1. От прошлого до настоящего один шаг, полный боли

В комнате было удушающе жарко. А сколько Изуку себя помнил, жару он не переносил. И вроде бы всё просто, встань да открой окно. Проблема решена. Но он не может, просто не имеет права на это. Если Мидория разбудит своего альфу, то ему несдобровать. Сегодня у Кацуки особенно скверное настроение, а на нехватку тумаков парень не жаловался.


Изуку медленно, стараясь не шуметь, выбирается из кровати. Это просто, когда ты спишь на самом краю, свернувшись калачиком, чтобы ненароком не задеть Бакугоу.


Он бесшумно выходит из комнаты, прикрывая за собой дверь. Квартира наполнена ночной тишиной. Начало апреля выдалось слишком жарким, и в ближайшее время понижения температуры не предвещают. Мидория аккуратно подходит к окну, приоткрывая его.


Створки скрипят, отчего его передёргивает, и он в страхе оборачивается, прислушиваясь к всё той же звенящей тишине. Ветра нет, но так всё равно лучше, чем в закупоренной спальне.


Изуку делает глубокий вдох. На улице нет ни души, только свет фонаря, что периодически будто подмигивает ему. Его уставшие глаза смотрят на асфальт, и, если бы не узкая оконная рама, Мидория бы уже лежал на этом самом асфальте в луже собственной крови.


Эта картина так явственно предстаёт в его мыслях, что приходится несколько раз ударить себя по впалым щекам, чтобы выбить это дерьмо из своей головы. От этого никому легче не станет, особенно его пожилой матери, что уже не в состоянии работать, чтобы прокормить себя.


Они вместе уже почти одиннадцать лет, и за это время ничего не изменилось. Он поднимает взгляд на ночное небо, где светит блёклая луна, и вспоминает, как всё это началось.


Тогда они учились в старшей школе. И отношение Кацуки к Изуку трудно было назвать нормальным. Конечно, можно было подумать, что они всё ещё друзья детства, только если отбросить все тычки, издевательства и мат в сторону омеги. О принадлежности к этому типу Мидория узнал в двенадцать, тогда с Бакугоу они уже нормально и не общались, но это не помешало альфе прознать о типе парня и использовать это в своих «шоу».


Было обидно, но ничего поделать с этим он не мог. Кто он, а кто Бакугоу Кацуки. Ни на что не способный омега и самый желанный альфа. Многие из его класса, набравшись смелости, признавались ему в любви, они даже начинали встречаться. Только долго это всё не продолжалось, стоило Кацуки отыметь несчастную или несчастного, как он тут же выкидывал «испорченный материал». Изуку не было до этого дела, но смотреть после этого в пустые глаза омег было просто невыносимо. Поэтому он всеми силами старался их поддержать и помочь им оправиться. Были те, кто смотрели на него с немой благодарностью, не проронив ни слезинки, были те, кто бились в истерике, рассказывая, как сильно они любят этого жестокого альфу и что жить без него не могут, были и те, кто начинали орать на него, отталкивая от себя и покрывая матом. Как-то раз одна такая омега выкрикнула на весь класс: «Чего ты ко мне прикопался со своей помощью?! Да ты просто сам хочешь быть на моём месте, вот и выпендриваешься как можешь! Знай, да Бакугоу в жизни на тебя не посмотрит! Такой, как ты, жалкий мусор, годится, только чтобы валяться на помойке!»


Такая реакция не была удивительна, но вот слова, сказанные ей, задели за живое. Кацуки, конечно, нравился ему, но связывать с ним свою жизнь Изуку не хотел бы. Может, это прозвучит бредово, но он верил в Истинность, что существует созданный именно для него человек, с которым он будет самым счастливым на свете. Но всё решили за него. Эти самые слова Бакугоу услышал очень отчётливо, и его оскал ещё долгое время пугал всех в классе.


Иногда Мидории казалось, что Кацуки смотрит на него: пристально, выжидающе. Но парень всё никак не мог понять, что тот хочет. К счастью, жертв этого сердцееда поубавилось, отчего жить стало легче, хотя ему всё так же признавались, надеясь стать тем/той единств/енным/енной, кто сможет приручить этого необузданного зверя. Но всех таких «желающих» посылали далеко и надолго. Изуку даже подумал, что альфа наконец-то нашёл того самого/ту самую, и искренне радовался за него. В какой-то момент, перестав себя контролировать, Мидория даже ободряюще улыбнулся своему бывшему другу, который после этого долго смотрел на него немигающим взглядом.


Так прошло около месяца, Изуку уже исполнилось шестнадцать. Он немного подрос, но внешне ни капельки не изменился. А вот Кацуки мало того, что стал выше и сильнее, так ещё и характер его, похоже, испортился ещё больше. Особенно это стало заметно ближе к началу зимы. Бакугоу срывался на всех подряд и на Мидорию в первую очередь. Такая агрессия, пускай и свойственная парню, была не очень-то приятна, но омега не жаловался.


Как-то раз Изуку услышал разговор двух альф из его класса, и, пусть это были только обрывки фраз, кое-что из них он всё-таки понял.


— Блять. Бакугоу уже заебал бомбить!


— Не то слово. Но ты ж сам понимаешь, если ты это ему в лицо скажешь, он тебя заживо закопает.


— Разумеется, понимаю! Чёрт, когда же эта тварь потечёт уже, чтобы он его трахнул и угомонился! А то ебёт мозг нам!


Дальше Изуку уже не слушал. И так ясно, что у Кацуки с его парой довольно сложные отношения, но лезть в это он не собирался. Взрослый альфа сам разберётся со своими проблемами, а ему ещё к тестам готовиться надо.


Но парень даже не догадывался, к чему всё это приведёт.


Первая течка дала о себе знать совершенно неожиданно. Сначала Мидории казалось, что он просто простудился, но, когда омега сидел на уроке, запахи всех альф резко стали ненормально привлекательными. Запахло жареным. Он кое-как отпросился в медкабинет и пролежал там до конца уроков. Медсестры не было, таблеток тоже. Радовало только то, что сама течка ещё не началась, вот только всё тело ломило, внутри горело, но смазка не текла.


Измученный, он уже почти заснул, как громкий грохот разбудил его. Приподнявшись на койке, Изуку попытался выглянуть за шторку. Громкий щелчок замка и совершенно ненормальный оскал Бакугоу — вот, что он увидел тогда. А дальше всё было как в тумане.


Его грубо схватили за горло, вдавливая лицом в тонкую медицинскую подушку, пропахшую потом.


