Империя не отозвалась. Её маленькая ладонь, сжимающая его пальцы, безвольно упала, стоило ему неловко двинуться, рука повисла вдоль тела. На мгновение спёрло дыхание, нацист замер в ступоре, несколько секунд не мог пошевелиться. «Этого не может быть... Что за бред, почему она должна была умереть? И почему именно так?», — мысли в голове спутались, внутри что-то будто надломилось, но он всё ещё не мог до конца принять случившееся, прижался ухом к её груди. Тишина. — «Нет, нет, может, ещё не слишком поздно?.. Ах... Вот, значит, что такое «сердце болит»?.. Какое... мерзкое чувство». Он осторожно коснулся её век кончиками пальцев, медленно опустил их, закрыв остекленевшие глаза, не в силах вынести этот пустой взгляд. Это было похоже скорее на кошмар, то же липкое давящее на виски ощущение, будто бы даже воздух спёрт, а все звуки доносятся из-за плотного занавеса и только сердце оглушительно стучит в висках. Ещё несколько минут он неподвижно сидел, прижимая её к себе, медленно покачиваясь. Японка совсем обмякла, её голова безвольно упала ему на плечо, растрёпанные волосы разметались по лицу. Некоторое время потребовалось, чтобы заставить себя шевелиться, а не тихо скулить, отчаянно сжимая союзницу в объятиях, надеясь, что это как-то поможет.

— Давай вернёмся, ЯИ, нам стоит отдохнуть... — зашептал он, уткнувшись в её висок, медленно встал, крепко сжимая худенькую фигурку в руках. — Вот так... Я постараюсь не трясти.

Её конечности покачивались в такт шагов, нести расслабленное тело оказалось тяжелее, чем он ожидал, она всё время начинала опасно сползать и приходилось перехватывать, но даже так девушка была очень лёгкой. Едва добравшись до комнаты, он уложил её на кровать, склонился, осторожно коснувшись лица. Она всё ещё была тёплой и мягкой, если бы не запёкшаяся на губах кровь, можно было подумать, что она просто спит. Взгляд сам собой остановился на всё ещё торчащей из груди рукоятке. Лезвие глубоко вошло между рёбер, под углом направленное вверх, похоже, пробив лёгкое и, вероятно, задев сердце. Иначе сложно было объяснить, почему ей так быстро стало плохо, жизнь утекла из неё вместе с кровью буквально за несколько минут, как песок, неумолимо просыпавшийся между пальцев, несмотря на все старания его удержать.

Парень на секунду замер, потянувшись обхватил рукоятку, которую она всё порывалась вынуть, медленно потянул, будто боясь причинить ей боль. Нож поддался не сразу, потому что немец пытался вытянуть его плавным мягким движением, вышел с некоторым трудом и тут же был яростно брошен в стену. После этого даже самому будто стало легче дышать, ариец склонился, в трепетном порыве нежно коснулся губами одежды возле раны, не думая ни про кровь, ни про смысл этого действия. ЯИ не пошевелилась. Её грудная клетка не двигалась. Захваченный медитативностью неторопливого пути назад, он на время забылся, погрузился глубоко в свои мысли, продолжая отрицать очевидное.

ЯИ погибла. Он вздрогнул, резко отвернулся, заметив как защипало в носу. Осознание накатывало постепенно и неумолимо. Рейх с ужасом заметил быстро нарастающую панику, схватился за голову, вдруг испытав ужасное потрясение, пробравшее острой волной боли до глубины души. ЯИ мертва. Медленно умирала на его руках, пока он ничего не мог сделать. Немец задрожал, обхватил себя руками, до крови царапая плечи в неконтролируемом порыве. Из его груди вырвался первый задушенный стон. Нацистская Германия задержал дыхание, стараясь справиться с чувствами, но было уже поздно. Впервые за очень долгое время он не мог совладать со своими эмоциями, сдавленно зарыдал, склонившись над союзницей и прижимая её к себе.

Всепоглощающее чувство опустошения и одиночества. Это было первым, что он испытал, когда хоть немного смог собраться с мыслями, взвыл от переполняющей его боли. Только теперь он смог понять почему азиатка была так разбита, когда ей показалось, что он умер. «Это больно... Тогда я удивился, что она не может спать по такой странной причине, но теперь не знаю, смогу ли сам уснуть...», — парень всхлипнул, попытался вытереть рукавом влажные глаза. Он свернулся на кровати рядом с японкой, поджав ноги к груди, неуверенно коснулся её руки, осторожно погладил кончиками пальцев. — «Было бы лучше умереть вместе с ней?.. Было бы это лучше, чем медленно сходить тут с ума, в одиночестве безрезультатно пытаясь найти выход?..». В груди сильно болело, так что поначалу даже показалось, что это физическая боль. Впервые за всю его жизнь это душащее острое чувство разрывало изнутри грудную клетку, мешая дышать, захватывая все мысли и чувства непрекращающейся пульсирующей болью.

— Прости меня, ЯИ...

Он не смог выдавить из себя ни слова больше, замер так, осторожно касаясь её кончиками пальцев. Он не был уверен, сколько пролежал так, разъедаемый изнутри ненавистью к себе и сожалениями, мысли в голове постепенно спутались в тяжёлый и тревожный поток бреда. Он понял, что уснул, только когда проснулся, но это едва ли можно было считать отдыхом, немец чувствовал себя разбитым и уставшим, медленно сел. Смотреть на Империю, всё так же неподвижно лежавшую рядом, он не стал, он хотел, чтобы в памяти последним остался её хрупкий, угасающий, но ещё живой образ. Взгляд сам собой зацепился за лежащий на полу нож. Несколько секунд нацист всё так же был захвачен апатией, когда вдруг в голове щёлкнуло: «Отомстить».

