Щеку резко обдает жаром, когда Арсений неудачно падает прямо на лед, проезжаясь лицом по твердой и холодной поверхности. Команда сидит на трибунах и улюлюкает — спортсмены к чужим травмам невосприимчивы. Арсений слышит, как лед потрескивает от чужих коньков: Шастун подъезжает и резко тормозит боком, чтобы парня на льду гарантировано обдало снегом и льдинками.

Арсений морщится и глаза прикрывает на секунду, потому что они восприимчивы ко всякому инородному, а потом поднимается на подрагивающих руках. Упал все-таки неудачно.

— Че разлегся, я понять не могу? — в словах Антона нет агрессии, но есть почти нескрываемое пренебрежительное отношение. Издевательская улыбка — отличное тому подтверждение.

— Арсюш, щечку ушиб? — с первого ряда орет Щербаков, опираясь руками на борт. Видимо, групповая тренировка все-таки не удастся, если даже на разминке у Арсения не остаётся никаких моральных — про физические и речи не идет, — сил. Попов снимает перчатки и не с первого раза расстегивает куртку. Под ней — всего лишь футболка, а на арене не жарко точно, но адреналин после падения и общая злость на ситуацию берут свое — Арсений почти задыхается.

— Куда пошел? Эй! — Арсений уезжает с поля на ногах, которые ходуном ходят, и слышит в спину крики Шастуна — ничего, перебесится. У Арсения все-таки не настолько не хватает собственного достоинства, чтобы каждый день терпеть подобные выходки. Из тренерского состава сегодня никого нет, а потому хоккеисты позволяют себе ещё больше, чем обычно. Ну, хотя бы «пидор» в спину не кричат. Спасибо и на том.

Парни на трибунах возмущаются, а Арсений, уже ничего, кажется, не боясь, поднимает руки вверх и показывает всем этим чертовым профессионалам средние пальцы. Не такого спорта он ожидал, приезжая в сильную сборную Иркутска. Но Арсения иркутский спорт не ждал вообще, видимо, поэтому парень просто выходит из дворца ледового спорта и надеется, что его не убьют какие-нибудь злобные хоккеисты по пути домой.

Арсений надеется, что хотя бы на это у них хватит совести.

//

Иркутск по ночам тихий — и машины проезжают исключительно редко, и пьяные под окнами почти не ходят. Такая тишина, в которой Арсений уже неделю находился, удивляла каждый раз: Москва такой роскоши не позволяла никогда. Москва ведь никогда не спит и слезам не верит.

На кухонном столе в однокомнатной крошечной квартире удобно устроился Скай — серый сфинкс. Арсений, оказавшись дома, сразу берет питомца на руки, а Скай радостно мурчит, прикрыв глаза. Арсений котов — а особенно своего — любит бесконечно.

— Не радостно все как-то, друг, — тишину квартиры прорезал мужской голос. — До сих пор не могу найти ответа, зачем мы приехали с тобой в другой город, чтобы столкнуться с командой уебков, которые новых людей принципиально брать к себе не хотят.

Скай в руках открывает глаза и смотрит как-то понимающе и осознанно, словно говоря тихое: «ты приехал играть, а не строить дружбу на всю жизнь, Арсений».

Его питомец, кажется, о мире понимает даже больше, чем люди.

Арсений засыпает раньше, чем успевает заметить новое сообщение из телеграмма, а потом и ещё одно. Утром Арсений не увидит их тоже, потому что человек на том конце интернета удалит их на рассвете.

антон шастун

спорт безжалостен к хорошим людям

00:02

антон шастун

прости меня

04:09

//

Арсений подскакивает в девять, сразу же понимая, что проспал. И проспал, говоря откровенно, совершенно бессовестно: на телефоне пять пропущенных от Позова и еще один — от Шастуна. Вот это уже плохо вдвойне.

Он едет до арены еще через час, съедая на ходу сэндвич — здоровое питание, да. Тренировка идет уже полтора часа, а им через три дня на лед выходить против московской молодежки. Жизнь и правда какая-то безрадостная до ужаса.

— Арсений, опоздать на два, блять, часа в первую неделю? Ты че, охуел? — Антон хмурится, а у самого — мешки под глазами и подрагивающие губы нездорового синего цвета.