— Заорёшь — убью… — прошипели ему на ухо.


Изуку попытался ударить его рукой, но его тут же скрутили, ударяя по лицу с такой силой, что всё вокруг потеряло очертания, а в ушах зазвенело. За это время его руки уже привязали к спинке кровати, стянули штаны с нижним бельём, а рот заткнули обрывком какой-то ткани. Его всего скрутило от страха. Мидория попытался повернуть голову назад, чтобы посмотреть, что задумал Кацуки, пускай он понимал «что», но так хотелось верить, что всё это ошибка, просто очередной способ издевательства. Он всхлипнул, видя расстёгнутые штаны альфы и его возбуждённо-подрагивающий член.


— Ум-м-м-м! — омега замотал головой, задёргал руками. Только бы вырваться, убежать.


— Даже не пытайся, — Бакугоу с силой раздвинул его ноги, надавливая на поясницу, чтобы тот прогнулся.


Изуку снова дёрнул привязь, за что его локтем ударили в крестец. Из глаз хлынули слёзы, он задёргался ещё сильнее. Боль волнами распространялась по всему телу.


Альфа цыкнул на него, вдавливая его голову в подушку, а потом начался Ад.


Сколько времени прошло, омега не знал. Он чувствовал, как его изнутри рвут на части. По ногам стекала горячая кровь. Смазки так и не было. А если ему становилось легче, то Кацуки принимался его избивать куда рука попадёт. Синяки появлялись мгновенно. Изуку рвано дышал, воздуха просто не хватало, и Бакугоу это видел, но не спешил вытаскивать кляп, а ехидно смотрел на то, как парень едва не теряет сознание, и продолжал вколачиваться в него.


Закончилось всё бурно. Когда Мидория уже был на грани обморока, он почувствовал дрожь за спиной. Кацуки задвигался чаще, а потом на спину выплеснулась горячая жидкость.


Громкое дыхание позади пугало ещё сильнее. Изуку попытался встать хотя бы на колени, но попытка свести ноги вместе привела к болезненным спазмам по всему телу. Он застонал от боли.


Парень знал, что сейчас альфа смотрит на него. Пристально. И он был уверен, что на его лице сияет оскал.


— Хороша, однако, шлюшка! — Бакугоу шлёпнул его по ягодице, заставляя вскрикнуть.


Его унизили, растоптали, обесчестили. От адреналина в крови Изуку нашёл в себе силы повернуть назад голову и посмотреть на него заплаканными глазами, наполненными болью и отчаянием. Но Кацуки это не впечатлило, а только сильнее разозлило.


— Что?! Повторения хочешь?! Это можно легко устроить!


И всё началось снова.


Мидория не помнил, как дошёл до дома. Мама смотрела на него с таким ужасом, что плакать хотелось ещё сильнее. А ещё лучше рассказать, что его изнасиловал тот, кого он считал своим другом и кому был готов помочь в чём угодно.


У него не было сил говорить хоть что-то, поэтому он просто пошёл к себе. Упал на кровать и провалился в сон.


Проснулся он оттого, что тело бьёт истерика. Губы кривятся в немом крике, а из глаз ручьями текут слёзы. Изуку затыкал рот ладонью, жевал подушку, но это не помогало. Хотелось спрятаться, исчезнуть, умереть…


Он кое-как дополз до ванной, закрылся. Включил воду, позволяя окатить себя ледяной водой. Но холода не чувствовал. А вот пустоту внутри ощущал очень отчётливо. Как будто внутри что-то оборвалось. Ниже поясницы всё неимоверно жгло. А обернувшись, омега увидел кровавые разводы, смываемые водой в сток. Он завыл, утыкаясь лицом в кафель. Бил кулаком о стену, сжимая пульсирующие виски.


Течка так и не началась. Инко он не сказал ни слова и, будто ничего и не произошло, пошёл в школу. Всю дорогу до здания он повторял себе: «Не смотреть на Каччана. Не смотреть на Каччана. Не смотреть на Каччана».


Однако стоило войти в класс, как первое, что он увидел, — это оскалившийся альфа в окружении своих дружков, что с безумными усмешками смотрели на него. Перед глазами мгновенно пролетели воспоминания вчерашнего дня. Внизу живота болезненно запульсировало, к горлу подкатил ком. Мидория выскочил как ошпаренный, прихрамывая добежал до туалета, закрылся, и его вывернуло.


Кацуки смотрел на него. Он чувствовал этот пристальный взгляд, прожигающий в спине дыру. Прошла всего лишь пара дней, легче не становилось. Иррациональный страх преследовал его везде, где хоть немного пахло альфой.


Так прошёл месяц.


В школе появился новенький. Красивый статный альфа, от запаха которого у всех омег сносило крыши. У всех, но не Изуку. Его страх альф никуда не делся. Всем было плевать на паренька. Но ему это было только на руку.


Но кто-то там, наверху, очень не любил Мидорию.


Новенький альфа обратил на него внимание. Даже не обратил — просто случайность. Изуку нёс огромную стопку книг в библиотеку и не увидел, что перед ним стоит человек. Врезался в него. Это и был Курусе. Он просто помог омеге собрать упавшие книги, поинтересовался, как у него дела, обольстительно улыбнулся на прощание, заставив нервные мурашки пробежать по спине. И как бы ни убеждал себя Изуку, что не все альфы такие, как Кацуки, ничего не помогало.


Маленький омега отчего-то привлекал Курусе, поэтому во вторую их встречу парень позволил себе вольность: взъерошил тёмные волосы и погладил веснушчатую щёчку. Мидория разревелся от страха. Просто сбежал, оставив ошарашенного альфу одного в коридоре.


Кацуки узнал об этом в тот же день. Сплетни в их школе всегда расходились в мгновение ока. Курусе избили до потери сознания, а «омегу-шлюху» ждало другое наказание.


Бакугоу ожидал его в пустом классе, а стоило Изуку перешагнуть порог, как дверь за спиной закрылась. Он в панике дёргал за ручку, но кто-то удерживал её снаружи, улюлюкая что-то обидное. Тогда он обернулся назад. Его крик слышали все, но никто не решился помочь, ведь оказаться на его месте и врагу не пожелаешь. Сначала Кацуки его хорошенько избил, вывернул ему руку, влепил пощёчину, отпинал ногами и только потом изнасиловал снова.


— Если одного раза тебе было мало, значит будем вбивать это в тебя ежедневно!


Так и было.


