу обладать тобой, сказал Уён. Чонхо вздрогнул, отводя взгляд в сторону и встречаясь с тёплым, мягким взглядом Уёна, прежде чем снова отвести глаза.

Хён, — сказал он вместо этого, смущение слабо пульсировало в намеке на хныканье в его голосе. Он не хотел, чтобы они останавливались, но он также не хотел говорить этого, так что…

— Ну, детка, — промурлыкал Ёсан, потянув Чонхо вперед и используя его инерцию, дабы обхватить руками за спину так, таким образом они оказались прижаты друг к другу спиной к груди, — Разве так ты обращаешься к своим альфам? Расскажи Минги, чего ты хочешь, милый.

Чонхо глубоко вздохнул, и ровный стук сердца Ёсана под его собственным успокоил его и придал ему смелости попросить то, чего они все хотели.

— Я… я не хочу, чтобы ты останавливался, Альфа, пожалуйста, — прошептал он, его желудок сжался от предвкушения, когда их ароматы стали более глубокими и мускусными, от чего его рот наполнился слюной.

Не успел он оглянуться, как Минги подхватил его на руки и забрался в гнездо, ложась вместе с Чонхо, раскинувшемся на нем, пока остальные укладывались вокруг, прижимаясь к ним и снова начиная гладить и массировать все тело Чонхо. Это было приятно, даже когда Сан надавил большими пальцы в напряженные мышцы на заднице Чонхо и мял их, пока давление не ослабло и Чонхо не растаял, превратившись в лужицу бескостного, безвольного содержания поверх Минги.

— Нам следует кормить тебя бо́льшим количеством мяса, — немного мечтательно сказал Уён, прижимаясь к Чонхо и целуя его складки на талии(2), которые он всегда остро ощущал, а затем украдкой поцеловал и изгиб его ягодиц.

— Тогда я просто стану больше везде, а не только в своей заднице, — отметил Чонхо, находясь в противоречии между явным желанием в голосах своих альф и своим глубоко укоренившимся страхом набрать вес в их индустрии.

— Это тоже было бы мило, — пробормотал Минги, ладонью накрывая одну из ягодиц Чонхо и слегка сжимая ее. — Айш, детка, это несправедливо. Ты сейчас такой очаровательный, маленький, сильный и дующийся, и тогда ты был бы таким очаровательным, с чуть-чуть мягкими мускулами, а если бы ты стал немного больше, то…

— Я не маленький! — запротестовал Чонхо, неловко пытаясь посмотреть на себя сверху вниз, не удаляясь ни на сантиметр от Минги. Он был не таким высоким, как Минги, конечно, но и маленьким не был.

— Конечно же ты маленький, — усмехнулся Ёсан, что было весьма щедро, поскольку он сам был примерно в два раза меньше Чонхо. — Наш милый маленький омега с самыми жамкательными ягодицами на свете.

Чонхо подозрительно покосился на Ёсана, не уверенный, вкладывал ли он в это двойной смысл, но прежде чем он успел что-либо сказать, дверь открылась, и вошли Хонджун, Сонхва и Юнхо.

— Чонхо, детка, — сказал Хонджун, его голос звучал слегка сдавленно. — Что на тебе надето?

Чонхо открыл рот, чтобы ответить, но внезапно понял, что у Сана, возможно, не было разрешения надеть на него шорты Хонджуна, — а затем с опозданием осознал, насколько интимно было носить то, что, по сути, было нижним бельем его альфы, — но не успел он моргнуть, как Хонджун был прямо здесь, проводя рукой по шортам Чонхо, словно проверяя, действительно ли они его, прежде чем силой стащить Чонхо с Минги и повалить его на спину на кровать, фиксируя его руки над головой, садясь на него сверху..

— Что, черт возьми, заставило тебя надеть это, любовь моя? — спросил Хонджун шелковым голосом, нежно потерся носом о подбородок Чонхо и ласково поцеловал туда. Само по себе действие было типичным проявлением покорности, но, исходя от альфы стаи, оно заставило Чонхо почувствовать себя расплавленным, когда он с хриплым вздохом растаял в объятия Хонджуна.

— Я… — Чонхо открыл рот, а затем снова закрыл его, смутно нахмурившись, поняв, что у него нет хорошего ответа. — Я просто захотел. Это не страшно?

— Я куплю тебе еще десять пар, — бездумно сказал Хонджун, переместившись так, что запястья Чонхо оказались зажаты в одной из его рук, в то время как другой он нежно сжал волосы Чонхо, чтобы оттянуть его голову набок так, таким образом давая себе возможность осыпать шею острыми, благоговейными покусываниями. — Только посмотри на себя, дорогой, такой красивый в моем логове. Альфе тк жаль, детк, сделаю тк, чтоб тебе стло лучше, лдно?

Чонхо рассеянно кивнул, слишком сосредоточенный на том, как вес Хонджуна медленно опускался на него и вдавливал его в мягкий матрас, таким образом он был полностью окружен со всех сторон стаей, как будто они были стеной, защищающей его от мира.

— Альфа, ты сам в порядке? — удалось спросить ему, лишь гнетущее беспокойство удерживало его от погружения в изнуряющий, но успокаивающий сон.

— Сейчас я в порядке, — поклялся Хонджун, позволяя Чонхо наполнить лёгкие его пьянящими феромоны альфы, которых раньше не было. — Честно говоря, я… со мной тоже, кажется, случился дроп, и я попытался скрыть свой запах, чтобы он никого не отпугнул.

— Что ещё больше напугало нас, — сказал Юнхо, и стальные нотки в его голосе ясно дали понять, о чем ранее говорили эти трое. Хонджун сдержал горькую улыбку и поцеловал Чонхо в висок, прежде чем переложить его руки на Сонхва и сесть.

— Альфа должен пойти переодеться, хорошо? — сказал он Чонхо, слезая с него. Внезапное отсутствие его веса показалось странным, но затем его место занял Ёсан, только что надевший пижамные штаны и ничего больше, и Чонхо внезапно снова почувствовал тепло.

Тем не менее, он повернул голову, чтобы посмотреть, как Хонджун, Юнхо и Сонхва переодеваются, прежде чем присоединиться к ним в гнезде, и крошечный узел в его сердце наконец-то развязался навсегда, когда вся его стая вновь собралась вместе. Ёсан свернулся калачиком на Чонхо, тепло его кожи на теле было словно бальзам для души, когда он осознал, что тяжелый, горький осадок, который душил его разум всю неделю, казался очень далеким сейчас. Он чувствовал легкую боль во всем теле, но будучи устойчиво зажатым его стаей со всех сторон, даже это ощущалось далеким, неспособным коснуться его, пока его альфы были рядом, чтобы защитить его.

Примечание

(1) Для не знакомых с терминологией БДСМ: Сабдроп (англ. «Sub drop» – падение нижнего) — это возникающее у боттома сразу после сессии преходящее состояние физической изможденности и плохое самочувствие, а также состояние нравственной подавленности, депрессии, тоски, тревоги, нервного срыва, иными словами, глубокого психологического дискомфорта. Это химический дисбаланс, вызванный падением с того кайфа, который нижний получает во время сессии/сцены.

(2) В английском это называется «love handles», в вольном переводе «любовные держатели», то, за что держишься с любовью. Не стыдитесь своих love handles😔