— Ты спал? — парень не успевает заметить, как из рта вылетает этот вопрос. Какое «ты спал», Арсений? Попов оправдывает себя спешкой и тем, что его мозг не контролирует слова. — Прости, это совершенно неуместный вопрос, — Арсений обгоняет Антона, чтобы не идти рука к руке и не чувствовать напряжения.

Капитан команды ничего не отвечает, но, Арсений не видит, прижимает холодные пальцы к своим прикрытым глазам и глубоко вздыхает. Антон думает, что Арсений смог так легко сказать «прости» за самый обычный, хоть и нетактичный вопрос.

Нет. Антон не спал.

//

Тренировка получается почти обычной. Дима возмущается, когда Дорохов из раза в раз пропускает арсеньевские шайбы. Тот бьет с удивительной силой, которой, парни уверены, не было раньше. Антон не сосредотачивается на мысли, шепчущей, что именно команда дала Арсению такую силу — агрессивную и резкую.

Первый тренировочный тайм заканчивается, а парни расходятся кто куда. Антон в одиночестве сидит на трибуне, пытаясь хотя бы на минуту заснуть. Он не может. Каждый раз, закрывая глаза, перед ним возникает четкий образ обладателя слишком добрых глаз, взывающих к чужой — спящей — совести.

Под трибуной резко раздаются крики и Антон подскакивает сразу же: хорошую реакцию даже с недосыпом не пропьешь. Спустившись вниз, Антон пересекается с Позовым — тот тоже бежит к раздевалке. «Кто угодно, — думает Шастун. — Кто угодно, но только не Арсений».

— Вы что тут устроили, блять? — Антон влетает в раздевалку и видит толпу своих парней, которые что-то кричат, возмущаясь, стоя в кругу, когда в центре Дорохов, удар за ударом, бьет Арсения, у которого из носа сочится алая кровь. Позов быстро расталкивает хоккеистов и с трудом заводит руки Дорохова за спину, хотя тот, придурок, продолжает брыкаться.

Шаст подходит к Арсению, который обессилено опускается на пол, пытаясь остановить кровь дрожащими руками. Они не просто подрагивают, они ходят ходуном, словно в припадке, — у невролога Арсений даже с открытыми глазами точно не дотронулся бы до носа.

Антон снимает с вешалки первую попавшуюся черную футболку и, опустившись напротив, едва-едва прижимает ткань к чужому носу. Антон в глаза не смотрит — боится. Он уговаривает себя успокоиться, хотя внутренние демоны уговаривают зарядить Дорохову в скулу как следует.

Парень поднимается и подходит к Денису, которого Дима все ещё удерживает, и подходит слишком близко, разделяя воздух на двоих. У Дениса в глазах выплясывают польку бесы.

— Я не ударю тебя, блять, только потому, что мы не в Средневековье, а око за око уже давно не действует. Но, Ден, ты мудак, — Антон эти слова рычит как-то слишком яростно, а после все-таки бьет куда-то в бок. Это не больно, Дорохов даже не дергается. Хмыкает. Он просто, блять, ухмыляется.

Позов разворачивает того к выходу на лед, отталкивая от себя.

— Еще раз что-то такое повторится — поговорим в кабинете у Шеминова. Не думаю, что кто-то из вас настолько не дорожит своим местом. На лед выметайтесь, — Позов говорит это почти без лишних эмоций, обращаясь к хоккеистам. Те не выглядят пристыженными — они выглядят как люди, которым прервали увлекательное развлечение. — Тох, разберешься? Арсений, ничего не сломано? — тот головой отрицательно машет, но на тренера не смотрит, продолжая останавливать кровь.

Позов выходит из раздевалки и парней обволакивает тишина. Антон дает себе буквально секунду, а потом разворачивается к Арсению. Тот сидит, вжавшись спиной в ячейку и прижимая к себе ноги в коньках. У Арсения взгляд опущен в пол, а руки уже не так сильно дрожат, но подрагивают все равно. И сам он весь трясется.

Антон не знает, что делать — на тренировках такому не учат, а коньки оказываются совершенно бесполезными. Он опускается напротив парня и протягивает руки к нему, касаясь ткани.

— Можно я посмотрю?

— Отъебись, — Арсений в чужие глаза не смотрит и своих не поднимает. Антон не отшатывается даже, но руки замирают.

— Болит что-то? — он пытается снова. — Арс, я правда хочу помочь.