Первую неделю Изуку везло, мать верила в придуманные истории, откуда появлялись новые травмы, а потом он попал в больницу. В порыве гнева Бакугоу ударил его головой об парту, и Изуку потерял сознание, распластавшись на поверхности стола. Кацуки даже не обратил внимания на то, что омега не сопротивляется, но, когда, застёгивая штаны, решил на всякий случай проверить, выругался.


Скорая констатировала сотрясение средней тяжести. Весь класс уверял, что Изуку потерял равновесие и упал, врач сделал вид, что поверил. Разбираться в этом не было никакого желания, а если омега сам не подаст заявление, то и тем более. Не его это дело.


С Инко взяли огромную сумму за лечение. Изуку мечтал удавиться, взгляд всё чаще падал на острые предметы, что, казалось, манили к себе. Но он упрямо отворачивался: если сейчас вот так сбежит, то что будет с его одинокой матерью?


Но на домашнее обучение его всё-таки перевели.


В школе он появлялся только на тестах и экзаменах. Так Мидория закончил первый год старшей школы, а потом попросил перевода в другую, довольно далеко от дома. Бакугоу Кацуки стал просто кошмарным воспоминанием.


Но ненадолго.


Изуку возвращался домой и решил срезать через переулок. Но стоило ему пройти чуть дальше, как его схватили за руку и вжали в стену. Увидев красные глаза напротив, он едва не заорал от страха, и только рука, закрывающая рот, остановила его. Альфа не церемонился, бить бил, но не так сильно, как раньше. Шипел ему на ухо что-то похожее на угрозы: «Не надейся убежать», «Как был тряпкой, так и остался». Насильничать тоже не стал, просто искусал всё, до чего дотянулся.


Когда омега вышел из переулка, ноги его не держали. Он ревел всю дорогу до дома, а потом заперся у себя в комнате и не покидал её несколько дней, сославшись на простуду. Но стоило ему выйти за пределы дома, как тело покрывали новые укусы.


Он подгадывал идеальные моменты, когда Изуку был совершенно один, мог слегка ударить его, искусать до крови, но не насиловал. Кацуки смотрел на него выжидающе, словно Мидория должен был дать согласие. От этого становилось совершенно не по себе. Ведь было невозможно предугадать, что в следующий момент сделает этот альфа.


Полтора года проходят как в тумане.


Изуку всё так же боится альф. Хотя уже давно понял, что не все такие, как Бакугоу. Но, когда ежедневно видишь свой кошмар наяву, очень трудно поверить другим. Мидория решает стать педагогом в детском садике. Он всегда любил детей и мечтал, что со своей парой создаст большую семью. Однако «столкновение» с Кацуки лишило его всего сразу. Из-за постоянного стресса течек не стало. Первый месяц после изнасилования он не заморачивался, а вот спустя парочку заволновался, но к врачу идти было слишком страшно. Услышать о собственном бесплодии от другого — это будет ещё большим ударом для него. Пускай лучше это останется «внутри».


Мидория поступает в институт, с оценками у него никогда проблем не было. Тогда же он принимает решение жить в общежитии, туда не пускают посторонних, значит, Бакугоу просто не сможет к нему приблизиться.


Но Кацуки будто чувствует, что задумал омега. В тот день Изуку с ужасом смотрел на плачущую от счастья мать. Инко улыбалась сквозь слёзы, поздравляла его со вступлением во взрослую жизнь. Альфа сидел и улыбался, слишком фальшиво, вот-вот на его лице мог расползтись безумный оскал.


ОН всё просчитал. Заявился к ним домой, рассказал про «отношения» с Изуку. Заверил женщину в серьёзности своих намерений. Наплёл про то, как сильно любит избивать её сына, как долго ждал, пока он окончит школу, чтобы жить вместе с ним. И всё! Дело в шляпе. Парня уже готовы отдать в лапы этого чудовища.


Мидория всю ночь проплакал. Ему хотелось упасть на колени перед матерью и умолять не отдавать его Бакугоу, но, видя с каким облегчением она смотрит на них, он не смог выдавить и слова, в ужасе подмечая расширенный зрачок альфы.


Отца Кацуки по работе перевели за границу, мать уехала с ним. Дом решили продать и купить квартиру (альфа наотрез отказался переезжать с родителями). «Так что с жилплощадью проблем не будет!»


Эти слова звучали как приговор. Инко снова счастливо заплакала. Изуку сглотнул, вдоль позвонка пробежал табун мурашек.


«Мне конец… Мне конец… Мне конец!.. Он убьёт меня!»


Только под утро он смог немного задремать, а потом сам собирал свои вещи в коробки и относил в машину к Кацуки, что пристально следил за каждым его движением, готовясь, если что, поймать его и увезти силой.


Оторваться от матери было сложнее всего. Он ревел как ребёнок, у которого разбита коленка, но это не коленка. Это будто прощание. Ему казалось, что он видит свою мать в последний раз и больше не увидит никогда.


Кое-как оторвав омегу от женщины, Бакугоу попрощался с ней и запихнул Мидорию в машину, пристёгивая тугими ремнями безопасности.


В момент, когда машина тронулась с места, в его голове билась только одна мысль: «Вот бы мы попали в аварию и всё это закончилось поскорее!»


В аварию они не попали. Квартира была чистая, просторная и немного… пустая, будто в ней никто и не живёт. Пустующие кухонные полки. Выключенный размороженный холодильник. Из мебели стол, подушки и матрас. Всё…


Эти спартанские условия не пугали, а заставляли задаваться вопросом: «А как этот парень здесь живёт?!»


Кацуки затащил Изуку в пустую комнату, — голые стены, обклеенные обоями.


— Это спальня, — ему не дают времени опомниться, как затаскивают в другую комнату. Альфа показал туалет, ванную, всё, кроме кухни, — не видел в этом смысла.


— Завтра привезут мебель, чтобы тебя здесь до обеда не было, уяснил? — Бакугоу смотрит на него злобным взглядом, от которого подгибаются коленки, голос пропадает.


Всё, на что его хватило, — кивнуть, зажмурившись.


Так они и начали жить вместе. Медленно пустая квартира стала больше похожа на место жительства двух людей. Появился нормальный кухонный стол с четырьмя стульями, двуспальная кровать, тумбочка с ночником, плита для готовки, кресло (диван покупать не стали), даже телевизор, но пользовался им только Кацуки…


На Изуку была уборка, готовка, стирка — всё, что должен делать омега. Он учился и немного подрабатывал уборщиком. Деньги отдавал альфе. Сам Бакугоу учился заочно, работая в какой-то компании, мозги позволяли. И вроде всё как у нормальных людей, если бы не одно НО!