В груди вскипела внезапная волна ярости, так что на секунду перехватило дыхание. Нацист непроизвольно сжал кулаки, замечая, как его переполняет энергия. «Надо найти его и убить», — стало первой мыслью. Парень порывисто поднялся, подобрал с пола нож. На смену тянущей мучительной боли в груди пришло жгучее пламя ярости, за мгновение охватив всё его существо, жажда крови, жажда мести.

Выйдя в коридор он с внезапным спокойствием вернулся в то место, где видел СССР в последний раз, с упорством собаки-ищейки начал прочёсывать все пути, пытаясь выяснить, в каком направлении он ушёл. Редкие смазанные следы крови, похоже, от прикосновения руки, появлялись на стенах то тут, то там. Союз петлял, иногда делая круги, явно плохо ориентируясь в этой части коридоров. Постепенно кровавый след бледнел и наконец совсем пропал, оставив Рейха наедине с пустыми стенами. Очень раздражённый, он прошёл несколько поворотов вперёд, но быстро вернулся, нервно сделал пару кругов вокруг последнего следа, крепче сжимая нож в руке.

Коммунист смог скрыться, но это направление по странному совпадению было близко к комнате, что злило ещё больше. Враг был где-то рядом, но определить, где именно, уже было невозможно. Оставалось только искать. Ведомый смутным ощущением тревоги, нацист свернул в направлении своей территории, методично открывая по пути все двери и заглядывая внутрь. Тишина и пустота, это место по-прежнему оставалось безжизненным, ни в одном помещении не было ни следа чьего-то присутствия, но он не обращал на это внимания, преисполненный мрачной решимостью найти и убить, даже если на это уйдёт много времени.

Поиски остановились когда он обнаружил себя повернувшим в свой коридор, и узнал его, заметив, что очередная дверь кажется подозрительно знакомой. Нацистская Германия немного растерянно оглянулся на пол, не обнаружив кровавой лужи, которая всё ещё должна была бы тут находиться, ковёр украшали только нечастые бордовые пятна, упавшие мелкими каплями, пока он нёс Японскую Империю. Он задумчиво посмотрел на дверь в свою комнату, пытаясь убедиться, что действительно находится в правильном месте, чуть не споткнулся, поняв, что она открыта нараспашку. По спине пробежали колкие мурашки, сначала обдав холодом, а затем жаром, в груди заклокотало с новой силой. Он хорошо помнил, что плотно закрыл за собой, прежде чем выйти.

«Этот коммунистический выродок... Если он хотя бы пальцем посмел её коснуться!..», — немец стремглав бросился вперёд, ворвался внутрь, тут же метнув взгляд на кровать, но тело союзницы пропало, оставив только расползшееся по белой простыне уродливое кровавое пятно. — «Ублюдок! Мерзкий выродок! Он решил, что мало было её убить?!», — на секунду нацист не смог справиться с чувствами, взгляд застлала красная пелена, а каждую мышцу свёл непроизвольный спазм, он был так зол и расстроен, что всё тело крупно затрясло. Вещи в комнате были хаотично разбросаны по полу, ящики комода перевёрнуты и распотрошены, будто он что-то там искал. Парень с трудом восстановил дыхание, с внезапным холодом подумав: — «Если он хоть что-то с ней сделал, то, когда найду, медленно распотрошу его. А затем сломаю каждую фалангу пальцев, заставлю жрать собственные кишки. Он не должен умереть лёгкой смертью. После того как убил мою ЯИ, он будет умирать в несколько раз дольше и ужаснее, чем пришлось ей. Как он посмел отнять у меня даже тело... Убью. Убью, даже ценой жизни».

Он уже собирался продолжить поиски, когда краем глаза заметил кровавое пятно странной формы, оглянулся. На простыне рядом со следом от тела было явно что-то написано. Прищурившись, ариец подошёл ближе, чуть наклонился. «Я ВЕРНУСЬ». Его губы невольно растянулись в кривой ухмылке, глаза засветились нездоровым огоньком, немец неторопливо вышел в коридор, на этот раз уверенный, что враг где-то близко и что он достаточно туп, чтобы его провоцировать. Теперь он шёл прогулочным шагом и внимательно прислушивался, крепче сжимая нож в руке, уже с трудом сдерживая жажду крови. Он выгорел до тла. Сначала едва выносимая боль, а затем столь же сильная ненависть, выжгли все чувства, все мысли и желания, оставив только последнее стремление, чем-то похожее на инстинкт. Выследить, настичь, накинуться и разорвать в клочья.

Когда где-то впереди послышался приглушённый звук, Рейх физически ощутил, как по его телу пробежал импульс, похожий на разряд электричества. Он рванул с места, задыхаясь от бега, свернул в сторону, откуда раздавался уже более различимый плеск воды, ударился о дверь, в порыве ярости налетев на неё и выбив с щепками небольшую щеколду. В лицо сразу ударил влажный тяжёлый воздух с лёгкой ноткой солёного запаха крови, ариец поднял нож, вдруг замер, парализованный, будто оглушённый.