Марево огней Пенаконии раскатывается по горизонту цветочным пологом; под ладонью у Ахерон разворачивается сияние жизни – неугасаемый в своей незыблемой целостности импульс, и если нажмёшь на середину, он отколется и произведёт новый поток своего движения. Так восстанавливается Жизнь в её глобальной форме. Жизнь будет столь же вечна, как и Небытие – два пуда на весах, что дóлжно уравновешивают друг друга.

Нерушимый закон мироздания.

ㅤㅤИ ей поручено восстановить его облик.

Ахерон глядит на Пенаконию через призму воды, разлитой по Горизонту событий – через течение времени она улавливает суть и правила планеты; внемлет искусственному гласу Эны, затянутому на голосовых связках Семьи; фиксирует особенности человеческой души – и умирает медленно, словно Вселенная. Струны лоснятся к её пальцам, рождают звук – но сей реквием не по Пенаконии.

ㅤㅤСейчас – реквием по Райдэн Босэммори Мэй.

Реквием по жительнице изломанной Идзумо. По страждущей. По ребёнку, бытие которого некогда разорвал раздор. По той, кто боролась за свою свободу, но была нанизана на острый бесцветный гребень тени Небытия – и утеряла драгоценное биение в подреберье.

В ней пустил корни дефект – нечто траурное, губительное и по образу своему напоминающее гноящуюся язву завелось разрастаться.

Она срывает с него плод, чтобы вкусить здравомыслие.

Струны фальшивят; пульсирующий центр чёрной дыры связывает в сплетение фантазии действительность, и аккреционный диск выкручивает люмены на максимум – Горизонт событий сминается, как сминаются вдоль затянутых перчатками линий жизни и судьбы те самые струны. Ей больно. Укол в грудной клетке ноет, пока действительность разрушается точно надтреснутое стекло в тяготе времени. Чёрная дыра за спиной обращается неказистым подтёком, а диск, её вечный спутник, раскалывается на две части и падает в воду, посылая волны, отбивающие ритм смерти по внутренней части коленей.

Цветы на теле Ахерон умирают – в них проращиваются звёзды, обратившиеся с зарождения в красных карликов, и изобилуют собою, растирая нежные лепестки в космическую пыль. Ахерон вдыхает это – вдыхает сон нарочно и противоестественно, как принимала бы в себя аромат поля из её минувших грёз, если бы чувствовала запахи.

Мозг помнит: оно пахло сладкой сакурой. Но _как_ пахнет сакура?

Мозг Ахерон истачивается не меньше, чем её смертное тело, и воспоминания рассыпаются на дрейфующие капли оборотного дождя. Их не изловить: отпечатается лишь прохлада ощущения мокрого пустоцвета.

ㅤㅤСингулярность – её предрешённый удел.

ㅤㅤКонечность боли и существования – цель, почти мечта.

ㅤㅤВертикальный взмах клинком – обязанность, вымощенная на подкорке и плитке пятизвёздочного отеля.

Ахерон разворачивается, и струны под пальцами её левой руки рвутся – Горизонт событий преображается в непроглядный хаос спрятанного внутреннего мира, и вместо прозрачной воды течёт кровь, сочащаяся из разрезанной вершины. Пространство раскраивается в форму молнии; Ахерон закрывает глаза.

ㅤㅤПенакония Грёз умирает раньше, чем умирает сама Ахерон.