Ежедневные побои…


Кацуки спокойно завтракал, но в тот день Мидория забылся и положил в кофе альфы ложку сахара, хотя тот предпочитал исключительно горький, без молока. Избили его знатно. Всё-таки силы у Бакугоу было хоть отбавляй, а на удары он не скупился.


Изуку мог не успеть выбросить мусор, где-то не протёр пыль, приготовил невкусный ужин, поздно пришёл домой («поздно» — позже Кацуки). Сначала это были только удары, но в какой-то момент, когда омега со страху попытался отбиться, альфа наглядно продемонстрировал, почему Мидория его так боялся. Несколько часов в спальне на привязи, пока тебя насилуют и избивают, творят чудеса. Забитый до полуобморочного состояния, Изуку больше и слова поперёк не сказал альфе.


Закончив институт, парень счастливый побежал устраиваться на работу, чтобы найти отраду в детях.


Эти маленькие ангелочки стали его спасением. Ему было плевать на то, что дома его ждёт тюрьма и бесконечный кошмар в лице Кацуки. Он приходил в эту квартиру счастливым, едва не светился, а утром так же быстро убегал на работу, чтобы поскорее увидеть малышей. Взять их на руки. Пускай на денёк, стать самым обычным омегой, мечтающим об обычной семье с детишками и любящим мужем. Даже когда Бакугоу бил его, он прикрывал руками только лицо, чтобы не пугать ребят своими страшными синяками, которые украшают всё его тело, не пропадая уже несколько лет.


Но всё оборвалось в один момент. Кто-то из родителей заметил на его теле фиолетовые гематомы. Заведующая была проинформирована в первую очередь. Конечно, она знала про избиения, трудно не заметить, но, видя, как сияет этот «малыш» рядом с детишками, женщина просто не смогла ему отказать. Теперь же на неё давили сверху и ни одного её аргумента они не принимали: «Вы понимаете, если его забьют до смерти, то проблем не оберёмся в первую очередь мы, те, кто знали, но ничего не предприняли! Нас это не касается, он портит нашу репутацию!»


Изуку помнил, как в последний раз держал на руках ребёнка, когда они все собрались вокруг него, хватая за передничек в цветочек и плача, прося, чтобы он не уходил. И Изуку плакал вместе с ними.


Парень пришёл домой весь разбитый, теперь ему было плевать абсолютно на всё. В тот вечер Кацуки его не трогал, а омега не произнёс ни слова, стараясь быть как можно незаметнее. Чтобы помогать матери, Мидория устроился работать в местное кафе, совмещённое с цветочным магазином. Владелец — милый пожилой омега — сразу дал ему работу и туда, и туда. Утром флорист, вечером официант. Так и протекали дни. Недели. Месяцы. Годы.


Сейчас стало легче.


Однажды Изуку обмолвился, что хочет детей. Просто случайно вырвалось, и было плевать, что его сейчас по стенке размажут. Наоборот, в некоторой степени он надеялся на это, что всё это наконец-то закончится и он получит долгожданную свободу.


Бакугоу смотрел на него нечитаемым взглядом, а потом, ухмыляясь, заявил полным презрения голосом:


— От такой шлюхи, как ты, мне мелкие выблядки не нужны…


— …


Ему было нечего ответить на это. Слёз не было, за все годы, прожитые бок о бок с этим монстром, он выплакал всё на столетие вперёд.


Но почему-то больше к нему не прикасались. Они по-прежнему спали в одной кровати, но ни намёка на секс не было. Жаль, что для этого нужно было завести разговор о детях. Но если бы он знал, что это подействует, то сказал бы об этом, когда они только начали жить вместе.


На него напала апатия. Ничего больше не хотелось. Он делал всё на автомате. Работал. Готовил. Убирал. Отправлял деньги матери переводами. Ему было страшно ей показываться, а врать по телефону было ещё хуже.


— У меня всё хорошо! Не волнуйся. Мой альфа замечательный!


Раньше он постоянно плакал после разговора с Инко, даже собрался как-то сбежать от Кацуки, но некуда идти. У матери его сразу найдут, а друзей он в жизни не видел. Хотя… вон один друг детства сидит напротив, но если они пересекутся взглядами, то Изуку получит хорошую оплеуху.


Он стал есть по минимуму, чтобы меньше платить за себя. Началась бессонница. И спустя пять месяцев Изуку превратился в ходячий труп. Бледный, словно мел. Со впалыми щеками. Поблёкшими глазами, под которыми залегли огромные фиолетовые мешки. Его тело иссохло. Казалось, дотронься — и он превратится в пыль. Запах пропал окончательно, так что многие принимали его за смертельно больного бету.


Альфа его состояния не замечал. Наверное, его это не волновало. Хотя иногда он посматривал на него с нескрываемой насмешкой, но Мидории было всё равно. Уже всё равно. В его жизни уже нет ничего, кроме матери, за что стоит бороться, ради чего стоит жить.


Омега смотрит в небо. Начинает светать. Скоро на работу. Скоро проснётся Бакугоу. И снова всё начнётся по новой.


***


Изуку был в цветочном магазине. Покупатели медленно приходили, просили помочь с выбором цветов или составить букет.


Только ушли одни, как пришёл другой.


— Добро пожаловать! — он попытался улыбнуться, щека немного болела после очередной вспышки агрессии его «сожителя».


Высокий статный молодой человек. Сразу видно — альфа. Он осматривает цветы своими разноцветными глазами, на левой половине лица виден шрам от ожога. И почему-то Изуку испытывает к нему жалость, стараясь не думать о том, как выглядит со стороны он сам.


— Мне нужен букет хризантем, — наконец говорит он спустя минут десять пристального осмотра товара.


— Какие именно: белые, бледно-розовые, сиреневые? — Мидория подходит ближе к нему.


Альфа задумался, пристально смотря на цветы таким серьёзным взглядом, будто от этого выбора зависит вся его дальнейшая жизнь.


— Извините, но позвольте поинтересоваться, для кого Вы выбираете?


— Для матери… — его взгляд становится таким печальным, что даже окаменевшее сердце омеги пропускает удар.


— Тогда, — он протягивает руки к цветам, — позволите мне собрать букет на свой вкус?


Ему кивают, на мгновение задумавшись.


Изуку тут же набирает хризантем всех цветов и уходит за стойку. Выбирает обёртку, берёт немного зелёных листьев и собирает всё вместе. Кажется, этот хмурый человек на секунду растерялся, смотря на большой букет в хрупких руках парня напротив.