— Мне не нужна твоя помощь. Отъебись. От. Меня, — Арсений кажется игрушкой, которую натренировали отвечать исключительно так. Грубо и отрезвляюще. — Нельзя сначала возглавлять против меня коалицию, крыть хуями и издеваться, просто потому, что я отличаюсь от вас, а потом, — Арсений задыхается и вскакивает на ноги резко. Его тут же уводит в сторону, и плечо с новой гематомой врезается в острую деревяшку шкафа. У Арсения из губ вырывается неконтролируемый вскрик. У него перед глазами пелена из слез — он зажмуривается сильнее и буквально валится на пол. — А потом сидеть передо мной на коленях, прикладывать футболку к разбитому носу и успокаивать, — Арсений часто мотает головой и громко шмыгает носом. — Так не бывает, — последние слова он говорит шепотом.

— Прости меня, Арс, — Антон шепчет тоже. — Я пиздец как виноват перед тобой и не представляю, что ты сейчас чувствуешь. Прости меня, если сможешь, — голос дрожит. — Посмотри на меня, — Антон озвучивает просьбу прежде, чем успевает подумать, но он о ней не жалеет: чужие голубые глаза, залитые болью, наконец-то смотрят в упор.

мальчики в хоккее не плачут.

мальчикам в хоккее нельзя проявлять слабость.

Но у Арсения глаза наполнены слезами, и он — Антон готов поклясться — ненавидит себя за них. Попов переводит взгляд на серый потолок, еле освещенный, и пытается слезы прогнать, но они не уходят, а предательски начинают сыпаться из глаз. Как звезды. Арсений часто мотает головой и руками размазывает слезы по горящим щекам.

— Я не могу так, — у Арсения голос дрожит и ломается. Антон перенимает наконец-то ткань и убеждается, что кровь перестала капать, хотя нос и губы опухают.

— Ты можешь меня ненавидеть сколько угодно, но, Арс, можно тебя обнять? Мне кажется, тебе это нужно.

Арсений кивает и шмыгает носом. Антон перекладывает руки на чужие плечи и совсем легко тянет на себя, давая шанс на попятную. Своими прикосновениями он словно говорит трепетное: «я здесь». Арсений подается вперед, шипя сквозь зубы, и укладывает голову на чужое плечо.

— Я никогда тебя не ненавидел и даже не планировал, — Арсений шепчет, утыкаясь в шею и обвивая своими руками антоновы крепкие плечи. — Мне просто было больно. сейчас вдвойне больно.

— Что болит, Арс? — Антон шепчет и случайно задевает губами мочку чужого горящего уха. Арсений прерывисто выдыхает.

— Дышать больно. Он попал, кажется, по ребрам, а удар к легким ушел.

— Вот мразь, блять, — шипит Антон и руки осторожно кладет на чужую шею, массируя. — За что? — вопрос, висевший на языке, наконец-то оказывается озвученным. Арсения в антоновых сильных руках снова начинает потряхивать.

— Неважно это.

— Арс.

— Фотки с бывшим… — Арсений медлит и делает несколько медленных вдохов, а Антон притягивает его еще ближе — хотя куда уж там. — Фотки с бывшем парнем откопали где-то. Я не понял, то ли они знали Сашу до моего приезда, то ли просто в инсте нашли. Ну и накинулись дружно.

— Вдвойне мрази, — заключает Антон и пальцы погружает в арсеньевские волосы, перебирая запутанные пряди.— Мне очень жаль, Арс, — слова даются удивительно легко.

— Не боишься, что зайдёт кто-то? — спрашивает Арсений еле слышно и поднимает голову, смотря полувопросительно.

— Пизды дам за одно только их слово, — Антон вмиг серьезным становится и ладошки укладывает на чужие щеки, большими пальцами рисуя мягкие круги. — Если что-то подобное начнётся опять — мне скажи, Арс. В мире хватает подонков, а я правда не хочу быть одним из них. И сегодня с Дорохом ещё пообщаюсь, конечно. А ещё, Арс, слезы — это не стыдно. В них нет ничего плохого, слышишь?

Арсений впервые за эту неделю, кажется, улыбается, хотя и чувствует, как раненая кожа на губах жжется, а глаза наверняка еще больше краснеют. Слезы высыхают.

Антон почему-то смотрит совершенно очаровано и притягивает ближе, вновь укутывая в объятия и защищая от всего мира — бессердечного и холодного.

Арсений решает, что Скай был неправ: Иркутск точно подарил ему нужного человека.