— С Вас 4824.14* йен. Наличными будете расплачиваться или карточкой?


— Чеком можно?


— Можно.


Пока альфа выписывает чек, Мидория убирает остатки упаковочной бумаги.


— Вот. Возьмите, пожалуйста, — он протягивает продавцу бумажку, пальцы их рук чуть соприкасаются. — Вы замёрзли? — сам от себя не ожидая, спрашивает альфа.


Изуку отрицательно качает головой.


— Нет, они всегда холодные. Спасибо за покупку, приходите к нам ещё!


Он кланяется и улыбается на прощание. И эта измученная улыбка напоминает альфе его мать, которая улыбалась ему точно так же.


— Я — Тодороки Шото. А Вы? — принимая букет, спрашивает он, подсознательно давая себе затрещину.


— Мидория Изуку…


Шото хочется пригласить этого омегу посидеть где-нибудь вечером, но зашедшие в помещение люди не дают и слова сказать, кроме как «Спасибо…»


— Пожалуйста! Добро пожаловать!


Альфа почти вышел за порог, но что-то заставляет его обернуться и посмотреть на парня ещё раз. Он видит его едва живые глаза, и отчего-то сердце изнывает. Тодороки пытается унюхать запах Изуку, но ничего нет.


«Как так? Я уверен, что он омега…»


***


Раз в неделю Тодороки заходит к нему в магазин. Уже месяц. Каждый раз альфа доверяет выбор цветов ему. Изуку, в принципе, не против. Хотя лучше сказать, что ему всё равно. Но сегодня парень удивил его.


Мидория уже подошёл к вазам, намереваясь собрать букет, но Шото остановил его.


— Я хотел спросить, Мидория-сан, если бы Вы выбирали цветы в подарок кому-то, то что бы выбрали?


— Смотря по какому случаю, — он продолжал стоять на месте, хотя правая нога нещадно болела. Вчера он неудачно упал, когда Кацуки в очередной раз решил выпустить на нём пар.


— Чтобы этот подарок напоминал обо мне.


— Думаю, тогда лучше выбрать цветы в горшке. Они живут дольше декоративных, а при правильном уходе и много лет с лихвой могут выстоять.


— Тогда выберете для меня один такой?


— Как скажете.


Он ходил между полками и приглядывался, а потом вытащил какой-то горшок, совершенно неприметный, но цветы в нём были очень милыми.


— Мне кажется, это подойдёт. По крайней мере, Вы у меня ассоциируетесь именно с ними.


— Что это за цветы? — Шото как завороженный смотрел на белые лепестки с ярко-фиолетовыми вкраплениями.


— Это фиалки. Они довольно неприхотливы. Просто нужно не забывать поливать их и время от времени пересаживать. Для начала будет достаточно одного раза, сразу после покупки в обычный горшок, — он провёл по пластиковому боку, демонстрируя, как пластик гнётся под пальцами.


А Шото не мог отвести от него взгляда. Этот омега казался самым милым существом на планете. Такой маленький и хрупкий. Его нужно было защищать от всего на свете. Носить на руках и безгранично «топить» в любви, ласке и заботе.


Изуку с каждым разом становился всё бледнее, а тени под глазами едва не были чёрными. Тонкие пальцы рук всегда дрожали, как у алкоголика или наркомана в ломке.


— Вы хорошо себя чувствуете, Мидория-сан?


— Приемлемо, — омега пожал плечами и прошёл к кассе.


Аккуратно упаковав цветок в подарочный пакет, Мидория передал его в руки альфы. Тот, как и всегда, выписал чек.


— Извините, Вы не могли бы подойти ко мне?


Тодороки впервые чувствовал себя таким неуверенным.


— Что-то не так? — настороженно спросил Изуку, выходя из-за прилавка.


— Это Вам, Мидория-сан, — он вручил ему цветы, которые Изуку только что сам упаковал.


Его большие от удивления глаза стоило видеть.


— Мне? — омега неуверенно склонил голову набок, с вопросом глядя на человека напротив.


— Да, Вам. Вы столько раз помогали мне, что я просто обязан отблагодарить Вас хоть как-то.


— Правда, не стоило…


— Стоило. Моей матери очень понравились абсолютно все цветы, что Вы собирали для неё. Так что это благодарность за Вашу помощь.


Его руки подрагивают, сжимая горшок в прозрачной плёнке. Изуку кажется, что он сейчас расплачется. Впервые за всю его жизнь ему подарили цветы. Пускай за простую помощь, но это так приятно. На глаза выступают слёзы, но он тут же стирает их рукавом.


— Что-то не так?! У Вас аллергия?! — Тодороки просто не знает, как подступиться к нему.


— Нет, что Вы. Просто мне очень приятно, мне никог… довольно редко дарят цветы, поэтому я просто счастлив, — он улыбается, отчего на впалых щеках видны ямки, а поблёклые глаза наполняются внутренним светом.


— Что ж, я рад, что смог Вас порадовать. Вы позволите Вас обнять? — альфа раскрывает объятия, и Мидория уже готов шагнуть, но ногу простреливает болью.


Перед глазами всплывает оскал Бакугоу. Его всего передёргивает, что не укрывается от глаз Шото, он незаметно хмурится. А Изуку стремительно возвращается в реальность, где он — раб и груша для битья, а Тодороки Шото — великодушный, добрый, вежливый, милый альфа, что решил поблагодарить продавца из цветочного магазина, который помогал ему собирать букет для матери. Это просто благодарность. Ничего большего.


— Извините, но это лишнее, — омега качает головой и делает шаг назад, прижимая цветы к груди, будто боится, что их сейчас отберут.


— Что Вы! Это я должен просить прощения! Позволил себе лишнего, простите, пожалуйста, больше такого не повторится. Обещаю, — он кланяется и, попрощавшись, уходит.


***


Когда Изуку приходит домой, его встречает звенящая тишина. Значит, Кацуки дома нет. Но времени до его прихода не так много. Нужно приготовить ужин, постирать бельё и развесить его, чтобы успело просохнуть.


Омега даже не замечает, как быстро пролетает время. Дверной хлопок и громкий топот ног говорят ему, что альфа не в духе.


Кацуки проходит в гостиную, и первое, что попадается ему на глаза, — горшок с цветами.


— Что это? — он стягивает галстук, который терпеть не может, его красные глаза щурятся.


Дело плохо.


— Цветы…


Мидория помешивает ложкой овощное рагу, слышится писк стиральной машинки, говорящий, что бельё постирано. Он пробует еду на соль, добавляет какие-то приправы и, прихрамывая, идёт в ванную.


Ему нужно пройти мимо альфы, что не мигая смотрит на несчастное растение. Сердце Изуку ухает глубоко вниз. Кого он хочет обмануть, что ему уже давно всё равно. Этот страх неизлечим. Так же, как и фобия омеги.


Он почти прошёл мимо Бакугоу, но тот гортанно рычит и резко разворачивается к Мидории лицом.


— Откуда, блять?!


— Подарили… — в глаза ему смотреть нельзя, иначе «конец».


— Кто подарил?! — парень подходит к нему, Изуку старается вжать голову в плечи, хотя прекрасно знает, что это не поможет.


— Покупатель. Я много раз помогал ему с выбором цветов…


— Не ври мне!


Его резко хватают за ворот растянутой футболки, впечатывая в стену. Омега больно ударяется затылком, перед глазами на миг темнеет, но он успевает заметить занесённую для удара руку.


И так всегда. Кажется, повода, чтобы его избить, уже не нужно. По шее стекает что-то тёплое, похоже, его хорошо приложили. Боль немного отрезвляет, но от этого только хуже. Синяки только начали заживать, а теперь к ним добавятся новые. Вроде сегодня он злее обычного, но по лицу не бьёт.


«Конечно, если кто-то увидит, сразу на него подумают…»


Изуку закрывает глаза, мечтая, что всё это просто страшный сон. А сейчас он проснётся, и всё будет хорошо. Не будет ни Кацуки, ни его бесплодия, ни побоев, ни этой тюрьмы. Не будет ничего…


***


Голова раскалывалась, рана на затылке пульсировала, тошнило. Мидория глотал обезболивающее, таблетку за таблеткой, продолжая улыбаться каждому из покупателей. Он не знает, как смог выжить, — когда он очнулся, Кацуки уже не было рядом, а цветы, подаренные Тодороки, валялись на полу изничтоженные.


А вот и сам альфа. Как всегда, безупречный вид. Холодный взгляд и целенаправленные шаги к Изуку.


— Добрый день, Мидория-сан.


— Добрый, Тодороки-сан. Вам как обычно? — он выходит из-за прилавка, и вдруг перед глазами всё плывёт.


Омега заваливается набок, но Шото успевает поймать его.


— Что с Вами?! — он пытается словить расфокусированный взгляд, но веки парня дрожат, закрываясь.


***


Очнулся Изуку в больнице, на улице уже было темно. От этого капля холодного пота пробежала по позвонку. Затылок пульсировал, а изображение перед глазами всё ещё нечёткое. Хотелось спать, но он прекрасно понимал, что, если не придёт домой как можно скорее, завтра уже никуда не пойдёт…


— О! Вы проснулись!


В палату зашёл Шото, его улыбающееся лицо было таким непривычным для глаз.


— Все так перепугались, когда Вы упали! Но, слава богу, всё обошлось! — он присел на стул, стоящий рядом.


— Тодороки-сан, это Вы привезли меня сюда?


— Да. Владелец магазина вызвал скорую, но поехать с Вами не смог, поэтому в качестве сопровождающего вызвался я. Надеюсь, Вы не против?


— Нет, что Вы! Тодороки-сан, Вы мне жизнь спасли! — Изуку вскакивает с кровати, смотря альфе прямо в глаза, весь его страх вмиг испарился. — У меня, к сожалению, не так много денег, но если Вы скажете, как я могу Вас отблагодарить, то мне будет проще.


— В этом нет необходимости. Хотя… Мидория-сан, Вы…


Ему не дали закончить: в кабинет зашёл доктор и попросил альфу покинуть помещение.


Изуку продержали ещё около часа. Сотрясения нет, но удар был слишком сильный. Наврав про то, как неудачно поскользнулся на мокром полу, парень сразу помчался на выход. Понятное дело, ему не поверили, но и разбираться не стали, своих проблем хватает.


***


— В следующий раз будьте осторожнее! — похоже, единственным, кто поверил в его наглую ложь, был именно Тодороки.


Было стыдно обманывать такого хорошего человека, но сказать про то, что происходит у него дома, язык не поворачивается.


— Конечно, спасибо Вам огромное!


Шото проводил его до переулка, а дальше омега пошёл сам, кое-как спровадив альфу.


***


— А я тут видел Мидорию, представляешь! — заплетающимся от выпитого алкоголя языком горланил громким басом человек.


Кацуки медленно перевёл взгляд на говорившего, что тут же съёжился.


— И?


— Ну… Он, похоже, наркоманом стал…


— С чего ты это взял? — Бакугоу отпивает из бокала пиво. На самом деле, ему плевать на слова этого неудачника-имбицила, с которым он когда-то там учился… в средней школе, что ли?


— Да он трупак ходячий! Весь трясущийся, как в припадке! Прав ты был, Бакугоу, когда говорил, что он станет хорошей шлюшкой! — неприятный смех режет уши. — Конечно, мало кто на такое убожество поведётся, хотя клиенты у него явно есть.


— Не понял, — собеседник сжимается и уже неуверенно продолжает:


— Ну. Он там с альфой каким-то шёл. Похоже, довольно богатым. Хотя сам Мидория вообще еле ноги передвигал. А! Вспомнил! Из больницы они шли, вот! Залетел, наверное, вот и ходили избавляться от!.. Ха-ха-ха…


На стол с громким треском опустилась рука Кацуки, оставив после себя трещины в деревянной поверхности барной стойки. Бармен вздрогнул и даже не в силах был сделать замечание. Альфа был в бешенстве, о чём говорили его красные глаза и сжатые зубы.


***


Изуку решил запечь крылышки в духовке, но громкий звук слетающей с петель двери заставил выронить поднос, который упал ему прямо на ногу, отчего он коротко вскрикнул. Бакугоу стремительно надвигался на него. Это было страшно. Мидория попятился назад, пока не упёрся ногами в столешницу. Кацуки навис над ним, смотря бешеным взглядом. Омега не знал, как прикрыться, если его будут бить. В таком месте он легко переломает ему все кости.


Альфа продолжал стоять над ним, громко вдыхая воздух полной грудью. А потом, громко рыкнув, развернулся и ушёл, по пути снося со стола кружку, которая тут же разбилась о пол. На полу остались следы его ног, перемазанных в соусе для курицы, что был разлит.


Изуку сполз на испачканный пол, его сердце болезненно билось в горле, тошнило. Его трясло от страха. На глаза выступали слёзы, но он быстро утирал их рукавом безмерной толстовки. В поле зрения попался нож, лежащий на разделочной доске, рука уже сама потянулась к нему. Однако Мидория тут же одёрнул её и замотал головой — у него мать, которой нужно помогать финансово. Пускай его избивают, но так он хотя бы не обременяет её и может работать. Он просто не имеет права так поступить с ней. От этого стало легче. Этого стимула хватит ещё надолго. Он справится. А сейчас нужно всё убрать, сходить в магазин за новыми крылышками и заново приготовить ужин, иначе, мало ли, альфа вернётся в ещё более скверном настроении. Хотя кто его знает, когда он придёт и придёт ли вообще.


***


На следующий день Изуку поливал цветы в горшках, что стояли на улице, когда на пороге магазина появился Шото.


— Добрый день, Тодороки-сан. Вам снова понадобились цветы? — альфа подошёл к нему, каким-то странным, полным решимости взглядом смотря на омегу.


— Мидория-сан, я хотел бы с Вами серьёзно поговорить.


Парень поставил лейку на землю.


— А, подождите, пожалуйста, я сейчас, — и скрылся за дверью цветочного магазина, но уже через минуту выбежал назад, держа в руках коробку конфет. — Я, к сожалению, не знал, что Вам нравится, поэтому выбрал на свой вкус. Это благодарность за то, что Вы помогли мне вчера.


Тодороки нерешительно принял подарок из рук омеги, что смотрел на него с лёгкой улыбкой.


— Так о чём Вы хотели поговорить? — Изуку сделал шаг назад.


— А. Да, — он прочистил горло, прежде чем снова заговорить. — Думаю, это будет звучать странно, ведь мы с Вами и не знакомы толком, однако… Я бы хотел пригласить Вас на ужин сегодня, и не только сегодня. Вы мне очень нравитесь, и я бы хотел построить с Вами отношения.


Мидория в шоке смотрел на него и не мог поверить. Такой шикарный альфа не мог обратить на него внимание. Просто не мог. Вокруг так много красивых омег, на чьих лицах постоянно сияют яркие улыбки. В мыслях он уже в его объятиях, самый счастливый на свете с любящим альфой, у них двое замечательных детей и большая собака…


Вот только…


Пора вернуться в реальность, где Мидория Изуку — забитый до полуобморочного состояния, много раз изнасилованный, потерявший веру бесплодный омега, работающий флористом и официантом за копейки, который живёт со своим насильником-альфой многие годы.


А теперь посмотрим на Тодороки Шото…


Статный молодой альфа, явно с огромной родословной, богатый, самый добрый, красивый, заботливый. Даже на такого, как Изуку, он смотрит по-доброму, а не как на отброса общества. Он заслуживает истинного счастья с каким-нибудь миниатюрным, никем не тронутым омегой из знатного рода, который подарит ему замечательных наследников и сделает самым счастливым на свете.


Изуку просто не смеет ломать жизнь такому хорошему человеку.


Парень опускает голову и кланяется.


— Простите, Тодороки-сан, но я не могу…


Шото старается держать лицо и не показывать, насколько расстроен, для себя он уже решил, что не отступится.


— Мидория-сан, я настроен очень серьёзно, поэтому даже Ваш отказ не изменит этого. Если понадобится, я буду приходить сюда каждый день и приглашать Вас на свидание, пока Вы не согласитесь. Простите, но такой уж я есть.


Омега закусывает губу, стараясь не разреветься. Внутри него борются две стороны: одна — хочет броситься этому альфе на шею, упасть к нему в ноги и разреветься от счастья, другая — смотрит на всё по-другому, прекрасно понимая, что родители альфы не одобрят их отношений. Тодороки наверняка будет злиться и попытается уйти из семьи, будет делать вид «счастливого человека», когда на самом деле будет проклинать день встречи с этим омегой.


— Вы замечательный! — хрипит он, голос едва не срывается. — У меня есть альфа…


Вот тут сердце Шото пропускает удар.


— Но Вы непомеченный! — восклицает он и тут же замолкает, не ожидая такого от самого себя.


— Да, но мы живём вместе уже много лет…


Альфа сжимает кулаки.


— Вы… любите его?


Изуку молчит.


— Если Вы несчастливы с ним, то почему отказываетесь? Я ведь не какой-нибудь монстр, чтобы принуждать Вас, просто попробуем. Если Вам не понравится, то, обещаю, я больше не подойду к Вам и не потревожу Вас! — Шото уже плевать, насколько это жалко выглядит, этот омега нужен ему.


Мидория держится из последних сил. На «монстре» он вздрагивает настолько сильно, что самому страшно. Перед глазами сразу появляется перекошенное от злости лицо Кацуки — это отрезвляет не хуже пощёчины. Бакугоу его не отпустит, пострадает в первую очередь Тодороки. Это становится последней каплей.


— Лю…блю… Люблю… Я люблю его!.. — он сжимает руки, до крови впиваясь ногтями в ладонь.


— Вот, значит, как…


Шото молчит несколько минут, Изуку тоже молчит.


— В таком случае мне не остаётся ничего, кроме как сдаться, — рукой Тодороки взъерошивает алые волосы. — Чёрт… Извините, просто… Я действительно завидую тому альфе, ему повезло с таким замечательным омегой, как Вы. Но я надеюсь, что Вы не запретите мне навещать Вас время от времени?


— Разве Вам не будет от этого больнее?.. — он так и не поднимает на него взгляда. Всё так же кланяясь.


— Будет. Но не видеть Вас ещё хуже.


— Тогда не имею ничего против…


— Вот и замечательно.


Да, этот человек умеет держаться гордо до последнего. Это потом он уже напьётся, чтобы забыться из-за отказа любимого.


Шото уходит, и стоит ему скрыться за поворотом, как Изуку оседает на землю, заливаясь слезами. Его всего трясёт. Он только что сам подписал себе посмертный приговор. Осталось только дождаться его исполнения. Странно, он-то думал, что выплакал всё, что мог, за годы жизни с Кацуки, оказывается — нет.


Владелец магазина, видя такое его состояние, пытается отправить его домой, но Мидория мёртвой хваткой вцепляется в его фартук, умоляя не увольнять. Истерика не проходит. Мужчина пытается убедить, что никто и не собирался его выгонять, но он не слушает, продолжая заливаться слезами, прижимаясь лицом ему в бок, хватая под колени, отчего пожилой омега едва не падает. Это помогает Изуку прийти в себя. Он извиняется, падая на колени, обещает впредь держать себя в руках. Управляющий в шоке смотрит на него, спрашивает, всё ли хорошо, но Изуку отнекивается, вымученно улыбается и возвращается к работе.


А альфа, всё это время стоявший за поворотом, наконец отрывается от стены, на которую опирался спиной, и уходит, сжимая в карманах руки со всей возможной силой…


***


Изуку был не в состоянии заставить себя идти в эту квартиру, слишком тошно. Но выбора ему никто не предоставлял. Хотя и пришёл он гораздо позже обычного.


Кацуки был дома, смотрел телевизор. По новостям передавали, что участились случаи нападения на омег. Альфа презрительно фыркнул и, не отрываясь от экрана, спросил:


— Где. Ты. Был.


Изуку замер при входе в гостиную: чтобы разогреть ужин, нужно пройти мимо парня, а этот цербер, похоже, давно караулит его.


— На работе задержали, — боль в затылке снова напомнила о себе пульсацией, но он даже не поморщился, привыкший.


Звон тарелок и бормотание телевизора нарушали тишину, царящую между ними. Бакугоу смотрел на него, его алый взгляд пугал не на шутку и ничего хорошего не предвещал. Изуку был уверен в этом, ведь он знает этого альфу столько лет.


Мытьё посуды прошло спокойно, но этот взгляд в спину был каким-то странным. Повернуться Мидория не решался, Кацуки молчал, хотя явно хотел что-то сказать. Возможно, придумывал, за что наорать и избить, а может, просто от скуки решил сделать в нём дырку. От страха руки нервно подрагивали. Он смывал пену с ножа, когда рука соскользнула, и лезвие оставило поперёк ладони большой кровоточащий порез. Кровь быстро начала капать в раковину.


Изуку замер на месте, сгибая руку, пытаясь пережать ладонь, отчего кровь устремилась к локтю, пропитывая собой рукав болотной толстовки. За спиной послышалось копошение, его резко развернули к себе лицом. Омега в ужасе встретился взглядом с кровавыми глазами напротив. Всё тело сковал страх. Бакугоу смотрел на его руку с какой-то растерянностью. Будто не знал, что делать. Мидория только почувствовал, как руку силой выпрямляют, осматривая кожу в области вен. Кацуки цыкнул и вышел из кухни. Это позволило омеге немного успокоиться, но парень уже вернулся, держа в руках аптечку.


Его за шкирку оттащили к стулу, руку вывернули порезом к свету, кровь продолжала капать на пол. Альфа хмурился, между бровей залегла тень, Изуку дрожал, не понимая, что с ним собираются сделать. В их аптечке по большому счёту не было ничего такого, разве что мазь от синяков почти что использованная. Ну, может, где-то завалялась просроченная перекись водорода. А вот и она! Жидкостью щедро поливают ладонь, но боли он даже не чувствует, только щиплет немного. Бакугоу разрывает упаковку бинта, пытается наложить повязку.


Это выглядит так неуклюже, но почему-то мило, что нервная дрожь простреливает в основание поясницы. Смотреть на Кацуки страшно, мало ли к чему это приведёт. Кажется, альфа пьян, алкоголем пахнет совсем немного, но всё равно ощутимо.


Стоит только аптечке защёлкнуться на замок, как Изуку вскакивает, кое-как благодарит альфу. Носится по кухне, домывает посуду, вытирает пол. Он не может остановиться, ему кажется, что, если он замрёт хоть на секунду, его просто разорвут на части, об этом говорит обозлённый взгляд, что прожигает лопатки.


На стене омега видит странное чёрное пятнышко и тут же спешит его оттереть. Это становится последней каплей. Стул с грохотом отлетает в сторону, Мидория вжимается в стену, поворачиваясь лицом к Кацуки. Тот надвигается слишком стремительно, занося правую руку для удара. Ничего не остаётся, только покорно склонить голову, ожидая боли. Это неизбежно. Защищаться нет смысла: это лишь сильнее разозлит его.


Изуку закрывает глаза, втайне мечтая, чтобы Кацуки ударил в голову со всей силы, тогда у него появится шанс сбежать из этого Ада. Пускай таким трусливым способом, но он получит свободу. Жить после сегодняшнего уже не хотелось. Не было сил влачить столь жалкое существование.


Бакугоу издаёт что-то наподобие рыка, а Изуку вскрикивает, когда кулак альфы со всей силы врезается в стену, в то самое пятно на ней. Омега в ужасе смотрит на образовавшуюся дыру, представляя, что было бы, будь на месте стены его голова.


Кацуки стряхивает рукой, по которой из разбитых костяшек стекает кровь. Он бормочет что-то наподобие «Не трону… больше… не посмею…». Остального Изуку уже не слышит. Его будто током бьёт, стоит подумать, как больно должно быть от такого удара.


— Б-бо-больно?.. — он тут же закрывает рот ладонью, на него рычат, демонстрируя клыки.


Альфа отходит к стулу, который только что отшвырнул, поднимает его и садится, смотря в никуда. Рука пульсирует от боли. Мидория заставляет себя отлипнуть от стены, он точно помнит, что в морозилке был лёд, а где-то в той же аптечке обезболивающая и заживляющая мазь от ссадин.


Зачем он это делает?


Он и сам не знает. Просто делает, и всё. Возможно, от безысходности и омежьих инстинктов, которые всегда заставляют заботиться обо всём и всех. Возможно, из жалости. А может быть, из благодарности за то, что сдержался, не ударил…


Парень удивлённо выгибает бровь, когда к нему пододвигают ещё один стул, а на кулак ложится холодный компресс. Они сидят и молча смотрят кто куда. Только не друг на друга.


Минут через десять лёд исчезает, раны протирают перекисью, наносится мазь, накладывается тугая повязка…


Ночью снова не спалось. В комнате было до одури душно. Бакугоу любил жару, поэтому даже летом спал с закрытыми окнами, под одеялом. А Изуку её никогда не любил, ему больше нравилась холодная погода. Зима. Снег. Он уже и забыл, когда в последний раз радовался зиме. Вроде бы ещё в старшей школе, до первой течки…


Он тихо вышел из комнаты в гостиную, открыл окно и лёг на пол. Ветер был совсем лёгким, но прохладным. Его разморило, глаза начали слипаться. Изуку заснул, и только потом рядом раздались тихие шаги.


*4824.14 йен ~ 2635 рублей.